– В чем заключалась помощь?
– Устроить. Обзнакомить. Искала Дамка кого-то, но я ж в таких делах не помощник.
– Где сейчас твоя гражданская жена?
– Не знаю. У меня теперь другая.
– Чем занималась здесь Дамка?
– Кхе... – криво усмехнулся Брага. – Баба-то рыбинка (то есть красивая), тем и промышляла. Но не со всяким, нет. Пару раз я приводил к ней хахалей. Один так просто жилы рвал за ней.
– Кто?
– Француз.
– На самом деле француз?
– Татарин. Помело у него (то есть кличка) – Француз. А вообще-то, он Абдукаликов. Усики тонкие носит, костюмчики, галстуки – порядочным прикидывается.
– Чем промышляет?
– А всем понемногу. Мухлюет, в карты играет, спекулирует.
– Адресок дашь?
– Мне он не кореш, просто в картишки перекидывались...
Однако Брага назвал адрес, только запутался в номере квартиры. Чехонин достал финку, показал ему:
– Встречал такую?
Тот выпятил нижнюю губу, рассматривал, не беря в руки, отрицательно мотнул головой:
– Знатный финак, маловат тока. Впервые вижу.
– А серьги такие видел на ком-нибудь из женщин?
Тот же ответ – нет.
Мы приехали на трамвае к парку, от него спустились вниз, прошли несколько кварталов. Среди купеческих домов прошлого века нашли нужный, где квартир немного, жили в них люди непростые. Впрочем, нам и не пришлось бы долго искать квартиру, на одной двери висела табличка «Абдукаликов Р.»
Я позвонил несколько раз – никто не вышел. Чехонин опустил глаза вниз, вдруг присел, голову наклонил к полу. Я согнулся, присматриваясь, что так заинтересовало капитана. И обнаружил довольно свежие темные потеки, выступавшие из-под двери.
– Кровь, – сказал Чехонин и взялся за ручку.
Дверь оказалась не заперта, но ее что-то подпирало изнутри, открыть было невозможно. Мы навалились, с трудом отодвинули, не зная, что именно. Я хотел войти через узкую щель внутрь, но Чехонин меня отстранил, сначала заглянул в квартиру, после сказал мне:
– Найди телефон и вызови ребят. Похоже, здесь труп.
Я стал звонить в соседние квартиры, и в одной из них оказался телефон.
Француза убили кухонным ножом двумя ударами в живот. Ударили на кухне, но он еще некоторое время был жив. Судя по кровавым следам, оставленным им на стене, Француз пробирался к выходу, очевидно, за помощью. Даже смог открыть дверь, но упал на створку, сполз по ней на пол и умер. Произошло убийство примерно сутки назад, но никто из соседей не видел, кто к нему приходил в тот роковой для него час, а также никто не слышал шума. Правда, пожилой сосед с профессорской бородкой припомнил, что к Французу часто по вечерам приходила шикарная женщина. Чехонин достал фотографию из планшета, показал ему:
– Эта?
– Она, она, – закивал старичок. – Что за женщина... Фея!
– У вас улица тихая, безлюдная, узкая и просматривается вся, как на ладони. Скажите, вы не замечали здесь подозрительных людей? Например, кто-нибудь посторонний не вертелся возле вашего дома?
– Извините, не заметил, – ответил мужчина.
– Я видала, – сделала шажок вперед пожилая, но весьма подвижная женщина. – Несколько раз видала женщину... молодую... Так не она ж его...
– Что женщина делала?
– А прохаживалась туды-сюды. Вроде как ждала кого. Идет эдак медленно, глазами стреляет, а в кого стреляет? По нашей улице редко люди ходят, тока свои. И вроде на окна нашего подъезда украдкой поглядывала.
– Как она выглядела? – задал следующий вопрос Чехонин.
