– А она что?
– А она сначала пыталась меня уговорить, потом убедить, потом вульгарно улестить, а после уже начала откровенные скандалы закатывать.
– А ты?
– А что я мог с этим сделать? Я пытался выяснить у нее, что ей больше нужно: я или титул с особняком?
– Она, конечно, говорила, что ты, но… – Я особенно выделила голосом противительный союз.
– Вот именно. Без этого «но» я ей был не нужен. – Май так горько вздохнул, что я испугалась: может, он до сих пор любит эту женщину, просто не может простить ей ее мещанской сущности.
– Она в конце концов в этом призналась? – осторожно спросила я.
– Ну… именно так она не сказала, но дала понять, что с идиотом жить не намерена.
– Именно назвала идиотом?
– Однажды это у нее вырвалось…
– И ты ушел?
– Да, я ушел.
– Оставил ей квартиру?
– Да, сказал, что это ей остается вместо княжеских палат.
Я видела, как напряглось лицо Мая. Наверно, было жестоко продолжать его расспрашивать, но я действительно хотела покончить с этим раз и навсегда и потому снова спросила:
– А дети? Дети у вас есть?
Май отрицательно покачал головой, и лицо его стало совсем серым.
– Понимаешь… – опять начал он, и я видела, что рассказ дается ему с трудом. – Она говорила мне, что никак не может забеременеть… Уверяла, что лечится… А когда начали ссориться, выяснилось, что она пила таблетки… как их там… контрацептивы… поскольку не хотела детей… Фигура от беременности и кормления детей портится… Карьерой придется пренебречь, а она собиралась получить должность заведующей отделом рекламы в фирме, где работала. В общем, дети в ее планы не входили. Ей нужна была светская жизнь, а с мужем-князем можно как-то по особенному развернуться, в какие-то сферы проникнуть, куда простым людям ходу нет. Я в этом совсем не разбираюсь, но она была уверена, что перед ней, если она заполучит княжеский титул, распахнутся вообще все двери.
– Ее можно понять, она очень красивая… – проговорила я, стараясь скрыть нотки зависти в голосе. Я завидовала красоте и стати Вероники, но ее бывшему мужу незачем это было знать.
– Красивая, да… – не мог не согласиться Май. – Но я на своей шкуре убедился в справедливости пословицы, что с лица воду не пить…
Май повернулся ко мне и уткнулся лбом в шею. Я обняла его, погладила ежик волос и больше уже не решалась ни о чем спрашивать, но ему, видимо, захотелось наконец выговориться до конца. Поцеловав меня, он опять лег на спину и продолжил:
– А я ведь думал, что выбрал Нику на всю жизнь… Подарил ей как любимой женщине браслет и кольцо из той парюры князей Лазовитых, которую так хотел иметь полностью знакомый тебе антиквар. Мне не хотелось говорить ему, где находятся украшения. В конце концов, это не его дело. Потому я и от княжества открещивался, благо из-за перемены дедом фамилии можно считать, что род прервался. Мне казалось, я сумел убедить Валерия Константиновича, что не имею к князьям никакого отношения, но он все-таки не поверил. Помнишь, приходил, когда ты у меня жила…
Я не успела ответить, потому что Май сгреб меня в охапку и прижал к себе. Он был высоким, крупным мужчиной, и потому я снова ощутила себя в его объятиях, как в кольце. Очередной раз испытала совершенно неописуемое чувство защищенности и покоя! А мой мужчина поцеловал меня за ухом и сказал:
– Надо же, как много уже между нами с тобой было! Есть что вспомнить…
– Ты отношениями с Вероникой был так озабочен, когда ехал в Ключарево? – опять принялась задавать я вопросы.
– Да, она как раз накануне этого моего маленького отпуска явилась ко мне на Васильевский с новыми требованиями.
– И что же ей было нужно?
– Она хотела, чтобы я отдал ей серьгу из парюры и тот бриллиантик, который ты нашла.
– Как она могла требовать? Это же твое!
– Мое… да… Бабулей с трудом как-то сохраненное… Мы с Вероникой перед этой ссорой и разводом как раз планировали переделать серьгу в кулон, но не успели. И она вдруг с этим пришла – отдай… Мол, за испорченную молодость… за погубленную жизнь…
– Это у такой-то красавицы погубленная жизнь? Разве она не понимала, что подобные речи отдают дешевой театральщиной?
– На что не пойдешь, чтобы заполучить бриллианты!
– И ты решил сам переделать серьгу у знакомого ювелира?
