А тощий доктор и ухом не повел.
— Где эта скорая? — спрашивает.
— Если вы имеете в виду большую такую длинную и шумную машину, — отвечаю, — так она в трех милях отсюда, но жмет на всех парах. Только дядюшка Лем вовсе не нуждается ни в какой помощи. У него просто припадок. Это у нас семейное. Ничего страшного, уверяю вас, сэр.
— Святые Небеса! — говорит на это Док. — Вы хотите сказать, молодой человек, что у него уже было нечто подобное и он после этого выжил? — Он посмотрел на меня и вдруг заговорщически улыбнулся. — Ясно, — говорит, — значит, боимся больницы, точно? Не надо беспокоиться. Мы не причиним ему вреда.
Такого поворота событий я не ожидал. Он что-то почуял. Я как-то упустил это из виду. Больница — неподходящее место для Хогбенов. Народ там — несносно шумный. Я громко стал звать дядю Лема у себя в голове.
«Дядюшка Лем, — надрывался я мысленно, — дядюшка Лем, давай, просыпайся! Дед же тебя прибьет к амбарным воротам, если ты позволишь увезти себя в больницу. Они же там вмиг обнаружат, что у тебя два сердца и кости соединены не так, и форму твоей глотки. Дядюшка Лем, проснись!!!»
Без толку. Он даже не пошевельнулся. Вот тут-то я по-настоящему перепугался. В хорошенькую передрягу втянул меня дядюшка Лем! Теперь вся ответственность ложилась на мои плечи, а у меня не было ни малейшего представления, как же выбираться из этой заварухи. В конце концов, я же еще маленький! До пожара в Лондоне я вообще ничего не помню. Ну того пожара, при Карле II. Тогда все еще носили эти длинные волосы с завитушками. Ему-то, по крайней мере, они шли.
— Мистер Пу, — говорю, — пусть Крошка снимет заклятие. Нельзя, чтобы дядю Лема упекли в больницу.
— Малыш, продолжай-продолжай, не останавливайся, — говорит Пу-старший с этакой гаденькой улыбочкой на роже. — Эй, я бы хотел переговорить с юным Хогбеном наедине, — Доктор посмотрел на него удивленно, а тот мне: — Отойдем-ка, Хогбен, у меня есть для вас кое-что. Малыш, убавь-ка уровень.
Желто-синюшные пятна на дядюшке Леме стали зеленоватыми по краям. Док судорожно вздохнул, а Эд Ну тем временем схватил меня за руку и утянул в сторону. Когда мы оказались вне досягаемости чьих-либо ушей, он мне и говорит, этак доверительно, буравя своими глазенками.
— Я так понимаю, Хогбен, что ты усекаешь, что мне нужно. Лем никогда не говорил, что он не может. Он говорил, что не хочет. Стало быть вы можете это сделать для меня.
— Что именно, мистер Ну? — спрашиваю.
— Ты же знаешь, я хочу, чтобы в мире всегда были Пу. Не так-то просто мне было найти себе жену, да и Крошке, я знаю, будет нелегко. Женщины в наши дни совершенно утратили вкус. С тех пор как Лили Лу покинула нас, на свете не рождалось другой женщины, столь уродливой, чтобы выйти замуж за Пу, и я боюсь, что вместе с Крошкой наш род угаснет. Мне невыносимо думать об этом. С его-то талантом! Устрой так, чтобы наш род никогда не угасал — и я велю Крошке снять заклятие с Лемюэля.
— Если уж мне суждено обеспечить вашему роду бессмертие, — отвечаю я, — тогда я уж позабочусь, чтобы остальное человечество вымерло. Все лучше, чем жить бок о бок со множеством Пу.
— А что плохого во множестве Пу? — спрашивает эта образина, радостно щерясь. — Как я понимаю, у нас здоровая порода.
Он даже замахал лапищами от переизбытка чувств. А эта горилла, между прочим, была повыше меня.
— Ничего плохого не будет в том, что Землю будут населять породистые люди. Я уверен, что, дай нам время, мы, Пу, смогли бы завоевать этот говенный мир. И ты поможешь нам в этом, юный Хогбен.