– Хорошо, очень хорошо. Одетая прилично, с иголочки. Пальто на ей модное, цвета беж. Туфли на каблуках, хорошие, коричневые, не нашенские – я сразу заметила. У хозяйки моей наподобие имеются... Я тут, извиняйте, в домработницах служу. А еще шляпка... шляпка на ей была вот туточки... – Не умея объяснить, женщина сложила ладони на макушке.
– Еще что вас привлекло в ее внешности?
– А все... Ну, сумка на руке висела. Коричневая.
– Сколько ей лет?
– Дык я ж не спрашивала. А навскидку... нет, не знаю. Что не старая она, точно. Сильно краски много на лице, и трудно сказать, – мотнула она головой.
– Ну, скажите хотя бы, до тридцати ей? – был настойчив Чехонин.
– Ага. До. А может, и нет.
– Больше?
Тетка пожала плечами несколько раз. У Француза соседи не бывали, поэтому не могли сказать, пропали ли из его квартиры какие-то вещи, были ли вообще у него ценности. Но то, что в шкафах наскоро рылись, в глаза бросалось. В общем, единственная ниточка, связывающая с Дамкой, оборвалась. Обыск затянулся, а я поглядывал на часы. Только в полвторого ночи мы освободились, идти к Агнии уже никак было нельзя.
С каким нетерпением я ждал следующего вечера! В семь уже был перед дверью Агнии, изрядно волнуясь. Цветов не нашел. Да откуда они в ноябре-то? Зато стащил из дома банку вишневого варенья. Девушка открыла и ахнула:
– Устин! А почему вы вчера не пришли?
– Служба, – сказал я так, как это сделал бы Чехонин. – Можно?
– Конечно. Я очень рада, очень.
У Агнии было чисто и уютно. Мы пили чай с вишневым вареньем и печеньем, которое она сама испекла еще вчера к моему приходу. Агния болтала без умолку, будто встретилась со старым приятелем, которого давненько не видела, рассказывала обо всем на свете, мечтала. А я смотрел и смотрел на нее, ничего толком не слыша. При ярком освещении она показалась мне еще лучше, ее искристые и лукавые глаза завораживали... нет, испепеляли мое сердце. А ее улыбка... Подобных улыбок не бывает! Волосы она не завивала по тогдашней моде, они были разделены на пробор, спускались по щекам, а на затылке закручены в небольшой узел. Да и трудно было представить Агнию в кудряшках, хотя ее общительности и смешливости, в какой-то степени и легкомысленности соответствовали бы как раз кудряшки.
Мне так хотелось понравиться ей, так хотелось, чтобы она восторгалась мной, а похвастать было нечем. Я старательно повторял позы и движения Чехонина, его реакции, короче, играл в бывалого фронтовика, думая лишь об одном: когда-нибудь мы будем целоваться? Она намазывала варенье на печенье, осторожно подносила ко рту, бордовые потеки стекали по пальцам, капали на блюдце, оставались следы на губах. Меня влекли эти губы в вишневом варенье нестерпимо. Но когда я представлял, как наши губы касаются друг друга, меня прошибал пот, предательски выступавший на висках и лбу. Впрочем, и вся моя спина стала мокрой.
– Вам жарко? – спросила Агния. – Я могу открыть окно.
– Откройте, – еле выдавил я.
Она распахнула створки, наклонилась вниз:
– Идите сюда, Устин. Смотрите, смотрите, как хорошо... Огни. Ночь. Черное небо. Оно такое глубокое, что хочется нырнуть в него.
Огни? Рассеянные в темноте жалкие фонари невозможно назвать огнями, но они у меня в глазах двоились и троились, оттого виделись в неисчислимом количестве. Потому что рядом я чувствовал жар тела Агнии, я вдыхал ее запах, а пахло от нее изюмом. И еще чем-то неизвестным пахло – волнующим, дурманящим. Хорошо, что у человека есть ребра, иначе мое сердце выпрыгнуло б из меня, заскакало бы по комнате, и вряд ли я поймал бы его.
