Услышав шум, Ната, Чимоданов и Евгеша Мошкин спустились вниз.
…Часа через два прибыла Улита. Одна. Она была бледной, уставшей. Выглядела скверно. Ее полное, обычно румяное и упругое лицо походило на шар со вчерашнего праздника, который уже начал спускать воздух. Под глазами залегли синие тени. Едва телепортировав, она поднялась в каминный зал, подошла к креслу и рухнула в него без сил.
Даф молча толкнула Мефодия локтем.
– Арей! – шепнула она. – Почему она одна?
– Вижу, – отвечал Мефодий.
У него хватало ума не лезть с расспросами.
Любопытный Чимоданов несколько раз обежал вокруг кресла, пытаясь обратить на себя ее внимание.
– Кгхм! Как съездили? Где отчетик для коллектива? Представишь?
Улита подняла голову и посмотрела на него пустым взглядом. Казалось, она вообще смутно понимает, кто перед ней.
– Что-нибудь пакостное, а? Подчеркиваю: я ведь теперь тоже страж, а? – продолжал Петруччо.
Из-под его тонкого свитера выглядывали болтающиеся ноги Зудуки. Несмотря на свою склонность устраивать пакости, монстр боялся оставаться один. Не обладая голосовыми связками, он изыскивал другие способы выражать свой ужас. Например, находил пустую кастрюлю и колотил по стенам до тех пор, пока все соседи, имевшие счастье это слышать, в свою очередь не начинали биться головой о стены.
Темноты он, кстати, тоже боялся и ночевал с Чимодановым в одной кровати. Это давало Нате повод заявлять, что демонический Петруччо спит с плюшевым зайцем.
– Так где Арей? Чего ты вся такая дохлая?
– Исчезни! Я встану – ты ляжешь! – сказала Улита сквозь зубы.
Упорный Чимоданов не отставал. Тогда Улита действительно встала. А Чимоданов действительно лег, отброшенный неведомой силой на несколько метров. Ведьма при этом – Мефодий и Даф готовы были поклясться – не шевельнула даже пальцем.
Расправившись с Чимодановым, Улита тяжело приблизилась к зеркалу и посмотрела на себя. То, что она увидела, стало последней каплей. Ведьма снова упала в кресло и разрыдалась – судорожно, с подвываниями и всхлипами. Стены задрожали. Одна из них дала трещину. Внезапный ураган пронесся по Большой Дмитровке. Надул рекламные полотнища, вырвал несколько зонтов, прошерстил книги на столике у букиниста, разбил дюжину форточек, осыпав стеклом проезжую часть, и вызвал несколько мелких аварий.
Меф, Мошкин и уже не лежащий, а сидящий на полу Чимоданов немедленно стушевались. Бурные переживания ведьмы были не для их хрупкой нервной системы. Даф и Ната же немедленно бросились успокаивать Улиту и отпаивать ее. В такие минуты девчонки, как заметил Мефодий, действуют гораздо более толково и с большим опытом. Чужие слезы, даже самые неутешные, не пугают их так сильно.
Минут через десять всхлипывания Улиты начали слабеть. Она встала, подошла к стене и одним движением руки сорвала со стены ковер. Мефодий увидел большой, до блеска отполированный камень, с единственной, длинной и кривой трещиной, рассекавшей его с левого верхнего угла до нижнего правого.
– Не хотите спросить меня, что это? – спросила ведьма глухо.
– Гробовая плита, – не задумываясь, ответил за всех Мефодий.
Он успел уже привыкнуть к своеобразной стилистике их заведения.
– Точно. Не только у магов есть зудильники. Не хотите посмотреть выпуск новостей? Об этом они не могут не сказать… – произнесла Улита и вновь всхлипнула. Однако всхлип этот, к счастью, не перерос в истерику. Чтобы рыдать в полный голос, нужны силы. Их у Улиты уже не было.
Могильная плита окуталась плотным зеленоватым туманом. Сквозь туман смутно проступило обрюзгшее лицо.
