Вдруг, как это часто бывает при взволнованном состоянии, развертывающем представление действия в связи не только с прямыми, но и с косвенными обстоятельствами, у Давенанта возникло сомнение. Богатый человек, сын губернатора, жених дочери миллионера, обладающий могущественными связями и великолепным будущим, - захочет ли такой человек рисковать всем, даже претерпев удар по лицу? Насколько характер его открылся в "Суше и море", следовало признать отсутствие благородных чувств. А в таком положении люди редко изменяют себе, разве лишь выгода толкнет их к неискреннему театральному жесту. Это соображение так встревожило Давенанта, что он немедленно подкрепил его сопоставлением джентльмена с трактирщиком и риском, которым грозила для Ван-Конета огласка курьезно-мрачного дела. Надежды его исчезли, мысли спутались, и, чтобы отвлечься, - так как ничего другого не оставалось, как ждать, что принесет завтрашний день, - Давенант снял со стены маленькую винтовку, подобную той, из которой несколько лет назад стрелял на вечере у Футроза. Пристрастившись к стрельбе в цель, чем-то отвечавшей его жажде торжества усилия и результата, Давенант, уже став несравненным стрелком, не оставлял этого упражнения, но ему помешали.
Он услышал быстрый стук в ворота, шаги и голос Петронии; затем мужской голос назвал его имя: "Граве-лот", но дальше Давенант не расслышал. Кто-то взбежал по лестнице, дверь быстро открылась, и он увидел контрабандиста Петвека, который даже не постучал.
- Скандал! Готовьтесь! - закричал Петвек. - Я к вам прямо из Латра. Сюда мчится таможенный отряд.
- Что такое, Петвек? Садитесь прежде всего. О чем вы кричите?
- У вас были обыски?
- До сих пор не было.
- Так будет сейчас. Я был в Латре. Двенадцать пограничников направились к вам. Я видел этих солдат. Один из них - не то, чтобы проболтался, но он с нами имеет дела. У вас что-нибудь есть, Гравелот?
- Если вы до сих пор не соблазнили меня, ясно, что сам я не стану прятать карты или духи. Однако вы не врете? - сказал Давенант, встревоженный шумным дыханием Петвека, который смотрел на него с испугом и недоумением.
- Вот как я вру, - ответил Петвек, - я сразу помчался к вам, оставив солдат доканчивать свое пиво у старухи Декай. Ведь вы знаете, что в Латре у нас постоянный наблюдательный пункт - пограничники вечно толкутся там. Я мчался по короткой тропе и опередил их, но через четверть часа вы сами будете говорить с ними, тогда узнаете, лжет Петвек или не лжет.
- Вот что, - сказал Давенант, прислушиваясь к одной мысли, начавшей его терзать. - Идем-ка вниз. Под лестницей есть два ящика, и я хочу узнать, чем они набиты.
Он взял молоток, лампу и поспешно сошел вниз, с Петвеком за спиной, все время торопившим его. Вытащив из-под лестницы один ящик, оставленный Вагнером, Давенант сбил верхние доски. Действительно, там лежали старые книги, но они прикрывали десятка два небольших ящиков. Распаковав один из них, хотя и без того уже слышался весьма доказательный запах дорогих сигар, Давенант больше не сомневался.
- По крайней мере закурим, - сказал Петвек, беря сигару и с остервенением отгрызая ее конец. - Так! Хорошие сигары, Гравелот. Но с нами вы не хотели иметь дела.
- Молчите, - сказал Давенант. - Товар мне подкинули. Петвек, тащите тот ящик, а я возьму этот. Мы выбросим их в кусты.
Но в это время застучали копыта лошадей. Прятать роковой груз было уже поздно.
- К черту! - сказал Давенант, крепче задвигая дверной засов и пробуя крюк. - Придется бежать, Петвек. Дело хуже, чем пять месяцев тюрьмы. На этом не остановятся. Я один знаю, в чем дело. Где стоит ваша "Медведица"?
