– Могло быть и хуже, – возразил он.
– Ты знал?
– Предполагал, – он не собирался лгать, но точность слов важна и сама по себе.
– Но зачем?
– А ты, разве, не поняла? – Марк достал заветную фляжку, протянул Дари. – Подкрепись!
– Спасибо! – Дари взяла фляжку, что было хорошим признаком, но пить не спешила. – Когда вы решили, что возьмете фрахт?
– За полчаса до отправления, – Марк достал из кармана еще один предмет, который взял с собой на этот именно случай. – Умеешь курить сигары?
– Сигары?
– Это гжежчи, – протянул он ей кожаную тубу, – редкий сорт сигар с той стороны. Необычный вкус. Дым пахнет медом и сухими фруктами. Но не таким медом, какой знаешь ты. Этот красный, почти бордовый. Густой. Его невозможно пить или намазывать на хлеб, но можно грызть, как кусковой сахар. И фрукты… Эти "яблоки" и эти "сливы" росли под другим небом, на другой Земле.
– Не знала, что ты еще и поэт! – в голосе Лучезарной звучала неприкрытая ирония.
– А ты думала, что знаешь все? – посмотрел на нее Марк. Их взгляды встретились.
"У них часто встречаются голубые глаза, – подумал он отстраненно. – Отчего?"
– Мы принимаем предложение, – добавил он вслух. – Детали с тобой обговорит Сабина.
– Думаю, – сказал Марк, вернувшись к прерванному разговору. – Думаю, Дари, ты оценишь этот вкус. Но дело в другом. Эти табачные листы содержат легкий наркотик. Он напоминает по действию кокаин. Дарит бодрость, восстанавливает силы. В общем, хороший способ скоротать бессонную ночь.
– Я умею курить сигары, – Дари смотрела на него, чуть прищурившись, рассматривала, изучала, – но не умею их раскуривать. Раскуришь для меня?
5. Дарья Телегина
– Стоп! – Марк прервал разговор на полуслове и обернулся к Лучезарной, оставив Дарью недоумевать, с чего вдруг такая прыть. Впрочем, в неведении она находилась недолго. Всего одно мгновение.
– Об этом не может быть и речи, моя светлая госпожа! – твердо, даже жестко, пожалуй, заявил Марк. – Мы не участвуем в торговле живым товаром!
– А кто говорит о торговле? – Лучезарная "смотрела" на Марка. В глазницах маски клочья ночного мрака сменялись "восходом" холодных голубых звезд, и наоборот.
– О чем тогда мы говорим?
– О транспортировке сирот.
– Куда и зачем?
– Марк, – "взгляд" Лучезарной стал жестче, но, возможно, видеть это могла одна лишь Дарья, – мы говорим о трехстах шестидесяти восьми мальчиках и девочках в возрасте от трех до пяти лет. Двести двадцать семь из них, темноглазые брюнеты и шатены, большей частью смуглые и обещающие вырасти в высоких – очень высоких – мужчин и женщин. Остальные не будут такими высокими. Метр семьдесят, максимум – метр восемьдесят. Коренастые, шерококостные блондины. Встречаются и рыжие. Цвет глаз… Ты все еще не понял?
– Сероглазые, – кивнул Марк.
– Верно, – согласилась посредница. – Сероглазые и голубоглазые, но у некоторых из них глаза зеленые. Все они сироты, я могу подтвердить это документально. И я требую, чтобы условия перелета были самыми комфортными, какие только могут быть.
– Мне показалось, мы говорили о пятисот.
– Остальные не люди, – возразила Лучезарная, – и волновать тебя не должны. Они и живы-то весьма условно, так что под определение "живой товар" никак не подпадают.
– Вот как! – Пожалуй, впервые за время их знакомства, Дарья разглядела на лице Марка тень озабоченности. – Ты нашла способ поладить с Адонисом и его демиургами?
