– Скажите прямо, – спросила тогда Дарья, – вы хотите иметь меня связанной?
– Я хочу вас иметь, – ответил Кирилл Иванович с мягкой улыбкой на изящно очерченных губах. – А будете ли вы связаны, Дарья Дмитриевна, в цепях или в колодках, вопрос второстепенный. Где-то так.
"Так! – усмехнулась она мысленно, вполне оценив его откровенность. – И только так!"
– В Петропавловский собор! – приказала она удачно подвернувшемуся на пути извозчику, и, стравив пар, локомобиль мягко отошел от тротуара, набрав скорость лишь в потоке машин на Сенной площади.
3. Грета Ворм
Блондинка чудила, однако дурой не выглядела. Вела себя раскованно, и, в то же время, осмотрительно, что подразумевало игру на публику или, как минимум, наличие двойного дна.
"Смела и эксцентрична, – отметила Грета, наблюдая за "полетом шмеля". – И в воздухе, похоже, не в первый раз".
Правда, по милости "этой дамочки" пришлось едва ли не полчаса торчать на верхнем балконе здания аэровокзала, но нет худа без добра. Заодно удалось выяснить имена бравых летунов: Дарья Дмитриевна Телегина и Кирилл Иванович Коноплев.
"Телегина… Дарья…" – но нет, это имя ни о чем Грете не говорило. С тем же успехом блондинку могли звать Марфой или Матреной. Никаких ассоциаций. Никакого намека на давние обстоятельства. И все-таки, все-таки… Что-то в ней было, в этой Дарье Дмитриевне Телегиной. Что-то такое, от чего дух захватывало, сбивая дыхание, и морозные коготки бежали вдоль позвоночника.
"Она?"
Могло случиться и так, но могло – не случиться. Жизнь штука непростая, и порой завязывает весьма затейливые узлы.
Грета проследила любовников до какого-то кабака и дальше в город, но ничего особенного в их поступках не нашла. Зато обнаружила нечто иное, и вот это новое знание заставило Грету почувствовать, что день удался. Что бы теперь не случилось, кем бы ни оказалась эта дамочка в малиновом берете, сам факт, что за ней шел хвост, на многое намекал и, как минимум, многое обещал.
А хвост при ближайшем рассмотрении оказался весьма любопытным. За Дарьей Дмитриевной шел явный профессионал. И не просто "шпик" галимый из "наружки" города Мухосранска, а настоящий полноценный агент-имперсонатор. Из тех, кто, работая под прикрытием, могут – в зависимости от задания и фигуранта "разъяснить" и "концы обрубить". Так что, возможно, кому-то из двоих и жить-то оставалось всего на чуть. Но могло статься, что никто никого не тронет. Во всяком случае, пока. Да, и Грета, глядишь ты, оказалась по случаю в правильном месте и в нужное время. Оставалось, правда, непонятно, за кем конкретно следит этот скромного вида невзрачный мужичок: за Кириллом, который и сам по себе вызывал у Греты "умеренный интерес", или за Дарьей. Девушка при первом взгляде казалась слишком молодой и "легкой", но по некоторым признака имела и опыт, и ум.
"А может быть, за обоими сразу?" – что ж, любовники наверняка могли кого-нибудь заинтересовать именно своими отношениями. Жену Кирилла Ивановича, например. Или содержателя Дарьи Дмитриевны.
"А что если это работодатель?" – мысль показалась любопытной, тем более что Кирилл Иванович на семьянина не тянул, – не тот тип, – да и Дарья Дмитриевна на содержанку не похожа, хотя и может, судя по всему, разорить при случае открывшего перед ней кошелек мужика.
"Та еще штучка! Но следят, похоже, не за ней, а за ним. Остается понять, кто он и откуда, да и за дамочкой все равно приглядеть необходимо. Иди знай, а вдруг Она и есть?"
