Леха обратился ко мне. У него была одна странная привычка. Когда он кому-то что-то важное говорил или очень внимательно слушал, он пристально смотрел в глаза человеку. Очень спокойно и почти не мигая. Создавалось впечатление, что он, в случае твоего неверного ответа или движения, бросится и оторвет голову. Взгляд очень пронизывающий и вызывающий пренеприятнейшие ощущения. Вот именно так он и смотрел сейчас на меня. Врать было совершенно невозможно.
– Так. Поднимал. Так и все поднимали.
– Правильный ответ, – Леха отвел свой змеиный взгляд. – И я поднимал. И я верил, как и все, в «светлое будущее коммунизма». Так-то вот. А сейчас те, кто так же, как и мы, поднимали руки на собраниях, кричат, что все это неправда и они не такие, что их заставляли. Врут сами себе и делают вид, что это не так. Основной аргумент – все так делали. А твоя голова где была? В жопе? А сейчас вдруг внезапно на место вернулась и начала думать? Бред.
Вся разница в том, что я честно признаю то, что поднимал руку сам, а те, кто кричат про «свободу и демократию», – нет.
Как можно слушать людей, которые себе врут и еще при этом пытаются учить других, как жить?
Я разве не прав, Вань?
Молчали мы долго. Леха пил, а я прихлебывал чай и раздумывал над его словами.
– Ты правда считаешь, что ты прав? – наконец спросил я его. Он опрокинул еще одну стопку.
– А это совершенно неважно, друг мой, прав я или нет. Важно другое. Голову пора включать, выключать стадный инстинкт и начинать думать, а мы до сих пор лозунгами разговариваем.
Тема была очень скользкая, и я решил вернуться к тому, с чего мы собственно и начали.
– А вообще старые большевики тебе как? Неужели никого нормального там не было?
Леха с интересом посмотрел на меня, после чего улыбнулся.
– Конечно, были. Не все же они поголовно уроды. Ты специально от темы ушел?
Обманывать его не было никакого смысла, поэтому я ответил честно.
– Специально. А что?
– Молодец. Так и нужно. Я же тоже от темы ушел про «кровавую гэбню» и свел все к мнению своей бабушки покойной. Ты этого не заметил?
– Точно. А зачем?
– По той причине, что свою голову в чужую не вложишь, а спорить на эту тему бесполезно. Если не хочешь в будущем портить отношения с людьми из-за подобной херни, переключайся всегда с этих тем. Что с политических, что религиозных. Ничего хорошего не будет. Будь умнее, – Леха задумался ненадолго. Он вообще предпочитал сначала подумать, а потом говорить. Иногда я замечал, что он предпочитает молчать даже в том случае, когда точно знает ответ. – Но тебе я расскажу, что думаю про чекистов. С чекистами, Ваня, вообще ситуация достаточно сложная. Действительно они почувствовали после 1917 года вкус крови и безнаказанность. Отсюда и корни всех их проблем, которые вылились в «чистки». У них, чекистов, долго не было никакого противовеса, как например, сейчас в виде МВД. Много они чего наворотили. И злоупотребления, и крышевание нэпманов, и наркотики.
– Ну, про наркотики ты загнул. Нигде же не написано про это.
– Само собой нигде. Никто и не напишет о том, что чекисты на наркоте сидели первые годы новой власти. Честь мундира дороже.
– А с чего ты тогда это взял-то?
– Так умение думать и логику никто не отменял. Светлые образы – это хорошо, но не надо уж слишком-то осветлять. Перебор получается и отторжение. Сам подумай вот над чем. Люди работали сутками, неделями и месяцами, если не годами, без нормального отдыха. Как они могли это делать? Заседать по трое суток, делая перерыв только днем на текущую работу. Заметь – не на еду или сон, а на работу. Как же так? Может, люди другие были? Или здоровья у них было побольше, чем у нас? Будь ты хоть семи пядей во лбу, но Наполеонов и Леонардо да Винчи, которые работают день напролет, а спят по три часа в сутки и им этого хватает, очень мало. Давай соберем сто человек. Пятьдесят ярых коммунистов и столько же ярых демократов. Запрем их на трое суток, не будем давать спать, есть, а заставим заседать, и с утра будем заставлять работать до вечера. Через какое время они упадут?
– А где ты такую информацию взял?
– Так читал я очень интересную книгу – «О Феликсе Дзержинском», издание второе, дополненное, называется. Есть у меня дома. Это воспоминания, очерки, статьи современников. Вот там-то и упоминается про такие заседания.
Вывод – использовали стимуляторы.
– Да ладно. Какие там могли быть стимуляторы?
