Победа, конечно, гарантирована не была, но шансы имелись неплохие. Особенно если учесть, что наши металлурги грозились к весне выдать некоторое количество пушек. Не «Больших Берт», конечно, но средневековому рыцарству хватит. Картечный залп — вещь крайне умиротворяющая.
А, собственно, почему нет, раз уж очередная легенда полетела ко всем чертям? По возвращению состоялся давно назревающий разговор с Игорем, Вукомилом и Светленом. Руки нам не выкручивали, в подвалы скрытные не тащили (может потому, что мы и так там сидели за пивком и беседой), и вообще портить отношения ни одна из сторон не намеревалась. Но спросили за всё.
Мол, ребята, ваши самострелы мы проглотили. Фиолетовые чубы и песенки на «южанском» — тоже. А за то, что мертвых с того света достаете, отхватывая Морене скальпелями пальцы, только благодарим. Светлен пуще всех. Древлянин готов даже не слышать постоянных оговорок горячо любимой пятой жены.
Но, может, хватит в прятки играть? Половину известного мира вместе раком поставили, а вы, сволочи, оказывается, оружие массового поражения по заначкам ховаете? Ну и так далее, тому подобное и в том же духе…
Причем, божественность нашего происхождения никому из троицы в голову не пришла. Мол, боги столько не пьют, с крыльца не блюют, ругаться им так слабо, а до наших железок Перуну с его молниями как в известной позе до очень далекого города. И чего франков бояться? Вытащить пулеметов этак с полсотни, поставить на телеги, да и размазать босоту германскую тонким слоем от Бреста до Марселя! До тачанок Вук додумался. Нестор Иванович, доморощенный…
Пришлось объяснять заинтересованным и облеченным властью лицам политику партии и правительства. Не сказать, что сильно обрадовались, но с основными доводами, скрепя сердце, согласились. Лишь насчет размазывания франков остались при своем мнении. Но в душе. Зато по поводу скрытности никаких разногласий не было. Окромя уважаемых присутствующих — только Буревой. А в будущем — правящие князья да начальники скрытных контор. И то не все. А остальным — не фиг, по фиг и на фиг!
От оглашения будущих исторических событий прошлого варианта предусмотрительно воздержались под предлогом того, что мы его уже маленько того… подкорректировали. На пару-тройку империй. Еще не хватало обвинить Светлена в убийстве Игоря! Когда он давно свой парень и русин по пятой жене!
На том же совещании решили пугануть противника. Именно поэтому операцию по выкрадению Лешека с пулеметом провели максимально жестко. И закончили взрывом замка. Самодельной взрывчатки не пожалели. Щит в Гнезно прибивать было буквально некуда. Впрочем, на детей рука не поднялась, пришлось вывозить в Приют.
Оттон и так не рвался атаковать в зиму, не закончив мобилизацию, а наша диверсия окончательно утвердила его в первоначальном мнении. Всё отложилось на весну. А весной в Европу пришла чума. Интересно, что в нашей истории этой пандемии не было. Или просто не осталось письменных источников…»
Киев, лето 6449 от Сотворения Мира, грудень
Здесь, как всегда, было прохладно, тихо и спокойно. Отпотевали на столе кубки с квасом, манил аппетитным срезом окорок под потолком. Скалились со стен морды неведомых зверей… Но двое за столом не обращали на привычные мелочи внимания. Оба уже не молодые, но еще не старые. Битые жизнью и людьми, неоднократно прошедшие все круги ада и не собирающиеся останавливаться.
— Думаешь, не удержим германцев, воевода? — спросил хозяин. — Зачем тогда затевали всё?
— Удержим, — вздохнул гость. — Но тяжко будет. Многих потеряем.
— А если оружием вашим?
— Опять ты за своё, — поморщился воевода. — Нельзя нам богами быть. То, что бог делает, никто повторить и не попытается. А вот за человеком и попробовать можно. Неужто не понимаешь?
— Понимаю. Но принимать не хочу. Проще надо быть. Есть враг — болит голова, нет врага — болеть перестает.
— Угу. Вот только лет через полста нас никого не останется. А они придут. И всё. По старой колее с отсрочкой на полвека. А то, что вся скрытность к Ящеру пойдет, понимаешь?
— Это да…
— Нам бы время выиграть… Года два… Или три.
— Не выйдет. Пограничные земли войсками переполнены. Воинов селить некуда. В шалашах да землянках живут. Скоро на деревьях гнезда вить начнут. А ведь еще и половина не собралась.
— Скученность, говоришь, большая?
Волхв кивнул.
— Скученность… — протянул воевода. — А знаешь, волхв, есть мысль…
И он, словно боясь, что кто-то может услышать, зашептал собеседнику на ухо. Тот выслушал. Некоторое время сидел неподвижно, уткнувшись взглядом в морду здоровенного волка, обнажившего клыки. Потом перевел взгляд на воина.
