- Я не хочу... - сказала она.
- Что ты не хочешь? - повторил он. Она молчала. Повернула к нему голову, посмотрела красноречиво. Тогда он сказал: - Ложись просто поспи, никто тебя не заставляет...
Она жалостливо посмотрела ему куда-то в брови, сказала таким честным и жестоким голосом:
- Но я ничего не хочу. Ничего, понимаешь ли?..
- Иди тогда выпей чаю, - нашел он выход. - Я посплю, мне плохо что-то.
- Нет. Я ухожу, - договорила она. Встала. Посмотрела на него сверху вниз, на его вымытое страдальческое лицо, лежащее посередине большой накрахмаленной подушки. Посмотрела на вторую приготовленную для нее пустую подушку. Лицо ее брезгливо покривилось - она была до конца жестока.
- По-ка, - сказала она, дошла до двери. Там, открывая замок, опустив голову, еще размышляла, оглянуться или не оглянуться. А когда замок попадался, она просто вышла. Захлопнула за собой дверь. В голове сделалось пусто. Она быстро стала спускаться по лестнице навстречу новому стремлению.
Миша гулял с собакой. Собака у него хромала. На ноге у нее была повязка, поэтому он далеко с ней уйти не мог, ходил между скамеек возле дома. Он стоял спиной к подъезду. Он заметил, что собака его подняла голову и смотрит в сторону дома. Он оглянулся, увидел Риту. Она заходила в подъезд. Он еще мог успеть позвать ее, но он смолчал. Она зашла в подъезд.
Миша сел на скамейку, чтобы быть менее заметным. Он знал, что она сейчас спустится вниз. Собака поджала ногу, боясь боли, чтобы опереться на нее.
Вот Рита опять появилась. Выражение всей ее фигуры было пронзительно грустным. Она смотрела куда-то в сторону.
Миша решил мужаться, чтобы не позвать ее, он отвернулся и стал считать:
- Раз, два, десять, сорок, - у него не получалось подряд, даже цифры скакали вне последовательности, - четырнадцать, пятнадцать, семнадцать, сорок шесть, четыреста... - На слове "четыреста" он не выдержал и, повернув голову, закричал, вставая: - Рита!
Она оглянулась - сначала не в его сторону, близоруко щурясь, потом в его - и на лице ее уже была приготовлена замечательная улыбка.
Миша позвал ее в комнату из кухни, когда она смотрела телевизор и протирала лицо кусочками льда, который лежал у нее в высокой прозрачной вазе.
- Иди! - позвал ее Миша. Она встала, пошла за ним. Она шла за его спиной, шерстяной и немного сутулой, похлопала его мокрой ладонью "не сутулься!". Он повернул к ней свое взволнованное и радостное лицо и сообщил:
- В знак... - он смутился, не договорил. - Я просто тебе дарю ящерицу! - сказал он и показал спрятанную стеклянную банку с зеленой, как игрушечной и драгоценной, ящерицей. - Мне рассказали, что она может есть только мух и насекомых. Их можно ловить у нас в духовке или под шкафом! - весело посоветовал он ей.
Его позвала мама. Он ушел.
Рита некоторое время рассматривала у окна "подарок".
Зашла в комнату Мишиной мамы. Он сидел, ссутулясь, на ее кровати и стриг ей ногти на левой руке.
Фотограф был один дома. Он поставил перед собой зеркало, небольшое, на ножке. Стал сам стричь себе челку. Несколько раз укололся ножницами, когда состригал себе немного сзади, - ведь он стриг на ощупь.
Это было мучительным занятием, но фотограф никогда не ходил и не доверялся парикмахерским. И сейчас в одиночестве он стриг себя по своему вкусу.
Миша сидел рядом с Ритой за столом. Рита выдавила на стол из тюбика детский крем. Сказала:
- Знаешь, как приятно?
- Как?
Она стала пальцем водить по выдавленному крему, делая круги.
- И так все быстрее и быстрее, - сказала она, сочиняя ощущения прямо на ходу, - неизъяснимо, почему так приятно. Попробуй! - он послушался, стал так же водить толстым своим пальцем. Рита вздохнула.
