Парень посмотрел ей в глаза.
– Что за черт, Лилли? К чему все это?
На мгновение она отвернулась и посмотрела на другую сторону пустой улицы. Над городом эхом отдавались крики толпы, ожидавшей представления в полутора кварталах от них. Лилли медленно покачала головой.
– Гонки и стриптиз-клубы, – тихо пробормотала она.
Остин смотрел ей в затылок и внимательно слушал, беспокоясь все сильнее.
– О чем ты?
Лилли развернулась и взглянула на него.
– Этим миром правят мужчины, красавчик. – На лице ее отразилась боль. Глаза уже наполнялись слезами. – Вы, ребята, думаете, поматросил и бросил. А это не так. Не так, Остин. Все действия имеют последствия. Сделал что-то не так – и тебя могут убить.
– Лилли…
– А сейчас это более верно, чем когда-либо. – Она обхватила себя руками, словно ей было холодно, и снова посмотрела вдаль. – Этот дерьмовый мир, в котором мы живем, ничего не прощает. Ты попадаешь в ловушку и погибаешь… Или и того хуже.
Остин нежно прикоснулся к ее плечу.
– Лилли, что бы там ни было… мы справимся. Вместе. Разве не об этом ты говорила? Нужно держаться вместе? Расскажи, что случилось? Что произошло?
Отшатнувшись, она спустилась на несколько ступенек.
– Я не знаю, о чем я думала, – отчаянно сказала она.
– Стой! – крикнул он. – Лилли, я могу все исправить… Что бы там ни было.
Она помедлила на нижней ступеньке, затем развернулась и посмотрела на парня.
– Правда? Ты все можешь исправить? – Пошарив в кармане, она вытащила маленькую пластиковую палочку, похожую на цифровой термометр. – Исправь это!
Лилли бросила палочку Остину.
Он поймал ее и рассмотрел.
– Это еще что за фигня?
Внимательнее изучив палочку, он заметил крошечное окошко цифрового теста и напечатанные возле него слова:
не беременна: |
беременна: ||
В окошке виднелись две вертикальные линии, означавшие положительный результат.
Часть 2
Зрелище
Ибо тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира доныне, и не будет.
Матфей 24:21Глава тринадцатая
Огромный вольфрамовый прожектор в северной части трека с громким хлопком вспыхнул, как гигантская спичка, и серебристый луч осветил арену, которую когда-то называли Гоночным треком ветеранов Вудбери. Искусственный свет заставил более пятидесяти зрителей на западных трибунах подпрыгнуть. Со всех сторон послышались свист и крики, которые поднимались в желтое сумеречное небо и сливались в прохладном воздухе с запахом дыма и бензина. Тени становились длиннее.
– Толпа ничего, а?
Губернатор изучал немногочисленных, но неистовых зрителей, проводя Гейба и Брюса по лестнице для прессы к наблюдательной вышке, где когда-то местные репортеры и скауты «НАСКАР» передавали друг другу бутылки с «Джеком»[13] и жевали табак, приглядывая за контролируемым хаосом, разворачивавшимся в пыли.
Гейб и Брюс шагали за Губернатором, сопровождая его в застекленную ложу и периодически вставляя свое «да, сэр» и «тут вы правы». Когда они уже готовы были запереть дверь небольшой кабинки, снизу раздался голос.
– Эй, шеф! – крикнул седой фермер в кепке «КАТ», прежде выращивавший арахис. Он сидел на заднем ряду и поглядывал на Губернатора, который как раз проходил мимо. – Даешь сегодня знатную битву!
Губернатор посмотрел на него так, как смотрят на ребенка, который впервые готовится прокатиться на карусели.
– Не переживай, дружище! Зрелище будет что надо. Обещаю.
В подземелье под ареной за несколько минут до начала вечернего представления неожиданно распахнулась дверь в госпиталь, и внутрь зашел высокий приятный мужчина с повязанной на голову банданой. Лицо его было озабоченно.
– Док? Доктор Стивенс?
На другом конце комнаты несчастный незнакомец Рик Граймс шагал вдоль торцевой стены, возле которой стояло потрепанное медицинское оборудование. Едва заметив посетителя, он двигался практически на автомате, а мысли его витали далеко. Он держал свою изуродованную руку, как мертвого младенца, и отсутствие кисти сразу бросалось в глаза – на ее месте виднелась утолщающаяся к концу грязная повязка в форме гигантской пробки.
– Эй, приятель! – Мартинес помедлил у двери, положив руки на бедра. – Ты не видел… – Он осекся. – О, а ты… Как тебя зовут?
Покалеченный мужчина медленно повернулся, окровавленная культя показалась на свету. Голос его вырвался тяжелым, хриплым, жутковатым шепотом:
– Рик.