Агния выпрямилась, стала лицом ко мне, посерьезнела. Ее губы подрагивали, а я, не знаю – как, потому что это был не я, потянулся к ним. Мы целовались. Наши ребята много рассказывали о своих подвигах на любовном фронте, и я тоже. Только я-то врал. Конечно, влюблялся несколько раз, но по-детски, мне не приходилось быть с женщиной, не приходилось даже целоваться. Война, изнурительный труд на восстановительных работах помешали моим походам по любовным фронтам. Но как я целовал Агнию! И вдруг она припала ко мне, тихо промурлыкав:
– Останься. Мне так плохо одной...
Я трепетал перед неизведанным, но волнения не выказывал. Снимал одежду в темноте трясущимися руками, гадая, справлюсь ли. Однако у нее, к моему счастью, это было не первый раз. Я справился, хотя и попотел изрядно, да и Агния мне помогла. Впрочем, единственной вещи мужчину учить не надо – это как любить женщину. Меня нисколько не задело, что она не была девушкой, нам всем пришлось пережить годы кошмара, а в кошмаре всякое случается, поэтому я не задавал ей дурацких вопросов, обнимал ее и целовал просто так, потому что мне было хорошо.
– Расскажи о себе, – попросила она.
– Так ведь нечего рассказывать, и... курить хочется.
– Я принесу. Где твои папиросы?
– В кармане пальто.
Агния спрыгнула с кровати, я слушал ее босоногое шлепанье по полу, млея от мысли, что наконец стал мужчиной. Она прикурила папиросу, дала мне:
– Всегда хотелось попробовать покурить. Но это невкусно. Я принесу блюдце, пепельницы у меня нет.
Агния бегала по комнате нагишом, я различал ее фигурку в темноте и чувствовал новый прилив сил. Потом она улеглась рядом, прижалась:
– У тебя, наверное, очень интересная работа...
– Мне нравится.
– Ты стреляешь по бандитам, гоняешься за ними, да?
– Стрелять пока не приходилось, но я умею. А за преступниками гоняюсь.
– Стрелять пока не приходилось, но я умею. А за преступниками гоняюсь.
– Это, наверное, опасно, – еще теснее прижалась ко мне Агния. – И много ты поймал преступников?
– Пока ни одного, потому что недавно в уголовном розыске. – Загасив папиросу, я повернулся на бок. Глаза мои привыкли к темноте, видели главное – поблескивающие глаза, губы, шею Агнии. – Но уже два дела с трупами у меня есть, ищу теперь убийц...
Нет, как я представлялся! Будто один ищу убийц.
– Два трупа? – прошептала Агния со страхом. – Это же были люди, они жили, любили, ненавидели... Они красивыми были?
– Женщина красивая. Ее ударили в грудь финкой, вогнали по рукоятку, так и оставили...
– Нет, нет... – Агния положила палец на мои губы. – Не надо о плохом. Потом как-нибудь расскажешь, не сейчас...
Она приблизила лицо ко мне, и я уже целовал ее не просто так.
Мама, конечно, заметила, что сын стал немного другим, спрашивала, где я провожу ночи. Но не скажешь же: у девушки в кровати. Я лгал, мол, ночью мы в засадах сидим, днем убийства расследуем. Хотя последнее было правдой. Чехонин выяснял, с кем Француз знался. От меня было мало пользы, тем не менее я учился у него всему. Он сделал запросы в инстанции с целью выяснить личность убитой, главный ориентир – кличка Дамка и описание примет. Опознание – дело волокитное, впрочем, Чехонин и не надеялся, что имя и фамилия Дамки помогут следствию. Наши ребята наведывались в поликлиники и больницы, надеясь, что туда обратилась за медицинской помощью женщина, у которой Дамка вырвала серьгу.