Встала. Села за телефон. Стала делать звонки по вдохновению.
- Мама! - звала она, говорила: - Он такой милый, только нос толстый, но на носу можно сделать операцию, но любит ли он меня? - Пауза. - Ну а что у тебя вкусного? Ах как мне хочется, как хочется приехать... но я не приеду... - говорила она.
Еще она позвонила. В трубке был женский голос. Верно, это был не тот голос, который она ожидала услышать. Она бросила трубку. И некоторое время держала палец во рту.
С ней была тоска. Она протяжно вздохнула. Наизусть стала набирать номер. Два раза срывался диск.
Фотограф нашел в журнале статью о Ме- рилин Монро. Здесь было ее фото, разрезанное наискось. Одна половина с глазами была наверху, другая внизу статьи. Это возмутило фотографа и вызвало в нем любопытство - он захотел соединить фото. Поэтому сейчас он разрезал статью. Он сопоставил две части фотографии Мерилин Монро, и зазвонил телефон. (Это звонила Рита. Он давно изучил эту ее манеру звонить по наитию.) Он взял трубку. Там молчали. Тогда он сказал: "Рита..." Трубку положили.
Он поглядел на М. М. Соединенная, она оказалась не очень. Он разъединил половинки.
Рита стояла в коридоре. Миша, округляя глаза, спрашивал бессмысленным голосом:
- Ты куда? Ты куда? Он посмотрел на часы. Было два часа ночи. Рита сказала очень убедительным голосом:
- Ну-у, мне очень надо! По делу! - она прижала обе руки к груди, чуть наклонившись, - так стоят умоляющие о чем-то люди, - очень важно... добавила она, одной рукой открыла замок, быстро вышла. - Я позвоню!.. сказала она.
Была ночь. Горела луна. Она вышла на площадь. Вдоль стены дома пробежал трус-прохожий. Рите сделалось весело. Сию секунду на площади было пустынно. Машины ехали по площади, как им нравится: наискось, дугой, овалом и т. д. Рита подняла руку. Она видела, как две машины стали соревноваться, обгоняя друг друга, чтобы первой остановиться возле нее. Она села в машину "победителя". Тот даже ничего не спросил. Он улыбался ей из полутьмы машины. Быстро поехали. Она сказала:
- К вокзалу. Знаете улицы у вокзала? - У нее был очень веселый голос. Пожалуй, это было ее ошибкой.
Водитель кивнул, свернул в такт кивку.
- Быстрее, быстрее, - попросила она его, - я очень тороплюсь.
Он опять посмотрел на нее. Она была одета в белое-белое. Он сказал:
- Ох!..
- Что?
Он объяснил:
- Я сразу вас приметил. Вы как специально шли в белом. Эта сволочь хотел меня опередить, но я срезал его!
Через несколько секунд она сказала ему, глядя в окно:
- Но смотрите, вы едете, делая большой крюк. Можно было не так ехать. Вы что, не знаете дороги?..
- Нет, - ответил он уверенным тоном, - я-то знаю дороги. Хочу вас повозить побольше.
- А зачем? Зачем вам это?
- А не зря вы все-таки попали в мою машину? А не к нему?.. - сказал он. Она задумалась.
- Остановите машину, - кротко сказала она, уже испугавшись и оглядываясь на пустынные улицы, по которым ехала машина. - Пожалуйста, остановите машину!
Он молчал. Скорость была порядочная. Правда, он с досадой цыкнул. Уже больше не поворачивал своего лица, как будто он на что- то решился.
Тогда Рита открыла дверцу. Посмотрела на "быстрый асфальт".
Он протянул через нее свою руку, захлопнул дверцу и нажал кнопку.
- Остановите! - сказала Рита.
- Да нет же! - забубнил он тупо. - Не зря же ты попала ко мне в машину!..
- Ага!.. - как будто догадалась Рита. - Что же такое это будет? спросила она его. Тот вздохнул. - Что это за улица?
- Не самая далекая улица... - отозвался он. Рита посмотрела на него. Лоб у него стал блестящим, как будто его смазали маслом. Рита решила опять открыть дверцу, но он не дал.
