— Ну и ну! — содрогнулся он.
— Тсс! — приказал шепот.
Топоток перебежал в ванную. Горевший там свет погас. Тишина. И только от ночника исходило слабое свечение.
Покрываясь испариной, он пытался вспомнить, с чего им пришла в голову такая блажь.
За левый край постели уцепилась костлявая рука: пошарила и тут же испарилась. У него на запястье громко тикали часы.
Так прошло, наверное, еще пять минут. Без всякой причины ему сдавило грудь. На переносице собрались морщины. Пальцы сами собой заскользили по одеялу, как будто надумали сбежать.
Костлявая лапа возникла с правой стороны. Да нет, показалось! Или взаправду?
В стенном шкафу напротив спальни что-то заворочалось. Дверцы медленно раскрылись в темноту. Внутрь прошмыгнуло какое- то существо, а может, оно затаилось там с вечера и только ждало своего часа — он так и смог определить. А створки смотрели в пропасть, бездонную, как звездное небо. В шкафу смутными тенями, как удавленники, покачивались пиджаки. Топот в ванной. Кошачья поступь у окна.
Он опять сел. Облизал губы. Едва не нарушил обет молчания. Покачал головой. Прошло не менее двадцати минут.
Где-то зашелестел слабый стон, потом глухой удаляющийся смешок. Опять стон... откуда? Из душевой кабины?
— Бет? — не выдержал он.
Ответа не было. Зато теперь в раковину капала вода. Кто-то отвернул кран.
— Бет? — еще раз позвал он и не узнал свой осипший голос. Где-то распахнулось окно. Прохладный ветер, как призрак, спрятался за занавеской.
— Бет,— слабо выговорил он. Ответа не последовало.
— Мне это не нравится,— сказал он. Тишина.
— Ни шевеления. Ни звука. Ни даже паука. Ничего.
— Бет? — чуть громче позвал он. Кругом — ни вздоха.
— Заканчивай свою игру. Молчание.
— Слышишь меня, Бет? Все тихо.
— Заканчивай игру. Капля упала в раковину.
— На сегодня хватит, Бет. Сквозняк из окна.
— Бет? Да отзовись же. Где ты? Ни звука.
— Ты цела?
На полу притаился ковер. Ночник едва теплился. В воздухе плясали невидимые пылинки.
— Бет... ты жива? Тишина.
— Бет? Молчание.
— Бет!
— О-о-ох... а-а-ах!..
Это был возглас, крик, вой.
Откуда-то метнулась чужая тень. На кровать навалилась темнота. Приземлилась на все четыре лапы.
— Попался! — грянул крик.
— Бет! — взмолился он.
— У-у-у...— взвыло исчадие тьмы.
Еще один прыжок — и оно рухнуло прямо ему на грудь. Шею сдавили холодные щупальца. Сверху маячил бледный овал. — Разинутый рот изрыгнул:
— Замри-умри!
— Бет! — закричал он.
И стал барахтаться, молотить руками, чтобы освободиться, но бледноликая нечисть вцепилась в него мертвой хваткой: ноздри раздувались, широко раскрытые глаза полыхали бешенством. Копна черных волос штормовой тучей накрыла ему лицо. Щупальца душили все сильнее, из ноздрей и разверстой пасти вылетал арктический холод, на грудь давила запредельная тяжесть чего-то невесомого — воздушная, как пух, и беспощадная, как кузнечный молот; вырваться не было никакой возможности, потому что паучьи лапы пригвоздили его к кровати; от мертвенной физиономии веяло таким злорадством, такой враждебностью, такой невиданной потусторонней мощью, что он невольно закричал.
— Нет! Нет! Не надо! Хватит! Хватит!
— Замри-умри! — взвизгнула пасть.
Это было диковинное существо. Женщина из будущего, из далеких лет, примятых колесом времен и событий, из грядущих годов, что затянуты тучами, отравлены тоской, убиты словами, заморожены, изломаны, лишены даже намека на любовь и знают одну лишь ненависть да еще смерть.