- Гравелот, - ответил Петвек, чувствуя какое-то более серьезное дело, чем два ящика сигар, - я не покину вас в беде.
Услышав это, Давенант кинулся в комнату Фирса и одним толчком разбудил его.
- Бросьте протирать глаза, - сказал Давенант, - дело плохо. Оставляю вам гостиницу. Ведите торговлю, вот вам сто фунтов. Потом отчитаетесь. Я должен временно скрыться. Сейчас будут ломиться в ворота и двери, - не открывайте. Пусть ломают вход или лезут через стену, но задержите, как можно дольше. Некогда рассуждать.
Раздался удар в дверь гостиницы. Одновременно загремели ворота и послышались приказания открыть. Фирс сел, спустил ноги, вскочил и, торопливо кивнув, спрятал деньги под наволочку, затем выхватил их и начал бегать по комнате, ища более надежного места. Давенант покинул его и увлек Петвека наверх. Из комнаты косое окно вело на крышу, по той ее стороне, которая была обращена к скале. Достав и захватив с собой серебряного оленя, а также все деньги из стола и карманов одежды, Давенант с револьвером в руке вылез через окно, указывая Петвеку место, где прыжок на скалу с крыши короче. Они прыгнули одновременно, прямо над головой пограничника, стоявшего с этой стороны дома, чтобы помешать бегству. Солдат, увидев две тени, перемахнувшие вверху, с крыши на скалу, яростно закричал и выстрелил, но беглецы были уже в кустах, а в это время через стену двора перепрыгивали солдаты, начиная разгром. Лодка Давенанта стояла неподалеку от дома; он скатил ее в воду и сел, а Петвек распустил парус. Умеренный ветер погнал лодку прочь от опасной земли.
- Передохнем, - сказал Петвек, сев к рулю и доставая из кармана горсть сигар. Он благоразумно захватил столько сигар, сколько успел набить в карманы, пока Давенант путал и обогащал Фирса.
- Что ж, я везу вас на "Медведицу". Если так, то она этой же ночью пойдет в Покет. Закурите, Гравелот. Видали вы, как быстро изменяется жизнь?
- Знаю, - сказал Давенант, уже немного освоившийся с мыслью, что вновь ступил на тропу темной судьбы. - Мне это известно, увы! Но у меня крепкое сердце, Петвек.
- Хорошо, если крепкое. Объясните, в чем дело? Зачем надо бежать?
Пока они плыли, Давенант рассказал утреннюю историю, и, всесторонне обсудив ее, Петвек должен был признать, что другого выхода, как бегство, нет.
- Раз так тонко задумано с контрабандой, будьте уверены, - сказал Петвек, - что этим Ван-Конеты не ограничатся. Сын боится вас, а его отец, высокородный Август Ван-Конет, сумел бы устроить вам долгое житье за решеткой. Это - сила. Поедете с нами в Покет, а там будет видно, что делать.
- В Покет? - сказал Давенант. - Ну что же! Мне почему-то это приятно. Я там давно не был. Очень давно. Да, это хорошо - Покет, - повторил он, на мгновение чувствуя себя слоняющимся у дома Футроза, а тут воспоминания, одно за другим, прошли в темноте ночи. Галеран, Элли, Роэна, старуха Губерман, Кишлот, бродяга отец.. И в ветре возбуждения опасного дня они предстали теперь мирно, лишь оттенок тоски сопровождал их. "Меня, пожалуй, трудно узнать, - думал он. - Странно и хорошо: я буду в Покете. Хорошо, что так выходит само собой, без намерения".
- Богатое было у вас дело, - сказал Петвек. - Кто бы мог думать?.. Вы хотя сказали кому-нибудь?
- Да. Останется Фирс. Ему я могу верить.
- Жулик ваш Фирс, - ответил Петвек. - Не то чтобы он мне не нравился, но, когда он является в Латр, первым делом прохаживается на счет вас. Завистливая скотина.
