В дни, когда она была полна решимости не возвращаться в Харродсбург, Рейчэл не могла себе представить, что муж прибегнет к таким доводам. Она была рада, что Льюис все еще любит ее, признательна ему за его желание перестроить свою жизнь так, чтобы у них появилась возможность жить по-доброму вместе. Она не знала, насколько велика такая возможность. Ей минуло восемнадцать лет, и она не могла уже жить во власти грез. Она была счастлива в последние месяцы, но что случится с ней в дальнейшем, когда она останется женщиной без определенного статуса или положения? Есть ли возможность иметь собственный дом, детей?
Она обязана сделать еще одну попытку.
/12/Рейчэл упаковала свое имущество и ждала сообщения о партии торговцев, которые направятся по Кентуккской тропе к Харродсбургу. Клан Донельсон был в сборе, чтобы проститься с ней, но отпускал ее неохотно.
Во второй половине дня, когда июньское солнце освещало беспорядочно выстроенное каменное здание, она добралась до дома Робардсов. Рейчэл ожидала, что Льюис встретит ее на станции Кроу, что стоит на ответвлении Кентуккской дороги, но его там не было. Руководитель торговой группы настоял на том, что проводит ее до дома в Харродсбурге, но и тут не было признаков желания встретить ее. Она привязала свою лошадь к коновязи, поднялась по четырем широким бревенчатым ступеням и постучала молотком в дверь.
Ее провели в библиотеку, дверь закрылась за ней. Там сидел Льюис, раскинувшись в кресле, в пропитанной потом рубашке и в мятых шерстяных штанах, вытянув ноги в сапогах, а на сиденье лежал смятый нанковый сюртук. Его глаза блуждали, а лицо покраснело от выпитого алкоголя. Она стояла, прижавшись к двери спиной и изумленно уставясь на мужа. Он не попытался даже встать.
— Тебе не потребовалось много времени, так ведь?
— Много времени?.. Пять дней вместо четырех, с нами путешествовала больная женщина.
— Едва я скрылся из глаз, как ты снова пригласила его в блокгауз.
Все ее ожидания рассыпались при виде блуждающих глаз мужа. Теперь испарилась и надежда.
— Льюис, что ты говоришь?
— Не изображай из себя невинность.
— Не возражаешь, если я сяду?
— Мой друг приехал из Нашвилла и рассказал мне, что Эндрю Джэксон снова живет в вашем доме.
— Мистер Джэксон не живет в нашем доме, Льюис. Мы приглашали его, но он отказался.
— Отказался? Почему же он там каждый день?
— Джон живет у нас снова, но мистер Джэксон появляется лишь тогда, когда свободен. Он сказал, что лучше ему не жить у нас, поскольку ты просил его однажды выехать.
Льюис с трудом поднялся из кресла и стоял, приблизив свое лицо вплотную к ее.
— Тогда ты признаешь, что пригласила его?
— Это не вопрос приглашения, Льюис. Мама и мальчики хотели видеть его. В конце концов это их дом и он как бы член нашей семьи.
— Да, — ответил Льюис, зло посмотрев на нее, — интимный член.
У нее было слишком тяжело на сердце, чтобы подумать о последствиях сказанного мужем, но она поняла, что он впервые обвинил ее в измене. Она наклонила голову от стыда за себя и Льюиса. Затем повернулась, вышла в холл и по лестнице поднялась в спальню свекрови.
Бросив беглый взгляд на истощенное лицо на подушке, обрамленное ночным чепчиком, она поняла, что миссис Робардс серьезно больна. Она подошла к своей свекрови и поцеловала ее. Миссис Робардс прикоснулась руками к лицу Рейчэл. Ночная рубашка с длинными рукавами, завязанными лентами у запястья, скрывала ее худобу, но ее голос оставался звучным:
— Рейчэл, дорогая, я ничего бы так не хотела, как того, чтобы ты стала хозяйкой дома.
— Да, милая, я знаю.
— Льюис был хорошим мальчиком, мы его беззаветно любили, мой муж и я… но у тебя здесь жизнь не сложится…
— Ты не должна переутомлять себя. Я останусь и помогу ухаживать за тобой…
— Нет, Рейчэл, — прервала свекровь. — Мы должны вернуть тебя домой… немедленно.
Она закрыла на мгновение глаза, а затем прошептала:
— Он обещал мне, что продаст ту девушку, но вчера вернул ее. Он ничего не делает, только пьет и буйствует. Я боюсь за него. Немедленно напиши своим. Я прослежу за тем, чтобы письмо было отправлено с первой группой, выезжающей в Нашвилл. Ты можешь оставаться вон в той маленькой комнате.
