Где будет труп - Дороти Сэйерс 18 стр.

А он про кого подумал?

6. Выяснить, не мог ли П. А. добраться до Утюга на лодке Поллока. Выяснить, что случилось с 300 фунтами золотом. Обыскать лодку на предмет кровавых пятен. (Полиция.)

Перкинс (Лондонский)

Следует отметить

1. Отличительные черты: невысокий, хилый, сутулый. В очках — очевидно, близорук. Жаловался, что натер пятку.

Говорил как кокни. Казался робким.

Следует сделать

1. Найти его.

2. Встретился Г. В. на дороге в 16.15 примерно в полумиле от дома Поллока, т. е. примерно в полутора милях от Утюга и в трех от Дарли. Сказал, что идет из Уилверкомба.

2. Выяснить, видел ли его кто-нибудь на дороге.

Примечание: от Уилверкомба до места его встречи с Г. В. всего семь миль. Когда он вышел в путь? Где спал в ночь на четверг? (Полиция должна была что-то узнать — спросить Ампелти.)

3. Услышав от Г. В. про труп, повернул назад и сопровождал ее якобы для защиты (хотя пользы от него было как от дождевика под пулеметным огнем).

3. Найти его и узнать, что он за тип.

4. Охотно зашел к Поллокам, но разозлился, когда Г. В. заговорила с Мартином.

4. Найти его! Найти Мартина!

5. Загадочным образом исчез, пока Г. В. телефонировала в полицию, нанял машину до станции «Уилверкомб» и неизвестно, куда делся.

5. Найти его! Найти его! Найти, черт побери (полицию).

Уимзи склонил голову набок.

— Тут каждый следующий персонаж подозрительнее предыдущего. Кто там еще? Как насчет покинутой Лейлы Гарленд, например? Или этого Антуана? Или Лейлиного нового мужчины?

— С ними надо сначала встретиться, а уж потом что-то делать.

— Да, но у Лейлы или у мужчины — как его? да Сото — мог быть мотив для того, чтоб избавиться от Алексиса!

— Ну мы же уже записали, что ими нужно заняться. Это все? Ой, нет.

— Нет. Мы дошли до моего любимчика. Первоклассный подозреваемый, просто подарок — зловещий мистер Мартин.

Хэвиленд Мартин

Следует отметить

1. Отличительные черты: высокий, крупный, волосы темные. Черные очки, татуировка на правом запястье. Одет в защитного цвета рубашку и шорты, мягкую шляпу с широкими полями.

Следует сделать

1. Обратить внимание на татуировку! Их ведь подделывают вообще-то. (Г. В.) Ерунда! (П. У.)

2. Прибыл в Дарли во вторник, 16-го, в шесть часов. Приехал на прокатном «моргане» со стороны Хитбери.

2. Факт. Почему на «моргане»?

3. Хотя в деревне его раньше не видели, знал все о Хинкс-лейн и мистере Гудриче.

3. Возможно, кто-то встретил его в Хитбери или еще где-нибудь и рассказал. Выяснить.

4. В четверг, 18-го, его видели в «Трех перьях» около часа дня, ел там ланч.

4. Факт, по всей видимости.

5. Ушел из «Перьев» не раньше 13.30.

5. Увы, тоже факт.

6. Мистер Полвистл и Том видели его в гараже и на Хинкс-лейн между 15.00 и 16.00.

6. Еще один факт, разве что оба гнусно лгут!

7. В предыдущую пятницу взял машину в лондонском гараже, сославшись на банк в Кембридже.

Не оставил адреса. Банк подтверждает, что он их вкладчик с пятилетним стажем.

7. Следить за банком. Попытаться каким-то образом выудить информацию из управляющего.

8. В четверг он точно не добирался до Утюга по дороге. А прийти туда по берегу к двум часам он бы не успел. (Самолеты не рассматриваем.)

8. Алиби у него, Шерлок, — зубы сломаешь!

9. При осмотре места, где стояла его палатка, обнаружен ряд разнородных объектов (см. собрание Уимзи). Жалоб на него не поступало, за исключением фермера Ньюкомба, который жаловался на дыру в изгороди.

9. Прогуляться сегодня по берегу от Утюга до Дарли — отличная работка для Г. В. и П. У.

— И это, — победно заключил Уимзи, рисуя завитушку в конце таблицы, — чудесно завершает наше исследование.

Гарриет нахмурилась.

— Да. Но… вот об этом вы не думали? — спросила она не слишком уверенным голосом, а затем принялась строчить по бумаге.

Гарриет Вэйн

Следует отметить

1. Отличительные черты: судима за убийство любовника и едва спаслась от виселицы.

2. Не исключено, что была знакома с Полем Алексисом в Лондоне.