А вечером я бежал сломя голову к Агнии, падал с ней на кровать и забывал обо всем на свете. Я любил, любил с юношеской отдачей, любил так, как ни в одной книге не прочтешь. Помнил ежечасно и даже во сне, что люблю. Мне нравился голос Агнии, нравилось слушать ее необычные суждения и все, что она делала. Вообще Агния была романтической натурой, немного не от мира сего. И это после страшной войны! Я рассказывал ей о своей работе, она слушала мои рассказы как приключенческий роман, затаив дыхание и широко распахнув глаза, но подробности ее пугали.
– Я бы не смогла видеть кровь, рассматривать трупы, – говорила она, дрожа. – Лучше про кровь не рассказывай, ладно?
Тем не менее, в ее глазах я видел восторг, который предназначался мне, только мне. А быть кумиром чертовски приятно.
Дни бежали, расследование не сдвигалось с мертвой точки. Однажды Чехонин вышел на приятеля Француза, одновременно тот являлся его клиентом. Мы пришли к нему домой. Надо сказать, я и не представлял, что есть на свете люди, которые так хорошо живут. Квартира того человека напоминала музей. Нет, даже лучше была. Картины в золоченых рамах, вазы, ковры, мебель сборная, белая, но старинная, хоть и выглядела, как новая. Сам хозяин оказался крупным, упитанным, с низким гортанным голосом, немолодой, но энергичный, со смешной фамилией Турус. Чехонин небрежно – в отличие от меня, я-то пялился, открыв рот, – оглядел комнату и поинтересовался, чем занимается Турус.
– Я музыкант, – с достоинством ответил тот. – Преподаю в музыкальной школе, а вечером играю на пианино в ресторане. Что вас интересует?
– Француз, – сказал Чехонин. – Он был хорошо вам знаком, его убили...
– Знаю, знаю... – пренебрежительно махнул рукой Турус, после нервно постучал пальцами по столешнице. – Я ему говорил: бабы не доведут до добра.
– Вы имеете в виду эту женщину? – протянул ему фото Чехонин.
Турус надел очки в роговой оправе, посмотрел и отдал снимок назад:
– Ее.
– Чем же она не нравилась вам?
– Во-первых, она использовала его в качестве финансиста. Во-вторых, обманывала Француза, что говорит о ее порочности.
– Обманывала? То есть гуляла с другими мужчинами? – уточнил Чехонин.
– Именно. И я тому свидетель. Видел ее в ресторане с другими не раз, сказал Французу. Думаете, он внял моим словам? Рассмеялся и заявил: порочные женщины крайне привлекательны. Я тоже мужчина, ничто человеческое мне не чуждо, однако женщина, гуляющая с преступным контингентом, подвергает опасности не только свою жизнь, но и всех, кто с ней знаком. У Француза и деньги водились, и ценности имелись.
– Полагаете, она была наводчицей?
– Позвольте вас спросить... Его нашли убитым в квартире, так? Вы естественно делали обыск. Нашли ли вы там золотой портсигар, несколько золотых и серебряных часов, печатки с камнями, украшения, деньги?
– Нет. В доме Француза был беспорядок, ценностей мы не обнаружили.
– Вот вам и ответ на ваш вопрос.
– Но Дамку тоже убили и гораздо раньше, чем Француза.
– Это ни о чем не говорит, – категорично заявил Турус. – Рано или поздно все Мурки либо в тюрьму отправляются, либо на тот свет при помощи своих же дружков.
– По нашим предположениям, Дамку убивали двое. Скажите, Француз не мог принимать участия в убийстве?
– Исключено! – отрубил Турус.
– Не кипятитесь так, – остудил его Чехонин. – Нам необходимо выяснить все обстоятельства, но информации пока мало. Мы нашли серьгу в квартире Дамки, но ей эта серьга не принадлежала. По нашим предположениям она была вырвана из уха неизвестной женщины в момент борьбы. Взгляните, вам не приходилось видеть эту серьгу?
Турус снова надел очки, взял сережку.
– Видел, конечно. У Француза. Это старинные серьги, хорошая работа и бирюза великолепная. Серьги он купил за бесценок у старухи из бывших, собирался перепродать.