— Нет! Не смей! Прекрати!
У него брызнули слезы. Тело содрогнулось от рыданий.
Она отстранилась.
Ледяные щупальца, отпустив его шею, тотчас превратились в теплые, ласковые, нежные руки.
Все-таки это была Бет.
— Боже, боже, боже,— причитал он.— Нет, нет, нет!
— Ах, Чарльз, Чарли,— виновато заговорила она.— Прости. Я не хотела...
— Нет, хотела. Видит бог, ты этого хотела!
Он не мог с собой совладать.
— Да нет же! Ох, Чарли...— Ее тоже душили слезы.
Соскочив с кровати, она обежала спальню и щелкнула каждым выключателем. Но света все равно оказалось мало.
А его не отпускали рыдания. Она скользнула к нему под одеяло, прижала к груди его распухшее от слез лицо, крепко обняла, долго баюкала и гладила, целовала в лоб и не мешала выплакаться.
— Прости, Чарли. Ну прости меня. Я же не нарочно...
— Нет, ты нарочно!
— Это всего лишь игра!
— Игра! Ничего себе, игра! Игра, игра...— всхлипывал он.
Наконец он затих рядом с ней и снова ощутил тепло сестры, матери, подруги, возлюбленной. Сердце, прежде рвавшееся из груди, теперь билось почти ровно. Кровь спокойно пульсировала в жилах. На грудь больше не давила тяжесть.
— Ох, Бет, Бет,— тихо простонал он.
— Чарли,— сокрушенно откликнулась она, лежа с закрытыми глазами.
— Никогда больше так не делай.
— Не буду.
— Обещаешь? — всхлипнул он.
— Обещаю, клянусь.
— Ты растворилась, Бет,— это была не ты!
— Клянусь, верь мне, Чарли.
— Ну ладно,— смирился он.
— Ты меня простил, Чарли?
Он долго лежал не шелохнувшись, но в конце концов кивнул, будто решение далось ему нелегко.
— Простил.
— Я так виновата, Чарли. Давай постараемся уснуть. Свет выключим?
Молчание.
— Чарли, выключить свет?
— Не нужно.
— При свете мы не заснем, Чарли.
— Оставь несколько лампочек, пусть пока горят,— попросил он, не открывая глаз.
— Как скажешь.— Она прильнула к нему.— Пусть горят.
Он сделал глубокий судорожный вздох и ощутил легкий озноб.
Его трясло минут пять, но потом ее объятия, ласки и поцелуи прогнали дрожь.
Час спустя ей показалось, что он уснул; тогда она встала и погасила свет, оставив на всякий случай только одну лампочку — в ванной. Но стоило ей вернуться в постель, как он заворочался. Его голос, хрипловатый и растерянный, произнес:
— О Бет, я так тебя любил.
Она взвесила его слова.
— Поправка. Люблю.
— Люблю,— согласился он.
Она битый час лежала без сна, глядя в потолок.
Утром, намазывая маслом подсушенные хлебцы, он вдруг посмотрел на нее в упор. Она как ни в чем не бывало пережевывала бекон. Поймав этот взгляд, она усмехнулась.
— Бет, — позвал он.
— Да?
Как ей сказать? Ему стало холодно. Даже в лучах утреннего света спальня почему-то казалась сумрачной и тесной. Бекон был пережарен. Тосты подгорели. У кофе появился тошнотворный привкус. Лицо Бет заливала бледность. А он ощущал, как тяжело стучит его сердце — словно усталый кулак в чужую запертую дверь.
— Я...— начал он.— Нам...
Как сознаться, что его охватил страх? Ему привиделось начало конца. А за той последней чертой не будет никого и ничего — никогда в жизни.
— Ладно, пустяки,— бросил он.