Между тем парочка вволю нагулялась, обрастая по ходу пакетами и сумками, которые позже отправились с посыльным – ну не таскать же их, в самом деле, с собой?! – на постоялый двор, и любовники вдруг вспомнили о "душе". Впрочем, молилась в соборе Петра и Павла одна госпожа Телегина. Кирилл Иванович Коноплев ей всего лишь не мешал. Сидел в полумгле, сплотившейся над задними рядами, и то ли спал, добирая "за ночную вахту", то ли просто о чем-то думал, деликатно "отойдя в сторону". Грета и сама там пряталась, найдя особенно уютное местечко между колоннами бокового нефа, откуда и фигурантов наблюдала, и за хвостом краем глаза приглядывала.
Ей вообще многое открылось, "глядя из сумрака". И не только видимое равнодушие Кирилл Иванович к религии – было в его поведении нечто, намекающее на то, что дело не в конфессиональных различиях. А вот Дарья Дмитриевна, напротив, показалась Грете женщиной на удивление набожной. Набожность ее, впрочем, проявлялась, по-видимому, спорадически. Что называется, то грешит, то блажит. Но, видит Бог, молилась блондинка искренно, и не на публику. Для себя любимой старалась. Но тогда возникал непраздный вопрос: с чего бы это Дарье Дмитриевне Телегиной, являвшейся, к слову сказать, подданной Тартарской Народно-Демократической Республики, молиться в католическом храме? Тартарцы-то, как и новгородцы, которые не хазары и не татары, то уж, верно, православные русские. Католиков в тех краях немного и зовутся они, что характерно, на иной лад.
Недоумение это стоило того, чтобы посвятить ему время и внимание, но вскоре выяснилось, что есть в этом мире вещи "посильнее Фауста Гете". Оказывается, у хвоста имелся собственный хвост. Кто-то – осторожный и умелый – на редкость профессионально вел всех троих, находясь при этом "на самом пределе видимости".
"Эдак он, поди, и меня срисовать мог!" – ужаснулась Грета, отроду не любившая такого рода неожиданностей. Но, с другой стороны, дело становилось все интереснее и интереснее. Как говорят в народе, чем дальше в лес, тем больше дров.
Грета перекрестилась, – на тот случай, если ее кто-нибудь все-таки рассмотрел, – и неспешно покинула храм, растворившись в негустом потоке обывателей, спешащих на станцию хохбана, и занимая, таким образом, позицию "позади крайнего". Теперь она следила за тенью тени, а уж тот, верно, ее "деточку" не проморгает.
4. Дарья Дмитриевна Телегина
– Трактир – это скучно, – заговорщицки подмигнул Кирилл Иванович. – Разве же удивишь штаб-капитана вульгарной ресторацией?
"Хорошая попытка! – усмехнулась в душе Дарья. – Пусть остается "штаб-капитан". От меня не убудет!"
– У вас есть предложение лучше? – она проигнорировала озвученное Кириллом звание и сосредоточилась на главном. – Куда же вы меня поведете, Кирилл Иванович? Надеюсь, не в постель?
– Ах, любезный друг, – улыбнулся Кирилл, пародируя "куртуазный стиль" псковских беллетристов, – отчего бы и не в постель, ведь нам друг с другом отнюдь не скучно!
– Это верно, но…
– Но речь, разумеется, о другом, – еще шире улыбнулся Кирилл Иванович. – Я приглашаю вас в клуб "Домино", Дарья Дмитриевна! Мне сообщили, что место это необычное, стильное и недешевое…
– Стриптиз? – нахмурилась Дарья, живо вообразив, чем этот клуб может оказаться на самом деле. – Вертеп? Бордель?
– Ни в коем случае! – протестующе вскинул руки мужчина. – Элитарно и не без вольнодумства, разумеется, но весьма умеренно, если вы это имеете в виду. Изысканно и с хорошим вкусом.
– Что ж… – следовало соглашаться, но Дарья физически не умела вот так сразу сдавать позиции.
