— О'кей. Звоните. Я постелю ей в комнате для гостей.
Только около девяти вечера Моника Фигуэрола и Микаэль Блумквист, завернувшись в простыни, вышли на кухню и сварганили себе салат из макарон, тунца, бекона и других остатков, имевшихся в холодильнике Моники. Этот ужин они запивали водой. Внезапно Моника Фигуэрола захихикала.
— Что?
— Подозреваю, что Эдклинт был бы слегка шокирован, если бы увидел нас сейчас. Велев мне держать тебя под контролем, он едва ли имел в виду занятия сексом.
— Начала все это ты. Меня поставили перед выбором: идти добровольно или в наручниках.
— Я знаю. Однако тебя не пришлось долго уговаривать.
— Может, ты и не осознаешь — хотя думаю, ты все прекрасно понимаешь, — что ты просто воплощенный секс. Какой же парень против такого устоит?
— Спасибо. Однако я не так уж сексуальна. И не слишком часто занимаюсь сексом.
— Хм.
— Это правда. Не так много людей, с которыми у меня доходит до постели. Этой весной я встречалась с одним парнем, но там все кончено.
— Почему же?
— Он довольно милый, но у нас получалось своего рода тоскливое соревнование по армрестлингу. Я была сильнее его, и он этого не вынес.
— О'кей.
— Ты тоже из тех, кому хочется потягаться со мной в рукоборстве?
— Ты хочешь знать, комплексую ли я из-за того, что ты более тренированная и физически сильная, чем я? Нет.
— По правде говоря, я заметила, что многие парни интересуются мной, но потом начинают меня провоцировать, пытаясь различными способами взять верх. Особенно когда обнаруживают, что я из полиции.
— Я не собираюсь с тобой соревноваться. Я сильнее тебя в своем деле, а ты сильнее меня в своем.
— Отлично. Такой подход меня устраивает.
— Почему ты меня подцепила?
— Я обычно поддаюсь импульсам, и это был как раз такой случай.
— О'кей. Но ты ведь работаешь не где-нибудь, а в СЭПО и пребываешь в эпицентре расследования, где я являюсь одним из действующих лиц…
— Ты считаешь, что я поступила непрофессионально? Возможно, да, мне не следовало этого делать. И если все выйдет наружу, у меня будут большие проблемы. Эдклинт рассвирепеет.
— Я не проболтаюсь.
— Спасибо.
Они немного помолчали.
— Не знаю, что из этого получится. Ты ведь, насколько я поняла, любитель создавать сложности. Это так?
— Да. К сожалению. И я, в общем-то, не ищу себе постоянной девушки.
— О'кей. Я предупреждена. Пожалуй, я тоже не ищу постоянного бойфренда. Может, сохраним это на дружеской основе?
— Желательно. Моника, я не стану никому рассказывать о наших отношениях. Но если дело обернется плохо, у меня может возникнуть жуткий конфликт с твоими коллегами.
— Честно говоря, не думаю. Эдклинт — человек справедливый. И мы действительно хотим разобраться с этим «Клубом Залаченко». Если твои построения верны, то это чистое безумие.
— Посмотрим.
— С Лисбет Саландер у тебя тоже была связь.
Микаэль Блумквист поднял взгляд на Монику Фигуэролу.
— Послушай… я не открытая книга, доступная любому желающему. Мои отношения с Лисбет никого не касаются.
— Она дочь Залаченко.
— Да. И ей приходится с этим жить. Но она не Залаченко. Между ними, черт возьми, есть огромная разница.
— Я не хотела никого обидеть. Меня интересует, почему тебя так волнует эта история.
— Лисбет мой друг. И этим все сказано.
Сусанн Линдер из «Милтон секьюрити», одетая в джинсы, черную кожаную куртку и кроссовки, прибыла в Сальтшёбаден около девяти часов вечера, получила от Давида Русина инструкции и обошла с ним вокруг дома. Ее снаряжение — лэптоп, телескопическая дубинка, баллончик со слезоточивым газом, наручники и зубная щетка — умещалось в зеленой военной сумке, которую она распаковала в комнате для гостей. После этого Эрика Бергер предложила ей кофе.
— Спасибо. Вы явно считаете меня гостем, которого надо развлекать всеми доступными способами. На самом же деле я отнюдь не гость. Я — необходимое зло, внезапно ворвавшееся в вашу жизнь, пусть и на пару дней. Я шесть лет прослужила в полиции и уже четыре года работаю в «Милтон секьюрити». Я профессиональный охранник.
— Вот как.