— Еще через пять минут она спросила, ковыряя вилкой яичницу:
— Чарльз, хочешь, вечером опять поиграем? Теперь мой черед водить, а ты будешь прятаться, выскакивать из укрытия и кричать: «Замри-умри!»
У него перехватило дыхание.
— Нет.
Ему совсем не хотелось открывать в себе темные закоулки.
На глаза навернулись слезы.
— Нет, ни за что,— отрезал он.
Недолгое путешествие
(перевод Е. Петровой)
Решающих соображений было два: во-первых, она дожила до преклонных лет, а во-вторых, мистер Тэркелл обещал переправить ее к Всевышнему. Не зря же он приговаривал, поглаживая ее по руке:
— Миссис Беллоуз, моя ракета доставит нас в космос, а уж там мы с вами Его отыщем.
Вот такая наметилась перспектива. А ведь миссис Беллоуз всегда чуралась организованных групп. В прежние времена, стремясь осветить себе путь, чтобы сделать еще один робкий, неуверенный шаг вперед, она чиркала спички в темных закоулках и как-то забрела в дебри индуизма, туда, где над магическими шарами плавно скользили мечтательные, чуть подрагивающие ресницы мистиков. Расхаживала по луговым тропам вместе с индийскими философами-аскетами, которых привезли из дальних краев духовные дочери мадам Блаватской. Потом совершала паломничества в каменные джунгли Калифорнии, охотясь за провидцами-астрологами в их естественной среде обитания. Чтобы приобщиться к харизматическому ордену некой церкви, она даже отписала один из принадлежавших ей домов поразительной общине миссионеров, которые сулили своим адептам хрустальный огонь, золотой дым и возвращение домой по мановению великой и нежной десницы Бога.
Никто из духовных наставников, встреченных на этом пути, не смог поколебать веры миссис Беллоуз, хотя у нее на глазах кое-кого увозил в темноту полицейский фургон, а наутро их мрачные, лишенные романтического ореола лица уже смотрели с первых полос бульварных газетенок. Мир с ними не церемонился и старался упечь их за решетку, потому что они слишком много знали, — вот и весь сказ.
Никто из духовных наставников, встреченных на этом пути, не смог поколебать веры миссис Беллоуз, хотя у нее на глазах кое-кого увозил в темноту полицейский фургон, а наутро их мрачные, лишенные романтического ореола лица уже смотрели с первых полос бульварных газетенок. Мир с ними не церемонился и старался упечь их за решетку, потому что они слишком много знали, — вот и весь сказ.
Но не далее как две недели назад, в Нью-Йорке, ей попалось на глаза рекламное объявление мистера Тэркелла:
ЛЕТИМ НА МАРС!
НЕДЕЛЯ ОТДЫХА В ПАНСИОНАТЕ «ТЭРКЕЛЛ» И НЕВЕРОЯТНОЕ КОСМИЧЕСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ!
БУКЛЕТ «НАВСТРЕЧУ ВСЕВЫШНЕМУ» ВЫСЫЛАЕТСЯ БЕСПЛАТНО
СПЕЦИАЛЬНЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ ДЛЯ ТУРИСТСКИХ ГРУПП
ОБРАТНЫЙ БИЛЕТ СО СКИДКОЙ
— Обратный билет, — мысленно повторила миссис Беллоуз. — Кто, интересно, захочет лететь обратно после встречи с Ним?
И она купила путевку, улетела на Марс и без приключений провела семь дней в пансионате, под сверкающим огнями лозунгом: «Ракетой Тэркелла — в небеса!». Всю неделю она плескалась под прозрачными струями, смывая все заботы со своего тщедушного тела, и теперь с волнением ожидала предстоящего полета на частной ракете мистера Тэркелла, которая пулей выстрелит в открытый космос и унесется за пределы Юпитера, Сатурна и Плутона. Ведь таким образом — кто бы усомнился? — человек становится все ближе и ближе к Богу. Чудо! Буквально кожей ощущаешь скорую встречу, правда ведь? Чувствуешь на себе Его дыхание, Его взгляд, Его присутствие, верно?