3– Говорит, что нашла Алексиса мертвым в 14.10, но не может представить доказательств, что не видела его живым.

4. Несусветно долго добиралась до Утюга от Лесстон-Хоу.

5. Потратила три часа на то, чтобы пройти четыре с половиной мили и связаться с полицией.

6. Единственный свидетель обнаружения бритвы, времени смерти и обстановки на Утюге.

7. Была немедленно заподозрена Перкинсом и, вероятно, до сих пор под подозрением у полиции, которая устроила обыск в ее комнате.

Уимзи потемнел лицом.

— Они посмели? Какого черта…

— Да. Не смотрите так. Что еще им оставалось делать?

— Я скажу Ампелти… пару слов.

— Нет, избавьте меня от этого.

— Но это нелепо.

— Вовсе нет. Вы думаете, я совсем дура? И не знаю, почему вы прискакали сюда сию секунду, как узнали о трупе? Конечно, это очень мило с вашей стороны, и я должна быть вам благодарна. Думаете, мне это нравится?

Уимзи с посеревшим лицом встал и подошел к окну.

— Когда вы узнали, что я тут делаю себе рекламу, вы наверняка решили, что это бесстыдство. Так и есть. У такого человека, как я, нет другого выбора, кроме бесстыдства. Что, лучше было дождаться, пока газетчики сами отыщут в грязном белье самые ароматные подробности? Я не могу скрывать свое имя — оно меня кормит. А если все же скрою, это только добавит подозрительных обстоятельств, так? Думаете, мне приятно сознавать, что лишь покровительство лорда Питера Уимзи не позволяет людям вроде Ампелти открыто выражать неприязнь?

— Я боялся этого, — сказал Уимзи.

— Тогда зачем вы приехали?

— Чтобы вам не пришлось за мной посылать.

— Вот как?

Повисла напряженная пауза, в течение которой Уимзи мучительно вспоминал, что на самом деле сказал ему Солком Гарди из «Морнинг стар». Тот был слегка пьян и насмешливо заявил по телефону: «Слушайте, Уимзи, там эта ваша женщина, Вэйн ее фамилия, вляпалась в очередную сомнительную историю». Затем он вспомнил, как, объятый ужасом и гневом, влетел в редакцию на Флит-стрит и запугивал кающегося Гарди до тех пор, пока заметка в «Морнинг стар» не приобрела приличный вид, задавший тон комментариям в прессе. А вернувшись домой, обнаружил, что полиция Уилверкомба, пытаясь вести себя вежливо и сдержанно, уже осаждает его в надежде получить сведения о последних перемещениях и поведении мисс Гарриет Вэйн. Вздохнув, Уимзи вспомнил простую истину, что в идиотской ситуации лучше всего держаться вызывающе (Гарриет сама так сказала), даже если это означает публичную демонстрацию его чувств и уничтожение тонкой нити доверия, которую он с таким трудом и осторожностью протягивал между собой и этой ожесточенной, израненной женщиной.

Не говоря ни слова, он глядел в гневные глаза Гарриет и видел, как рушится его счастье.

Тем временем Гарриет, в запале наговорившая лишнего, смутно понимала, что несправедливо обидела собеседника, и испытывала к пострадавшей стороне необоснованную ненависть. Тот факт, что еще пять минут назад она была всем совершенно довольна, чувствовала себя непринужденно в обществе этого мужчины и вдруг поставила его и себя в невыносимое положение, казался ей еще одним пунктом в списке его проступков. Ей захотелось уязвить его посильнее.

— Вы, наверное, считаете, что я недостаточно унижена без этой вот демонстрации благородства. Что вы можете восседать тут дни напролет, как король Кофетуа[101], рыцарственный и щедрый, а люди пусть припадают к вашим ногам. Разумеется, всякий скажет: «Сколько он сделал для этой женщины — как великодушно с его стороны!» Вам это на руку, да? Думаете, если будете продолжать в том же духе, я растрогаюсь и смягчусь? Что ж, вы ошиблись, вот и все. Наверное, каждый мужчина считает, что ему достаточно продемонстрировать превосходство — и любая женщина тут же упадет в его объятия. Это отвратительно.

— Спасибо, — сказал Уимзи. — Наверное, я и правда такой, как вы говорите, — высокомерный, настырный, самодовольный, невыносимый и так далее. Но не отказывайте мне в капельке ума. Думаете, я сам не понимаю? Думаете, мужчине, который относится к женщине так, как я к вам, приятно прокладывать путь к ее сердцу под отвратительным бременем благодарности? Черт побери, я же прекрасно знаю, что у меня было бы больше шансов, будь я глухой, слепой, калека, умирай я от голода, пьянства или распутства, чтобы вы могли насладиться своим великодушием? Почему, по-вашему, я говорю о самых сокровенных чувствах как об опереточных страстях? Чтобы избежать горького унижения при виде того, как вас от них тошнит! Да поймите же, по этой чертовой прихоти судьбы я лишен простого человеческого права серьезно говорить о своей любви! Что, тут есть чем гордиться?