— Вам угрожает опасность, и я нахожусь здесь в качестве стражника, чтобы вы могли спокойно спать или работать, почитать книгу или делать то, что вам хочется. Если у вас есть потребность выговориться, я с удовольствием послушаю. А если нет, то у меня с собой имеется книга, которую я могу почитать.
— О'кей.
— Я хочу сказать, что вы должны вести нормальную жизнь и не обязаны меня развлекать. Иначе я буду только мешать вам. Лучше всего смотрите на меня как на временную коллегу.
— Должна признаться, что вся эта ситуация для меня в новинку. Будучи главным редактором «Миллениума», я тоже подвергалась угрозам, но на чисто профессиональном уровне. А тут какой-то отвратительный человек…
— Который зациклился именно на вас.
— Что-то в этом роде.
— Организация настоящей личной охраны будет стоить огромных денег, и вам придется договариваться лично с Драганом Арманским. Чтобы это имело смысл, должна существовать четкая и конкретная угроза. Для меня же это просто подработка. Я возьму по пятьсот крон за ночь за то, чтобы до конца недели спать здесь, а не дома. Это дешево и намного меньше того счета, который бы я выставила, работай я по заданию «Милтон секьюрити». Вам это подходит?
— Подходит.
— Если что-нибудь произойдет, я хочу, чтобы вы заперлись в спальне и предоставили разбираться мне. Ваша задача — нажать на кнопки сигнализации, которая установлена на случай нападения.
— Ясно.
— Я говорю серьезно. Если начнется драка, я не хочу, чтобы вы путались у меня под ногами.
Около одиннадцати Эрика Бергер пошла спать. Закрывая дверь спальни, она услышала, как щелкнул замок. Она, не торопясь, разделась и улеглась в постель.
Несмотря на заверения гостьи, что ее не нужно развлекать, Эрика и Сусанн Линдер два часа провели на кухне вместе. В обществе Сусанн Эрика чувствовала себя непринужденно, и они прекрасно понимали друг друга, обсуждая психологические факторы, толкающие некоторых мужчин на преследование женщин. Сусанн Линдер заявила, что плюет на всякую психологическую ерунду. Главное то, что таких психов нужно унимать, и работа в «Милтон секьюрити» давала ей возможность заниматься именно этим.
— Почему вы ушли из полиции? — поинтересовалась Эрика Бергер.
— Лучше спросите, почему я стала полицейским.
— О'кей. Почему же вы стали полицейским?
— Потому что, когда мне было семнадцать, мою близкую подругу ограбили и изнасиловали в машине три мерзавца. Я пошла работать в полицию, поскольку моя голова была забита романтическими представлениями вроде того, что полиция существует для предотвращения подобных преступлений.
— Да…
— Мне не удалось предотвратить ни единой мерзости. В качестве полицейского я всегда прибывала на место уже после совершения преступления. Я не выносила чванливого жаргона патрульной службы и быстро поняла, что некоторые правонарушения даже не расследуются. Ваш случай — классический тому пример. Вы пытались звонить в полицию и заявлять о случившемся?
— Да.
— И полиция приехала?
— Не совсем. Мне посоветовали подать заявление в ближайшее отделение.
— О'кей. Значит, вам все понятно. Теперь я работаю у Арманского и вступаю в дело еще до совершения преступления.
— При угрозе женщинам?
— Я занимаюсь самыми разными вещами. Анализом вопросов безопасности, личной охраной, слежкой и тому подобным. Но это чаще всего связано с людьми, подвергающимися угрозе, и мне здесь нравится гораздо больше, чем в полиции.
— О'кей.
— Есть, конечно, и минусы.
— Какие?
— Мы помогаем только клиентам, способным платить.
Лежа в постели, Эрика Бергер продолжала размышлять над словами Сусанн Линдер. Деньги на меры безопасности есть не у всех. Сама она, не моргнув глазом, приняла предложение Давида Русина сменить несколько дверей, установить двойную сигнализацию и поручить мастерам выполнение целого ряда работ. Стоимость всех действий выльется где-то в 50 000 крон, но у нее средства есть.
Ей вспомнилось подозрение, что угрожающий ей человек как-то связан с «СМП» — он ведь знал о том, что она повредила ногу, — и она подумала над этим. Первым на ум приходил Андерс Хольм. Он ей не нравился и, соответственно, сразу попадал под подозрение, однако едва она появилась в редакции на костылях, как новость распространилась молниеносно.
А еще необходимо браться за проблему с Боргшё.
Внезапно Эрика села в постели, нахмурила брови и огляделась по сторонам. Куда же она положила папку Хенри Кортеса с материалами о Боргшё и фирме «Витавара АБ»?