– Согласись, Марк, это не твое дело.
– Но попробовать-то стоило! – усмехнулся Марк и, отвернувшись от Лучезарной, – снова посмотрел на Дарью. – Это не работорговля, – ответил он на недоуменный взгляд Дарьи. – Скорее, усыновление.
– В таких количествах?
– Транспорты ходят на ту сторону не каждый день. Однако эти усыновители не принимают детей иной расовой принадлежности. Только высокие кареглазые брюнеты или светлоглазые и светловолосые крепыши.
– Там так плохо с потомством?
– Я не знаю, – покачал он головой, – но думаю, дело не в плодовитости. Это очень странные игры, Дари, и их в два слова не объяснишь. Просто ты попала в ураган…
– И меня несет вместе с ветром…
– Дари… – он смотрел ей прямо в глаза, но единственное чувство, которое она могла прочесть в его взгляде, было желание. Он хотел ее, вот в чем дело.
"Его ломает от страсти, как от абстиненции!"
– Дари… Я… – обычно он знал, что сказать. – Представь, что должна объяснить иностранцу откуда-нибудь из Патагонии, – да, да, именно индейцу из Патагонии! – как вы живете в Тартаре. Что такое республика? Почему ваша армия называется народно-освободительной? Откуда взялись летающие корабли? Что скажешь?
"Научить туземца с Берега Слоновой Кости чистить зубы и ездить на трамвае…" – вспомнила Дарья старую шутку, гулявшую по офицерским кантинам "от моря и до моря".
– Я поняла, – пыхнула она сигарой, оказавшейся на вкус отнюдь не противной. – Предлагаешь обождать с выводами?
– Ты очень умная, – улыбнулся Марк. – Иногда, даже страшно делается.
– Да, я умная, – Дарья попробовала "прочесть" Марка, но это оказалось невозможно, только в висках запульсировала боль. – А еще какая?
– Красивая, но это не комплемент.
– А что тогда комплемент?
– Даже и не знаю! – развел он руками. – Давай подождем. Возможно, когда-нибудь я подберу подходящие слова.
– Ты станешь меня учить? – на самом деле она хотела спросить о другом, но неожиданно устыдилась своего желания. Впрочем, замена получилась совсем неплохо. Почти правда, хотя и не вся. И вопрос вполне уместный.
– Мне некуда деваться, – пожал он плечами. – Я взял на себя ответственность заботиться о тебе. Правда, это случилось несколько позже, чем я предполагал…
– Ты опоздал на двадцать лет, – Дарья просто не могла не напомнить о том, что все еще сидело в ней, как заноза в пальце.
Молчание повисло между ними, тяжелое, как скала. Мгновение, другое…
– Не надейся, Дари, – сказал, наконец, Марк, – боль не пройдет. Ты не забудешь и не простишь. И это правильно. Моей вины в случившемся нет, но это ничего не меняет. Случившееся случилось, и повернуть время вспять не в моей власти. Теперь я могу лишь попытаться вернуть долг. Вопрос лишь в том, готова ли ты его принять?
6. Жемчужный господин Че
Второй день первой декады месяца деревьев 2908, Тхолан, империя Ахан, планета Тхолан.
Ночью прошел дождь, и, хотя на арену не упало ни капли, буковый набор дуэльного круга чуть увлажнился. Не слишком заметно, но достаточно, чтобы Че принял это обстоятельство в расчет. Он постоял мгновение, давая голым ступням почувствовать фактуру идеально оструганных узких досок, понюхал воздух и послушал гул собрания. Влажность изменила не только силу сцепления кожи с лакированным деревом, но и сопротивление воздуха, и, кажется, даже настроение трибун. Впрочем, все это являлось рутиной и имело ровно столько значения, сколько имело. Немного, но все-таки…
Че сделал три шага вперед, выходя из тени, отбрасываемой восточной аркой Отцовского Поля, и волна взволнованных возгласов покатилась по рядам амфитеатра. Порыв весеннего ветра, ласковая приливная волна: его увидели, но это еще ничего не значило. Однако в следующее мгновение Че поднял левую руку и развернул раскрывшуюся ладонь к центру дуэльного круга.