– Зубы мне землей испачкали? Червей в уши пересадили? Снова нет?.. Гримера на мыло!.. Как! Вчера еще? Ясно теперь, почему мыло с утра было такое кошмарное!.. Надеюсь, хотя бы нашли самоубийцу, которая поднимет мне в финале веки? Как передумала и убежала? О я несчастный! Опять все делать самому… Что вы там шепчете? Съемка?.. Прошу прощения, господа! В эфире Веня Вий и его аналитическая программа «Трупный глаз».
На этом месте Веня, как обычно, сделал паузу и улыбнулся в объектив, обнажив жуткие, с прозеленью зубы – те самые зубы, знакомство с которыми подвело последнюю черту в жизни множества стоматологов. Да-да, тех самых стоматологов, которых он обожал посещать в свободное от работы время.
– Новости, как известно, бывают троякие: сенсации, просто новости и скверные новости, – продолжал Вий. – Начнем со скверных. Грызиана Припятская вновь получила главный приз, как ведущая года… Что ж, старость – хо-хо! – должна быть награждена по заслугам. Лично я не завидую Грызиане, тем более что призом стала всего-навсего очередная вещая мумия фараона. Чтобы она совсем не зачахла и продолжала вещать, надо кормить ее с пипетки и хотя бы раз в неделю спать с ней под одним одеялом. И вообще передачи Грызианы в последнее время не так удачны, как программы, скажем, Гробыни Склеповой. Вынужден это признать, хотя эта девица и позволяла себе накатывать на меня в духе: «Откроешь глазки – протянешь ножки!» Очень смешная шутка, девочка, очень смешная! Примерно с таким же рвением просил меня открыть глазки один врач-окулист.
Тяжелые веки Вия угрожающе дрогнули и поднялись на одну десятую часть. Сотни зрителей с воплями кинулись прочь от экранов, однако дальше дело не пошло. Веки вновь опустились под собственной тяжестью и грузом налипшей земли.
– Прочие новости: продолжаются поиски феи Трехдюймовочки, подозреваемой в краже артефакта из хранилища. Пикантность ситуации усиливается тем, что никто не знает, какой именно артефакт похищен и чем это может быть чревато. Учитывая, что на Лысой Горе Трехдюймовочку так и не нашли, с сегодняшнего дня ее ищут в мире лопухоидов. Наши доблестные боевые маги, естественно, докладывают, что круг поисков сужается. Еще бы – земля-то круглая.
И, наконец, сенсация! На Лысой Горе с интересом следят за последними событиями в мире стражей света и мрака. После окончательной гибели Кводнона существует всего одна личность, которая теоретически может занять его место. Это всем известный наследник мрака Мефодий Буслаев. Учитывая, что этот одаренный подросток не так давно расстался с пистолетиками и машинками, высший совет мрака собрался сегодня утром для принятия решения. А дальше, други мои неверные, смотрите во все глаза! Вы сможете увидеть, как все было… Кадры, разумеется, были отсняты скрытой камерой. Оператор впоследствии… э-э… вынужден был прервать съемку. Прошу!
Веня Вий щелкнул пальцами. Могильная плита зарябила. Мефодий увидел длинный, бесконечно длинный стол. Завершался стол короткой, как палочка буквы «Т» перекладиной. Там-то на невзрачном, канцелярского вида стульчике, в одиночестве сидел горбун Лигул и грыз ногти. Вот он поднял голову, ухмыльнулся и зычно крикнул:
– Созвать всех!