– Честно говоря, в тот день я Веронику чуть ли не выгнал. Причем без серьги. А потом мне стало стыдно. Зачем мне эти бриллианты? А у нее и браслет и кольцо… Одно к одному… И потом… я не хотел больше ее видеть. Думал, сделаю ей кулон и отдам, чтобы откупиться, чтобы она меня перестала доставать. Больше-то взять с меня нечего… А друг мой, Виталий, тогда так и не смог выбраться на рыбалку… ты знаешь… Вот я ехал в электричке и думал, что дело затянется, что Вероника может опять явиться… и все ее выкрутасы начнутся сначала… Устал я от нее…
– А тебе не показалось, что Вероника приходила не столько за серьгой, сколько чтобы помириться? – предположила я.
– Да, она так и говорила, когда… ну… когда ты ушла… Я пришел домой, а вместо тебя меня встречает бывшая жена… при полном параде, в вечернем платье, при бриллиантах…
– И что ты почувствовал? Тебе не захотелось помириться?
Май посмотрел мне в глаза, и взгляд его был затравленным.
– Я тебе правду скажу, Галя, а ты сама решай, как будешь после этого ко мне относиться. Когда я увидел Нику, не могу сказать, что обрадовался. Чувствовал себя подлецом и негодяем по отношению к тебе. Я вполне мог представить, как Ника вела себя с тобой, а каким способом извиниться, в тот момент вообще не мог придумать. А она, жена моя бывшая, была очень ласкова… Ее как подменили. Прощения просила, унижалась, говорила, что одного меня любит, что с другими ничего не получается, хотя страждущих ее тела и души, конечно, хватает; что только в разлуке наконец поняла, кто ее настоящая судьба, ну и прочее… подобное… Говорила, что готова родить ребенка, и не одного. Сколько захочу. Улестила, в общем. Она действительно очень красивая, неглупая… Сумела сделать так, что я ей поверил. Все-таки мы почти десять лет были семьей… В общем, я согласился…
– И даже обо мне не подумал? – Мне хотелось плакать, несмотря на то что Май лежал сейчас в одной постели не с бывшей женой, а со мной и только что именно мне признавался в любви.
– Я думал… Много думал… И мысли мои о тебе были очень светлыми, но понимаешь… я же один раз уже обжегся… Когда у нас все только начиналось с Вероникой, тоже ведь было красиво, светло и романтично. У меня не было гарантии, что ты, сблизившись со мной окончательно, не начнешь тоже что-то требовать, выставлять свои условия. Жену свою я все-таки, как мне казалось, неплохо знал, а ты – это новое, неизвестное, которое не обязательно будет лучше предыдущего. Прости, что говорю такие неприятные вещи, но я должен быть с тобой полностью откровенным, чтобы потом уже ничего не могло помешать… омрачить… Ну… если, конечно, ты сможешь меня простить… – Он посмотрел мне в глаза с отчаянием и спросил: – Ты сможешь меня простить?
Я, не отвечая, уткнулась ему в грудь и, сдерживая слезы, засопела. Зачем же мне рыдать, если Май здесь, со мной, теплый и такой родной… Он не юнец, и я всегда знала, что у него была жена. Но с ней отношения закончились. Закончились? Я подняла на него глаза и, перебарывая подступающие слезы, спросила:
– А ты хорошо все взвесил, Май? Может, ты все еще любишь Веронику?
– Ну что ты такое говоришь?! – возмутился он. – Зачем?! Разве я пришел бы к тебе, если бы хоть что-то у меня к бывшей жене осталось?
– То есть с ней все кончено навсегда, так?
Май прижал меня к себе и ответил:
– Конечно, так… Все с ней закончено. Ника не смогла оставить свои притязания. Она думала, что я соскучился и истосковался по ней. Надеялась, что после разлуки сможет вылепить из меня послушного мужа… Но вскоре опять начались разговоры про княжеский титул, особняк и прочее… Я не мог больше этого слушать. Мне не нужно ничего сверх того, что у меня уже есть… А если у меня будешь ты, то… – Он не договорил. Откинулся от меня, посмотрел мне в лицо долгим взглядом и сказал то, что я могла бы слушать бесконечно: – Я тебя люблю…
– Когда же вы с Вероникой расстались окончательно? – все же спросила я после того, как мы опять устали целоваться и одаривать друг друга фантастическими ласками.
Май как-то горько усмехнулся и сказал:
– Хочешь узнать, когда я начал искать тебя? Я не искал… Да, Галочка, я опять-таки хочу быть абсолютно честным с тобой. Когда окончательно порвал с Никой, завалил себя работой, какая только подворачивалась… Иногда даже ночевал в офисе, так не хотелось идти домой. На женщин не мог смотреть без скрежета зубовного, запрещал себе думать о них. И тебя постарался вычеркнуть из памяти… Да и ты, я думаю, тоже пыталась все воспоминания обо мне похоронить, ведь так?
– Так… – только и смогла ответить я.
– Так… – только и смогла ответить я.