- Ну! - сказал он. - Хватит! Не зря же ты мне попалась в машину! опять повторил он скорее для собственного убеждения свой главный аргумент.
- Не будь дерьмом, - сказала она ему проникновенно, осознав всю сложность положения, - будьте человеком, у вас же есть мама? Есть мама? Вы ее любите? Остановите, я выйду, - он не отвечал, хотя она ему "оставляла" паузы для ответов. Она продолжала: - А не то будет плохо, я обещаю!.. - она сокрушенно вздыхала, пытаясь одновременно и что-то придумать и понять, что за улицы они проезжают. Мимо них на скорости проезжали какие-то машины, но никто не оглядывался на них. Все было обыденно.
Когда уже было "можно", она открыла дверцу и выставила на землю ноги. Он возился за спиной. Он подобострастно сказал:
- Не выходи! Я сейчас отвезу тебя, куда ты хочешь!..
Ее белая кофта была чуть порвана. Она вышла из машины и надела колготки, подобранные с пола. Она молчала, лицо у нее было красное от слез. Тогда он вышел за ней, заглядывая ей в глаза и одновременно поправляя брюки.
- Ну ты что? - подобревшим голосом сказал он. Когда он вышел из машины, обнаружился его рост - он был на голову ниже Риты. Она сказала:
- Сволочь ты, ты знаешь, что ты сволочь? Он пожал извинительно плечами. Она пошла от машины. Он сказал:
- Давай, я тебя отвезу, а то опять что-то случится.
Она подумала, вернулась.
Он завел мотор.
- К вокзалу, ты говорила?
- Назад меня вези.
Он погнал машину.
Все обдумав, он сказал:
- Ты мне должна дать свой телефон. Я привезу тебе сто роз! Ты ведь не куришь? И правильно, я всегда презирал этих, кто курит, а ты - просто балерина, наверно!.. Да? Я тебе привезу роз, чтоб ты меня извинила, но по-другому нельзя-я было!.. - Он засмеялся. Рита не смотрела на него. Он остановился на площади.
- Напиши телефон, - он опять не давал выйти.
- У меня нет.
Она сочинила ему на бумажке телефон. Вышла.
У подъезда ее ждал Миша. Она как его увидела, закрыла лицо руками.
Она лежала в постели. Он налил ей еще в рюмку.
- Выпей ты тоже, - сказала она ему.
- Ну хорошо, - сказал он ей. Они оба выпили, он вглядывался пронзительно в ее лицо.
- Не смотри так, - сказала она. Подняла одеяло, посмотрела себе на живот и показала на царапины, - вот здесь еще и здесь, - показала на правый бок. Он поцеловал ее.
- Спи, - сказал он.
- Иди ко мне, - сказала она, - если тебе теперь не противно...
- Что ты говоришь такое?.. - он лег рядом с ней, хотя был одет, обнял ее, завернутую в одеяло. Она глубоко-глубоко вздохнула, закрыла глаза.
Он полежал так вместе с ней. Посмотрел ей в лицо. Тихо спросил:
- Ты спишь? - она не отвечала. Тогда он встал. Вышел в коридор, посмотрелся в зеркало. Он сделался бледным, губы стали узкими. Он, стараясь не хлопать дверью, спустился на улицу. Вышел на эту самую площадь, чтобы отыскать водителя.
Впереди него шел какой-то человек. Миша побежал за ним. Тот испуганно оглянулся, ускорил шаги. Миша догнал его, внимательно, как ненормальный, посмотрел ему в лицо. Кажется, этого человека спас его возраст - ему было лет шестьдесят. Миша отступил от него, утратив интерес. Тот почти побежал от него.