– О боже… – ужаснулся Мартинес, увидев развороченное запястье. – Что случилось с… Боже, что с тобой случилось?
Рик опустил глаза.
– Несчастный случай.
– Что?! Как?! – Мартинес подошел ближе и положил руку ему на плечо. Рик отшатнулся. Мартинес изо всех сил изображал сочувствие и праведный гнев. Актером он был вполне приличным. – Кто тебя так покалечил?
Подскочив к нему, Рик схватил его за рубашку единственной рукой.
– Заткнись! Заткнись на хрен! – Голубые глаза мужчины пылали яростью, жаркой, как угли. – Это ты передал меня этому психу! Это, черт возьми, был ты!
– Эй! Эй! – Мартинес попятился в притворном ужасе.
– ХВАТИТ!
Голос доктора Стивенса подействовал на мужчин, как холодный душ. Доктор встал между противниками и развел их ладонями в разные стороны.
– Хватит! Прекратите сейчас же! – Он внимательно посмотрел на каждого, а затем приобнял Мартинеса. – Пойдем, Мартинес. Лучше тебе уйти.
Рик выдохнул и уставился в пол, придерживая одной рукой обрубок, а Мартинес пошел прочь.
– Что с ним? – едва слышно спросил довольный своей уловкой Мартинес, когда они с доктором вышли из зоны слышимости Рика и оказались на другом конце палаты. Семя было посеяно. – Он в порядке?
Доктор помедлил в дверях и тихо, доверительно сказал:
– Не беспокойся о нем. Что ты хотел? Искал меня?
Мартинес потер глаза.
– Наш любимый Губернатор сказал мне поговорить с тобой – мол, у тебя что-то разладилось. Он знает, что мы приятели. Хотел, чтобы я просто… – Мартинес в нерешительности замолчал. Ему искренне нравился циничный, остроумный Стивенс. Втайне, в глубине души Мартинес восхищался этим человеком – образованным, обстоятельным.
Он бросил краткий взгляд на мужчину в другом конце комнаты. Рик прислонился к стене, придерживая забинтованную руку и рассеянно смотря вдаль. Казалось, он смотрел в пустоту, в бездну, пытаясь понять жестокую реальность ситуации. Но в то же время, по крайней мере в глазах Мартинеса, он выглядел твердым, как скала, готовым убить при необходимости. Его волевой, поросший щетиной подбородок, морщинки в уголках глаз, собравшиеся там за те годы, когда он смеялся, недоумевал или подозрительно щурился, а может, делал все перечисленное, – все это, казалось, принадлежало человеку другого сорта. Может, он не обладал учеными степенями и не занимался частной практикой, но с ним, определенно, стоило считаться.
– Не знаю, – наконец пробормотал Мартинес, снова повернувшись к доктору. – Думаю, он просто хотел, чтобы я… удостоверился, что ты не собираешься создавать никаких проблем и все такое. – Снова пауза. – Он просто хочет знать, что ты счастлив.
Теперь настала очередь доктора посмотреть в другой конец комнаты и все взвесить.
В конце концов губы Стивенса скривились в фирменной ухмылке, и он сказал:
– А он знает?
Арена ожила. Зазвучали фанфары оглушительного хеви-метала, зрители зашлись нечеловеческими криками, и по команде на их суд из тени северного вестибюля, как потрепанный жизнью Спартак, вышел грязный, морщинистый, необразованный громила, известный под именем Юджина Куни. Его стальные плечи прикрывала старая футбольная экипировка, а в руках он держал заляпанную кровью биту, обмотанную скотчем.
Зрители подзуживали его, пока он шел сквозь строй ходячих мертвецов, прикованных к воротам у кромки поля. Твари протягивали к нему свои руки, прогнившие челюсти клацали, потемневшие зубы стучали, тонкие струйки черной желчи поблескивали на тусклом свету. Юджин приветствовал мертвецов, подняв вверх средний палец. Толпа любила этого борца и одобрительно заревела, когда Юджин занял свое место в центре арены, взмахнув битой с преувеличенной торжественностью, которой позавидовал бы любой знаменосец. Воняло гниющими органами и разлагающимися потрохами.
Взмахнув битой, Юджин замер в ожидании. Зрители тоже затихли. Казалось, вся арена притаилась в преддверии появления противника.
Наверху, в кабине комментаторов, из-за спины Губернатора, наблюдавшего за представлением, Гейб громко спросил, повысив голос, чтобы его было слышно:
– Шеф, вы уверены?
Губернатор даже не взглянул на него.
– У меня есть шанс посмотреть на то, как избивают эту сучку, и не вымотаться при этом. Да, по-моему, лучше и не придумаешь.
Донесшийся с поля шум приковал их внимание к лучу света, освещающему южный портал.
Донесшийся с поля шум приковал их внимание к лучу света, освещающему южный портал.