– Кокаин. В любой аптеке продавался. Цена грамму – рубль, может, чуть больше. Обед в средней руки забегаловке стоил пятьдесят копеек. Купил на пару рублей «кокоса», и ходи вштыривайся неделю. Жрать не тянет. Экономия налицо.
– Не верю я тебе, Леха. Это же кокаин. Не могло все так просто быть.
– Кокаин наркотиком-то признали в 1912 году, а до этого он вообще в свободной продаже был. Да и не относились к нему как к наркотику. Как к стимулятору – да, как к обезболивающему средству – тоже да. Это как у нас сейчас относятся к кофе и сигаретам или энергетическим напиткам. Ты же не будешь называть наркоманом человека, который употребляет «РедБулл» или «Адреналин»?
– Нет, конечно.
– Вот тебе и разница. В начале двадцатого века люди тоже не воспринимали кокаин как наркотик. Может, пройдет еще сто лет и нас всех, поголовно, в наркоманы потомки запишут. Вполне возможно, что у них и кофе, и сигареты, и энергетики будут под запретом.
– Все равно ты меня не убедил. Это все недоказуемо.
– Давай тащи свой ноутбук! Буду доказывать.
Я принес ноутбук, включил его. Леха какое-то время возился, что-то медленно набирая на клавиатуре и чертыхаясь. Наконец он победно посмотрел на меня.
– Вот, смотри. Эти воспоминания и в Интернете уже есть.
Следующие минут тридцать мы пристрастно изучали воспоминания разных видных и не очень известных большевиков о Феликсе Эдмундовиче. Леха показал мне много интересных отрывков, которые касались непосредственно описания внешности Феликса Эдмундовича Дзержинского. Однако я продолжал возражать.
– Все эти горящие глаза и быстрые движения в описании этих людей ничего не доказывают.
– Само собой, – Леха хитро на меня посмотрел. – Но всегда есть нюансы, а у нюансов есть еще и оттенки.
– Здесь-то какие? – Этот вопрос я задал, уже чувствуя подвох. Леша, как всегда, видел что-то такое, чего обычно не замечают.
– Вот посмотри сюда. Практически везде все подчистили, а на воспоминания жены, видимо, рука не поднялась, – Леха показал мне воспоминания жены Железного Феликса, Софии Сигизмундовны. Статья называлась «С. С. Дзержинская. Пламенный революционер».
– И куда смотреть-то? – спросил я, после того как прочел.
Леха показал на небольшой отрывок, в котором говорилось об их встрече в октябре 1905 года.
Вот этот абзац:
«Он был освобожден 20 октября (2 ноября) 1905 года.
В тот же день я неожиданно встретила его. Вопреки законам конспирации, запрещающим здороваться на улице, он еще издали поклонился мне и остановился. Мы пожали друг другу руки. Юзеф сиял. Он смеялся и шутил, радовался, что на свободе, что из тюремных стен его вырвала революция, что можно снова отдать всего себя без остатка партийной работе. Он уже куда-то торопился. Поговорив с минуту, мы разошлись. Тюрьма оставила свой след на лице Юзефа, но глаза его горели».
– И что такого? – удивился я. – Ну, горят глаза у человека. Так горящие глаза легко увидеть у любого после суда. Такое состояние зэка называют «гон». От этого и пошло слово – «гонишь» и «гнать». Ты и сам все это прекрасно знаешь, Леша. Глаза блестят, человек лихорадочно энергичен. Второй вариант блеска глаз – человека выпустили. Первую неделю и глаза горят, человек не ходит – летает. Все это нервное. В этом примере посмеялись, потом разошлись, и что?
– В данном случае это только один из примеров. Сопоставь с другими, и будет уже клиническая картина. Ваня, ты же нормальный человек? – Леха пристально посмотрел на меня и ответил за меня сам: – Нормальный. Теперь представь, что это у Дзержинского был третий отсиженный срок. Он только что вырвался из тюрьмы. Ему каторга грозила. Срочно «сдуваться» надо. Все другие пишут, да и жена в том числе, только немного ниже в тексте, что он был очень строгим конспиратором. Налицо – состояние эйфории, причем человек явно расторможен настолько, что неадекватен ситуации и своему положению. Добавь еще горящие глаза, и все становится на свои места. Теперь посмотри клиническую картину употребления кокаина, и все встанет на свои места.
Леха набрал в поисковике искомое и открыл статью, посвященную кокаину.
– Смотри и сравнивай. Все на месте.
– Я все равно не уверен. Это же его жена пишет.
– Все верно. Только поженились они через пять лет, а на тот момент были просто знакомы и не близко. Это свидетельство современницы, на основании которого можно составить клиническую картину. Это единственный путь, который нам доступен для доказательства.