Засунув руки в карманы, Миша вышел на середину площади и стал поджидать автомобили, как маньяк. Была самая тихая и пустая середина ночи, близкая к рассвету. Медленно выехала на площадь старая "Победа". Миша вгляделся в водителя, несколько метров пробежав за автомобилем. Там сидел усатый, в беретке, добропорядочного вида мужчина. Он гордо посмотрел из своего окошка. Миша остановился, ссутулившись. Стал грызть ногти на левой руке. Машина уехала. Он огляделся. В наступившей тишине он увидел стоящий на краю площади автомобиль темного цвета, который он не мог заметить сразу, потому что он был загорожен киоском. Миша быстро пошел прямо туда. Работал мотор. Это сразу усилило подозрение, а то, что водитель сидел и еще курил, совсем решило его участь. Миша подбежал и стукнул кулаком ему в лобовое стекло, как сумасшедший. Тот занервничал, открыл дверцу машины, собираясь ему что-то сказать. Миша поставил ногу между дверью, чтоб тот не смог ее больше закрыть, и наклонился в салон, протягивая руки и пытаясь ухватить водителя за грудь... Хотя это был совсем другой человек!
Миша вернулся домой. Рубашка у него была немного порвана (только на спине). Он сразу же заглянул в комнату, где оставил спать Риту. Она не спала. Сидела на кровати, облокотившись о стену. На одеяле в ногах у нее лежала собака, которой он обычно не разрешал спать на постели, но зато это ей всегда разрешала Рита, балуя ее за строгое воспитание. Миша ничего не сказал ей, но собака, как только увидела его, сразу же трусливо спрыгнула с кровати.
- Как ты? - спросил Миша, присаживаясь на край.
Она закурила. Помахала рукой, разгоняя дым. Сделала одну затяжку, другую.
- Неприятно, конечно... - сказала она и жалко засмеялась.
Днем они пошли в магазин. На улице Рита постучала Мишу по спине:
- Не сутулься! - сказала она ему. Тот выпрямился. - Сначала в магазин, а потом в кафе, - сказала она ему. Он согласно закивал. - Купи вот этот журнал, - она остановилась у ларька. Он купил "приказанный" журнал. Она на ходу стала рассматривать его. - Скажи, - спрашивала она, - вот эта женщина красивая? Она похожа на меня? Нет?
Они дошли до магазина. Рита по наитию оглянулась, увидела проезжающего в своей машине фотографа.
Они зашли в магазин. Миша пошел платить в кассу. Она стояла возле матового стекла и смотрела на улицу. Вдруг с улицы постучали в стекло. Она присмотрелась - сквозь матовое стекло едва был узнаваем фотограф. Он звал ее. Рита оглянулась на Мишу.
Миша подошел к ней.
- Ну что? Теперь пить кофе, не забыла? Она вышла из магазина с опущенной головой. Фотограф пошел за ними, выдерживая дистанцию.
Они сели в кафе. Миша сам выбрал столик у окна. Рита потеряла из виду фотографа, она все время смотрела на улицу. Его нигде не было видно.
Пока Миша покупал кофе, она сидела и старательно разрисовывала известного узбекского писателя перьевой ручкой. Сначала она нарисовала ему родинку на щеке, как у Мерилин Монро. Потом сделала его толстые губы поярче. Потом прическу. После этого он посмотрела на улицу. Фотографа не было. Посмотрела на Мишу. Он стоял в очереди из нескольких человек вторым. Она отыскала в журнале еще одно крупное фото одного политического деятеля из него М. М. получилась гораздо похожее.
Миша принес кофе. Она спросила его, когда он сел и с сожалением посмотрел на испорченный журнал:
- Похож на Мерилин Монро?
Он пожал плечами. Тогда она у него спросила:
- Ты ведь умный мальчик?
- Я не мальчик, - сказал он.
Рита опять посмотрела на улицу сквозь стекло и увидела, как фотограф подъехал на своей машине к кафе и затормозил. Он не вышел из своей машины. Сидел, ждал. Рита сказала:
- Я подумала, ты должен бросить меня, - сказала она.
- Как бросить? - испугался он.
- Пусть мне будет плохо. Я плохая, - сказала она, - тебе нужно найти добрую правильную девушку, она тебе будет помогать с твоей мамой. Ты будешь ходить на лекции, учиться. Я же останусь одна. Может, я стану человеком. Пойму что-то... - она говорила какой-то бред, потому что все время оборачивалась и отвлекалась на улицу. Фотограф кивал ей. - Я ведь это серьезно решила. Нельзя так, я плохой человек. Брось меня, пусть мне будет хуже.