— Не надо так говорить.

— Я бы не стал, но вы меня заставили. Справедливости ради вспомните, что вы можете уязвить меня куда сильнее, чем я вас.

— Я знаю, я ужасно неблагодарна…

— ЧЕРТ!!!

Выдержка имеет свои пределы, и Уимзи их достиг.

— «Благодарна»! Господи! Куда мне деться от этого непотребного блеющего прилагательного? Мне не надо благодарности. Мне не надо доброты. Мне не надо сентиментальности. Мне даже любви не надо, я мог бы ее получить — в некотором смысле. Я хочу простой честности.

— Да? Но я тоже всегда ее хочу. Думаю, она недостижима.

— Слушайте, Гарриет. Я все понимаю. Я знаю, что вы не хотите ни давать, ни брать. Вы пытались быть в роли дающего и обнаружили, что того, кто дает, всегда обманывают. А принимать вы не хотите, потому что это очень трудно, а еще потому, что вы знаете: тот, кто берет, в конце концов начинает ненавидеть дающего. Вы хотите, чтобы ваше счастье больше никогда в жизни не зависело от другого человека.

— Это правда. Это самое правдивое из всего, что вы сказали.

— Хорошо. Я это понимаю. Только играйте по правилам. Не надо обострять эмоции, а потом винить в этом меня.

— Но я не хочу ничего обострять. Я хочу, чтобы меня оставили в покое.

— Вот как! Но вы беспокойная личность. Вечно заварите какую-нибудь кашу. Почему бы не сразиться на равных ко взаимному удовольствию? Я славный боец, как говорил Алан Брек[102].

— И уверены, что победите.

— Только не со связанными руками.

— О. Ну хорошо. Но все это так скучно и утомительно!

Сказав это, Гарриет по-идиотски расплакалась.

— Боже милостивый! — вскричал ошеломленный Уимзи. — Гарриет! Дорогая! Ангел! Изверг! Чертовка! Не говорите так.

Он бросился перед ней на колени, дрожа от раскаяния и волнения.

— Обзывайте меня как хотите, но только не скучным! Я же не такой, как завсегдатаи клубов! Дорогая, возьмите этот, он куда больше и совершенно чистый. Скажите, что вы пошутили! Великий боже! Неужто я все эти полтора года нагонял на вас беспредельную тоску? Как я мог так поступить с порядочной женщиной! Я знаю, вы когда-то сказали, что если за меня кто и выйдет, то только чтобы слушать, как я мелю чепуху, но, наверное, такие вещи скоро приедаются. Что я несу? Чушь, я знаю. Но что же тут поделать?

— Болван! Это нечестно. Вы всегда меня смешите. Я не могу сопротивляться, я очень устала. Вам это ощущение, похоже, незнакомо. Стойте. Пустите. Не надо на меня давить. Слава богу, телефон звонит.

— К черту телефон!

— А если это что-то важное?

Она встала и подошла к аппарату. Уимзи, оставшийся стоять на коленях, выглядел и чувствовал себя в высшей степени нелепо.

— Это вас. Кто-то хочет встретиться с вами в «Бельвю».

— И пусть хочет.

— Кто-то ответил на заметку в «Морнинг стар».

— Господи!

Уимзи ринулся через всю комнату и схватил трубку.

— Это вы, Уимзи? Я знал, где вас искать. Это Салли Гарди. Тут один тип требует вознаграждение. Без вас он говорить отказывается, а мне надо писать заметку. Сейчас он у вас в гостиной.

— Кто он такой и откуда взялся?

— Из Сигемптона. Говорит, что его зовут Шик.

— Шик? Разрази меня гром, уже бегу. Слышите, дитя мое? Шик материализовался! Увидимся в половине четвертого.

И он бросился прочь, как ошпаренный.

— Ох, какая же я дура, — сказала Гарриет. — Круглая, непроходимая дура! К тому же со среды ни строчки не написала.

Она достала рукопись «Тайны вечного пера», с собственного пера отвинтила колпачок и погрузилась в праздные мечты.

Глава XIV

Свидетельствует третий цирюльник

На пороге отеля «Бельвю» Уимзи столкнулся с Бантером.

— Господин, просивший о встрече с вашей светлостью, находится в гостиной вашей светлости, — сказал Бантер. — Я имел возможность рассмотреть его, когда он спрашивал о вашей светлости на стойке регистрации, но сам ему на глаза не показался.

— Не показались?