Эрика встала, натянула халат и оперлась о костыль. Потом открыла дверь спальни, прошла в кабинет и включила верхний свет. Нет, в кабинете она не была после того, как… как читала папку, лежа накануне вечером в ванне. А потом положила ее на подоконник.
Эрика заглянула в ванную комнату. Папки на окне не было.
Она долго стояла, вспоминая свои действия.
Я вылезла из ванны, пошла ставить кофе, наступила на осколок, и тут меня поглотили другие проблемы.
Она не помнила, чтобы утром видела папку. И никуда ее не переносила.
Внезапно Эрика похолодела. В последующие пять минут она систематично обыскала ванную, перетряхнула кипы бумаг и пачки газет на кухне и в спальне. Под конец ей пришлось констатировать, что папка исчезла.
В какой-то момент между тем, как она наступила на стекло, и появлением утром Давида Русина кто-то зашел в ванную и забрал папку «Миллениума» с материалами о «Витавара АБ».
Потом Эрика сообразила, что в доме у нее есть и другие секреты. Быстро дохромав обратно до спальни, она выдвинула нижний ящик стоящего возле кровати комода. Сердце ушло в пятки. Все люди имеют тайны. Она хранила свои в комоде, в спальне. Дневник Эрика Бергер регулярно не вела, но временами к нему обращалась. Там хранились старые любовные письма.
В комоде лежал конверт с фотографиями, казавшимися забавными во время съемки, но совершенно не подходящими для публичной демонстрации. Когда Эрике было лет двадцать пять, она состояла членом клуба «Экстрим», устраивавшего частные вечеринки для любителей выряжаться в кожу. Если глядеть на некоторые фотографии с вечеринок трезвыми глазами, едва ли можно сказать, что она выглядит на них вполне адекватной.
Но самое ужасное — там находилась видеозапись, сделанная во время отпуска в начале девяностых годов, когда они с мужем гостили у художника по стеклу Торкеля Боллингера в его летнем доме на Коста дель Соль. Во время того отпуска Эрика обнаружила у мужа явные бисексуальные наклонности, и они вместе оказались в постели у Торкеля. Отпуск проходил великолепно. Видеокамеры были еще в новинку, и созданный ими в шутку фильм, безусловно, не предназначался для просмотра с детьми.
Ящик комода оказался пуст.
Черт побери, как можно быть такой идиоткой?
На дне ящика кто-то выписал распылителем хорошо знакомые ей пять букв.
Глава
19
Пятница, 3 июня — суббота, 4 июня
Около четырех утра пятницы Лисбет Саландер закончила писать автобиографию и отправила копию Микаэлю Блумквисту на адрес «Stolliga_Bordet» на yahoo. После этого она просто лежала в постели, глядя в потолок.
Лисбет сообразила, что 30 мая ей исполнилось двадцать семь лет, но она даже не вспомнила о своем дне рождения. Ей уже случалось встречать очередной день рождения в неволе, когда она лежала в детской психиатрической клинике Святого Стефана, и, если дело примет скверный оборот, она рискует в будущем провести в сумасшедшем доме много таких знаменательных дат.
Мириться с этим Лисбет не собиралась.
Когда ее лишили свободы в первый раз, она едва достигла подросткового возраста. Теперь же она взрослая и обладает более значительными знаниями и навыками. Лисбет задумалась над тем, сколько ей потребуется времени, чтобы сбежать, обосноваться в безопасном месте где-нибудь за границей, раздобыть новые документы и начать новую жизнь.
Встав с кровати, Лисбет пошла в туалет и посмотрелась в зеркало. Ходила она уже нормально, не хромая. Она пощупала внешнюю сторону бедра, где пулевое ранение благополучно зажило и остался только шрам. Потом покрутила руками и подвигала туда-сюда плечами. Немного тянуло, но она чувствовала себя практически здоровой. Постучав по голове, Лисбет решила, что ее мозг не слишком пострадал от того, что его продырявила пуля.
Ей чертовски повезло.
Пока у нее не появился доступ к компьютеру, она строила планы побега из запертой палаты Сальгренской больницы.
Но доктор Андерс Юнассон и Микаэль Блумквист, снабдившие ее компьютером, нарушили первоначальные планы. Прочитав тексты Микаэля, она долго размышляла, анализировала последствия, обдумывала его план и взвешивала собственные возможности. В виде исключения она решила последовать его совету — протестировать систему. Микаэль Блумквист уверял, что ей, собственно, нечего терять, и предлагал совершенно иную возможность бежать. Если его план не сработает, ей просто придется планировать побег из клиники Святого Стефана или из какого-то другого сумасшедшего дома.