- А мне? - сказал он, - мне тоже хуже?
- Нет-нет, - сказала она и посмотрела на него.
- Не пугай меня, - попросил он.
- Хорошо, - сказала она. Улыбнулась.
- Разве ты не хочешь детей?
- Я? Нет, наверно.
- Но почему?
Она пожала плечами.
- Почему?
- Не хочу...
Почему? - еще раз спросил он.
- Иди принеси мне еще кофе! - сказала она и протянула ему свою чашку.
Он встал, взял чашку. Посмотрел - она была полная.
- Но там есть еще! - он громко поставил чашку на стол.
- Он холодный. Принеси мне горячего, - сказала она, улыбаясь.
Миша что-то хотел сказать, но послушно взял чашку и пошел к стойке.
Рита быстро встала и вышла на улицу. Села в машину фотографа. Он быстро отъехал. Она, не оборачиваясь, охваченная волнением, сжимала и разжимала руки и говорила:
- Ты знаешь, как ты виноват? Знаешь, как ты виноват передо мной? Ты знаешь, что со мной случилось ночью? Во всем виноват ты, потому что я ехала к тебе!.. Когда я вернулась назад, с тех пор мне не хочется жить! Я не вижу никакого смысла! Никакого. Я ничего не хочу понимать в жизни. Жизнь меня очаровывает и сразу же всякий раз разочаровывает. Надо быть и добрым и злым, щедрым и жадным, красивым и скромным, сволочью и отличником) выпить и отказаться, бросить и согласиться... - Она вздохнула. - Ночью я засну. Завтра буду жить опять. Я знаю, что мне нужно делать, но я не делаю этого я буду работать, буду одна, буду доброй. А сейчас мне даже жалко жить так, такой жизнью, учиться на ее уроках. Ее уроки - дерьмо. Вот если я завтра не проснусь, мне совсем не жалко. Мне жалко маму. Жизнь хороша весной, летом, осенью в прохладу, закутавшись в простыню, лежа под распахнутым окном!.. Да? Да?..
Фотограф остановился около магазина. Рита осталась ждать его в машине.
Фотограф сказал продавщице в косметическом отделе:
- Всех помад по одной, и вот это и это...
Он вышел с большим свертком.
Дома у себя он нашел большую фотографию М. М. и стал Риту гримировать под нее. Убрал ей челку со лба, накрасил губы, поставил родинку. На столе лежала груда всяких помад. Рита все время старалась дать совет и говорила:
- Может, лучше этот цвет? Или этот!
Он ей не отвечал. Посадил напротив окна. Принес фотоаппарат и сказал:
- Пленка все равно черно-белая. Она засмеялась:
- Как сесть? Так?
Он ее фотографировал, она говорила:
- Как я живу, как чувствую... Наверно, это неправильно. Я осуждаю себя, но я бываю счастлива, но... - она задумалась, - и несчастлива одновременно...
Он сказал ей:
- На последних фото у Монро совсем трагическое лицо. Абсолютно трагическое лицо. - Здесь он уже говорил, как настоящий профессионал. Он вздохнул.
Уже было темно. Миша ходил под окнами квартиры фотографа. Он все ждал и надеялся, что она выйдет, ведь уже наступила ночь. Их окно горело. Миша еще раз прошелся, закурил, когда он поднял глаза, то увидел, что свет в их окне погас - она легла с ним спать.
Он постоял, уже безнадежно все-таки надеясь, что она выйдет из подъезда.
Суббота накануне важного события.
Была хорошая погода, ближе к теплому вечеру, и окно в комнате, в которой тоскливо и скучающе присутствовала Рита, было распахнуто на "звуковую улицу". Тихий ветер, летающий вдоль улицы, возвращался, как муха, из одного конца в другой. Фотограф, одетый в домашнее, с сигаретой, в тапочках, мягких и точно таких же, какие он выдал Рите, прошел мимо нее. Она сидела откинувшись на диване, сложив, как выживший из ума старичок, руки на животе. Диван был белый, как парадный конь. Глаза у нее были закрыты, веки дрожали.