В течение долгих теплых дней Рейчэл ухаживала за миссис Робардс, кормила ее по предписанию врача куриным супом, поила отваром из целебных трав и дикого имбиря. Она видела Льюиса только в отдалении, когда сидела у окна в своей маленькой комнате. Он либо уезжал в Харродсбург, либо возвращался поздно ночью, осев мешком в седле. Ее надежды на супружескую жизнь рассеялись, как дым.
Она мало спала, да и то урывками — по часу, по два, в середине ночи вставала, открывала ставни и смотрела на фосфорический свет луны. В ночной тиши она имела возможность обдумать свою прошлую жизнь. В каком-то смысле она обретет свободу, избавится от боли, унижения, от иллюзорных надежд. Впереди еще годы и годы, но у нее не было ни воли, ни желания взглянуть им в лицо. Она будет жить изо дня в день, пытаясь найти в каждом моменте задачу, образ, который согреет ее и придаст смысл существованию.
Вдруг она прищурилась, ей привиделась фигура всадника, легко сидевшего в седле, несмотря на быструю рысь… но ведь он похож на Эндрю Джэксона! Она высунулась из окна, рассматривая приближавшуюся фигуру. Ее письмо, извещавшее семью, что она навсегда расстается с Льюисом, было отправлено из Харродсбурга десять дней назад. Она ожидала, что за ней приедет кто-нибудь, и, конечно, это будет Александр, Сэмюэл или Стокли. Льюис же воспримет это как личное оскорбление, как унижение, сознательно устроенное семьей Донельсон. «Как они могли пойти на это, — спрашивала она себя вновь и вновь, — ведь у меня столько братьев?»
Но это был все-таки Эндрю, в этом уже не было сомнений. Он был в плотно облегающих штанах из оленьей кожи и кожаной охотничьей куртке. Быстрым движением он соскользнул с коня, когда тот едва успел остановиться у входа в дом. Эндрю постучал в дверь кулаком, и звук был такой, словно стучало ее сердце.
Рейчэл не распаковывала привезенные ею вещи, за исключением самых необходимых. Она быстро прошла в комнату свекрови, чтобы попрощаться с ней, сказать ей, что приехал мистер Джэксон, который сопроводит ее до дома, и что она намерена уехать до того, как появится Льюис, поскольку опасается публичной ссоры и, хуже того, еще одной дуэли.
— Ты не должна бояться этого, дорогая, — ответила свекровь.
В ее голосе было нечто, подбодрившее Рейчэл и успокоившее ее нервозность. Скорее тон, чем слова, напомнил ей сцену с Джоном Овертоном, когда она спросила его о дуэли Льюиса с Пейтоном Шортом, а он уклонился от ответа. Она спросила испытующе:
— Но ведь Льюис сражался на дуэли с Пейтоном Шортом?
Миссис Робардс слегка повернула голову на подушке. Она была гордой женщиной, всю свою жизнь высоко ставившей честь. В этот болезненный момент она не могла видеть ни Рейчэл, ни себя.
— Матери грустно рассказывать такое о своем сыне. Но ты вправе знать. — Она вновь повернула голову, и ее глаза встретились с глазами Рейчэл. — Когда Льюис нашел Пейтона Шорта в Ричмонде, Шорт спросил Льюиса, настаивает ли он на дуэли или же удовольствуется денежной договоренностью.
— Денежной… Но за что?
— За ущерб, нанесенный чувствам Льюиса тем письмом. Льюис ответил, что предпочтет договоренность. Мистер Шорт выплатил ему тысячу долларов фунтами стерлингов в таверне Голта.
Рейчэл почувствовала, как вспыхнуло ее лицо. Как может столь ревнивый мужчина, прогоняющий от себя жену, принять деньги от другого мужчины?
Глаза миссис Робардс были полны слез. Рейчэл крепко поцеловала в щеку свою свекровь и выбежала из комнаты.
Значит, именно это возмутило Джона, и он скрывал случившееся от нее. По той же причине осторожный Уильям перестал возражать против ее пребывания в доме Донельсонов. Видимо, вся ее семья знала и просто хотела избавить ее от дальнейшего унижения. Но какая разница, если бы она даже знала? Давало бы это ей повод для развода? Что она могла еще сделать, как не послать за мужем?
Вместе с этой новостью была забыта тревога по поводу того, что за ней приехал Эндрю Джэксон. К моменту, когда она вступила на порог парадного входа, ее гнедая кобыла была оседлана и выведена из стойла к дому. Она и Джэксон обменялись приветственными взглядами. Лишь после того, как они проехали несколько миль к Кентуккской дороге, он первый обратился к ней:
— Поедем ли мы прямо на Нашвилл или дождемся следующей группы? В последние несколько недель вдоль дороги отмечалась активность индейцев.
— А как вы приехали?