Губернатор улыбнулся:
– Отличное будет зрелище.
Женщина резкими, порывистыми шагами вышла на арену из темного вестибюля. Голова ее была опущена, плечи скрывались под монашеским одеянием, дреды развевались на ветру. Она двигалась быстро и решительно, несмотря на раны и изнеможение, как будто бы намереваясь просто схватить за шкирку отбившегося кролика. Длинный, изогнутый меч, который она сжимала в правой руке, был направлен вниз под углом в сорок пять градусов.
Она шла так быстро, так естественно, так смело, что экзотический вид противницы и ее странное, отрешенное поведение тут же завладели сознанием зрителей, как будто вся толпа одновременно вдохнула и задержала дыхание. Живые трупы пытались дотянуться до удивительной женщины с первоклассным мечом в руке, пока она шла мимо, окружив ее и как будто бы прося ее о чем-то, но она лишь приближалась к Юджину, не выказывая никаких чувств, никаких эмоций, никакой радости.
Вскинув биту, Юджин прорычал какое-то маловразумительное проклятье и бросился на противницу.
Казалось, он двигался в замедленной съемке: женщина быстро и без усилий пнула гиганта, угодив ему прямо по гениталиям. Удар пришелся как раз в мягкое место промеж его ног, и громила взвизгнул, как девчонка, согнувшись пополам, словно во внезапной агонии. Зрители ахнули.
За этим последовал быстрый и точный взмах лезвия.
Женщина в плаще резко развернулась, сделав изящный пируэт, и сжала меч обеими руками – и движение это было таким естественным, таким отработанным, таким точным, таким неизбежным, что казалось, будто она умела это с рождения, – после чего обрушила клинок на шею здоровяка. Вручную выделанное лезвие, закаленное мастерами-оружейниками по традициям, передающимся сквозь века, отрубило голову Юджину Куни, не дав тому издать ни звука.
Сперва блеск стали, отсвет стадионного прожектора на клинке и вид головы гиганта, отсеченной мечом с той же легкостью, с которой бензопила проходит сквозь головку сыра, показались зрителям на трибунах столь нереальными, что реакция их была неловкой: многие закашлялись, раздалось несколько нервных смешков, а затем нахлынуло цунами тишины.
Внезапное спокойствие, охватившее пыльный стадион, было таким неуместным, таким нежданным, что возмущение зрителей пробудил только гейзер крови, вырвавшийся из чисто рассеченной шеи Юджина Куни, пока безголовое тело, подобно кукле, оседало на землю – сначала на колени, потом на брюхо, пока вся громада не превратилась в безжизненную груду бесполезной плоти.
Жилистый мужчина вскочил на ноги за тусклым стеклом наблюдательной вышки. Губернатор уставился на арену, стиснув зубы, и прошипел:
– Какого черта?!
Прошло долгое мгновение. Все было как во сне. Казалось, каждого, кто находился в комментаторской кабине и на трибунах, сковал паралич. Затем Гейб и Брюс подошли к окну, сжимая и разжимая кулаки. Губернатор пнул металлический складной стул, который отлетел к соседней стене и громко ударился о нее.
– Идите вниз! – Губернатор указал на зрелище, разворачивавшееся на арене – черная амазонка стояла с мечом наготове, а мертвецы тянули к ней свои руки, – а затем крикнул Гейбу и Брюсу: – Загоните назад кусачих и УБЕРИТЕ ЕЕ К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ С ГЛАЗ МОИХ! – Он пылал яростью. – Клянусь, я убью эту сучку!
Гейб и Брюс бросились к двери, по дороге натыкаясь друг на друга.
На полу женщина в плаще – никто пока не знал даже ее имени – спустила свой гнев на кольцо ходячих мертвецов, сжимавшееся вокруг нее. Казалось, она танцевала.
Припав к земле, она развернулась и в тот же момент обрушила меч на первого ходячего. Лезвие прошло сквозь истлевшие вены и сухожилия на шее мертвеца и без труда снесло первую голову.
В искусственном свете блеснула кровь, и голова покатилась по земле. Тело упало. Женщина развернулась. С плеч полетела следующая голова, во все стороны брызнула желчь. Женщина снова развернулась и взмахнула мечом по направлению к другому мертвецу, после чего очередная голова упала на землю в кровавом тумане. Снова разворот, и снова удар… еще, и еще, и еще… пока земля не почернела от спинномозговой жидкости, а женщина не запыхалась.
К этому моменту – незаметно для зрителей и женщины, стоявшей в центре арены, – Гейб и Брюс спустились к подножию лестницы и побежали в сторону ворот, ведущих на трек.