— Нет, — сказал я, — нет, нет и нет. Даже знай я, как…
В конце улицы раздался жуткий рев и толпа стала разбегаться, уступая дорогу машине скорой помощи, которая остановилась на углу, возле дядюшки Лема. Из нее выскочила пара расторопных ребят, таща с собой носилки. Доктор Браун встал с колен, на его лице читалось облегчение.
— Ну, думал, что так вас и не дождусь, — сказал он. Этого человека нужно в карантин, я полагаю. Одному Богу известно, что покажут анализы. Принесите мою сумку. Мне нужен стетоскоп. Что-то странное у этого парня с сердцем.
Не знаю уж, как там у дядюшки Лема, а у меня сердце аккурат ушло в пятки. «Все, — понял я, — мы пропали — все наше хогбеново племя. Как только эти докторишки и ученые пронюхают, кто мы такие, — тут нашей жизни и крышка. Все оставшееся время у нас не будет ни секунды покоя. Прощай тихая жизнь».
Эд Пу смотрел на меня и мерзко лыбился.
— Что, засуетился, да? Я бы на твоем месте вился, как уж на сковородке. Я ведь все о вас, Хогбенах, знаю. Все вы как один нечисть. Как только они привезут Лема в больницу, так все и выплывет. А закон против колдунов, между прочим, никто не отменял. Так что даю тебе полминуты, юный Хогбен, чтобы покончить с этим вопросом. Что скажешь?
Ну сами подумайте, что я мог ему сказать? Я же не мог ничего ему обещать. Чтобы эти треклятые Пу со своим Даром заполонили весь мир? Мы, Хогбены, живем долго. У нас тоже есть кой-какие серьезные планы касательно будущего этого мира. Но если Пу поползут по всему свету, стоит ли тогда стараться? Вы понимаете, я не мог ответить ему «да».
Но скажи я «нет» — и дяде Лему конец. Мне казалось тогда, что как ни крути, а Хогбенам, похоже, крышка. Оставался лишь один выход. Я набрал побольше воздуха, зажмурил глаза и возопил внутри головы: «Дед! Деда!»
«Внимаю тебе, дитя мое», — произнес звучный, раскатистый голос где-то в моем мозгу. Будто он все время был со мной и только и ждал, чтобы к нему обратились. Дед был за добрую сотню миль отсюда и голос у него был, как со сна. Неважно: когда Хогбен взывает в такой тональности, в которой я позвал Деда, он вправе рассчитывать на ответ — и немедленный. Так оно было и на этот раз.
Обычно Дед минут пятнадцать ходит вокруг да около, задает перекрестные вопросы, не слушая ответов, либо начинает сбиваться на какие-то допотопные диалекты, вроде санскрита, которых поднабрался за свою долгую жизнь. Но на этот раз, похоже, он был серьезен. «Внимаю тебе, дитя мое», вот и все, что он сказал. Так что я просто взял и вывалил перед ним содержимое моего мозга. Прям как школьный учебник. Просто не было времени на вопросы и ответы. Док уже доставал свои причиндалы; как только он усечет, что у дядюшки Лема два сердца, Хогбенам кранты. «И зачем ты только запретил убивать, Дед», — добавил я, зная, что к этому моменту он уже успел окинуть взглядом всю ситуацию от начала и до конца.
Мне казалось, что Дед размышляет ужасающе долго. Док уже вставлял себе в уши такие маленькие рогульки с резиновыми наконечниками. Эд Пу смотрел на меня как коршун. Малыш тсрчал там, в стороне, весь переполненный своим Даром, и шнырял глазами по сторонам: кого бы еще свалить. В глубине души я надеялся, что он остановит выбор на мне. Я уже приготовился отразить заряд заклятия прямо ему в рожу и, если повезет, то убить на месте.
Наконец Дед подал мне в голове знак.
«Они держат нас на мушке, Сонк», — сказал он. Помнится, я удивился, что Дед, оказывается, способен изъясняться на людском языке, если захочет.
«Скажи Пу, что мы согласны».
«Но, дед…» — начало было я.