— Нет, милорд. Я ограничился тем, что тихо уведомил мистера Гарди о его появлении. Мистер Гарди в настоящее время с ним, милорд.

— Вы никогда ничего не делаете без причины, Бантер. Можно поинтересоваться, почему вы решили придерживаться политики скромного самоуничижения?

— На случай, если в дальнейшем ваша светлость пожелает вести за этой личностью слежку, мне представилось предпочтительным, чтобы у нее не было возможности меня узнать.

— О. Следует ли из этого, что у личности подозрительная внешность? Или у вас просто случилось обострение врожденной предусмотрительности? Хотя вы, наверное, правы. Пойду-ка наверх и расспрошу этого типа. А что с полицией, кстати? Мы ведь не можем держать это в секрете от них?

Уимзи минутку подумал.

— Лучше сначала услышать, что он скажет. Если вы мне понадобитесь, я позвоню вниз. Им относили какие-нибудь напитки?

— Насколько я знаю, нет, милорд.

— Странный аскетизм со стороны мистера Гарди. Скажите, чтоб принесли бутылку скотча, сифон и пива. Не может Мильтон — хмелю лишь под силу пути Творца пред тварью оправдать[104]. В данный момент я нахожу, что оправдания требуют очень многие вещи. Но, возможно, услышав рассказ мистера Шика, отнесусь к ним проще. Приступайте к выполнению!

Бросив беглый взгляд на визитера, Уимзи почувствовал, что у его надежд есть все шансы сбыться. Как бы там ни было, а все же, что касается бритвы, он шел по верному следу. Налицо были рыжеватые волосы, низкий рост, неуловимо искривленные плечи, так образно описанные сигемптонским парикмахером. Мужчина был одет в поношенный дешевый костюм синей саржи, а в руках держал мягкую фетровую шляпу, изрядно потрепанную. Уимзи заметил гладкую кожу, ухоженные ногти и общий облик обнищавшего аристократа.

— Вот, мистер Шик, — объявил Гарди при виде лорда Питера, — тот джентльмен, которого вы хотели видеть. Мистер Шик не желает рассказывать свою историю никому, кроме вас, Уимзи, хотя я объяснил, что если он думает получить вознаграждение от «Морнинг стар», придется посвятить в нее и меня.

Мистер Шик нервно перевел взгляд с Гарди на лорда Питера и несколько раз облизнул бледные губы.

— Справедливое требование, — покорно сказал он, — и уверяю вас, мне нужны эти деньги. Но положение мое незавидное, хотя я никому не желал вреда. Если б я только знал, что бедный джентльмен собирался сделать этой бритвой…

— Давайте начнем сначала, — перебил Уимзи, бросив шляпу на стол и упав в кресло. — Ну, рассказывайте! А, да, надо выпить. Что вы будете, мистер Шик?

— Ваша светлость очень добры, — скромно забормотал мистер Шик, — но, боюсь… Дело в том, что я увидел заметку в газете и выбежал из дому довольно спешно. Честно говоря, даже не позавтракал. Я, как говорится… Я весьма чувствителен к алкоголю, принятому на голодный желудок.

— Принесите сэндвичей, — велел Уимзи официанту. — С вашей стороны было очень любезно пожертвовать своим удобством в интересах правосудия.

— Правосудия?

— Я имею в виду, в интересах следствия. И конечно же вы должны позволить нам возместить вам расходы.

— Спасибо, милорд. Не откажусь. Не в таком я положении, вот в чем дело. Не стану скрывать, я очень стеснен в средствах. На самом деле, — разоткровенничался Шик в отсутствие официанта, — на самом деле мне пришлось отказаться от еды, чтобы заплатить за билет. В таком нелегко признаваться. Унизительно для человека, когда-то владевшего процветающим делом. Надеюсь, джентльмены, вы не станете думать, будто я привык к подобным вещам.

— Конечно нет, — сказал Уимзи. — Сейчас уже никто ничего такого не подумает. Тяжелые времена могут наступить у каждого. А теперь о бритве. Кстати, как ваше полное имя?

— Вильям Шик, милорд. По профессии я парикмахер. У меня было заведение в Манчестере. Но я разорился на неудачной спекуляции…

— А где в Манчестере? — вставил Солком Гарди.

— На Мессингберд-стрит. Но сейчас его уже снесли. Не знаю, помнит ли меня там хоть кто-то. Это было до войны.

— Были на фронте? — спросил Гарди.

— Нет. — Парикмахер мучительно покраснел. — Здоровье подвело. Не годен к службе.

— Ладно, — сказал Уимзи. — Теперь про бритву. Чем вы сейчас занимаетесь?

— Я, милорд, если можно так выразиться, странствующий парикмахер. Хожу с места на место, главным образом по приморским городам во время сезона, берусь за временную работу.