Но на самом деле к решению сыграть в предложенную Микаэлем игру ее подтолкнула жажда мести.
Лисбет ничего не прощала.
Залаченко, Бьёрк и Бьюрман мертвы.
Но Телеборьян жив.
Равно как и ее братец Рональд Нидерман. Хоть, в принципе, он и не ее проблема. Конечно, он помогал ее убивать и закапывать, но это казалось не столь важным. Если я когда-нибудь с ним столкнусь, тогда посмотрим, а пока он — проблема полиции.
Но Микаэль прав — за заговором должны стоять еще другие, неизвестные лица, искалечившие ее жизнь. Ей необходимо заполучить имена и персональные идентификационные номера этих анонимных лиц.
И в результате Лисбет решила последовать плану Микаэля и написала голую, неприукрашенную правду о своей жизни в форме сухой автобиографии на сорока страницах. Она тщательно подбирала формулировки, и каждое предложение содержало только правду. Микаэль прав: шведские СМИ уже распространили о ней настолько чудовищные утверждения, что никакие безумные откровения уже не смогут нанести дополнительный ущерб ее репутации.
Вместе с тем автобиографию нельзя было назвать полностью правдивой: Лисбет едва ли рассказала всю правду о себе и своей жизни. Это ей было совершенно ни к чему.
Вернувшись к кровати, Лисбет снова забралась под одеяло. Она испытывала какое-то непонятное раздражение. Протянув руку, она достала принесенный ей Анникой Джаннини блокнот, которым почти не пользовалась, и открыла первую страницу. Там была записана одна-единственная строчка:
(х3 + у3 = z3)
Прошлой зимой Лисбет провела несколько недель на Карибских островах, упорно размышляя над теоремой Ферма. Вернувшись в Швецию, она продолжала игру с уравнениями, пока ее не отвлекли поиски Залаченко. И теперь ее не покидало раздражающее чувство, что она когда-то нащупала решение…
Но не могла его вспомнить.
Невозможность что-то вспомнить была для Лисбет Саландер феноменом незнакомым. Она проверяла себя — заходила в Интернет и выбирала наобум несколько HTML-кодов, которые мельком просматривала, запоминала и потом воспроизводила с абсолютной точностью.
Она не утратила своей фотографической памяти, которую считала проклятием.
В голове все работало, как всегда.
За исключением того, что она вроде бы помнила, что нашла решение теоремы Ферма, но не могла сообразить, как, когда или где.
Главное, она не испытывала к этой загадке никакого интереса. Теорема Ферма ее больше не увлекала. Именно так Лисбет и была устроена — она увлекалась какой-нибудь загадкой, но, разгадав ее, сразу теряла к ней интерес.
Именно такое ощущение у нее и было по отношению к теореме Ферма. Она перестала быть неким чертиком на плече, который постоянно требовал внимания и дразнил ее ум. Просто какая-то маленькая формула, несколько закорючек на листе бумаги, и Лисбет не испытывала ни малейшего желания за нее браться.
Это ее беспокоило. Она отложила блокнот.
Надо бы поспать.
Вместо этого Лисбет достала компьютер и вышла в Интернет. Немного подумав, она зашла на жесткий диск Драгана Арманского, который еще не посещала с тех пор, как заполучила компьютер. Арманский сотрудничает с Микаэлем Блумквистом, но особой необходимости читать, чем он занимается, она не ощущала.
Лисбет стала рассеянно просматривать его электронную почту.
Потом нашла сделанные Давидом Русином выводы насчет обеспечения безопасности в доме Эрики Бергер и удивленно подняла брови.
Эрику Бергер кто-то преследует.
Она наткнулась на докладную записку сотрудницы Сусанн Линдер, которая явно провела прошлую ночь у Эрики Бергер и отослала отчет, не дожидаясь утра. Лисбет посмотрела на время отправления: сообщение ушло около трех ночи, и в нем говорилось, что Бергер обнаружила исчезновение из комода в спальне личных дневников, писем и фотографий, а также видеозаписей сугубо интимного характера.
Обсудив ситуацию, мы с фру Бергер пришли к выводу, что кража, вероятно, произошла в то время, когда она находилась в больнице, после того как наступила на осколок стекла. Примерно в течение двух с половиной часов дом оставался без присмотра, а сигнализация от НИП не была подключена. Все остальное время, до момента обнаружения кражи, в доме находились либо Бергер, либо Давид Русин.