– Вот я и подумал, зачем ворошить былое? Как говорится, в одну воду не войдешь дважды… В конце концов, у меня есть интересная работа, которой можно заняться с большим тщанием. А женщины… Для удовлетворения физиологических потребностей подругу всегда можно найти, а связывать себя серьезными длительными отношениями я себе запретил. Тебя же я не мог использовать для одной лишь физиологии… Уж прости за эту терминологию. Но я все же какое-то время тобой пользовался, почти ничего не давая взамен. Я думал, что ты меня наверняка ненавидишь…
– Я не могла ненавидеть. Я любила. И потом… ты ведь никогда меня не обманывал, никогда ничего не обещал… Ты прямо так и говорил – не могу…
– Да, я и тогда был честен, но, наверно, лучше было бы тебя не мучить. Отказаться сразу, да и все…
– Да ты что! – Я даже поднялась с подушки и привстала перед ним на колени. – Если бы тогда, в мотеле и на реке, между нами ничего не произошло, я бы не осталась у тебя жить, а если бы не осталась, мы и сейчас не были бы вместе. Неужели ты не понимаешь?!
– Да, наверно… И все же я не искал тебя, как в этом ни грустно сейчас признаваться. А потом вдруг увидел твою картину, и у меня будто что-то лопнуло внутри, и стало дико горячо. Вот же, было у меня настоящее, большое, а я отказался, отпустил женщину, с которой наверняка мог бы быть счастлив. Именно тогда я и поехал в Ключарево, но, как уже сказал, никаких твоих следов не нашел. Но однажды… – он сделал серьезное лицо и поднял вытянутый палец, – …я рискнул… Наш питерский телеканал делал репортаж о брилевском храме. У меня даже интервью брали, и я, представь, на весь Питер прямо в камеру сказал, что ищу женщину по имени Галина, просил ее откликнуться. Но ты, конечно же, не видела этой передачи…
Я тяжело вздохнула и виноватым голосом проговорила:
– Я видела…
– Видела? – взвился Май. – Не может быть! Как видела?!
– Просто… по телевизору…
– Я понимаю, что по телевизору… но… почему, Галя… почему ты не отозвалась?!
– Ты же сам совсем недавно говорил, будто думал, что и я старалась о тебе не вспоминать…
– Да, я так думал, но… Словом… когда обратился к тебе с экрана… ты должна была бы откликнуться, если видела и слышала меня. Я почему-то очень надеялся на это. Глупо, конечно…
– Нет… Тут дело совсем в другом… Понимаешь, я уже приходила к тебе… Шла за любовью, как мама меня учила, а ты не оценил… И я подумала, что теперь твоя очередь… Ты должен меня найти сам… если, конечно, понял, что полюбил…
Май нервно покусал губы и по-детски обиженно проговорил:
– Вот как…
Я нежно погладила его по щеке, и он продолжил:
– А я, представь, тогда что-то совсем сдулся. Мне казалось, что я совершил почти подвиг – на весь Питер практически признался в любви к некой Галине… А Галина не отозвалась. Ну и очередной раз решил – не судьба. А потом вдруг – картина… опять храм Вознесения Господня… Я не знал, что она твоя, просто увидел картину в витрине и решил купить. У меня многое связано с этим храмом. А дальше ты все знаешь…
– Май! А ведь Валерий Константинович мне позвонил и сказал, что вышивку продал с выгодой для себя!
– Да, я ему много заплатил… Все, что было в кармане, вывалил… Он отказывался, но я сказал, что это ему за хорошую весть и за то, что я его так подвел с бриллиантовым гарнитуром. Рассказал ему кое-что о нас с тобой, и он дал телефон и адрес. Но я не стал звонить, хотел сразу увидеть твое лицо, твои глаза.
– То-то Валерий Константинович как-то странно говорил со мной по телефону, будто еще надо бы обсудить какой-то вопрос, но что-то ему мешало!
– Я взял с него слово, что он не будет предупреждать тебя о моем приходе!
– Понятно… А как тебя занесло в наш район. С Васильевского – далековато. Или ты другую квартиру снимаешь?
– Конечно, другую. Ту квартиру сразу сдали кому-то. Это ж бизнес! Деньги! Но я уже привык к Васильевскому. Опять там снял, ближе к метро. Иногда в Питере, знаешь ли, на метро можно быстрей добраться до работы, чем на машине… Одни ж пробки везде…
– И все же, как тебя принесло в «Антик», к моей вышивке? – не отставала я.
– Да все просто… – Май улыбнулся и поцеловал меня в висок. – Я пришел в магазин, чтобы выкупить у Валерия Константиновича бриллиантовую парюру князей Лазовитых!
– Да ну?! – удивленно вскрикнула я. – Откуда у тебя столько денег? Ты ж говорил, что не хватало для Вероники!