Вызов!
Вот теперь гул взметнулся к высокому небу штормовой волной. Но Че не был бы тем, кем он был, если бы не дожал праздную толпу взмахом правой руки.
Великие боги, что тут началось! Один из лучших танцоров десятилетия – Че Ахан Гершаим Йёд, Золотой Топаз Империи, объявлял Подвиг Без Ограничения Времени: десять смертельных схваток с любым желающим.
– Без оружия, – показал Че левой рукой.
– Без одежды, – добавил он, сбрасывая набедренную повязку.
Без ограничений на пол и происхождение. – Он был готов драться с женщинами, мужчинами и гермафродитами, на что решались немногие люди его круга, и с простолюдинами – на что не пошел бы, пожалуй, ни один жемчужный господин нынешней эпохи.
Без ограничений времени. – Теоретически, поединок мог затянуться на многие дни, пока истощение не погубит блистательного Че, возомнившего себя богом и забывшего, что пока – и на самом деле – он всего лишь человек из костей и мяса. Однако у Че на все имелось собственное мнение. И по данному вопросу тоже.
Он пришел за обновлением, искать которое с равными основаниями можно и в любви, и в смерти. Он пришел сюда сегодня и объявил Подвиг, потому что устал жить. Такое случалось порой с жемчужными господами, но каждый решал эту проблему, как мог. Че решил драться. Если он не умрет на арене Дуэльного Поля в этот день, кто знает, что он решит сделать потом? Может быть, объявит новый Подвиг, но, возможно, что пролитая кровь и принесенные богам жертвы не пропадут зря, и перед ним откроется смысл жизни. Не смысл жизни вообще, – Че в отличие от философов старо-имперской школы в такое извращение не верил, – а некий частный смысл, личный жизненный интерес, способный разогреть остывающую от старости кровь. Что-то, что заставляло бы жить, а не тянуло умереть.
– Сейчас. – Открытая ладонь сжалась в кулак.
– Здесь, – указал он на дуэльный круг.
– Я жду, – чуть шевельнул он опущенной рукой, и увидел, как ряды амфитеатра словно бы окутались дымкой. Это зрители вызывали проекции, чтобы увидеть крупным планом его лицо – идеальную маску "Молчания Небес", – золотые глаза, или отдельную особо впечатляющую группу мышц. Впрочем, возможно, кого-то в особенности заинтересовал член или крепкая мужская задница, но самому Че это было более чем безразлично: там, за алой линией, ограничивающей дуэльный круг, у него не было ни друзей, ни врагов, ни любви. Ничего.
Я жду.
– Я принимаю твой вызов, путник. – Человек, вышедший из-под западной арки, должен был заранее знать, что здесь сегодня затевается, или, во всяком случае, предполагать. Но Че зарезервировал время и площадку еще позавчера днем, так что не узнать об этом мог лишь тот, кому такого рода события изначально не интересны. Однако высокий великолепно сложенный мужчина, появившийся сейчас на арене, был из тех, мимо кого такие новости не проходят.
Гонор герцога Шаенса простёрся выше Аханских гор. Его спесь не знала границ, а искусство танцора ставило едва ли не вровень с самим Че. Но, разумеется, герцог считал иначе. Шаенс полагал, что он лучше, и пять очных поединков, в которых ему так и "не удалось победить", так ничему его и не научили.
"Путник", – без гнева и раздражения отметил Че.
В принципе именно так приглашали друг друга на танец герои древности. Вот только Шаента не был и вполовину настолько утончен и образован, чтобы играть словами. В его жесте содержалось прямое оскорбление, но оскорбить господина Че не мог даже император. Убить – мог, а оскорбить – нет. К настоящей стали грязь не липнет.