- Я оставил ему сто фунтов, - сказал Давенант. - Особенно я не сомневаюсь, но все же, когда вы будете там, присмотрите немного. Фирс и Петрония должны управиться, пока я не улажу историю с Ван-Конетом. А я улажу ее. Еще не знаю как, но это дело я доведу до конца.
- Правильно, - согласился Петвек, - я зайду в гостиницу, а с вами спишусь.
Лодка шла близко к береговым скалам. Не прошло часа, как Давенант увидел "Медведицу", стоявшую на якоре без огней. Петвек издал условный свист.
- Что привез? - крикнул человек с низкого борта потрепанного двухмачтового судна.
- Я привез одного твоего знакомого! - крикнул Петвек и, пока Давенант убирал парус, продолжал объяснять: - Со мной Гравелот. Надо будет перемахнуть его в Покет. Вот и все.
Все береговые контрабандисты хорошо знали Давенанта, так как редкий месяц не заходили в "Сушу и море" и неоднократно пытались приспособить гостиницу для своих целей, но, как ни выгодны были их предложения, Давенант всегда отказывался. На таком ремесле его увлекающийся характер скоро положил бы конец свободе и жизни этого человека, сознательно ставшего изгнанником, так как жизнь ловила его с оружием в руках. Он не был любим ею. Хотя Давенант уклонился от предложений широко разветвленной, могущественной организации, контрабандисты уважали его и были даже привязаны к нему, так как он часто позволял им совещаться в своей гостинице. Итак, Давенант встретил новых лиц и, пройдя в маленькую каюту шкипера Тергенса, скоро увидел себя окруженным слушателями. Петвек вкратце рассказал дело, но они желали узнать подробности. Их отношение к Давенанту было того рода благожелательно-снисходительным отношением, какое выказывают люди к стоящему выше их, если тот действует с ними в равных условиях и одинаковом положении. При отсутствии симпатии здесь недалеко до усмешки; в данном же случае контрабандисты признавали бегство Гравелота более удивительным, чем серьезным делом. Не скрывая сочувствия к нему, они всячески ободряли его и шутили; их забавляло, что Гравелот обошелся с Ван-Конетом, как с пьяным извозчиком.
- Однако, - сказал Тергенс, - Гравелот не улетел по воздуху, пограничники это знают, они обшарят весь берег, и, я думаю, нам пора тащить якорь на борт.
- Как же быть с Никльсом? - спросил боцман Гетрах.
Речь шла о контрабандисте, ушедшем в село к возлюбленной на срок до шести часов утра. В семь "Медведица" должна была начать плавание, но теперь возник другой план. Тергенс боялся оставаться, так как пограничники, выехав на паровом боте вдоль скал, легко могли арестовать "Медведицу" с ее грузом, состоявшим из красок, хорьковых кистей, духов и пуговиц.
- Не думал нынче плыть на "Медведице", - сказал Петвек боцману. - Раз я здесь, я поеду. Мне надоело торчать в Латре. На этой неделе больших дел не предвидится. Там есть Блэк и Зуав, их двух хватит, в случае чего. Гетрах, пишите Никльсу записку, я возьму шлюпку, свезу записку в дупло. Никльс прочтет, успокоится.
Взяв записку, Петвек ушел, после чего остальные контрабандисты мало-помалу очистили каюту, служившую одновременно столовой. Гетрах спал на столе, Тергенс - на скамье. Пока Петвек ездил к берегу, Тергенс открыл внутренний трюмовый люк и со свечой прошел туда, чтобы указать Давенанту место его ночлега. Перевернув около основания мачты ряд кип и ящиков, Тергенс устроил постель из тюков, на нее шкипер бросил подушку и одеяло.
- Не курите здесь, - предупредил Тергенс беглеца, - пожар в море - дело печальное. Впрочем, я вам принесу тарелку для окурков.
