Почти всегда в лозах, что она обесценивает с момента, когда встает со своей оттоманки, она находит способ пройти очень близко к молодому человеку 25-26 лет, обычного роста, крайне худого, с бледным лицом и глазами со странным блеском, которые, если останавливаются на чем-то, то чаруют как глаза Манфреда или лорда Русвена [Ruthwen]; с хрупкой прозрачной рукой, обремененной кольцом и, как водится, у аристократических поколений, с худыми тонкими ногами. Проходя, она наклоняет к нему лоб или протягивает ему руку, и он с улыбкой, вторично обдающей его бледностью, нежно касается губами этого лба или руки.
Молодая женщина - графиня; молодой человек - граф Кушелев-Безбородко. Оба - русские; муж из старинного рода - наполовину казак, наполовину русский.
Безбородко объявился на втором этаже в сказочной роскоши. Предок Безбородко принадлежал к лиге запорожских казаков, укрывшихся за порогами Днепра. В сражении с турками он в запальчивости выпятил вперед подбородок. Отсюда прозвище - Безбородко, б е з п о д б о р о д к а.
Вы видите, что это – знать типа Гец де Берлихингем [G;tz de Berlichingem], воплощение истины, доброты, красоты: кто сеет на полях битвы, тот вправе собирать урожай в истории.
Семья с таким прозвищем появилась в эпоху Андрея Михайловича. Андрей Михайлович - последний главный писарь и верховный судья запорожских казаков.
Однажды фельдмаршал Румянцев движется Украиной и требует у последнего гетмана Разумовского шефа для канцелярии. Гетман дает ему Александра Безбородко, сына верховного судьи. В свою очередь, Екатерина II, настоящая Екатерина, что бы там ни говорили, Екатерина, которая очень плохо говорит по-русски, - она, помнится, немкa - Екатерина просит у Румянцева для себя секретаря, довольно интеллигентного, чтобы не он писал под ее диктовку, а, напротив, - она. Румянцев отдает ей того самого Александра Безбородко, которого дал ему Разумовский.
В качестве первого опыта молодому человеку поручили выполнить назавтра очень ответственную работу. По этой работе императрица составит суждение о новом секретаре. Она ему это поясняет; Безбородко внимательно ее выслушивает и удаляется.
Работа большая и сложная, а у него лишь ночь, чтобы ее начать и закончить. Но Безбородко молод, любит удовольствия. Он должен отобедать с друзьями, отужинать с женщинами; откажется ли он ото всего этого ради выполнения скучного задания? Нет; работа - после удовольствия; он вернется к себе утром и, благодаря присущей ему редакторской легкости, уложится в несколько часов там, где другому не хватило бы и дня. Безбородко позволил себе увлечься и вернулся домой в 10 часов утра. Он обещал доставить свой труд Екатерине в 10 часов с половиной.
Хорошо! Он выпутается из этого с помощью уловки: прочтет по чистому листу бумаги требуемый текст; императрица сделает замечания, он вернется в свой кабинет исправить документ и вместо этого его напишет.
Он входит, приветствует императрицу, достает из портфеля несуществующую работу, отступает к окну под предлогом слабого зрения и, глядя на чистый лист, импровизирует вecь пpoeкт документа.
Императрица слушает, одобряет и берет перо.
- Дайте, я подпишу, - говорит она, - у меня нет ни малейшего замечания.
- Как, ваше величество! Ни малейшего?
- Ни малейшего. Давайте; я вами довольна.
Отступать некуда. Безбородко приблизился к ней, встал на колено и протянул императрице пустую бумагу, прося пощады.
Екатерина очень любила видеть приятных молодых людей на коленях, молящих ее либо о прощении, либо о чем-то другом. Она его простила. Не так, как вам, может быть, это слышится, ибо старина Румянцев сделал внушение своему протеже.
- Будь, кем хошь, подле императрицы, - сказал он ему, - но только не ее любовником.
Безбородко защищался как девушка и остался просто секретарем Екатерины II.