– Я здесь, – сказал Че на охотничьем языке, выходя в центр дуэльного круга. – Рад видеть тебя, Шрой. Пусть твой танец изумит богов!
– Умри! – ответил герцог и сразу же атаковал.
Но сегодня был не его день. Совсем нет. И, в любом случае, ему стоило смирить свое жадное нетерпение и хотя бы немного обождать. Однако ненависть плохой советчик, а гнев и поспешность не друзья, а враги. Возможно, Шрой, герцог Шаента, мог бы когда-нибудь стать первым танцором империи, но не стал. И помешал ему в этом не Золотоглазый Че, Че Саарьяран, а собственный дурной нрав. Среди выдающихся игроков в "Жизнь" всегда было полно отвратительных личностей, но никто из них никогда не путал атрибуты танца с характером своих фрустраций.
Два такта для птицы, парящей в небесах…
Узнал ли кто-нибудь на трибунах этот старый напев? "Слышал" ли вообще когда-нибудь? Видел ли танец "Черного тигра"? Может быть… возможно… И все-таки, вряд ли. Редкая песня. Древний напев. Сокровенный танец…
Такт на глоток сладкого вина…
Прыжок, разворот, атакующая связка…
Полтакта на взгляд в глаза любимой…
Блок, поворот, прыжок, падение…
Четверть на вздох…
Удар, удар, удар…
Чу! Это шаис вышел на охоту…
Удар, удар, прыжок и атакующая связка.
Восьмая – для мизинца, пробивающего броню!
Герцог упал на доски дуэльного круга. Его глаза были открыты, но уже ничего не видели. Сердце остановилось. Дыхание пресеклось. Он был мертв, а Че жив, и их стремительный танец длился ровно пятьдесят семь секунд. Всего. Однако те, кто умел смотреть и видеть, довольно скоро осознали, что сподобились увидеть один из поистине великих танцев. Танец десятилетия. Наверняка. Танец столетия. Возможно. Танец тысячелетия… Ну, не стоит торопиться. Красивые танцы случались и в прошлом, могут случиться и в будущем. Но этот будут помнить долго.
Спасибо, – поклонился Че под шквал оваций. – Вы очень великодушны. Я польщен…
Но, разумеется, все это было лишь данью традициям. Фигура вежливости, часть дуэльного кодекса, никак не больше. Равнодушное спокойствие владело его разумом, холодное безразличие лежало на сердце.
Я польщен…
Потом он дрался с двумя дилетантами, одному из которых даже сохранил жизнь, изувечив, впрочем, как и требовал дуэльный кодекс, так, что идиоту, вышедшему на арену против самого господина Че, придется теперь долго и тщательно поправлять свое здоровье. Но жизнь бесценна. Во всяком случае, для некоторых.
После любителей настал черед профессионалов. Один наемный убийца и три соискателя высших почестей. Все четверо легли к его ногам грудами "тщательно отбитого" мяса. Поистине, это был день, когда в уставшем сердце Че неожиданно взошло Солнце Полудня. Боги благоволили ему, все получалось на диво хорошо, но не было радости, и танец не увлекал и не пьянил, как случалось, раньше. Не вдохновение, похожее на голубизну высокого неба, пронизанную солнечным золотом, а темное отчаяние, которому не видно конца. Усталая безысходность, поселившаяся в душе полубога, обреченного на победу.
А потом в обведенный алой линией круг вошла она, и на арену упала тяжелая, давящая тишина. Зрители затаили дыхание, а Че неожиданно для себя почувствовал, как на мгновение сбоил безупречный механизм сердца, без устали и напряжения гонящий древнюю кровь по бесконечному лабиринту вен и артерий.