— Тебе никто не говорил, что ты — страшный человек?
— Говорили. И еще не раз повторят. И тебе скажут. И ошибутся. Мы — не страшные люди. Мы обычные. Пока что. А страшными нас назовут потом. Если всплывет правда.
— Она не всплывет. Проклятия людей ничто в сравнении с ненавистью Богов. Но когда умирает столько…
— Считай то, что произойдет, проклятием своих Богов. Я знаю, что будет потом. Я знаю, что трупы будут устилать города. Но я знаю и другое. Если мы не сделаем этого, реки переполнятся кровью. Наши реки. А это важнее.
— Может получиться. Князю ни слова.
— Вообще никому.
— И твоим?
— Им в первую голову.
— Боишься, осудят?
— Боюсь, одобрят…
Интерлюдия
ПушистыйХорошо быть пушистым! Спать всю зиму, сбившись с подобными себе в одну кучу. Так теплее. А в тесноте — не в обиде. Видеть сны о приходе весны. А когда зима кончится, хорошо выбраться из норы и сидеть на холмике, отогреваясь от холодов, оставшихся за спиной. Смотреть, как выглядывает из-за горушек Солнце. Дарующее тепло. Дарующее жизнь. Хорошо просто сидеть, лишь изредка посматривая в небо, не распластался ли в вышине зловещий крест ястребиного силуэта… Хорошо хрустеть свежей зеленью, поглядывать на хорошеньких соседок. Думать о том, что скоро завизжат, завозятся в просторной летней норе детеныши. А еще очень хорошо пройтись когтями по золотистому меху, добираясь до чешущегося бока…
СерыйХорошо быть серым! Ты сливаешься с темнотой и не видно. Совсем-совсем не видно! Можно лазать в любых закутках, не боясь, что найдут! А еще очень хорошо быть быстрым и ловким! Можно залезать куда угодно! Везде-везде можно пролезть! И очень хорошо, когда есть острые зубы! Можно прогрызть любую деревяшку. Да, дерево совсем-совсем невкусное! Но его и не нужно глотать, чтобы в животе потом бурчало! Дерево можно разлохматить, повыгрызать и выплюнуть. И добраться, наконец, до вкусного, мягкого и теплого, которое так любят прятать Высокие! И хвост хорошо, когда есть! Длинный, красивый! И лапы! Ухватистые, цепкие! С острыми коготочками на пальцах! Можно по любой стене залезть, по любой веревке! Лишь бы малейшая зацепочка была. Хоть трещинка!
И вообще, хорошо — быть!
ПушистыйПлохо, когда приходят Высокие и Громкие. Плохо, когда Громкие пугают всех вокруг грохотом своих каменных ног. А еще хуже, когда льется неудержимым потоком в нору вода, хотя на небе нет ни облачка… Плохо, когда ты выскакиваешь наружу и попадаешь в плотную-плотную сетку. И тебя, хохоча и посмеиваясь, выпутывают из нее Высокие. Чтобы посадить в клетку. Плохо, когда соседом оказывается не симпатичная подруга, а серый родич. Далекий родич. Тот, что живет рядом с Высокими. Тот, который пропитался запахом Высоких. И их грязью…
СерыйПлохо, когда запах копченого мяса оборачивается ловушкой. Хитрой-прехитрой. И не помогают выбраться ни острые зубы, ни длинный хвост, ни острый слух. Плохо, когда вокруг Высокие. Плохо, что нельзя грызть их тела. Плохо, когда рядом с тобой вдруг оказывается не свой, а чужой. Пусть он похож на тебя. Пусть он не пахнет врагом, а от него доносятся лишь запахи степного разнотравья. Пусть он не бросается на тебя. Но он — чужой. И хотя вас разделяет железная сетка, это помеха для ваших зубов и усов. Но не для Мелких. А у соседа Мелкие очень кусачие. И от их укусов темнеет в глазах…
ПушистыйОчень плохо, когда ты остаешься один. Когда всех серых родичей забирают и уносят. А ты сидишь, смотришь на осклизлые стены подвала, следишь за капельками воды, блестящими на камнях. И ты можешь только вспоминать. Солнце, нору, свежую траву…
СерыйОчень плохо, когда тело все покрыто ковром из Мелких. И кажется, будто твоя шерсть живет сама по себе. Очень плохо, когда тебя запихивают в тесную-тесную клетку, где только и можно, что есть, пить, да ненавидеть Высоких. И еще хуже, что клетка не стоит на месте, а болтается вверх-вниз. И плохо, когда отовсюду начинает пахнуть, нет, вонять водой! Соленой водой. И дохлой рыбой. И тебя болтает так, что сердце уходит в пятки….