Не смолк еще его голос – соринками, мелкой рябью, скомканной пленкой из-под сигарет замелькали в воздухе духи-курьеры. И минуты не прошло, как захрюкали по углам комнаты поросячьи рыла комиссионеров. Облизываются морды, блестят черные выпуклые глазки, топорщится щетина на рылах, кучерявится из ушных раковин жесткий волос. Внимательные, приглядываются друг к другу. У всех рты узкие, прямые, как щели копилок. Большое у них, сволочат, подсиживание – мест и так не хватает, а из Тартара, что ни год, реестрик на сокращение приходит. Вот комиссионеры и крутятся. Только кто-нибудь один рот откроет, остальные уж его слова в тетрадки ловят. Даже теперь к груди у каждого прижат листочек, который он спешит подать Лигулу лично или хотя бы положить на край его стола.
– Вон пошли с доносами! Не до вас сейчас! – рявкнул горбун.
Не успели сгинуть комиссионеры, как из окон, шкафов, дверей, оттирая друг друга, полезли суккубы. Они кокетничали, мельтешили, хихикали, охали и лезли целоваться. Перед Лигулом, облаченным в парадные регалии, суккубы приседали на задних лапках и тихо млели.
Кого-то в тесноте неосторожно притиснули, и он громко взвизгнул. Визг тотчас потонул в недовольном ропоте собравшихся, усмотревших в нем попытку привлечь внимание к своей персоне.
Внезапно вся мелочь отхлынула. Прибыли бонзы мрака: начальники всех национальных отделов с секретарями и свитой. Длинный стол заполнился так, что и горошине негде было упасть. Среди толпы мелькнули на мгновение и Арей с Улитой.
Мефодий оглянулся на ведьму. Та сидела белая как бумага. Он ободряюще коснулся ее ладони. Улита слабо улыбнулась, благодаря.
Камера снова остановилась на Лигуле. Заложив большие пальцы рук за пояс брюк, он, точно щупальцами спрута, шевелил остальными. Начальники отделов ждали. По адской Канцелярии разливалась сосущая тишина.
Наконец Лигул крякнул и хлопнул в ладоши. В тот же миг на столе перед ним возникла огромная серебряная чаша, наполненная чем-то густым, красным, пугающе понятным. Сняв с шеи большую медаль на цепочке – медаль, в чеканке которой угадывалось чье-то лицо, Лигул поднес ее к чаше и, разжав ладонь, уронил на дно. Все глаза были обращены к нему. Взяв чашу обеими руками, начальник Канцелярии стал жадно пить. Кровь текла у него по щекам и шее, заливая парадный костюм.
Наконец Лигул крякнул и хлопнул в ладоши. В тот же миг на столе перед ним возникла огромная серебряная чаша, наполненная чем-то густым, красным, пугающе понятным. Сняв с шеи большую медаль на цепочке – медаль, в чеканке которой угадывалось чье-то лицо, Лигул поднес ее к чаше и, разжав ладонь, уронил на дно. Все глаза были обращены к нему. Взяв чашу обеими руками, начальник Канцелярии стал жадно пить. Кровь текла у него по щекам и шее, заливая парадный костюм.
Наконец чаша опустела. Лигул достал окровавленную медаль и озабоченно, как показалось Мефодию, всмотрелся в нее. Затем вдруг вскинул руку с медалью над головой и захохотал. И тотчас восторженные дикие крики, вопли, хохот, в которых не было и не могло быть ничего человеческого, охватили весь зал.
Объектив скрытой камеры, попытавшийся крупным планом поймать медаль, внезапно заметался. Изображение дрогнуло, послышался короткий крик. Камера упала и лежала на боку, снимая ноги. Вскоре в кадре появилась рука, держащая за волосы отрубленную голову с большой бородавкой на носу.
– А ну-ка, улыбочку в кадр! Еще один оператор с Лысой Горы думал, что его спасет плащ-невидимка! – удовлетворенно произнес чей-то голос.
На объектив наступили сапогом. Все исчезло. Для скрытой камеры наступила вечная ночь.
На экране зудильника вновь появился Веня Вий. В его пухлой синеватой руке был зажат черный платок, которым он смахивал с закрытых век слезы, существующие лишь в его воображении.