– Возможно… – предположила она, набрасывая поволоку на взгляд, как иные – шаль на плечи. – Право, я начинаю думать, что постель и скромный ужин между тем и этим… В номере, в неглиже… – она дурила ему голову, разумеется, хотя и знала – Кирилл не мальчик, и все прекрасно понимает.
"Вот и пусть понимает! Мне-то что?"
– Постель… – между тем повторил он за Дарьей, явно, включаясь в предложенную игру. – Звучит заманчиво. Однако должен вам напомнить, Ваше высокоблагородие, что желаемое и действительное – суть разные вещи.
– Что вы имеете в виду?
– Границы возможного.
– Намекаете на свой возраст? – Что ж, сильные мужчины не бояться признаться в слабости, особенно, если о ней и речи быть не может. Сильные женщины, впрочем, тоже.
– Увы, я не молод…
"Экий мерзавец! – восхитилась Дарья. – Глядишь, еще и слезу пустит!"
– С другой стороны, ваше неглиже, Дарья Дмитриевна, представляется мне попросту восхитительным. Но вы ведь об этом осведомлены?
– Да, – признала Дарья, – я заметила ваш жадный взгляд.
– Что же делать?
– Даже и не знаю! – Дарья виртуозно, хотя и с показной нарочитостью исполнила "упражнение для глаз" – взгляд на нос, в сторону, на него, – и мило улыбнулась. – Есть идеи?
– Одну я уже озвучил! – Улыбка Кирилла оказалась ничуть не хуже ее собственной, и цена ей была та же – медный грош. – Не упрямьтесь, Дарья Дмитриевна! Поедемте в клуб. Право слово, не пожалеете. Место оригинальное. Во всяком случае, не банальное. Кухня, по отзывам знатоков, выше всяческих похвал. Опять же атмосфера, какую вряд ли найдете и в самом лучшем трактире. А надоест кутить, – мягко усмехнулся он, отмечая последнее слово особым ударением, – к нашим услугам "приватные кабинеты" на верхних этажах. Я взял на себя смелость зарезервировать за нами один из люксов.
– Соблазняете? – игра нравилась Дарье и сама по себе и предвкушением праздника.
– Еще и не начал.
– Но в номера-то пригласили?
– О, номера – это пошло! – отмахнулся Кирилл, ни жестом, ни взглядом не напомнив Дарье, что это она только что предлагала ему вернуться на постоялый двор и провести время наедине, то есть тет-а-тет, со всеми вытекающими отсюда приятными последствиями. – А в "Домино", коли уж нам наскучат ломберные столы, программа варьете и кулинарные излишества, нас ожидает именной люкс. Он называется "Королева Роз". Меня заверили, – и уж поверьте, Дарья Дмитриевна, я в таких вещах до крайности придирчив, – что этот "кабинет" достоин своего названия.
Звучало заманчиво. Впрочем, Дарья с самого начала не сомневалась, что Кирилл ее не в вертеп приглашает.
"Особенно в Рождество! – Усмехнулась она мысленно. – Впрочем, вертепы, они тоже разные бывают…"
Стоило признать, злачные места ее не пугали. Скорее, наоборот, влекли. Однако сегодня у Дарьи было другое настроение. Не трущобное, если называть вещи своими именами. Роскошь привлекала больше, особенно, если это порочная роскошь.
– Что ж, – сказала она вслух тоном, в котором звучала некая строго выверенная доля сомнения, – едемте, Кирилл Иванович, в этот ваш клуб. Надеюсь, вы меня не разочаруете.
