28
В дни депрессии я погружаюсь в мир разноцветной посуды. Прячусь от вязких переживаний за плоскими тарелками, пузатыми кружками, низенькими кофейными чашками, тяжелыми салатницами. Если просыпаюсь с депрессивными симптомами, моментально собираюсь в поход. Протираю лицо ромашковым кубиком льда, небрежно закалываю спутанные волосы, надеваю топ с потертыми джинсами, вьетнамки и буквально выбегаю из отеля.
В подобные моменты наплевать мне на внешность. Важнее важного сбежать от депрессии. Не дать ей развиться. Уберечь себя, сохранив рабочий ритм… Я постоянно хожу в один центральный магазинчик, где продают неординарную посуду по скромным ценам. Продавщицей там служит коротко остриженная татарка Роза. Летом она работает в Турции, а с наступлением холодов возвращается в Баку, где ее ждут две дочери-школьницы и пожилая мать. Я восхищаюсь Розой — она с таким достоинством проживает свою нелегкую жизнь… А я? Впрочем, у каждого свой крест.
Я провожу среди фарфора и керамики более трех часов. Рассматриваю кружки с желтыми физиономиями семейки Симпсонов, пепельницы из неонового стекла, глажу шершавые бока симпатичных мисок из грубой глины. Роза демонстрирует новинки: кофейный сервиз в японском стиле, весь в цветах сакуры, и керамическую солонку в виде мальчика с футбольным мячом в руках. При виде последней мои глаза наполняются слезами. Озан! Чистый взгляд, сильные руки, выпуклый пупок, мягкий голос, сладкое дыхание, юношеская искренность — о, как я скучаю… Опустив голову, отступаю в отдел фаянса. Роза в недоумении возвращается к кассе. Я проверяю календарь в мобильном — трое суток до дня рождения моего мальчика. Неужели мы встретим его совершеннолетие в разлуке?…
Со вчерашнего дня Озан не прислал ни одного сообщения. Не могу поверить. Позвонила в службу поддержки Turkcell,[62] чтобы проверить настройки мобильного. А может, технические проблемы? Болтливая операторша убедила меня в отсутствии сбоев в настройках телефона и в сети. Значит, мой мальчик сделал выбор. Отказался от Алексы. А я-то, дурочка, поверила в другой финал… Роза упаковывает мне кружку и ту самую солонку. Плачу около 9 долларов и покидаю магазин в прежнем состоянии. Глупые проститутки верят в любовь. Мудрые проститутки верят в любовь лишь во время просмотра мелодрам… На обратном пути покупаю шампанское: поражение тоже можно отпраздновать.
Стираю из мобильного папку с эсэмэсками Озана, удаляю контакт Ozan, отключаю напоминание о дне рождения. Я хочу забыть. Не в первый раз приходится… На упаковке соли для ванны написано: «Натуральная соль с минералами бережно ухаживает за вашей кожей, избавляет от усталости, наполняет энергией Мертвого моря». А где взять соль, избавляющую от душевной тоски? Я погружаюсь в воду с головой. Пузырьки изо рта устремляются вверх. Распущенные волосы, точно водоросли, колышутся в бело-голубом пространстве. Я изо всех сил кричу под водой. Тошнота подкатывает к горлу, воздух иссякает в легких. Выныриваю и принимаюсь плакать…
Шампанское охладилось. Возвращаюсь в ванную с потной зеленой бутылкой и бокалом: откупориваю, наливаю золотистый напиток. Излишек пены течет по руке и стекает на кафель. «Поздравляю, Алекса! Новый провал в старой жизни…» Сначала пью из бокала, а потом и из горлышка. Взять себя в руки не могу: тяжелая потеря, и сама виновата, дура проклятая! Воспоминания нестерпимы: наши клубничные поцелуй. Первое признание из его уст. Горячий аромат верткого тела. Истории о бабушке Айнур. Базилик на подоконнике. А теперь следует забыть нашу мимолетную aşk hikayesi,[63] нашу короткую dolce vita. Одно мучает: как поступить с купленным в подарок футбольным мячом?…
Смесь воспоминаний с алкоголем рождает возбуждение. Соски отвердели. Дыхание участилось. Я снова чувствую ласки моего мальчика, его прикосновения. Я бы хотела еще один раз с ним, на прощанье. Чтобы сохранить в себе белоснежные сгустки его любви. Рука скользит по влагалищу… Мое тело дрожит и выгибается, а в голове всплывает фраза одного известного режиссера: «Мастурбация — это секс с человеком, которого любишь». Теперь так… Прощай, Озан. Прощай, моя dolce vita.