Толпа взревела – странные гавкающие звуки смешались со свистом, – и неискушенному уху было не понять, злились зрители, пугались или радовались. Этот гвалт, похоже, придавал сил женщине на арене. Она покончила с тремя последними мертвецами, изобразив изящную комбинацию гран-плие, жете и смертельного пируэта. Меч тихо отсекал головы, женщина танцевала в кровавой бане, земля пропитывалась темно-красной жидкостью.
В эту секунду Гейб пересек первую полосу трека, и вместе с Брюсом, не отстававшим ни на шаг, они направились к женщине, которая стояла к ним спиной. Гейб первым достиг ее и буквально обрушился на нее всем телом, словно у него был всего один шанс повалить нападающего, пока тот не заработал очки.
Женщина тяжело осела на землю, меч вылетел у нее из рук. В рот ей набилась пыль. Двое мужчин набросились на нее. Она резко выдохнула – с момента появления в Вудбери она произнесла от силы слов десять – и распласталась на земле под их весом, то и дело шумно вдыхая, пока они не давали ей поднять головы. В воздух взлетали маленькие облачка пыли, поднимаемые ее гневными вздохами. Глаза женщины сверкали от ярости и боли.
Зрители замерли в недоумении, внимая всему на глубинном уровне. С трибун снова не раздавалось ни звука. Тишина, повисшая над ареной, оглушала. Раздавалось лишь порывистое дыхание поваленной на землю женщины, а затем что-то тихо щелкнуло на наблюдательной вышке.
Появился Губернатор. Он был опьянен яростью, и кулаки его сжались так сильно, что ногти разрезали ладони до крови.
– ЭЙ!
Низкий женский голос, прокуренный, хриплый от напряжения, взывал к нему снизу. Он остановился на ступенях.
– Эй, сукин сын! – Голос принадлежал женщине в потрепанной одежде, которая сидела на среднем ряду между двумя похожими на беспризорников мальчишками в разодранных куртках. Она сердито смотрела на Губернатора. – Это еще что за дерьмо?! Я не хочу, чтобы мои мальчики смотрели на это! Я привожу их сюда на битвы, ради зрелища, а сегодня вы устроили чертову резню! Черт возьми, я не хочу, чтобы мои мальчики наблюдали за убийствами!
Толпа взорвалась. Гейб и Брюс заломали женщине руки и повели ее под трибуны. Зрители выражали свое неодобрение. Ропот перерастал в сердитые крики. Большая часть пришедших была согласна с женщиной, но сейчас ими руководило нечто более глубокое. Почти полтора года, проведенных в аду, в лишениях, в скуке и в постоянном ужасе, нашли свое воплощение в неистовых воплях и стонах.
– Вы травмируете их! – продолжала женщина, перекрикивая гул. – Я пришла посмотреть на драку – сломанные кости, выбитые зубы, – а не на это! Это ни в какие ворота не лезет! ВЫ МЕНЯ СЛЫШИТЕ?!
Губернатор помедлил на лестнице и взглянул на толпу. В нем бушевала ярость, которая пожаром охватила все до последней клетки его тела, заставив глаза затуманиться, а спину похолодеть. Глубоко внутри он мучился… «Контроль… Контролируй ситуацию… Выжги эту язву… Выжги ее сейчас же!»
Женщина на трибунах заметила, что он пошел прочь.
– Эй! Черт вас дери! Я с вами говорю! Нечего бежать от меня! Вернитесь сейчас же!
Губернатор спустился по ступенькам, не слыша свиста и криков, и ушел с мыслью о мщении и адских муках.
Они бежали очертя голову… Затерявшись в темноте ночи… Они продирались сквозь чащу, отчаянно надеясь спрятаться в лагере. Три женщины, одной за пятьдесят, другой ближе к шестидесяти, а третьей – немного за двадцать… Они поскальзывались на листьях и спотыкались о корни, пытаясь вернуться на поляну, где стояли палатки и трейлеры, до которой оставалось меньше мили в северном направлении. Эти бедняжки просто хотели собрать немного ежевики, но оказались окружены. Их застали врасплох. Поймали в ловушку. Что пошло не так? Они действовали тихо, незаметно, проворно и собирали ягоды в подол платьев, не разговаривая друг с другом и используя только жесты… Но теперь ходячие окружали их со всех сторон, воняло все сильнее, а из-за деревьев раздавалось монотонное хрипение, похожее на шум бормашины. Одна из женщин вскрикнула, когда из чащи к ней протянулась рука, схватившая ее за юбку. Как все случилось так быстро? Ходячие появились из ниоткуда. Как эти монстры нашли их? Внезапно ходячие мертвецы преградили им дорогу, отрезав пути к отступлению, окружив их, и женщины запаниковали… Их пронзительные крики становились все громче, пока они пробивались сквозь атакующих… Кровь смешивалась с темно-бордовым соком ягод… А затем стало слишком поздно… И кровь их оросила лес… И крики их затихли в непрекращающемся хрипе.