— Я готова, — говорила себе миссис Беллоуз. — Будто старая, дребезжащая кабина лифта — вот-вот устремлюсь вверх. Как только Господь нажмет на кнопку вызова.
Но теперь, на седьмой день пребывания в пансионате, когда она взбиралась по лестнице, ее начали обуревать сомнения.
— Начать с того, — говорила она в пустоту, — что этот Марс не очень-то похож на райские кущи, которыми меня поманили. Вместо комнаты — убогая келья, бассейн никуда не годен, да и какая вдова, сморщенная как гриб и тощая как скелет пойдет купаться? И вообще, весь пансионат пропах тушеной капустой и потными кроссовками!
Входная дверь, которую миссис Беллоуз распахнула и, от досады не придержав, тут же отпустила, с грохотом захлопнулась у нее за спиной.
Вид собравшихся в зале женщин поверг ее в изумление. Так бывает в балагане, где устроен зеркальный лабиринт, до бесконечности умножающий твой собственный облик: мучнисто-бледное лицо, руки — словно куриные лапки, на запястьях болтаются браслеты. Навстречу плыли ее двойники. Она протянула руку, но перед ней оказалось не зеркало — это была незнакомая дама, которая пожала ей пальцы со словами:
— Мы ждем мистера Тэркелла. Т-с-с!
— Ах, — прошелестело по залу.
Раскрылся плюшевый занавес.
Возникший на сцене мистер Тэркелл обвел публику взглядом своих египетских глаз. Но при этом в его безмятежности сквозило что-то клоунское. Вот сейчас он прокричит: «Всем привет!» — и покажет номер с пушистыми собачками, которые будут прыгать через его спину и сложенные обручем руки. А потом, пританцовывая и сверкая ослепительной улыбкой в тридцать две фортепьянных клавиши, удалится со сцены в сопровождении своих четвероногих подопечных, чтобы исчезнуть за кулисами.
У миссис Беллоуз в тайниках сознания, которые она всегда старалась держать на замке, всколыхнулась неприятная мысль, что появление мистера Тэркелла впору сопровождать ударами дешевого китайского гонга. Его большие черные глаза были неправдоподобно влажными: одна из старушек даже пошутила, будто сама видела, как перед ними роились комары, словно у бочек с дождевой водой в летнюю жару. А от его тщательно отутюженного костюма веяло запахом театрального нафталина и паров каллиопы.
Но с той же непоколебимой убежденностью, с какой миссис Беллоуз встречала все превратности своей изменчивой судьбы, она отбросила сомнения и зашептала:
— На сей раз все без обмана. Все сбудется. Ракета, надо понимать, уже готова к старту?
Мистер Тэркелл поклонился. Его улыбка напоминала маску античного комедианта. Пожилые дамы заглянули в зияющую прорезь рта, но увидели только первозданный хаос.
Не успел мистер Тэркелл начать свое выступление, как миссис Беллоуз почувствовала: он тщательно отбирает слова, будто смазывая их маслом, чтобы лучше скользили. Ее сердце сжалось в кулачок, фарфоровые зубы заскрежетали.
— Друзья, — произнес мистер Тэркелл, и у всех присутствующих разом екнуло сердце.
— О, только не это! — раньше времени вырвалось у миссис Беллоуз.
Дурная весть мчалась прямо на нее черной громадой, а сама она, словно привязанная к рельсам, не могла шевельнуться, слыша перестук колес и угрожающий свисток паровоза.
— У нас возникла маленькая заминка, — объявил мистер Тэркелл.
В следующее мгновение он, по всей видимости, собирался выкрикнуть, а может, и выкрикнул, как скоморох: «Дамочки, прошу садиться!», поскольку вскочившие со своих мест путешественницы ринулись к нему, трепеща от негодования.
— Придется чуть-чуть подождать. — Мистер Тэркелл успокаивающим жестом поднял руки.