29
…34 часа без Озана. Целая вечность. Внутри у меня морозно и ветрено. Я замерзаю, кутаюсь в одеяло, прячусь от колючей вьюги. Слушала погоду: сообщили, что на улице +32. А я умираю от холода… Хаяль спала ночью на соседней подушке — отказывалась наблюдать за моими переживаниями из аквариума, когтями передних лапок царапала стекло, рвалась на волю. Все часы без Озана черепашка была со мной рядом. От еды отказывалась. Пару раз я прятала Хаяль в приоткрытом ящике тумбочки — зачем малышке видеть хозяйку с голыми мужчинами?…
…34 часа без Озана. Яркая летняя пора поблекла на глазах. Открываю гардероб, ищу любимые майки радужных цветов — для поднятия настроения. Вещи на месте, но как будто лишились красок. Поливала базилик, он тоже изменился в цвете, стал из фиолетового черным. Смотрела на солнце из окна — оно определенно побелело… Моя жизнь стала похожа на толстый фотоальбом с черно-белыми фотографиями. Все одинаковое, скучное и безразличное…
…34 часа без Озана. Страшный сон, от которого сложно очнуться. Некогда чудесное царство Морфея превратилось в темный подземный мир. Грязный, заболоченный, с гигантскими крысами. Засыпая, я перемещаюсь в это ужасающее подземелье, брожу по сырым лабиринтам испуганная, потная, почему-то босоногая. К ногам липнут прожорливые пиявки, по спине бегают мохнатые жучки, к горлу подступает что-то мерзкое, горькое. Во сне я шла в поисках дороги в Стамбул, где меня ждали Озан, Хаяль и Босфор… Странно: меня не покидала уверенность, что путь в реальность есть. И я отыщу его…
…34 часа без Озана. Без слез. Скрываю боль — Джемаль ничего не должен заподозрить, иначе я лишусь Стамбула. Следом за Озаном потерять еще и любимый город… Упаси Господи! Перечитывала последние десять страниц. Записи наполнены такой любовью к Озану — читаю и становится легче. Я прощаюсь с моим мальчиком. Хотелось бы написать ему письмо. Короткое. Может, даже эсэмэс. Поблагодарить за подаренную любовь и признаться, наконец, в любви. Но это бессмысленный поступок. Как-то слюняво это. Буду хранить это признание в душе…
…34 часа без Озана завершились совершенно внезапно. Конец моим мучениям положил эсэмэс. Когда я услышала двойной сигнал, не поверила ушам. Подумала, очередная рассылка рекламной службы Turkcell. Ошиблась! Он вернулся! Меня накрыло волной счастья — и все цвета сразу вернулись на свои места…
Я возвращалась в отель подавленная и неожиданно услышала знакомый сигнал сотового в сумке. Удивилась. Замерла. «Başini kaldir. Önüne baksana… Ben burdayim».[64] Эсэмэс пришла с номера Озана. Но впереди, кроме незнакомых прохожих, никого нет. Может, кто-то из друзей Озана решил подшутить? Иду дальше — опять сообщение: «Seni dunyada herkesden daha çok seviyorum. Senin kime ait olduğun umrumda bile değil. Seni istenilen kişiden geri kazanabilirim… Öptüm».[65] Еще раз проверила номер — да, точно Озана. И стиль похож — частые многоточия. Мой мальчик возвращается? Так повезти не может. Телефон снова запищал, еще сообщение: «Sen benim güneşimsin… Güneş olmadan hiçbir insan hayatta kalamaz… Özellikle eğer bu insan bu güneşe aşiksa… Sen çok yakindasin».[66] Я в шоке оглядываюсь вокруг. Озан, где ты? Набираю ему — как назло, закончились деньги на сим-карте. Что делать? Надо кричать. Громко звать Озана, он где-то рядом. Не важно, что Джемаль может услышать. Уже собираюсь крикнуть, как получаю четвертое сообщение: «Arkana bak. Ben güneşi görmek istiyorum…».[67] Медленно оборачиваюсь — передо мной стоит он. В десяти шагах. Между нами проходят люди. Между нами пролетают ветра. Но они нам не помеха. Мы будем вместе. Бегу к нему. Он бежит навстречу. Обнимаемся. Прыгаю на него, целую в губы: «Seni seviyorum, Ozan!».[68] Готова повторять эти слова всю жизнь…
30