Время шло, Екатерина старела, а ее сын Павел стал входить в полосу безумств, которые сделали его самым фантастическим королем... в Европе. Чтобы избавиться от такого наваждения, хотя бы на некоторое время, Екатерина удалила сына в Гатчину. Затем, чтобы избавиться от этого навсегда, она призвала Безбородко и продиктовала свое завещание. Этим завещанием она отказывала Павлу в короне, которую всемогущей рукой, вопреки правам престолонаследования, она незаконно возлагала на голову своего внука Александра. Когда подлинник завещания был подписан, императрица приказала Безбородко снять с него копию. Копия была сделана, и она подписала оба документа, оригинал и копию. Затем сказала Безбородко:
- Я могу довериться только тебе, Александр. Ты доставишь один из текстов завещания в архиепископат Москвы, другой – в Сенат Санкт-Петербурга, и ты будешь следить, после моей смерти, чтобы завещание было исполнено.
Безбородко откланялся и отбыл с двумя экземплярами завещания. Вернулся через восемь дней.
- Все в порядке? - спросила его Екатерина.
- Распоряжения вашего славного величества выполнены, - ответил Безбородко.
И Екатерина, которая полагалась на слепую преданность своего секретаря, отправилась почивать, успокоенная за будущее. Впрочем, императрица не зря решилась на эту предосторожность, такое уж было время; однажды утром ее одолели колики, и она пошла в свой water-closet, как выражаются наши соседи англичане. Едва она ступила туда, как испустила крик; вбежали ее женщины, они нашли ее простертой на полу и мертвой. С первой вестью об этом, Безбородко вскочил в седло и полевым галопом помчался в Гатчину. Нашел там Павла.
- Ваше высочество, - сказал он, - у меня для вас ужасная новость.
- Какая? - спросил с испугом молодой князь. Уже узник, он мог ожидать худшего. Предыдущим был царевич Алексей.
- Ваше высочество, ваша августейшая мать скончалась.
- Моя мать умерла? - вырвалось у молодого князя.
- Да, ваше высочество.
- Тогда ты ошибаешься, Безбородко; я больше не высочество, я - величество.
Безбородко покачал головой.
- Как! Нет?
- Августейшая императрица лишила вас этого наследия.
- Лишила, меня! А в пользу кого?
- В пользу вашего сына Александра.
- Невозможно!
- Я сам писал тексты завещания, что императрица подписала при мне.
- И что же ты с ними сделал?
- Я получил приказ доставить один экземпляр в архиепископат Москвы, второй - в Сенат Санкт-Петербурга.
- Ты лжешь, Безбородко.
- Немного лгу, ваше высочество, - ответил Безбородко, извлекая два документа из своего кармана. - Вот оба текста завещания, написанные моей рукой, и подписанные рукой вашей августейшей матери.
И он передал Павлу оба экземпляра завещания.
- А что ж тогда ты доставил в Сенат Санкт-Петербурга и в храм московского архиепископа?
- Два листа чистой бумаги.
- Но если бы императрица проверила тебя и через кого-нибудь вернула тексты завещания; знаешь ли, что ты рисковал головой?
- Хорошие игроки не скупятся на ставку.
- А ты уверен, что эти два текста завещания – единственные, что других копий не существует?
- Единственные, я отвечаю за это вашему высочеству.
- Значит, я смело могу их разорвать?
- Разорвите их, s i r e, - выдал Безбородко.
- Я тебе благодарен, к н я з ь, - сказал Павел. И он порвал эти бумаги.
Безбородко был сделан великим канцлером империи и светлейшим князем с 20 тысячами крестьян, которых мог взять в империи всея Руси, где пожелает. Это уже второй раз чистая бумага обернулась для него счастьем.