— В одиночку.
— Тогда и мы так поедем.
По-видимому, он ожидал такого ответа и не высказал каких-либо замечаний.
— А как вы приехали?
— В одиночку.
— Тогда и мы так поедем.
По-видимому, он ожидал такого ответа и не высказал каких-либо замечаний.
— Кроме того, мне хотелось бы как можно быстрее удалиться от Харродсбурга. Льюис скоро вернется и, я уверена, станет преследовать нас.
— Преследовать? — Он повернул лошадь так, чтобы посмотреть ей в лицо. — С какой целью? Мы поняли из вашего письма…
— Он станет преследовать не из-за меня, он погонится за вами. Вот почему я должна была написать домой…
Незадолго до заката солнца они добрались до Борс-Хэда, где съели превосходный ужин: свежий хлеб и масло, фрикасе из цыплят, яблочный пирог и кофе. Рейчэл расположилась в отдельной комнате со свечой на ночном столике, свежими миткалевыми простынями, огромным перьевым матрасом и одеялом из гусиного пуха. Эндрю спал на последней имевшейся постели с двумя другими мужчинами. Она была уверена, что не сомкнет глаз из-за волнений прошедшего дня. Но стоило ей положить голову на подушку, как все оборвалось, и она услышала голос Джэксона, возвещавший, что скоро взойдет солнце и надо быстрее одеваться.
Она надела светло-голубое летнее ситцевое платье с просторной юбкой, удобной для езды амазонкой, и с короткими рукавами, чтобы было не жарко. Это было ее самое строгое платье, без воротника, но с высокой линией шеи. Она надела мокасины, короткий плащ из замши и вышла из комнаты с первыми сероватыми лучами зари. Внизу уже был готов горячий завтрак.
Когда верхняя кромка солнца показалась над горизонтом, они были уже в пути. Лошади хорошо отдохнули, и они успешно продвигались вперед по открытым лугам с подсыхающей на траве росой. Путники остановились, когда солнце уже стояло над головой и стало жарко. Умыли лицо и руки в прохладном ручье, напоили лошадей, достали хлеб и сыр из седельных мешков и перекусили. К полудню лошади устали, и Рейчэл впервые осознала, как насторожен Джэксон: все его тело напряжено, и он всматривался в каждое дерево и куст, когда они проезжали кедровую рощицу. Неожиданно он остановил своего коня:
— Ты стреляешь метко?
— Иногда.
— Тогда возьми этот пистолет. Группа индейцев, не могу сказать сколько, возможно три или четыре, едет параллельным с нами курсом через лес. Они только что выехали впереди нас, чтобы добраться вон до той возвышенности. Ты видишь упавшее дерево в двадцати ярдах по эту сторону открытого места?
— Да.
— Я собираюсь съехать с дороги как раз за этим бревном.
Он пустил коня умеренным шагом. Она ехала сзади него.
Когда он объезжал огромное кедровое бревно, то пришпорил коня и рванулся в лес. Она скакала за ним изо всех сил. Он выстрелил из ружья, а затем крикнул ей:
— Пришпорь коня!
Через мгновение они проскочили опушку и вновь оказались на дороге.
— Я промахнулся, — сказал он, — но цель достигнута. Теперь они оставят нас в покое.
Он повернулся к ней:
— Ты испугалась?
— Нет, я ничего не видела. Но мне было интересно наблюдать за тобой. Если бы я была индейцем, то была бы уверена, что за тобой следует целый полк милиции.
— Это лучшая тактика, — ответил он довольный. — Она позволяет почти каждый раз остаться невредимым.
Она рассмеялась вместе с ним при слове «почти», и смех снял существовавшую между ними напряженность.
/13/В эту ночь они остановились в хижине семьи, которая прошла по Дикой тропе с Даниэлем Буном в 1776 году. Это была однокомнатная бревенчатая хижина с чердаком, перегороженным под спальни. Дети вбегали и выбегали через открытую дверь, по утоптанному дворику бегали куры и собаки, свиньи сгрудились около кормушек. Ужин, разложенный на огромном пне во дворе, состоял из холодной жареной свинины, молока и кукурузных лепешек. Рейчэл ночевала вместе с дочерьми хозяев внизу, а Эндрю поднялся по грубой лестнице на чердак, где завернулся в одеяло, подушкой служила охапка соломы. В середине ночи Рейчэл разбудил кашель детей. Она взяла огромную шкуру медведя, расстелила на полу вместо матраца и проспала спокойно оставшуюся часть ночи.
На третий день опасность встречи с индейцами миновала, так же как и угроза, что Льюис Робардс настигнет их. Они перестали погонять лошадей и ехали бок о бок. День был мягким и теплым, они прислушивались к звукам окружавшей их вольной жизни, получали наслаждение от покоя и чувства дружбы.