– И что такого? – удивился я. – Ну, горят глаза у человека. Так горящие глаза легко увидеть у любого после суда. Такое состояние зэка называют «гон». От этого и пошло слово – «гонишь» и «гнать». Ты и сам все это прекрасно знаешь, Леша. Глаза блестят, человек лихорадочно энергичен. Второй вариант блеска глаз – человека выпустили. Первую неделю и глаза горят, человек не ходит – летает. Все это нервное. В этом примере посмеялись, потом разошлись, и что?
– В данном случае это только один из примеров. Сопоставь с другими, и будет уже клиническая картина. Ваня, ты же нормальный человек? – Леха пристально посмотрел на меня и ответил за меня сам: – Нормальный. Теперь представь, что это у Дзержинского был третий отсиженный срок. Он только что вырвался из тюрьмы. Ему каторга грозила. Срочно «сдуваться» надо. Все другие пишут, да и жена в том числе, только немного ниже в тексте, что он был очень строгим конспиратором. Налицо – состояние эйфории, причем человек явно расторможен настолько, что неадекватен ситуации и своему положению. Добавь еще горящие глаза, и все становится на свои места. Теперь посмотри клиническую картину употребления кокаина, и все встанет на свои места.
Леха набрал в поисковике искомое и открыл статью, посвященную кокаину.
– Смотри и сравнивай. Все на месте.
– Я все равно не уверен. Это же его жена пишет.
– Все верно. Только поженились они через пять лет, а на тот момент были просто знакомы и не близко. Это свидетельство современницы, на основании которого можно составить клиническую картину. Это единственный путь, который нам доступен для доказательства.
Остальные нюансы, такие как доступность, дешевизна, распространенность кокаина или то, что в 1917–1920 годах в России было громадное количество наркоманов, в том числе и детей, и невероятное количество наркотиков, – косвенные. Как и слухи о том, что после революции чекисты реквизировали весь кокаин и спирт в аптеках Питера. Рецепт «балтийского коктейля» или «чая», как его еще называют, приписывают именно Феликсу Эдмундовичу. Если учесть, что в конце жизни у него не было никаких признаков кровотечения из носа или некроза носовой перегородки, иначе об этом обязательно упомянули бы, получается, что сидел Феликс Эдмундович на «балтийском коктейле», который и другие чекисты уважали очень. Сильнейший стимулятор, но при этом спирт вызывает приятную расслабленность. Вот тебе и плавные движения в сочетании с потрясающей работоспособностью.
– Леха. Это все, конечно, круто, но тебе зачем это надо?
– А я за историческую справедливость. Все кругом понаделали себе «светлых образов» и продают их кто как может. Пора от них избавляться. Иначе ничего путного не будет еще лет сто.
– Дзержинского-то ты зачем так?
– Уважаю я его, но считаю, что пора его уже нормальным человеком показать. Со своими достижениями, со слабостями и недостатками. Мы же не о человеке говорим. Мы же его образ обсуждаем. Кто-то носится с ним как с иконой, а кто-то проклинает, как только может. Много человек сделал. На работе сгорел живьем. На стимуляторах годами сидел и ведь прекрасно понимал, что это для него лично ничем хорошим не закончится. Вот за это я его уважаю. Свою жизнь человек положил за дело революции. До сих пор в половине чекистских кабинетов висит его портрет или бюстик стоит, а во второй половине – в ящике стола припрятан. Просто так, что ли? Если не уважали бы этого человека, выкинули бы все в мусорную корзину и забыли о нем. Не согласен, Ваня?
– Согласен, конечно. А развеивать-то зачем? И после этого ты еще говоришь, что хорошо к Феликсу Эдмундовичу относишься?
Мой друг ненадолго задумался. Он молча налил себе своего виски, потом встал, взял вторую стопку и налил туда газированной воды. Поставил предо мной. Сел и нахмурился.
– Давай выпьем за отца моего, Ваня, царство ему небесное.
Мы выпили не чокаясь, после чего, отвечая на мой явно написанный на лице вопрос, Леха сказал:
– Батя мой, покойник, вот точно так же в сорок девять лет умер. Сгорел на работе. Точно так же сидел на стимуляторах. Кофе пил литрами, а сигарету вообще из рук не выпускал. Пачки по три в день курил. Потом какие-то таблетки начал потреблять. Работа была нервная, поэтому пил, чтобы расслабиться. Я же к нему хорошо отношусь. Хороший он человек был, и люди так же говорят. С чего мне к Дзержинскому-то плохо относиться? Чем они отличаются-то? Оба для работы свою жизнь и здоровье положили. То, что сидели на стимуляторах, понимая, к чему это ведет, – только большой и жирный плюс обоим. Настолько для них работа была важна. Это по-любому считается.