Примечания:
Сивори Эрнест-Камилл (1817 – 18..) – знаменитый итальянский скрипач. В детстве брал уроки у Паганини. В 10 лет давал концерты в Париже и Лондоне, позже выступал в Москве и Санкт-Петербурге, в городах разных стран Европы, Северной и Южной Америки. В 1880 году стал кавалером Почетного легиона
Ашер Иосиф (1829 – 1869) – пианист и композитор из Голландии; учился у Мендельсона; стал придворным музыкантом во Франции и Австрии; написал много этюдов и ноктюрнов, романсов и салонных пьес, мазурок и галопов
Манфред – герой одноименной философско-символической поэмы Джорджа Ноэла Гордона Байрона, известной с 1817 года; этот герой порывает с религией, его индивидуализм сильней, чем у персонажей восточных поэм
Русвен (Ruthwen) – главное действующее лицо в произведении «Вампир» Джона Вильяма Полидори (1795 – 1821); оно подается как повесть, рассказанная лордом Байроном
Кушелев-Безбородко Григорий Александрович (1832 – 1870) – граф, автор «Очерков и рассказов» и «Очерков, рассказав и путевых заметок», литературный псевдоним – Грицко Григоренко; основал издание «Шахматный листок», журнал «Русское слово»; финансировал издание «Памятников старинной русской литературы» под редакцией Николая Костомарова; издал стихотворения Аполлона Майкова, повести Якова Полонского, сочинения Льва Мея, рисунки к произведениям Николая Гоголя; как попечитель Нежинского лицея передал в дар этому учебному заведению несколько рукописей Николая Гоголя и его портрет, а также портреты Нестора Кукольника и Евгения Гребенки. Основал в Санкт-Петербурге приют для грудных детей с кормилицами
Ашер Иосиф (1829 – 1869) – пианист и композитор из Голландии; учился у Мендельсона; стал придворным музыкантом во Франции и Австрии; написал много этюдов и ноктюрнов, романсов и салонных пьес, мазурок и галопов
Манфред – герой одноименной философско-символической поэмы Джорджа Ноэла Гордона Байрона, известной с 1817 года; этот герой порывает с религией, его индивидуализм сильней, чем у персонажей восточных поэм
Русвен (Ruthwen) – главное действующее лицо в произведении «Вампир» Джона Вильяма Полидори (1795 – 1821); оно подается как повесть, рассказанная лордом Байроном
Кушелев-Безбородко Григорий Александрович (1832 – 1870) – граф, автор «Очерков и рассказов» и «Очерков, рассказав и путевых заметок», литературный псевдоним – Грицко Григоренко; основал издание «Шахматный листок», журнал «Русское слово»; финансировал издание «Памятников старинной русской литературы» под редакцией Николая Костомарова; издал стихотворения Аполлона Майкова, повести Якова Полонского, сочинения Льва Мея, рисунки к произведениям Николая Гоголя; как попечитель Нежинского лицея передал в дар этому учебному заведению несколько рукописей Николая Гоголя и его портрет, а также портреты Нестора Кукольника и Евгения Гребенки. Основал в Санкт-Петербурге приют для грудных детей с кормилицами
Гец фон Берлихингем – рыцарь, восстающий против зла, герой одноименной драмы Иоганна Вольфганга Гете, увидевшей свет в 1773 году.
___
Довольно далеко мы забрались от площади Пале-Руаяль и от балкона отеля Т р е х и м п е р а т о р о в, но, будьте покойны, вернемся туда: у меня на эту тему припасено еще кое-что любопытное, чтобы вам рассказать. Только взглянув на того, кто был предком графа со стороны Безбородко, переведем взгляд на другого, кто был его предком со стороны Кушелевых.
В эпоху Ивана Грозного существовала небольшая республика, расположенная у озера Пипюс; произносите: Пейпус. Она именовалась республикой д е П с к о в; произнесите, как можете. Иван Грозный, подобно Геркулесу, ходил в шкуре льва; но, вместо того, чтобы заниматься пигмеями, брал республики. Взял и р е с п у б л и к у П с к о в с к у ю. Во взятой П с к о в с к о й, вместо того, чтобы разделаться с нею, как с Н о в г о р о д с к о й р е с п у б л и к о й, где город сжег, а жителей убил, он сохранил жизнь всем и даже раздал посты республиканцам, которые были весьма согласны с тем, чтобы им платили. Кушелев, предок графа, был одним из тамошних республиканцев.
Когда Екатерина II изгнала своего сына Павла в Гатчину, она придала ему маленький двор из молодой знати, среди которой обретался Кушелев - дедушка графа. Став императором, благодаря текстам завещания, утаенным Безбородко, Павел дал молодому Кушелеву, одному из наиболее любимых компаньонов, титул графа и, помимо прочего, назначил его главнокомандующим флотом. Должности министра еще не было: ее ввели при императоре Александре.