Она была хороша собой – высокая, стройная, с маленькой элегантной грудью и изящной линией бедер – но не в этом дело. Как и не в том, что золото ее жестких вьющихся волос, окружавших широкое характерное лицо с высокими скулами сияющим ореолом, заставляло думать о солнце, а глубокая голубизна глаз о холодных озерах высокогорий. Вторая Младшая О считалась – и, судя по тому, что приходилось видеть Че, вполне заслуженно – одним из лучших игроков в "Жизнь". Она танцевала безупречно, если иметь в виду технику, и завораживающе красиво. Изящно. Изысканно. И естественно. Но никогда, ни разу не танцевала против Че.
До этого дня. До сегодняшнего дня…
Вот ты, и вот я!
Он легко блокировал смертельную атакующую связку Ши'йя Там'ра О и, пробив левой кистью ее защиту, толкнул девушку правой открытой ладонью, однако она выдержала удар, обычно разрывающий противникам Че мышцы живота.
"Неплохо".
Как фиалками многими
И душистыми розами…
Че едва не пропустил удар. Ши удалось его удивить и едва не обезоружить.
"Эта песня…"
Сам он танцевал под старый обрядовый речитатив, не то чтобы вовсе забытый, но редко и с неохотой используемый в последние годы из-за вычурной сложности, однако песня, которую выбрала Младшая О для танца с господином Че, была настоящим раритетом и указывала на отменный вкус "поющей" ее женщины.
Как густыми гирляндами
Из цветов и из зелени…
Три безошибочных удара, мощь которых способна расколоть камень… Че ушел от двух, но третий пришлось блокировать голенью левой ноги.
И как нежной рукой своей
Близ меня с ложа мягкого…
Она была завораживающе красива и безупречно смертоносна. Ее мышцы, проявлявшие себя только при запредельном напряжении, перекатывались под золотисто-белым атласом кожи с грацией скользящих по барханам затшианских песчаных змей. Длинные ноги с невероятной легкостью выбрасывали Младшую О на четыре-пять метров вверх, а от мощи ее ударов, казалось, не было спасения. И все-таки она не была ни Цшайя, ни Чьер. Она была…
Розовыми лепестками, листьями ириса…
Че уловил запах, тревожную ноту в сгустившемся воздухе арены и почувствовал дыхание Шацсайи у себя за спиной. Это был невероятно, но все невероятное однажды становится возможным, уж это-то господин Че знал много лучше всех своих современников.
"Кто?!"
Че трижды пробил защиту Ши, и трижды не посмел пресечь линию ее жизни. Что-то великое происходило сейчас на арене Отцовского поля, что-то настолько же важное, как жизнь бессчетных поколений, карабкающихся из тьмы прошлого в слепящее сияние будущего. В четвертый раз – они с Младшей О взлетели метров на пять вверх, и зависли на мгновение, обмениваясь ударами – Че "протянул" правую руку и снял указательным пальцем каплю прозрачного пота с виска женщины. Когда, приземлившись на чуть спружинившие доски дуэльного круга, господин Че слизнул пот с кончика пальца, ему показалось, что Айн-Ши-Ча ударил его по голове своей алмазной булавой.
Потрясение было настолько сильным, что господин Че лишь в последнюю шестнадцатую такта остановил ладонью мизинец Ши, устремленный ему под челюсть. Но уже в следующее мгновение он вполне овладел собой и, легко блокировав связку из семи "разматывающихся" ударов, поймал паузу. Искусство это было смертельно опасным, и в нынешние времена мало кто из наставников брался обучать танцоров древним манерам. Но у господина Че были лучшие учителя в империи, и он происходил из рода, который по древности мог соперничать с королевским домом Ахана. Поэтому Че поймал паузу и "вошел" во внутреннее пространство Ши'йя Там'ра О не для того, чтобы убить женщину, а для того, чтобы остановить поединок.
– Я прошу вас остановиться, мерайя, – сказал он шепотом и, не размыкая губ, чтобы никто не смог услышать или увидеть произнесенных слов.