Очень плохо, когда ты остаешься один. Когда всех серых родичей забирают и уносят. А ты сидишь, смотришь на осклизлые стены подвала, следишь за капельками воды, блестящими на камнях. И ты можешь только вспоминать. Солнце, нору, свежую траву…
СерыйОчень плохо, когда тело все покрыто ковром из Мелких. И кажется, будто твоя шерсть живет сама по себе. Очень плохо, когда тебя запихивают в тесную-тесную клетку, где только и можно, что есть, пить, да ненавидеть Высоких. И еще хуже, что клетка не стоит на месте, а болтается вверх-вниз. И плохо, когда отовсюду начинает пахнуть, нет, вонять водой! Соленой водой. И дохлой рыбой. И тебя болтает так, что сердце уходит в пятки….
ПушистыйОчень хорошо, что все кончается. Скользит по шерсти отточенное лезвие, похрустывает шерсть, расходясь в страхе перед беспощадным металлом… И ты уходишь, убегаешь. В воспоминания, в Солнце, в Степь. Ты — мертв. А значит, свободен. И над тобой раскрывает крылья черная тень пустельги…
СерыйВсе кончается. Не всегда это хорошо, не всегда это плохо. Но сегодня это — хорошо. Очень хорошо. Больше не мотает тебя в клетке, больше не накрыт ты душным пологом. И клетки больше нет! Очень хорошо! Ты — свободен! А вокруг расстилается город Высоких. Огромный город! Полный вкусных запахов, плотно-плотно набитый тайнами! И плевать, что здесь по-прежнему пахнет соленой водой! И плевать, что навстречу, перегораживая узкую тропку, выходят черные родичи. Их много. Их зубы остры, а в глазах — горит ненависть к пришельцам. Но и нас, серых, немало. В бой! А тот, кто победит — отомстит Высоким. Страшно отомстит.
Северное море, лето 6449 от сотворения мира, грудень
Украшенные драконьими головами корабли уверенно резали гладь Северного моря, оставляя за собой пенные следы. Эрик Бьернссон стоял на носу головного драккара, ухватившись за борт. Мысли вскипали яростью, заставляя все сильнее сжимать пальцы. Удача оставила его, самого могущественного ярла северных морей, не зря прозванного Победоносным. Шаловливая девка сбежала не сразу. Она сначала подавала знаки, оставшиеся непонятыми Эриком.
Глупая смерть Харальда. Нет, брат никогда не был умен, что признавали все, в том числе и он сам. Но надо быть законченным дураком, с мозгами селедки, чтобы оказаться на хольмгане из-за желания получить очередную жену! Так еще и остаться в круге, булькая перерубленным горлом! И чья рука прервала никчемную жизнь брата?! Вековой позор, черным пятном ложащийся на весь род…
И это тогда, когда корона покойного отца столь близка. Единственный, кто мог бы поспорить с Эриком, Ингольф Рингссон, уступал во всем. Тинг просто обязан избрать Победоносного!
Неумная попытка Лейфа отомстить за брата, приведшая лишь к ненужной ссоре с Медведем. Олаф не самый сильный херсар, но его луженая глотка не стала бы лишней на тинге. Ладно, с Медведем сумели решить, против он тоже не скажет.
Потом неудачный поход в Гардарику. Можно было бы и не ходить. Но кто же знал?! Спорить нет нужды — русы хорошие воины. И в боях с ними не бывает легких побед. Но в первой же веске столкнуться с дружиной русского князя — удивительное невезение, Как такое предугадать?! Или все проще?! Предательство! Черное предательство! Может, дружинники Безжалостного ждали именно его? Но кто мог сообщить им о готовящемся походе? Хотя было кому, было… Тот же Медведь вполне способен просчитать действия ярла. И затаить злобу в глубине своей мелкой душонки Олаф мог!
Теперь Эрику нужен был крупный успех! И Победоносный на пяти драккарах бросился в набег на Энгланд. Сокровища подданных Эдмунда вернут былую славу. Но шутник Локи продолжал издеваться над ярлом. Кто-то прошелся по побережью Северного моря, очистив прибрежные деревни от ценностей, а Эрику достались пришедшие по тревоге саксонские войска. У саксов было много воинов. Даже возвращение на драккары обошлось недешево. Ни одного корабля, хвала Богам, на поживу саксам бросить не пришлось, но команды стали вполовину меньше.
Три долгих года подряд судьба испытывает ярла на излом. Но истинным победителем можно назвать лишь того, кто умеет превратить неудачу в успех. Те, что опередили, ответят за всё! На кораблях этих тралов[36] собрана добыча почти со всего побережья! Догнать и отобрать! Кто-то из своих? Наплевать! В море — кто сильнее, тот и прав! И Эрик бросил драккары в погоню, не отвлекаясь на жалкие крохи оставленной в селениях добычи.