Теперь, почему Павел I был сослан в Гатчину? почему Екатерина отстранила Павла от трона? почему этот трон, которого лишала Павла, она отдавала его сыну Александру?
Во-первых, потому что ощущала неодолимое отвращение, испытываемое к ней Павлом, который не мог ни забыть, ни простить ей смерти Петра III. Во-вторых, потому что она, преступив права законного наследника, захватила трон и расслабилась; ведь, правда, что в результате этой узурпации она ударилась в роскошное царствование! В-третьих, потому что знала характер Павла и догадывалась, что eдвa он окажется на престоле, как предастся бесчисленным эксцентрическим выходкам. В самом деле, как только он сел на трон, сразу принял контрмеры против всего, что сделала Екатерина; объявился чемпион всех старых монархических и реакционных идей; провозгласил себя - с головы до пят схизматический князь, каким он был - великим мэтром ордена Мальты, упраздненного Францией; сделался главой второй коалиции; затем, вдруг, когда Бонапарт без выкупа, вновь вооруженных и с обозами, отослал ему шесть тысяч пленных, взятых Брюном в голландской деревушке, проникся большой любовью и глубоким восхищением к Бонапарту, то есть чувствами, которые ему не повредили, раз не они стали причиной его смерти. Что же до эксцентрических выходок, чего опасалась Екатерина II, за Павлом они водились в избытке.
Маленький, он мнил себя великим; урод, он считал себя красавцем; одевался, как великий Фридрих, которого принял за эталон, хотя его двоюродная бабка Елизавета вела с королем Пруссии тяжелую Семилетнюю войну, что стоила нам Канады и части Индии. Павел носил такую же трость, как у него, табакерку, как у него, шляпу, как у него. Небольшая шляпа Наполеона I - лишь уменьшенная копия шляп Фридриха и Павла I.
Однако начало правления нового суверена не носило и следа того безумия, чего боялась только что опочившая царица. Императрица Мария, его жена, первой пала на колени и приветствовала императора сразу же после Безбородко.
Павел поднял ее, ее и своих детей, уверив их в своей отеческой и императорской доброте; затем, в тот же день, строго по ранжиру, принял начальство провинций и армии, крупных вельмож и придворных; за ними дворцовая гвардия, что еще накануне охраняла его, скорее, для того, чтобы за него отвечать, чем для того, чтобы ему служить, и, скорее, как пленника, а не наследника короны, принесла присягу на верность суверену; потом - выезд в Санкт-Петербург, и сразу же лязг оружия, выкрики командиров, звон шпор, грохот сапог наполнили апартаменты, где только что навсегда уснула великая Екатерина, так как Павел I, который не должен был править, прибыл, чтобы быть провозглашенным императором, прибыл с сыном Александром, царевичем и заранее назначенным наследником короны.
Павлу было 43 года. Если бы он в законном порядке наследовал своему отцу, то правил бы уже 34 года. Но нет, эти самые 34 года были для него 34 годами ссылки и презрения; в течение этих 34 лет он многого натерпелся и полагал, что многое познал.
Поэтому он появился на троне с массой постановлений, написанных во время ссылки, и они так же торопились обрести законную силу, как он спешил явиться миру в роли императора.
Первым делом, чтобы ясно показать свое неприятие не только политики, но и администрации собственной матери, он объявил указ, которым отменял порядок набора рекрутов, установленный Екатериной, и в соответствие с которым по всей империи в армию брали теперь одного крепостного из сотни.
Такая мера была тем хороша, что разом обеспечивала императору благодарность и знати, которую тяготила эта повинность (десятина), и крестьян, которые оплачивали ее натурой.
Зубов, последний фаворит Екатерины, полагал, что с утратой царицы теряет все: он боялся за свои имения, за свою свободу, за свою жизнь и держался вдали от императора, ожидая его приказов. Император велел ему вернуться, позволил ему занять прежние должности и снова вручил ему жезл командующего, который тот отсылал, и который означал звание генерал-адъютанта.
- Продолжайте, - сказал он ему, - исполнять свои обязанности у тела моей матери. Надеюсь, что для меня вы будете таким же верным слугой, каким были для нее.