Он притащил оловянную тарелку, глухой фонарик, бутылку водки. Давенант опустился на ложе и принял полусидящее положение. Уходя, Петвек дал ему шесть сигар, так что он был обеспечен для комфортабельного ночлега в плавании. Хлебнув водки, Давенант закурил сигару, стряхивая пепел в тарелку, которую держал на коленях сверху одеяла. Мальчик еще крепко сидел в опытном, видавшем виды хозяине гостиницы; ему нравился запах трюма - сыроватый, смолистый; полусвет фонаря среди товаров и бег возбужденной мысли в раме из бортов и снастей, где-то между мысом "Монаха" и отмелями Гринленда. Между тем слышался голос возвратившегося Петвека и стук кабестана, тащившего якорь наверх. Заскрипели блоки устанавливаемых парусов; верхние реи поднялись, парусина отяготилась ветром, и все разбрелись спать, кроме Гетраха, ставшего к рулю, да Тергенса и Петвека, влезших из каюты в трюм, чтобы потолковать перед сном. Гости уселись на ящиках и приложились к бутылке, после чего Петвек сказал:
- Никак нельзя было спрятать вашу лодку на берегу. Пограничники могли ее найти и узнать нашу стоянку. А тут хорошее сообщение с нашей базой. Я отвел лодку за камни и пустил ее по ветру. Что делать!
Давенант спокойно махнул рукой.
- Если я буду жив, - лодка будет, - сказал он фаталистически. - А если меня убьют, то не будет ни лодки, ни меня. Так мы уж плывем, Тергенс?
- О да. Если ветер будет устойчив - зюйд-зюйд-ост, - то послезавтра к рассвету придем в Покет.
- Не в гавань, надеюсь?
- Ха-ха! Нет, не в гавань. Там в миле от города есть так называемая Толковая бухта. В ней выгрузимся.
- Знаю. Я бывал там ё. когда бегал еще босиком, - сказал Давенант.
- Вы родились в Покете? - вскричал Петвек.
- Нет, - ответил из осторожности Давенант, - я был проездом, с родителями.
- Странный вы человек, - сказал Тергенс. - Идете вы, как и мы, без огней, сигналов. - Никто не знает, кто вы такой.
- Вы были бы разочарованы, если бы узнали, что я - сын мелкого адвоката, - ответил Давенант, смеясь над испытующим и заинтересованным выражением лиц бывших своих клиентов, - а потому я вам сообщаю, что я незаконный сын Эдисона и принцессы Аустерлиц-Ганноверской.
- Нет, в самом деле?! - сказал Петвек.
- Ну, оставь, - заметил Тергенс, - дело не наше. Так вы думали, что Ван-Конет будет с вами драться?
- Он должен был драться, - серьезно сказал Давенант. - Я не знал, какой это подлец. Ведь есть же смелые подлецы!
- Интересно узнать, кто этот тип, который оставил вам ящики, - сказал Петвек. - Каков он собой?
Давенант тщательно описал внешность мошенника, но контрабандисты никого не могли подобрать к его описанию из тех, кого знали.
- Что же... Подавать в суд? Да вас немедленно арестуют, - сказал Тергенс.
- Это верно, - подтвердил Давенант.
- Ну, так как вы поступите?
- Знаете, шкипер, - с волнением ответил Давенант, - когда я доберусь до Покета, я, может быть, найду и заступников и способы предать дело широкой огласке.
- Если так ... Конечно.
Тергенс и Петвек сидели с Давенантом, пока не докончили всю бутылку. Затем Тергенс отправился сменять Гетраха, а Петвек - к матросам, играть в карты. Давенант скоро после того уснул, иногда поворачиваясь, если ребра тюков очень жали бока.
Почти весь следующий день он провел в лежачем положении. Он лежал в каюте на скамье, тут же обедал и завтракал. "Медведица" шла по ровной волне, с попутным ветром, держась, на всякий худой случай, близко к берегу, чтобы экипаж мог бежать после того, как дозорное судно или миноносец сигнализируют остановиться. Однако, кроме одного пакетбота и двух грузовых шхун, "Медведица" не встретила судов за этот день. Уже стало темнеть, когда на траверсе заблестели огни Покета, и "Медведица" удалилась от берега в открытый океан, во избежание сложных встреч.