…Тушит в сковороде мелкие перченые кусочки куриного филе, периодически подливая по столовой ложке воды. Мясо под затуманенной крышкой шипит, набухает, выпускает сок. Протыкает курятину кончиком ножа. Готово. Выпаривает воду из сковороды, добавляет четыре столовые ложки оливкового масла и стакан молотого миндаля. Тщательно мешает, прожаривает. Ближе к готовности посыпает курятину с миндалем мелко нарезанным персиком и поливает лимонным соком. Отключает плиту, плотно закрыв крышку. Устало вздыхает и, промокая салфеткой капли пота над губой, просит меня разложить приборы. Знаменитое на Востоке блюдо — куриный фисинджан — выглядит аппетитно…
Мужчина на кухне — это не только лестно, но и жутко сексуально. Пока Озан готовил ужин в честь примирения, я, нарезая салат, наблюдала за его действиями. Он стоял у плиты в одних трусах — подтянутый, смуглый, быстрый. Белые «боксерки» растягивались на аппетитной попе, немного сползали вниз, обнажая копчик. Я смотрела на моего мальчика и мысленно целовала каждую частичку его тела. Время от времени награждала Озана комплиментами. «Твоя попа — как булочка. Хочется откусить…» «Любимый, чертовски сексуально смотришься со сковородой в руках. Курица, наверное, в экстазе от твоих прикосновений…» «Эй, осторожно, не обожги своего дружка. Нам он еще понадобится…» Он смущался, корчил рожи, умоляя не отвлекать от кулинарного процесса: «Алекса, еда может обидится. Любой продукт требует к себе пристального внимания: например, курятину нельзя солить перед готовкой, только за пять минут до снятия с огня. Иначе мясо сморщивается, становится жестким». Я в восхищении: «Откуда ты этому научился? Лучше бы пошел в повара, чем в футболисты.» — «Школа бабушки Айнур. Она отлично готовила. Кстати, бабуля ела исключительно рыбу. От всех видов мяса отказывалась — в них дух измученного смертью животного. Например, коровы чувствуют смерть за несколько часов до ее наступления и страхом отравляют свое мясо. Так она говорила.
…34 часа без Озана завершились совершенно внезапно. Конец моим мучениям положил эсэмэс. Когда я услышала двойной сигнал, не поверила ушам. Подумала, очередная рассылка рекламной службы Turkcell. Ошиблась! Он вернулся! Меня накрыло волной счастья — и все цвета сразу вернулись на свои места…
Я возвращалась в отель подавленная и неожиданно услышала знакомый сигнал сотового в сумке. Удивилась. Замерла. «Başini kaldir. Önüne baksana… Ben burdayim».[64] Эсэмэс пришла с номера Озана. Но впереди, кроме незнакомых прохожих, никого нет. Может, кто-то из друзей Озана решил подшутить? Иду дальше — опять сообщение: «Seni dunyada herkesden daha çok seviyorum. Senin kime ait olduğun umrumda bile değil. Seni istenilen kişiden geri kazanabilirim… Öptüm».[65] Еще раз проверила номер — да, точно Озана. И стиль похож — частые многоточия. Мой мальчик возвращается? Так повезти не может. Телефон снова запищал, еще сообщение: «Sen benim güneşimsin… Güneş olmadan hiçbir insan hayatta kalamaz… Özellikle eğer bu insan bu güneşe aşiksa… Sen çok yakindasin».[66] Я в шоке оглядываюсь вокруг. Озан, где ты? Набираю ему — как назло, закончились деньги на сим-карте. Что делать? Надо кричать. Громко звать Озана, он где-то рядом. Не важно, что Джемаль может услышать. Уже собираюсь крикнуть, как получаю четвертое сообщение: «Arkana bak. Ben güneşi görmek istiyorum…».[67] Медленно оборачиваюсь — передо мной стоит он. В десяти шагах. Между нами проходят люди. Между нами пролетают ветра. Но они нам не помеха. Мы будем вместе. Бегу к нему. Он бежит навстречу. Обнимаемся. Прыгаю на него, целую в губы: «Seni seviyorum, Ozan!».[68] Готова повторять эти слова всю жизнь…
30