Это благодеяние не пропало даром: мы увидим, что пятью годами позже Зубов душит Павла I.
Костюшко, помощник Вашингтона, начальник генштаба Понятовского, победитель при Дюбике, атакованный 4 октября 1794 года в Мациевицах русской армией, втрое превосходящей его армию, упал раненным с криком: «Finis Poloni;!» - «Польше конец!» Попав в плен, он был препровожден в Санкт-Петер6ург, посажен под арест в особняке почившего графа Анхальтского и в постоянные стражи заполучил одного майора, который никогда его не оставлял, и спал в одной комнате с ним. Пaвел лично пришел его освободить и объявил, что тот свободен; затем, не дожидаясь изъявлений благодарности пленника, вышел. Тогда тот, еще с забинтованной головой, столько же для того, чтобы убедиться, что не грезит, сколько для того, чтобы поблагодарить императора, попросил доставить его во дворец. Пaвел не ограничился одним предоставлением свободы, предложил ему в пределах своей империи землю и крестьян; но Костюшко отказался, прося взамен благ позволения тут же уехать туда, где ему хотелось бы жить и умереть. Павел дал ему 100 тысяч рублей, и 21 год спустя Костюшко умер в Солере.
Среди вершения этих первых актов настал момент отдать последние почести императрице. И Павел задумал это сделать в отношении двоих.
На протяжении 34 лет никто, разве лишь совсем шепотом, не произносил имени – Петр III. Павел I отправился в монастырь св. Александра Невского, где был погребен отец, спустился в склепы и велел одному старому монаху показать неизвестную ему отцовскую могилу, распорядился, чтобы ее открыли, опустился на колени перед останками, стянул с руки скелета перчатку и поцеловал руку три раза; затем, после долгой и благоговейной молитвы у гроба, велел поднять его в храм, приказал служить у этого гроба те же службы, что служили у тела Екатерины во дворце, и - последний урок возвращения к житейским делам - он повелел надеть траур по убитому самим его убийцам, по крайней мере, тем из них, кто еще был жив. Но прежде Павел распорядился короновать своего отца в гробу – ведь Петр III так и не был коронован - и перевезти его во дворец, чтобы поставить рядом с телом Екатерины; а оттуда останки двух суверенов, столь ужасно разлученных при жизни и так странно соединенных после смерти, были привезены в крепость, помещены рядом на помосте, к которому в течение недели народ, движимый религиозным чувством, и придворные, гонимые собственной низостью, - все приходили приложиться к руке императрицы и гробу императора. Но у погребального подножья Павел I забыл, казалось, о благоразумии, которым отличались его первые акты. Изолированный от общества, тоскующий в своем гатчинском дворце, не получивший такого воспитания, какое способно окрылять возвышенными идеями, и, возможно, не зная, чем заняться, он забавлялся множеством военных побрякушек, собственноручно начищал пуговицы своей униформы и натирал до блеска пряжки своих ремней. Там он надумал кучу изменений в военном наряде и поспешил их реализовать. Сначала он изменил цвет русской кокарды, которая, будучи белой, представляла собой мишень для вражеских ружей; она стала черной с желтым окаймлением; изменил форму султана головного убора, высоту сапог, количество пуговиц на гетрах; учредил ежедневный военный смотр во дворе того же дворца в три часа после полудня, окрещенный им как в а х т п а р а д, который стал не только его самым важным царским делом, но еще и точкой отсчета для всех государственных дел. На этом параде он отдавал приказы, оглашал отчеты (сообщения) и свои указы, заставлял офицеров ему представляться; для этих парадов он изобрел кожаные панталоны, которые, летом и зимой, солдаты могли их надеть, только размочив, и которые, высыхая, очерчивали телесные формы как трико; на этих парадах, наконец, видели его между великими князьями Александром и Константином - великий князь Николай был еще слишком мал – изо дня в день, как бы ни было холодно, бравирующего и в 20-градусный мороз без шубы, с непокрытой головой, плешивого, с замерзшим носом, постукивающего нога о ногу, чтобы согреться, с заложенной за спину одной рукой, отмахивающего тростью попеременно вверх-вниз другой рукой и выкрикивающего при этом: « Raz, dwa! Raz, dwa! – Une, deux! Une, deux! »