— Ты не боишься дикой природы, верно? — спросил он.
— Я выросла в ней. Все Донельсоны выросли такими. Знаешь, мы совершили поездку с отцом на «Адвенчере».
— Я забыл. Тебе тогда было немного лет?
— Всего двенадцать. Но было много детей и меньшего возраста. Один даже родился во время поездки.
Поездка на «Адвенчере» была самой поразительной из когда-либо предпринимавшихся на западной границе.
— Отец и парни построили «Адвенчер» на реке Холстон, выше форта Патрик-Генри. Корпус судна был сколочен из обтесанных бревен и укреплен против ружейного огня, над значительной частью корпуса была сооружена крыша, установлены койки и каменный очаг для приготовления пищи. Судно было спущено на воду 1 ноября 1779 года. В путь вышли около тридцати лодок, в основном плоскодонных, и несколько пирог. Помнится, путешествие начали около двухсот человек, на нашем судне было больше пятидесяти.
Партнер Донельсона по путешествию полковник Джеймс Робертсон отправился раньше с лучшими бойцами для защиты от нападения индейцев, с главами семейств и значительным стадом домашнего скота, чтобы пройти еще неизведанными тропами через Кумберлендский проход и Кентуккскую дорогу. Полковнику Донельсону предстояло доставить женщин и детей и около тридцати дееспособных мужчин, призванных управлять лодками и оборонять их в более длительном, но сравнительно менее опасном путешествии по реке, используя плоскодонки для доставки домашней утвари, продовольственных запасов, сельскохозяйственного инвентаря, семян, инструментов, рабов и строительных материалов.
— Отец и полковник Робертсон намеревались основать новую колонию, быть может, целый новый штат… вроде Виргинии. Однако истина в том, что отец был охвачен «лихорадкой целинных земель». Я все еще помню его возбужденный голос, когда он рассказывал о холмистых зеленых долинах и широких реках, текущих по ним, которых никогда не видел белый человек, не говоря уже о поселении там.
Они выехали из форта Патрик-Генри за три дня до Рождества, но за первый день прошли всего три мили к устью Риди-Крик по той причине, что реку сковало льдом.
— Два месяца мы были вынуждены жить на лодках и в палатках под снегом. В конце февраля вновь пустились в путь, но буквально через несколько часов «Адвенчер» сел на мель на перекате Пур-Валли. Сели на мель и две другие лодки. В конце концов нам пришлось выпрыгнуть в ледяную воду, неся в руках продовольствие и инструменты, чтобы разгрузить лодки. Мама доверила мне самое ценное из нашего имущества — семейное серебро с монограммами.
В то время как Рейчэл рассказывала, солнце высвечивало в ее глазах карие искорки, а на ее губах мелькала ностальгическая улыбка. Джэксон обратил внимание на то, как ее руки играли с поводьями, и восхищался, как свободно она сидела в седле.
Все первые дни марта, когда «Адвенчер» плыл по большой долине Теннесси, стояла дождливая, ветреная погода. Открытая саванна вблизи реки поросла осокой, среди которой возвышались невысокие деревья и прятались заросли вереска и куманики. Вдали сквозь завесу дождя виднелись высокие горные хребты, оставшиеся позади.
— Едва ли проходил час без какого-либо инцидента при нашем движении. Лодка мистера Генри перевернулась, опрокинутая сильным течением. Мы все должны были остановиться, чтобы спасти детей и вытащить из воды плавающие предметы, когда течение проносило их мимо нас.
Проходя устье Клинча, они оказались на территории враждебно настроенных индейцев. Было еще очень холодно. Полковник Донельсон завел лодки в устье южной Чикамуга-Крик, где располагалась одна из стоянок Драггинг-Каное, здесь миссис Эфраим Пейтон и родила ребенка. На следующий день флотилия прошла рукавом мимо стоянок Чикамуга. Лодки были обстреляны, и на Мокасин-Бенд из засады был убит мистер Пейн.
— Большинство неприятностей и трудностей были развлечением для нас, детей. Потом случилась подлинная трагедия: на плоскодонке Томаса Стюарта вспыхнула оспа, и отец приказал плывшим на этой лодке держаться на расстоянии. Индейцы захватили лодку и убили всех двадцать восемь человек. Мы слышали их крики, но не могли ничем им помочь.
Когда флотилия «Адвенчера» подошла к устью Сук, то на каменистых тропах вдоль реки виднелись группы индейских воинов. Парни стояли с ружьями, нацеленными на берег, в то время как старшие проводили лодки через водовороты и бурное течение в узком проходе. Рейчэл выстрелила столько же раз, сколько любой из юношей, но не уверена, попала ли она в кого-либо.