Догнать грабителей оказалось делом непростым. Семь дней корабли Эрика бессмысленно бороздили прибрежные воды. И только сейчас впереди показались паруса. Всего два паруса! Всего два драккара! И такими силами неизвестные переполошили всё побережье Уэссакса?! Ладно! Тем проще! Легче будет забрать добычу. Эти счастливчики могут гордиться: их трупы проложат дорогу Эрику к короне.
Погоня затянулась. Дракары убегающих были не хуже, чем у Эрика. И хотя ворованная добыча (его добыча!), изрядно перегружала корабли врага, гребцов у Победоносного было меньше. Проклятые саксы изрядно проредили отряд.
Эрик еще раз взглянул на преследуемых и вздрогнул от бешенства. Ему, наконец, удалось разобрать раскраску парусов. Олаф Медведь! Проклятый выкидыш полосатой свиньи! Виновник смерти Харальда, предатель, выведший на дружину Эрика русских воев, оказывается, не прячется в Гардарике, а потрошит англов! Ворует законную добычу Победоносного, подставляя ярла под сакские стрелы! Как будто мало гардарикских мечей! Ну, сейчас ты заплатишь за всё!
В тот же миг паруса упали, и драккары Олафа стали разворачиваться. Медведь не стремился сбежать. Нет! Он развернулся навстречу схватке. Странно, самоубийственной храбростью херсар никогда не отличался. Впрочем, трусостью тоже.
— Одеть брони!
Команда торопливо натягивала кольчуги. Теперь-то долгожданная встреча с ворами произойдет гораздо раньше. Чужие драккары приближались с удивительной быстротой. Было видно, как гнутся весла под сильными руками.
«Могли ведь уйти, — подумал ярл. — Нам за ними не угнаться даже под парусом».
— К бою!!!
Драккары рванулись вперед, словно касатки, почуявшие кита. Пять против двоих, исход боя понятен каждому!
Корабли сблизились столь стремительно, что лучники обеих сторон успели дать лишь по одному залпу, а после абордажные крюки вцепились в борта, и поток орущих воинов хлынул… с двух кораблей на пять. Впавший в ярость ярл слишком поздно заметил, сколь много воинов несут драккары противника.
Олаф Медведь? Причем тут Медведь? Корабли Эрика атаковали не люди. Легко сносили воинов огромные палицы великанов-йотунов, выходцев из Утгарда с черными как смоль телами; меднокожие дварги с разрисованными лицами в головных уборах из перьев, разъяренными кошками бросались на викингов, легко уклоняясь от взмахов секир и мечей и осыпая их градом быстрых ударов.
И только на самого ярла надвигались немногочисленные воины привычного вида. Однако при одном взгляде на их предводителя Эрик Победоносный ощутил слабость в коленях, помянул недобрым словом брата Харальда и родственников Олафа Медведя и поднял топор, чтобы после скорой смерти отправиться на пир к Одину, а не в мрачное царство Хель…
Под стенами Магдебурга, год 942 от Рождества Христова, апрель
— Язычники будут повержены и разгромлены! И над дикими землями востока засияет Крест! И каждый, кто пришел на зов, при жизни попадет в Царство Небесное! А кто погибнет, тот будет воскрешен! Ибо чисты их сердца и помыслы! Ради благого дела призваны вы под знамена с Крестом!..
Монах говорил красиво. Вернер даже заслушался. Ему искренне хотелось поверить в высокие цели намечающегося похода. Многие верили, особенно рядовые солдаты и ополченцы. Но у Вернера не получалось. Барона фон Эхингена жизнь сделала слишком прожженным циником, чтобы всерьез воспринимать весь треп про Веру.
Разгадка проста. Русы прошлым летом подошли к стенам Константинополя. Не приняв откуп, захватили город. И отдавать не намерены. То есть, с одной стороны, славяне несказанно разбогатели, захватив роскошнейшую столицу Средиземноморья, а с другой, они еще и усиливаются с каждым днем. И скоро станут очень сильны. Настолько, что любой встревожится. Не говоря уж о хитром лисе Оттоне, дующем на воду, даже не обжегшись на молоке.
Но сегодня, когда даже не все убитые упокоились под землей, славяне обескровлены. Если ударить большой силой, не устоят. Вот и собирает Оттон Первый под знамена всех, кто в состоянии держать оружие. Собирает, не глядя ни на возраст, ни на умения. Ведь как говорил кто-то из мудрецов: «Принято считать, что если рыцарь может стоять на ногах, то он достаточно здоров для пешего поединка, а если может сидеть верхом, то для конного. Если рыцарь не может ни стоять, ни сидеть, но находится несколько часов подряд в здравом уме и трезвой памяти, то он достаточно здоров для того, чтобы командовать битвой или вести переговоры».