— Что значит «чуть-чуть»?
— Всего лишь неделю.
— Неделю?!
— Совершенно верно. У вас есть возможность провести в пансионате еще одну смену, понимаете? Пустяковая задержка ни на что не влияет. В конце концов, вы ждали всю свою жизнь. Остались считанные дни.
«По двадцать долларов за каждый», — язвительно отметила про себя миссис Беллоуз.
— А в чем причина? — выкрикнула одна из женщин.
— Небольшая формальность, — ответил мистер Тэркелл.
— Но ракета в порядке?
— Ну-у-у, в общем, да.
— Я здесь торчу целый месяц, — пожаловалась другая старушка. — И каждую неделю полет откладывается!
— Это правда, — подтвердили все.
— Дамы, дамы, — урезонивал мистер Тэркелл с безмятежной улыбкой.
— Требуем предъявить ракету! — зазвенел голос миссис Беллоуз, которая выступила вперед, грозя кулачком, похожим на игрушечный молоток.
Мистер Тэркелл озирался, как миссионер среди престарелых каннибалов.
— В данный момент… — начал он.
— Именно так, в данный момент! — воскликнула миссис Беллоуз.
— Боюсь, что… — попытался продолжить мистер Тэркелл.
— Вот и я боюсь! — вскричала она. — Потому мы и требуем, чтобы нам предъявили космический корабль!
— Постойте, постойте, миссис… — Он щелкнул пальцами, не сумев припомнить ее имя.
— Беллоуз! — подсказала она.
Сейчас из нее, как из колбы, с шипением вырывался пар, скопившийся за долгие годы. Щеки пылали румянцем. С воплем, похожим на протяжный заводской гудок, она бросилась к мистеру Тэркеллу и вцепилась в него чуть ли не зубами, как бешеная болонка, готовая держать его мертвой хваткой до победного конца. Другие старушки последовали ее примеру и бросились на хозяина, как бросается свора охотничьих собак на своего псаря: совсем недавно он их гладил по шерстке, и они льнули к его ногам, но теперь вокруг него сомкнулось кольцо, и челюсти уже дергали за рукава, да так, что его взгляд вмиг утратил египетскую невозмутимость.
— Сюда! — прокричала миссис Беллоуз, входя в роль мадам Лафарж. — Через черный ход! Ведь мы до сих пор не видели ракету! Нам день за днем заговаривали зубы, тянули время, давайте же посмотрим своими глазами!
— Нет, нет, милые дамы! — метался по сцене мистер Тэркелл.
Но толпа, лавиной хлынувшая к черному ходу, подхватила бедного мистера Тэркелла, перенесла его в ангар, а оттуда стремительно перетекла в заброшенный спортивный зал.
— Вот она, — произнес чей-то голос. — Ракета!
Наступила невыносимая, гнетущая тишина.
Действительно, там стояла ракета.
Взглянув на нее, миссис Беллоуз невольно опустила руки, терзавшие ворот мистера Тэркелла.
Космический корабль больше напоминал отслуживший медный котел. На его поверхности виднелись тысячи выпуклостей, вмятин, ржавых труб и забитых грязью выходных отверстий. Запыленные иллюминаторы смотрели подслеповатыми собачьими глазами.
По толпе пронесся тихий стон.
— Это и есть космический корабль «Слава Всевышнему»? ужаснулась миссис Беллоуз.
Потупившись, мистер Тэркелл кивнул.
— Ради которого мы выложили по тысяче долларов и отправились за тридевять земель, на Марс, чтобы затем погрузиться на борт вместе с вами и лететь на поиски Господа? — воскликнула миссис Беллоуз. — Да этому корыту одна дорога — в утиль! Это же груда металлолома!
«Груда металлолома», — шепотом вторили остальные, впадая в полуобморочное состояние.
— Держите его!
Мистер Тэркелл попытался спастись бегством, но не сумел вырваться из плотного кольца живых капканов числом в несколько сотен — и сник.