– Это ты круто завернул, Леша. Никогда бы не подумал посмотреть с этой стороны. – Я не до конца поверил ему, но не признать, что в его словах была истина, тоже было нельзя. – Но все равно все это только лишь косвенные доказательства. Вот с Колчаком такую картину нарисовать можно. Одни двадцать разбитых в раздражении стаканов чего стоят.
Леха восхитился.
– Молодец, Ваня. На глазах растешь. Ушел со скользкой темы влет. Ни да не сказал, ни нет. Разговор плавно перевел в другую плоскость. Дипломат ты хороший. Только думай побольше и смотри внимательнее.
Я немного смутился, а Леха еще выпил, и, как говорится, «Остапа понесло».
– Короче, так. Сейчас поедем в один клубешник, «Ван Мо» называется. Тебе все равно делать нечего, с девчонками познакомимся, там сам все посмотришь. Совместим приятное с полезным. Можешь распечатать текст воспоминаний жены Феликса Эдмундовича? – Дождавшись моего утвердительного ответа, Леха начал кому-то названивать и требовать, чтобы его отвезли на Новый Арбат, аргументируя это тем, что он уже бухой и за руль не сядет, потому что маме обещал пьяным не ездить. К тому моменту, как я распечатал нужный текст и собрался, машина уже подъехала. С одной стороны, когда мой друг был в таком состоянии, спорить с ним было бесполезно, с другой – мне действительно было скучно, поэтому я и не сопротивлялся этой инициативе.
За рулем был кто-то из Лешиных друзей, и по дороге они обсуждали какие-то свои вопросы на совершенно непонятном мне языке. Доехали быстро.
Перед клубом стояла достаточно большая очередь, но Леха сразу пошел к входу. На чей-то выкрик: «Здесь очередь. Куда прешь?» Леха жизнерадостно ответил: «Туда!» – и пошел дальше.
Потом обернулся и обратился к очереди:
– Ты еще спроси – зачем?
Сначала ответа не последовало, но потом какие-то девчонки хором крикнули: «Зачем?» и рассмеялись. Леша в ответ тоже рассмеялся и ответил: «Затем!» – после чего преспокойно двинулся дальше. Я шел за его спиной и удивлялся тому, насколько быстро он стал тут своим. Люди, мимо которых мы проходили, улыбались и просто пропускали нас вперед. Когда дошли до стоявших при входе охранников, те заулыбались и пропустили его, а меня хотели задержать. Но Алексей повернулся и, указав на меня рукой, заявил: «Этот пацан со мной. Остальные – нет».
Затем за руку поздоровался с охранниками и подошел к парнишке, который стоял на фейс-контроле. Тот явно узнал Леху, они поздоровались. После чего молодой человек обратил внимание на меня и несколько помрачнел. Леша увидел эту перемену, наверное, раньше, чем я. Скорее всего, он ожидал такой реакции, поэтому рассмеялся.
– Мить, братан, ну чего ты хмуришься-то, в натуре? Парень нормальный. Со мной он.
Фейс-контрольщик внимательно, но явно недовольно и с некоторым подозрением осмотрел меня, а потом повернулся к моему другу:
– Одет вроде нормально, но какой-то он невеселый. Леша, ты же знаешь правила. И чего он бледный-то?
Леха ответил сразу.
– Мить, не гони, ровно все. Не по этим делам парень. Отвечаю. Пацан – компьютерщик, офигитительный просто. Всю дорогу в телик пялиться-то – любому поплохеет. Где ты не бледного нормального системщика видел? Его Иван зовут. Знакомьтесь. Ваня, это Дмитрий, наш человек.
Мы поздоровались. Дмитрий уже с пониманием посмотрел на меня, но сдавать позиции явно не собирался.
– А невеселый почему такой?
– А чего ты хотел? Он же меня терпит уже несколько часов. Ты же меня знаешь.
Леша рассмеялся, потом я. Митя несколько удивленно посмотрел на нас, а потом махнул рукой и тоже засмеялся. Мы какое-то время хохотали, потом фейс-контрольщик еще раз внимательно на меня посмотрел и обратился к моему другу:
– Хорошо. Пропущу. Хоть один нормальный человек за твоим столиком сидеть будет.
Мы опять засмеялись, потом Леха спросил у Мити:
– А что, там уже есть кто-то?
– Ага. Саня сидит с какими-то девчонками.
– Который из трех Саней-то?
– Высокий худой который.
Леха восхитился:
– О! На ловца и зверь бежит. Круто. Мить, он вштыренный?
Дима немного замялся и утвердительно кивнул:
– Опять на какой-то дряни сидит, торчок хренов.
– Братан, ты не в курсах, кто ему наркоту пихает? Не у вас тут?
– Леха, ты же знаешь, у нас с этим строго.