И он ее не разочаровал. Все оказалось именно так, как давеча нагрезилось, навеянное словами Кирилла. Освещенное желтыми газовыми фонарями трехэтажное здание в стиле "северный ампир", в меру роскошное, – что намекало на нерядовое происхождение, – в меру обветшалое, что указывало на возраст особняка и гарантировало скрытые в его прошлом мрачные тайны. Мертвые деревья парка – черные на фоне белого снега, – и темные окна, за которыми, казалось, сгустился мрак, довершали впечатление, характерное для атмосферы готического романа. И разумеется, никакой вывески. Лишь устрашающего вида швейцар в волчьей дохе…
– Мне нравится! – констатировала Дарья, переварив первые впечатления. – Пойдемте внутрь, Кирилл Иванович! Хочу проверить, насколько хороша моя интуиция!
Что ж, и тут она не ошиблась. Интуиция не подвела, и все оказалось даже лучше, чем представлялось издалека. Внутренние помещения клуба поражали изысканной роскошью и фантазией архитекторов и художников. Ну, пусть не поражали! Поди, порази такую стерву, как Дарья! Но все-таки заставляли признать очевидное: эти залы и коридоры, гостиные и фойе отменно обставлены и декорированы, умно освещены и предусмотрительно прогреты. Модерн, ар-нуво, югендстиль… В общем, – вне зависимости от названия, – именно то, что всегда нравилось Дарье.
– Мне нравится, – повторила она, разве что чуть изменив тональность и интонацию. – Это вы хорошо придумали, Кирилл Иванович, что привезли меня сюда.
– Что будете пить? – Он умел принимать комплименты с деликатностью истинного кавалера.
"Мне повезло! – признала Дарья, просматривая карту вин. – Случайный любовник, а выглядит, как постоянный. Приятное разочарование!"
– Пассита ди Пантелерия, – решила она.
– Может быть, все-таки шампанское? – чуть нахмурился Кирилл. Удивлять его оказалось поразительно приятно. – Я вижу здесь прекрасный выбор: Мумм, Дом Периньон, Пол Роже…
– Не старайтесь, Кирилл Иванович! Я умею читать, но сейчас хочу Пассита ди Пантелерия!
И, разумеется, она получила бокал вина, похожего на жидкий янтарь. Дарья всегда получала то, что хочет. В этом все дело.
– Чудесно! – сказала она, сделав второй или третий глоток, и закурила тонкую египетскую папиросу.
Дым "Нефертити" – дурманящая смесь со вкусом чабреца и каннабиса, напоминающими о пустынях и диких горах, смешался с ароматом сушеных на солнце фруктов, лесных орехов и горного меда. Итальянское вино и египетские папиросы. Пассита ди Пантелерия и Нефертити. Гамма ощущений оказалась такой, что едва не захватило дыхание, и Дарья хотела было поделиться с Кириллом своим выходящим за грань реальности удовольствием, но именно в этот момент ей в спину дохнули ветры минувшего. Дарья замерла, прислушиваясь. Ей показалось вдруг, что за спиной раскрылись врата вечности, и прошлое вернулось, чтобы…
"Что?"
– Шахматы? – спросила она, когда он вошел. За скрипом голоса и шорохом одышки легко было скрывать вечно тлеющую надежду. Но где же тут скроешься, и от кого! Марк разгадывал ее, как ребус для школьников, читал, как открытую книгу.
– Если ты этого хочешь! – улыбнулся он. Подарил свою чарующую улыбку и пошел доставать шахматную доску.
"Если я этого хочу? О, Боже! Я хочу, хочу, хочу! Но что толку хотеть! Хотеть не значит мочь. Поэтому пусть будут шахматы".
– Я вижу, ты работала, – кивнул он, возвратившись к столу, на ее каракули. – Что это?
– Так, ерунда…
– А все-таки? – он раскрыл доску и начал расставлять фигуры. Высокий, широкоплечий, двигающийся с невероятной грацией – другого слова она просто не могла подобрать. Но факт в том, что движения его были стремительны и точны, но при этом, казалось, возникали одно из другого, как если бы были одним слитным движением. Долгим и плавным, идеально вписанным в пространство и время.
– Кажется, я решила проблему четырех красок…
– Ты решила теорему Гутри?