«Делай, как я сказал! — когда он говорил с таким нажимом, у меня начинала болеть голова. — Быстрее, Сонк. Скажи Пу, что мы дадим ему то, что он хочет».
Я не посмел ослушаться. Но в тот раз я был очень к этому близок.
Если вдуматься, даже Хогбен должен в конце концов впадать в старческий маразм. Вот я и подумал, не сказывается ли в конце концов преклонный возраст на Деде.
В ответ я только сказал в голове: «Ладно, я сделаю, как ты говоришь, хотя, будь моя воля, я поступил бы по-другому. Получается, что нам, Хогбенам, каждый может диктовать свои условия. Почему бы не запереть дар внутри Пу-младшего. То-то бы он попрыгал». Вслух же я произнес смиренно, как только мог:
— Все в порядке, мистер Пу. Давайте, снимайте заклятие. Быстрее, а то будет слишком поздно.
ГЛАВА 4
Пу идут
У мистера Пу был большой желтый автомобиль с открытым верхом, приземистый и очень длинный. И несся он со страшной скоростью. В какой-то момент я был почти уверен, что мы переехали маленького мальчика, но мистер Пу не обратил на это внимания, а я не осмелился ему сказать. Ведь Дед выразился ясно: они держат нас на мушке.
Было много говорильни, прежде чем я убедил их поехать к нам. Таков был дедов приказ.
— Где гарантии, что вы не пришьете нас хладнокровно в своей глухомани? — спросил мистер Пу.
— Я могу вас прямо тут убить, на месте, — отвечаю, — и убил бы, будьте спокойны, да только вот Дед запретил. Ежели он говорит, что вам ничего не угрожает, значит так оно и есть. Никогда еще ни один Хогбен не нарушил своего слова.
Короче, я его уломал. Я сказал ему, что мы можем работать только на своей территории. Это подействовало. Мы погрузили дядю Лема на заднее сиденье и поехали в сторону холмов. Вдрызг переругавшись перед тем с доком. Дядя Лем все еще был в отключке.
— Я могу вас прямо тут убить, на месте, — отвечаю, — и убил бы, будьте спокойны, да только вот Дед запретил. Ежели он говорит, что вам ничего не угрожает, значит так оно и есть. Никогда еще ни один Хогбен не нарушил своего слова.
Короче, я его уломал. Я сказал ему, что мы можем работать только на своей территории. Это подействовало. Мы погрузили дядю Лема на заднее сиденье и поехали в сторону холмов. Вдрызг переругавшись перед тем с доком. Дядя Лем все еще был в отключке.
А он бы в любом случае не проснулся. Правда, когда Пу-младший снял свое заклятие, он вскоре принял нормальный цвет. Док никак не мог в это поверить, хотя и видел все своими глазами. Мистеру Пу пришлось угрожать ему всеми карами, прежде чем он, наконец, сдался. Когда мы отъезжали, док сидел на тротуаре, что-то бормотал себе под нос и ошалело тер лоб. Был он, явно, несколько не в себе.
Я чувствовал, как Дед всю дорогу изучает обоих Пу через мой мозг. Казалось, что он озадаченно качает головой — или как это про Деда сказать — и думает над проблемами, которые лично для меня были китайской грамотой.
Когда мы подъехали к дому, вокруг не было видно ни души. Я слышал, как Дед возится и бормочет что-то в своем мешке на чердаке. Па, похоже, пребывал в невидимом состоянии и был слишком пьян, чтобы внятно объяснить, где он находится. Крошка Сэм спал. Ма все еще была в церкви и Дед сказал, что оно и к лучшему.
«Мы сможем это сделать и вдвоем, Сонк, — сказал он мне, как только я вылез из машины. — Я тут кое-что надумал. Тащи-ка сани, которые ты приспособил сегодня утром для сквашивания сливок. Давай, давай, Сонк, поторапливайся».
И тут он разом показал мне свою задумку.
— О, нет, дед! — непроизвольно воскликнул я вслух.
— С кем это ты разговариваешь? — осведомился Эд Пу, вылезая из машины. — Что-то я никого не вижу. Это и есть ваше логово? Небогато, как я погляжу. Эй, Малыш, держись-ка поближе ко мне. Чем больше я смотрю на этих типов, тем меньше они мне нравятся.