– Да, раньше я не мог позволить себе… это так… А потом… Я же сказал тебе, что с головой ушел в работу, чтобы забыться. Наша мастерская нашла-таки мецената, который выделил средства для реставрации брилевского храма…
– Да! Я читала! Анатолия Кузьменко!
– Точно, именно его! Он, кстати, серьезный коллекционер, специалист по антиквариату. Когда узнал, что я занимаюсь реставрацией не только зданий, но предметов искусства, просто завалил меня заказами. У меня и сейчас в работе одна алебастровая статуэтка девятнадцатого века, серьезно пострадавшая… Анатолий Романович хорошо платит, не жмот.
– Так хорошо, что хватает даже на бриллианты?
– Дело в том, что он решил построить себе в Брилеве что-то вроде помещичьей усадьбы. Барин, понимаешь ли… Если помнишь, за речкой – пустошь… Вот там… Я сделал ему проект… серьезный… И за это совершенно заслуженно получил такие же серьезные деньги.
– Ну что ж! Князю – князево! – Я рассмеялась. – Фамильные бриллианты и должны находиться у члена фамилии! А как Валерий Константинович-то с ними расставался? Он же мечтал иметь у себя весь гарнитур!
– Антиквар тоже бизнесмен в своем роде. Я предложил хорошие деньги – он не смог устоять.
– Послушай, Май! А где ж ты будешь хранить такое богатство?! Не на съемной же квартире! Наверно, надо арендовать банковскую ячейку?
– Не надо…
– Почему?
Май бросил на меня быстрый взгляд и так же быстро проговорил:
– Потому что ты их будешь носить!
– Я? – Я выкрикнула это с таким изумлением и так громко, что Май, расхохотавшись в голос, повалил меня на постель и принялся зацеловывать с головы до ног. Я сначала отбивалась, желая обсуждать дальше бриллиантовый вопрос, но на некоторое время мне пришлось забыть о фамильных драгоценностях князей Лазовитых и вместе с любимым мужчиной на чувственной волне очередной раз вылететь в астрал. Когда мы несколько отдышались, я вернулась к бриллиантам и сказала: – Такие вещи, к сожалению, не для меня…
– Почему? – изумился Май.
– Ну… ты же видел, как я одеваюсь: джинсы, футболки, кроссовки, куртки. У меня нет не только вечернего платья, а и вообще – никакого. А бриллианты с футболкой и кроссовками – это моветон! Особенно вон с той, с зайцем! – и я показала рукой на смятую одежонку на стуле. Казалось, что заяц, скрываясь за складками, скорчил нам рожу.
– А мы купим тебе вечернее платье!
– К вечернему платью нужны каблуки, а я уже давно разучилась на них ходить!
– А ты снова научишься!
– А зачем, Май?!
– Затем, что я хочу видеть тебя красивой!
– Но я вовсе не красавица, ты же это знаешь! Вот на Веронике они смотрелись бы идеально. Она даже в браслете и без колье выглядела, как королева, а если на нее его надеть… и прочее тоже…
– Забудь Веронику! – серьезно сказал Май. – Я тебя уверяю, что любая женщина в бриллиантах выглядит, как королева!
– Да ну… – я отмахнулась.
– А давай проверим! – весело выкрикнул Май, вскочил с дивана и, как был, нагим бросился в коридор. Я прыснула в подушку, представив, как обнаженный Май бежит через весь Питер, чтобы взять из дома бриллианты и принести сюда.
Оказалось, бежать через город ему было не надо, поскольку коричневый футляр, который мне когда-то показывал антиквар, был у него с собой. Май запрыгнул в постель и открыл коробочку. Даже в тусклом свете ночника камни засверкали, испуская голубоватый свет.
– Краси-и-и-иво… – протянула я, потом вдруг поняла, что на темном шелке, кроме колье и серег, лежит также и браслет. Я в изумлении посмотрела на Мая и почему-то шепотом спросила его: – Ты что, отобрал браслет у Вероники?!
– Ну ты дала! Хорошо же ты обо мне думаешь! – обиделся Май. – Разве можно отбирать подарки обратно? Особенно у женщин! Особенно мужчинам!
– А как же тогда? – Я не знала, что и думать.
– Ну как… Вот так: фамильный браслет и кольцо остались у моей бывшей жены. А этот браслет сделал тот мой приятель, Виталий, с которым мы собирались ехать на рыбалку в ваше Ключарево! Помнишь, я тебе о нем уже рассказывал?
Я растерянно кивнула.
– Ну вот! Он и сережку починил, и по фотографии сделал браслет. Антиквар Валерий Константинович потому и согласился мне продать колье и вторую серьгу, поскольку я дал ему понять: целиком даже малую фамильную парюру князей Лазовитых он все равно никогда не сможет собрать.
Я еще раз кивнула, все так же растерянно.