– А кому продал, вам известно?
Турус отрицательно покачал головой, после добавил:
– Я знаю далеко не всех клиентов Француза, но он говорил, что покупательница на серьги есть. К ним прилагался еще и браслет. Широкий. Выполнен в технике скани. Кажется, так он говорил. Да, скань. То есть браслет ажурный, и в ажур вплетена бирюза, камни по размеру такие же, как в серьгах. Это был очень дорогой гарнитур, думаю, Француз неплохо на нем наварил.
– Значит, гарнитур купила женщина... – забирая серьгу, произнес Чехонин. – Скажите, он имел дело с уголовниками?
– Естественно. Таков уж был профиль его деятельности. Француз брал только украшения и дорогие вещи, барахло его не интересовало, потом перепродавал. Так вот он не собирался делить гарнитур, так и сказал: на бирюзу покупательница есть. Кстати! Возможно, вам пригодится... Однажды в ресторане, где вечерами играю, я вышел курить. Вообще-то посетители курят в зале, но я ведь не могу этого делать за инструментом. Так вот я увидел: Дамка разговаривала с мужчиной, таким... э... видным. Между ними были довольно теплые отношения, я это сразу подметил. И мне случайно удалось расслышать несколько фраз. «Он точно живет один»? – спросила она. «Да, я проверил – сказал мужчина. – К нему приходит женщина, но только днем. Вечерами он один». Потом она заметила меня, что-то шепнула ему, и они ушли в зал. Вот и все.
– Скажите, как вам представил ее Француз?
– Назвал – «моя богиня». Кретин. Я пришел к нему, а она уходила, как такового знакомства не состоялось, но она мне сразу не понравилась. Хищной показалась с первого взгляда. Потом я видел их в нашем ресторане несколько раз. Что ее зовут Дамка, узнал не от Француза, ханурики к ней так обращались.
– У меня к вам просьба, – сказал Чехонин. – Если вы увидите мужчину, с которым разговаривала тогда Дамка, позвоните мне. Или на работу, или домой.
– Непременно, – пообещал Турус.
Чехонин написал карандашом свои телефоны, мы попрощались. Возвращались домой пешком – транспорт ходил редко, а нам было по пути. Шли и курили. Мой максимализм требовал некоторых разъяснений, и я пристал к Чехонину:
– Этот Турус... он же покупал краденые вещи.
– Ну и что? – равнодушно обронил Чехонин.
– Как – что! Он же знал, что покупает краденое, а это преступление, за которое Турус обязан понести наказание. Мы как органы...
– Не распыляйся, – спокойно прервал поток моего возмущения капитан. – Сходи на барахолку, там из всех продающихся вещей пятьдесят процентов краденые. Думаешь, те, кто покупает их, не догадываются о происхождении товара? Всех не накажешь, а у нас другие задачи, мы занимаемся убийствами. Меня интересует, кто такая женщина, купившая у Француза гарнитур с бирюзой и потерявшая серьгу у Дамки. Да, скорей всего это одна и та же женщина, она принимала участие в убийстве Дамки. В момент борьбы не заметила, что вырвана серьга...
– Как же не заметила? – изумился я. – А боль?
– Такое случается, когда стоит вопрос жизни и смерти, а у Дамки шла яростная, смертельная битва. Или такой вариант: боль она почувствовала, но впопыхах не заметила, что серьга утеряна. А когда ушла от Дамки, обнаружила, что серьги нет, и поняла всю опасность своего положения. Думаю, она знала о связи Француза с Дамкой, поняла, что мы в конце концов выйдем на него, поэтому пришла с сообщником к нему домой под видом покупательницы. Они убили его, чтобы он не сказал нам, кому продал серьги и браслет. Но кто она? Судя по тому, что мы не нашли ценностей ни у Дамки, ни у Француза, она тоже Мурка, только настоящая, не просто пособница бандитов, а опытная уголовница.