«Давай, Сонк, тащи сани, — сказал Дед решительно. — Я все обдумал. Мы с тобой зашлем этих двух горилл в самое что ни на есть подходящее для них место».
«Дед, а Дед, — упрашиваю я его, в голове, понятное дело, — может не стоит торопиться? Давай все обсудим еще раз, не спеша. Опять-таки с Ма было бы неплохо посоветоваться. У Па тоже, когда он трезв, башка варит ого-го. Давай подождем, пока он очухается. Я бы и Крошку Сэма не сбрасывал со счетов. Все-таки, по-моему, закидывать их назад, в прошлое, не самый лучший выход, а? Дед?»
«Малыш Сэм спит, — сказал Дед, — и пусть себе спит. Он сейчас бродит по снам и беседует с Эйнштейном, благословенна будь его детская душа».
Мне в голову пришла мысль, что самым тревожным во всем в этом является тот факт, что Дед изъясняется без всяких вывертов, на нормальном языке. Обычно он говорил совершенно иначе. Я подумал, может быть годы в конце концов… эээ… лишили его рассудка. «Дед, — говорю я ему, стараясь сдерживаться, — ты что же, не видишь? Если мы закинем их в прошлое и дадим, что обещали, то все станет в миллион раз хуже. Или ты собираешься закинуть их в Год Первый, а затем нарушить свое обещание?»
«Сонк», — начал было Дед.
«Знаю, знаю. Если мы сказали, что их род не вымрет, значит так тому и быть. Их род не вымрет. Но если мы забросим их в Год Первый, то все время до сегодняшнего дня они будут размножаться. И с каждым поколением Пу будет все больше. Дед, через пять секунд после того, как они попадут в Год Первый, я почувствую, как у меня глаза сдвигаются к переносице, а лицо становится как у Пу-младшего, жирным и плоским. Дед, если мы зашлем их в Год Первый, то сегодня все мы можем оказаться Пу. Ведь они только и знают, что плодиться».
«Доколе яйца будут кур учить?! — рявкнул он у меня в голове. — Делай, что тебе сказано, болван!»
От души у меня немного отлегло, но я по-прежнему не верил в его затею. В общем, иду я в сарай и вытаскиваю те сани. Пу их увидел и раскипятился.
— Я вам не мальчик, чтобы на санях кататься! За кого вы меня держите? Здесь явно какое-то мошенничество. Нутром чую!
А Крошка Пу попытался меня пнуть.
— Послушайте, мистер, — это я ему, — либо мы сотрудничаем, либо нет. Я знаю, что делаю. Вставайте вон сюды и садитесь. И ты, Крошка, давай, что стоишь. Тут места обоим хватит.
Если бы он расчухал, что мы затеваем, уж не знаю, что бы с нами сталось. Одно спасло. Он поди думал, что я от страха в штаны наложил. Однако когда по поводу дедова ума я забеспокоился — это он усек.
— Ну где он, ваш Дед? — спрашивает он подозрительно. Или ты хочешь сказать, что сам все сделаешь? Да? Э нет, так мы не договаривались. Что-то не верю я в твои затеи. Молод ты для этого, парень. А вдруг ошибешься, что тогда?
— Мы же дали вам слово, — напомнил я ему. — Теперь, будьте так добры, мистер, замолчите и дайте мне сосредоточиться. Кому в конце концов нужно, чтобы Пу были всегда? Уж явно не мне.
— Помните, вы дали слово, — сказал он, усаживаясь, — и вы обязаны его сдержать. Предупредите меня перед тем, как начнете.
«Все идет отлично, Сонк, — сказал Дед с чердака. — Теперь смотри и учись. Смотри внимательней, Сонк. Выбери какой-нибудь ген и сфокусируйся на нем. Любой ген, Сонк».
Хоть мне вся эта дедова затея была не по нутру, я все же не смог сдержать любопытства. Когда Дед что-нибудь делает, это всегда — загляденье.