…Тушит в сковороде мелкие перченые кусочки куриного филе, периодически подливая по столовой ложке воды. Мясо под затуманенной крышкой шипит, набухает, выпускает сок. Протыкает курятину кончиком ножа. Готово. Выпаривает воду из сковороды, добавляет четыре столовые ложки оливкового масла и стакан молотого миндаля. Тщательно мешает, прожаривает. Ближе к готовности посыпает курятину с миндалем мелко нарезанным персиком и поливает лимонным соком. Отключает плиту, плотно закрыв крышку. Устало вздыхает и, промокая салфеткой капли пота над губой, просит меня разложить приборы. Знаменитое на Востоке блюдо — куриный фисинджан — выглядит аппетитно…
Мужчина на кухне — это не только лестно, но и жутко сексуально. Пока Озан готовил ужин в честь примирения, я, нарезая салат, наблюдала за его действиями. Он стоял у плиты в одних трусах — подтянутый, смуглый, быстрый. Белые «боксерки» растягивались на аппетитной попе, немного сползали вниз, обнажая копчик. Я смотрела на моего мальчика и мысленно целовала каждую частичку его тела. Время от времени награждала Озана комплиментами. «Твоя попа — как булочка. Хочется откусить…» «Любимый, чертовски сексуально смотришься со сковородой в руках. Курица, наверное, в экстазе от твоих прикосновений…» «Эй, осторожно, не обожги своего дружка. Нам он еще понадобится…» Он смущался, корчил рожи, умоляя не отвлекать от кулинарного процесса: «Алекса, еда может обидится. Любой продукт требует к себе пристального внимания: например, курятину нельзя солить перед готовкой, только за пять минут до снятия с огня. Иначе мясо сморщивается, становится жестким». Я в восхищении: «Откуда ты этому научился? Лучше бы пошел в повара, чем в футболисты.» — «Школа бабушки Айнур. Она отлично готовила. Кстати, бабуля ела исключительно рыбу. От всех видов мяса отказывалась — в них дух измученного смертью животного. Например, коровы чувствуют смерть за несколько часов до ее наступления и страхом отравляют свое мясо. Так она говорила.
Я тоже одно время питался рыбой — долго не продержался, сил ходить на тренировки не было…» Озан часто готовит дома. «Для души. Получаю колоссальное удовольствие, будто заново рождаюсь… Для тебя, любимая, готовить особенно приятно. Вкладываю не только душу, но и всю любовь к тебе». Я подхожу к Озану, целую в губы. Ласкаю рукой «мешочек» под трусами. Уснувшая на время страсть моментально просыпается. Он срывает с меня стринги, задирает платье, укладывает на кухонный столик. Слизывает с моих пальцев капли лимонного сока, Фисинджан остывает…
Мы стали заговаривать о будущем. Как-то непроизвольно. Отныне не вспоминаем о прошлом, смотрим только вперед, Я рисую с помощью Озана картину собственного будущего. Пока не могу сказать, кто в нем будет, какой в нем буду я. Рановато. Радует, что оно хотя бы появилось… Познакомила Озана с Босфором: они столько лет прожили практически бок о бок, но до сих пор не общались. Озан, встречая Босфор, молчал. Босфор, наталкиваясь на Озана, тоже молчал.
«Друзья Алексы — мои друзья», — улыбнулся Босфор моему мальчику ободряюще: «Помню я тебя, Озан. Ты, любопытным мальчишкой, часто приходил на набережную с какой-то девочкой. Помню, как вы наблюдали за рыбаками, заглядывали в их ведра, жалея мучающихся в неволе рыбешек…» Озан закуривает. «Да, было дело. Теперь нет той беззаботности. Польшей отдалилась от дома. Эхх…» Босфор теперь обращается ко мне: «Помнишь, как на прошлой неделе приходила, просила разучить любить? Даже обиделась, когда отказал в помощи. Сейчас-то ты понимаешь, как прекрасно любить?! Береги в себе чувство». Я краснею. «Извини. Паниковала…» Босфор прикасается к нам освежающим морским бризом. Настоящий друг…
…Обнявшись, мы с Озаном сидим в кресле. Листаем кулинарную книгу: ищем легкое в приготовлении, вкусное мясное блюдо. Готовимся ко дню рождения. Я предлагаю ограничиться салатиками. «Без мяса не могу, любимая. Тренер советует есть побольше белковой пищи.