– Смерть на работе! Как это трогает мозолистые сердца начальства! Теперь вы понимаете, что я имел в виду, говоря, что оператор вынужден был прервать съемку? Ах-ах! Это был мой лучший упырь. Отважный и совершенно безбашенный сотрудник. Безбашенный, увы, уже в буквальном смысле слова. К счастью, все, что было отснято, немедленно передавалось по телепатическим каналам в наш центр… А теперь, друзья мои, если вам интересно, Веня сообщит, чем закончился высший совет стражей мрака и что он решил. Первое: горбун Лигул теперь не только глава Канцелярии, но и временно исполняющий обязанности повелителя мрака. До сих пор эту должность номинально занимал Кводнон, который ныне окончательно выбыл из игры.
– Откуда он все это знает? – поинтересовался Мефодий.
– Кто-нибудь из комиссионеров, небось, прельстился. Маги неплохо платят за интересующие их сведения, – равнодушно сказала Улита.
– Чем платят? Деньгами? – спросил Чимоданов.
– При чем тут деньги? – ответила Улита с глубочайшим презрением.
Веня Вий на экране растиражированно-заученным жестом смахнул с манишки приставшую землю.
– Продолжаю! Скорость оподления Мефодия Буслаева признана мраком недостаточной. Наличие у него собственного – непроданного и незаложенного эйдоса – признано возмутительным. Решено назначить ему до совершеннолетия нового опекуна. Подозреваю, что им станет либо сам Лигул, либо кто-то, кого он назначит на эту должность. Старый опекун, мечник Арей, осужден и отправлен в ссылку в Нижний Тартар. На требование отдать меч Арей ответил отказом. В результате при его аресте освободился ряд вакансий в некоторых отделах мрака.
– Арей схвачен? – спросил Мефодий, не веря.
– Он зарубил трех стражей, но потом его все равно обезоружили! Видел бы ты, как он уходил! Лев, окруженный шавками! А они все прыгали и кричали: смерть ему! – всхлипывая, ответила Улита.
– Да, ловко все устроено! Лигул воспользовался гибелью Кводнона и присвоил власть до совершеннолетия Мефодия. Причем Мефодия Лигул будет воспитывать сам, или тот, кого он пошлет! – оценил Чимоданов, успевший вникнуть в основной расклад сил.
– Но почему Арея не казнили? – спросила Дафна. Ей были известны нравы темных стражей, очень далекие от сентиментальности.
– Лигул не посмел. Подозреваю, он слегка боится. Не сейчас, а на будущее, на всякий случай. Мало ли как все обернется! По этой же причине он сохранил мне жизнь и даже позволил покинуть Тартар. Вот уж чего не ожидала! – сказала Улита с презрением.
– Кого боится? – уточнила Даф.
Ведьма не ответила, лишь быстро скосила глаза на Мефодия. Дафна вздохнула. И угораздило же ее полюбить человека, которого боится даже начальник Канцелярии мрака! И не только полюбить, но связать с ним свои крылья и свою вечность.
Сильные удары сотрясли дверь приемной.
– Кто еще там? Мы никого не ждем! – сказала Ната с беспокойством.
Удары не стихали. Они не становились яростнее, а словно пакостнее. Так стучит тот, кто отлично знает, что его слышат и рано или поздно откроют. Это был стук хозяина положения.
– Впускать будем? – поинтересовалась Даф.
Улита медленно покачала головой.
– Нет.
– Почему?
– Если это лопухоид – его остановит руна. Если же нет – войдет и сам… – ведьма не договорила и махнула рукой.
Послышался звук открывшейся двери. Похоже, тому, кто стучал, надоело ждать у моря погоды.
– Нет, не лопухоид… – тихо сказала Даф, наблюдая, как спина Депресняка приобретает сходство с вопросительным знаком, а короткий кожистый нос прорезают три глубокие складки.