Гены — это такие жутко юркие твари, похожие на веретенца, только совсем крошечные. Они всегда в паре с тонкими палочками, которые называются хромосомы. Они всегда вместе, где ген — там и хромосом. Не верите, посмотрите сами. Главное тут правильно сфокусировать зрение.
«Для начала нам нужна хорошая доза ультрафиолета, — бормотал Дед на чердаке. — Ну-ка, Сонк, ты там поближе».
Я сказал: «Хорошо, Дедушка» и завернул ультрафиолетовые лучи так, чтобы они падали сквозь кроны сосен прямо на обоих Пу. Ультрафиолет — это один из цветов на другой стороне полосы. Он начинается там, где для большинства людей названия для цвета кончаются.
«Спасибо, сынок, — отозвался Дед, — подержи его так с минутку».
Гены начали прыгать в такт световым волнам. Крошка Пу пожаловался:
— Па, что-то мне щекотно.
— Заткнись, — ответствовал Пу-старший. А Дед знай бормочет себе под нос. Уверен, что он стянул слова у прохвессора, который у нас в бутылке живет. Впрочем, кто знает. Может Дед их когда-то первым и придумал. Он у нас такой. С ним ни в чем нельзя быть уверенным.
«Эухроматин, — бурчал он, — да, самое то. Ультрафиолет даст нам наследственную мутацию, а эухроматин содержит гены, которые отвечают за наследственность. С другой стороны имеем гетерохроматин, что даст нам эволюционные изменения в поистине безмерном многообразии.
Очень хорошо, очень хорошо. Мы всегда можем использовать новые разновидности. Гм-м. Шесть вспышек гетерохроматической активности должно хватить, — он помолчал с минуту. Затем изрек: — Мудр аз есмь. 0'кей, Сонки, убирай».
Я позволил лучам ультрафиолета распрямиться.
«Все-таки в Год Первый, дедушка?» — спросил я, по-прежнему обуреваемый сомнениями.
«Это как раз подходящий срок, — ответил он. — Ведом ли тебе курс?»
«Да, дедушка», — сказал я.
После чего нагнулся и придал саням необходимое начальное ускорение. Последнее, что я услышал, был рев мистера Пу.
— Эй, что ты творишь? — вопил он. — Что за дурацкая идея? Смотри, что там такое? Что вообще происходит? Куда мы едем? Эй, Сонк, предупреждаю: если что не так, я напущу на тебя Малыша. Он тебя так закляне-е-е-е…
Его рев делался все тоньше и тоньше, пока не сравнялся с писком комара. Затем во дворе наступила тишина.
Я стоял, обхватив себя руками, готовый сопротивляться изо всех сил, когда начну превращаться в Пу. С этими крошками-генами шутки плохи.
Я знал, что Дед допустил ужасную оплошность. Близился миг, когда Пу должны достигнуть Года Первого и затем начать движение к нашему времени. Я знал, что должно было произойти.
Я не очень четко представляю себе, где этот Год Первый, но ясно, что у Пу была прорва времени, чтобы расплодиться по всей планете. Я приложил два пальца к носу, чтобы удержать глаза, когда те начнут съезжаться к переносице, как у Пу.
«Эй, сынок, ты пока еще не Пу, — сказал Дед, хихикая. Ты достаточно зоркий, чтобы их сейчас видеть?»
«Нет, — сказал я. — А что там происходит?»
«Сани останавливаются. Все, остановились. Год Первый, все правильно. Нет, ты только посмотри на эту публику, как они высыпали из пещеры встречать гостей. Ух, ну и плечи у тамошних ребят. Папаша Пу перед ним заморыш. А дамочки-то, дамочки. Нет, положительно, Малыш сойдет там за красавца. Проблем с женитьбой у него там явно не будет».
«Но, дедушка, это ведь и страшно».
«Не перебивай старших, Сонк, — хмыкнул Дед. — Нет, ты только полюбуйся, Малыш Пу только что плюнул заклятием. Чье-то дитя упало и расквасило нос. Мамаша вцепилась Малышу в рожу. Ага, теперь папаша взялся за Пу-старшего. До чего славная драка! Нет, ты только глянь! О семействе Пу теперь можно не беспокоиться. Там о них позаботятся».