В сентябре нам предстоит игра с молодежной командой из Грузии — надо сохранять форму». Я прижимаюсь к нему: «А знаешь, меня всегда дико возбуждали футболисты. Такие дерзкие, сексуально-худощавые, с такими мужественными ногами… Судьба не зря послала мне тебя». Он спрашивает, кто из современных игроков мне нравится. «Я матчи не смотрю, но часто встречаю в журналах статьи о Матерацци. Страстный итальянец. Красивый негодяй — так я называю подобный тип мужчин…» — «А ты бы переспала с ним?» — спрашивает Озан и отворачивается. «Не переспала бы. Но сделала бы классный минет!» — смеюсь я. Он злится. «Шучу, милый, прости… У нас, Стрельцов, язык без костей…» Хмурится: «Я заметил». Я трусь носом об его небритую щеку: «Ты — самый сексуальный футболист на свете. Запомни, Озан. И вообще про Матерацци пишут, что он скрытый гей, хоть и отец троих детей…» Мой мальчик обнимает меня. «Не пори чушь! Марко настоящий мужик, великолепный игрок». Мужская солидарность…
31
Шопинг расслабляет кого угодно, кроме меня. Мотаться из одного магазина в другой, примерять одежду в душных кабинках, терпеть заискивающий щебет продавщиц — худшее из времяпрепровождений. Поэтому, когда нужно купить какую-либо одежду, я направляюсь в конкретный магазин, где это точно продается. Мне наплевать, что в соседнем бутике цены могут быть ниже. Зачем тратить время на копошение в тряпках, если могу посвятить его Озану или Босфору? Разумные предпочтения…
Сегодня четыре с лишним часа выбирала платье для Дня рождения моего мальчика. Носилась по «Джавахирие»,[69] презрев свое отношение к шопингу. Если любишь, забываешь обо всем, о плохом в первую очередь… Я должна выглядеть шикарно — с такой мыслью исходила все магазины центра. Не важно, какова цена у платья, лишь бы я смотрелась в нем сногсшибательно… Обходив три этажа «Джавахирие», в конце концов остановила выбор на миленьком облегающем платьице из новой коллекции Zara: черный тонкий шелк, глубокое декольте отделано алыми кружевами, спинка — нежным шифоном. Примерила, покрутилась перед зеркалом, сняла и направилась к кассе. Я уверена, Озану понравится. Выходила из магазина с темно-синим бумажным пакетом, предвкушая приближающийся праздник: всего через 48 часов моему мальчику исполнится 18… И только спустившись на этаж ниже, я поняла, насколько устала, к тому же жутко проголодалась — с утра в желудке побывала кружка яблочного чая с кусочком кадаифа.[70] Решив передохнуть, завернула в «Кентаки»,[71] соскучилась по перченым куриным крылышкам. Подкреплюсь, покурю, а потом уж в отель: сегодня вечером намечается клиент. Странно, обычно в пятницу мужчин больше, чем в воскресенье… Ничего, все равно впереди zalim akşam, он высасывает все соки…
…За соседним столиком две блондинки, рядом с ними мальчуган лет семи-восьми пьет колу. Русские. Курят тонкие «Вог». В Турции практически не курят тонкие сигареты — в основном крепкие «Мальборо»… Непроизвольно подслушала их разговор: одна рассказывает другой о том, что покупать кожаные изделия в центре Стамбула нежелательно. «Сашка говорит, здесь есть специальный район, там лучшую кожу продают. Зейтинбурну[72] вроде называется. Туда надо съездить — купим сумки, дубленочки, я еще хочу Гришке куртку присмотреть. Надо завтра утром в этот Бурну попасть. У нас вылет в воскресенье? Так, давай-ка гляну точно, в котором часу…» Мальчик, задумавшись, откидывается на спинку стула. Надувает желтый пузырь из жвачки, глазеет по сторонам. Неожиданно обращается к той, что рассказывала про Зейтинбурну: «Мам, мы скоро в Москву вернемся?» Женщина быстро отвечает, на секунду оторвавшись от обсуждения верхней одежды: «Через два дня, Влад». — «Мам, мне здесь не нравится. Я домой хочу. Здесь говорят на каком-то смешном языке». Женщина не обращает внимания.