Когда наступила ночь, судно, обогнув зону порта, двинулось опять к берегу, и незначительная качка позволила экипажу играть в "ласточку". Давенант принял участие в этой забаве. Играли все, не исключая Тергенса. На шканце установили пустой ящик с круглым отверстием, проделанным в его доске; каждый игрок получил три гвоздя с отпиленными шляпками; выигрывал тот, кто мог из трех раз один бросить гвоздь сквозь узенькое отверстие в ящике на расстоянии четырех шагов. Это трудное упражнение имело своих рекордсменов. Так, Петвек попадал чаще других и с довольным видом клал ставки в карман.
Чем ближе "Медведица" подходила к берегу, тем озабоченнее становились лица контрабандистов. Никогда они не могли уверенно сказать, какая встреча ждет их на месте выгрузки. Как бы хорошо и обдуманно ни был избран береговой пункт, какие бы надежные люди ни прятались среди скал, ожидая прибытия судна, чтобы выгрузить контрабанду и увезти ее на подводах к отлично оборудованным тайным складам, риск был всегда. Причины опасности коренились в отношениях с береговой стражей и изменениях в ее составе. Поэтому, как только исчез за мысом Покетский маяк, игра прекратилась и все одиннадцать человек, бывшие на борту "Медведицы", осмотрели свои револьверы. Тергенс положил на трюмовый люк восемь винтовок и роздал патроны.
- Не беспокойтесь, - сказал он Давенанту, вопросительно взглянувшему на него, - такая история у нас привычное дело. Надо быть всегда готовым. Но редко приходится стрелять, разве лишь в крайнем случае. За стрельбу могут повесить. Однако у вас есть револьвер? Лучше не ввязывайтесь, а то при вашей меткости не миновать вам каторжной ссылки, если не хуже чего. Вы просто наш пассажир.
- Это так, - сказал Давенант. - Однако у меня нет бесчестного намерения отсиживаться за вашей спиной.
- Как знаете, - заметил Тергенс с виду равнодушно, хотя тут же пошел и сказал боцману о словах Граве-лота. Гетрах спросил:
- Да?
Они одобрительно усмехнулись, больше не говоря ничего, но остались с приятным чувством. В воображении им приходилось сражаться чаще, чем на деле.
Между тем несколько бутылок с водкой переходило из рук в руки: готовясь к высадке, контрабандисты накачивались для храбрости, вернее - для спокойствия, так как все они были далеко не трусы. Только теперь стало всем отчетливо ощутительно, что груз стоимостью в двадцать тысяч фунтов обещает всем солидный заработок. "Медведица" повернула к берегу, невидимому, но слышному по шороху прибоя; ветер упал. Матросы убрали паруса; судно на одном кливере подтянулось к смутным холмам с едва различимой перед ними пенистой линией песка. Всплеснул тихо отданный якорь; кливер упал, и на воду осела с талей шлюпка. В нее сели четверо: Давенант, Гетрах, Петвек и шестидесятилетний седой контрабандист Утлендер. Как только подгребли к берету, стало ясно, что на берету никого нет, хотя должны были встретить свои.
- Ну, что же вам делать теперь? - сказал Петвек Давенанту, выскакивая на песок вместе с ним. - Мы тут останемся. Я пойду искать наших ребят, которые, верно, заснули неподалеку в одном доме, а вам дорога известная: через холмы и направо, никак не собьетесь, прямо выйдете на шоссе.
Контрабандист был уже озабочен своими делами. Гетрах нетерпеливо поджидал его, чтобы идти. Давенант, чрезвычайно довольный благополучным исходом плавания, тоже хотел уходить, даже пошел, - как он и все другие остановились, услышав плеск весел между берегом и "Медведицей". Подумав, что оставшийся в лодке Утлендер зачем-то направился к судну, так укрытому тьмой, что можно было различить лишь, да и то с трудом, верхушку его матч, Петвек крикнул:
- Эй, старый Ут! Ты куда?