– Не знаю, но мне кажется…
– Не стесняйся! – улыбнулся он. – Наверняка, все так и есть! Ты же умница, ты всегда находишь правильные ответы!
"Марк?" – она хотела обернуться, но музыка ее опередила.
"Марк!" – это была его музыка. Только он умел так импровизировать, интерпретируя скрытые смыслы и намерения композитора. Только под его пальцами Рахманинов становился живым. Как исполнитель, Марк был лучше, серьезнее и глубже, чем сам композитор, а ведь Рахманинов заслуженно считался великолепным пианистом!
"Боже!" – Она все-таки обернулась, но лучше бы осталась сидеть, как сидела. На возвышении в глубине зала стоял белый концертный рояль, однако играл на нем не Марк, а какая-то смутно знакомая молодая женщина с красивым, но мрачным лицом.
"Кажется, она была утром в "Нордии", – вспомнила Дарья. Однако никакой уверенности в этом не испытала. Могло быть так, могло – иначе.
"Но играет она, как Марк… и… да! Боже праведный! Но как это возможно?!"
Аура – вот в чем дело. Связь – вот, как это называется. Узнавание – от него начинала кружиться голова, и сердце пустилось в бешеный галоп…
5. Грета Ворм
Золотые ключи открывают любые двери, – так говорят в Зурбагане. В Лисе добавляют: Золото отворяет даже гробы. Звучит несколько мрачно, но сути дела не меняет. Деньги решают пусть не все, но очень многое, и силу эту не отменить никакими этическими императивами.
Грета "прошла" в клуб "Домино", что называется, даже не запыхавшись. Дождалась, пока сладкая парочка исчезнет за глухими дверями сумрачного особняка на Каменном острове, уводя за собой – что было очень кстати – и свои "многочисленные" хвосты, и подъехала к подъезду клуба на безусловно дорогом и роскошном "Нобель-Экселенце". Локомобиль, дорогущая шуба из седого баргузинского соболя, щедрый взмах тонкой руки, швыряющей, "не глядя", не пересчитанные банкноты, и дело сделано – "Дамы и господа, двери открываются!"
Внутри оказалось не хуже, чем снаружи, и Грета решила, что делу время, а потехе час. И час этот настал как раз сейчас, а работа, как говорят в Туруханске, не волк, в лес не убежит.
Она выпила шампанского, прогуливаясь по галерее, где были выставлены картины художников-модернистов, и, прихватив с важно вышагивающего на трех коленчатых ногах-опорах серебряного подноса еще один бокал La Grande AnnИe, прошла в игорный зал. Выиграла сто рублей, поставив фишку на красное, сыграла пару раз в блэкджек, неожиданно вспомнив, и явно не своей памятью, игру в карты с оперативниками тактической разведки Кшатриев – "В Ниневии, кажется…" – и переместилась в обеденный зал. Вернее, в один из трех ресторанов, расположенных на двух этажах клуба, а именно, в тот, где за изящным столиком в тени покрытой зелеными листьями березки сидели Дарья Ивановна Телегина и Кирилл Иванович Коноплев.
Сама Грета заняла было столик под кленом в цветах осени, но увидела неподалеку концертный рояль и едва не потеряла сознание от нахлынувших на нее чувств. Программа варьете еще не началась, и рояль стоял в молчании, безгласно гадая о том, что готовит ему будущее. Он был большой – Грета оценила его длину в косую сажень – и, значит, обладал большим диапазоном тембра, длительности и выразительности звучания. Не максимальной, конечно, но и зал-то, в котором стоял рояль, был невелик. Так что, самое то, и, если экстерьер не лгал, то фирма-производитель принадлежала к семейству Больших Сестер – лучшим мировым брендам в области производства клавишных музыкальных инструментов.
"Стейнвей? – прикинула Грета. – Август Фёстер? Бехштейн или Блёфнер?"
– Коньяк! – щелкнула она пальцами. – Что там у вас?