Улита молчала. Все, включая Депресняка и Зудуку, внимательно слушали, как внизу в приемной кто-то ходит шаркающей и разболтанной походкой. Вот он отодвигает стул, вот открывает дверь в кабинет Арея и походя заглядывает в него. Вот шаги приближаются к внутренней лестнице. Заскрипели расшатанные дубовые перила. Послышался булькающий кашель. Казалось, снизу по лестнице ползет что-то мерзкое, отвратное.
Первым, к удивлению Мефодия, сдали нервы не у Евгеши Мошкина, а у Чимоданова.
– Ты можешь начертить руну невидимости? Сделай что-нибудь! – шепнул он Дафне.
– Бесполезно. Он уже понял, что мы здесь, – заметила Даф.
– Кто же это?
– Подозреваю, что новый опекун нашего Мефочки! Легок на помине! – скрестив на груди руки, мрачно сказала Улита.
Глава 3
«Мальчик с саблей»
Ирка сидела на скамейке в том месте за Цветным, где московские бульвары круто забирают наверх, и думала, как ей распорядиться своим бессмертием. Скамейка была самая неудобная. Все доски, кроме двух, отсутствовали у нее напрочь, и Ирка все время проваливалась в дыру, стоило ей, забывшись, чуть откинуться назад.
Конечно, можно было пересесть, но на всех соседних скамейках уже сидели компании, и, таким образом, приходилось либо оставаться на увечной скамейке, либо пожертвовать одиночеством. Из этих двух зол Ирка выбрала то, что представлялось ей, как сугубой индивидуалистке, меньшим.
И хотя перед ней лежала восхитительная, новенькая, едва ли не в упаковочной бумаге, вечность, мысли Ирки были самые печальные. Она думала о Мефодии, который любит другую, о Бабане, и о том, что сказал ей вчера вечером Антигон.
– Силы валькирий огромны, не будь я мерзкий монстр! – заявил он, самодовольно разглядывая свое отражение в луже. – Валькирии могут сделать все для других, но ничегошеньки для себя. Однажды применив свои способности в собственных интересах, валькирия лишится их…
– Всего однажды? – помнится, с ужасом переспросила Ирка.
– Да, кошмарная валькирия, так и есть. Ты не расчешешь мои ужасные бакенбарды? Это так омерзительно, что я всегда с нетерпением жду этой минуты! – попросил Антигон.
«Я могу все для других и ничего для себя. Что смогло бы лучше обуздать всемогущество? Правда, у меня есть живые ноги, полеты и возможность ночью пробежаться по лесу белой волчицей. В сущности, это уже немало», – размышляла Ирка.
Внезапно, подняв голову, она обнаружила, что ее одиночество нарушено. Возле нее крутился молодой человек, отколовшийся от одной из компашек. Довольно симпатичный, если сравнивать с австралопитеком, и немного старше Ирки. Он только что закончил разглядывать ее колени и лицо, и теперь то отходил, то приближался. В целом же вел себя как пес, которому бросили мясо прямо со сковородки. И схватить хочется, и обжечься боязно.
«Надо же, а раньше всем было на меня плевать!» – подумала Ирка, пожалуй, слегка польщенная. Молодой человек ей совсем не нравился, но все же интересно было послушать его. В конце концов к ней приставали на улице второй раз в жизни. Первый раз это сделали два глуповатых парня у метро.
Увидев, что его присутствие замечено, молодой человек набрался храбрости и сообщил Ирке, что у нее развязался шнурок.
– Ничего лучше нельзя было придумать? – проворчала Ирка, но все же, машинально взглянув вниз, обнаружила, что шнурок действительно развязался.
– Спасибо! – сказала она.
Обрадованный молодой человек немедленно стал развивать успех и спросил, что она думает по поводу любви с первого взгляда.
Ирка сказала, что ровным счетом ничего не думает.
– А какую музыку ты предпочитаешь слушать?
Ирка, не вдаваясь в подробности, заверила его, что преимущественно негромкую. Молодой человек, у которого пропали две прекрасные заготовки, стушевался и поспешно прибегнул к третьей: