Мобилизационное развертывание (мобилизация) является важной, но не единственной составляющей частью всего комплекса стратегического развертывания. Рассмотрим теперь, как осуществлялись три другие взаимосвязанные задачи (стратегические перегруппировки войск из внутренних районов страны на театры военных действий, создание и построение группировок войск на театрах военных действий, развертывание первоочередных стратегических резервов).
Последний из известных довоенных документов — справка «О развертывании Вооруженных Сил СССР на случай войны на Западе», подписанная заместителем начальника Генштаба Красной Армии Н.Ватутиным 13 июня 1941 г., — предусматривал следующее распределение сухопутных войск: (ЦАМО, ф. 16А, оп. 2951, д. 236, л. 65—69)
— 186 дивизий (из 303), 10 (из 10) противотанковых артиллерийских бригад, 5 (из 5) воздушно-десантных корпусов, 53 (из 74) артполка РГК в составе действующих фронтов;
— 51 дивизия в составе пяти (22, 19, 16, 24, 28) армий резерва Главного Командования, развертываемых в полосе от западной границы до линии Брянск—Ржев;
— 31 дивизия на Дальнем Востоке (в составе войск Забайкальского ВО и Дальневосточного фронта);
— 35 дивизий «на второстепенных участках госграницы» (так в тексте. — М.С.), в том числе 3 дивизии в Крыму.
Из 186 дивизий, включенных в состав действующих на Западе фронтов, 100 (больше половины) разворачиваются в Украине, Молдавии и Крыму. Там же должна сосредоточиться и половина всех танковых (20 из 40) и моторизованных (10 из 20) дивизий, включенных в состав действующих фронтов. Из 51 дивизии резерва ГК непосредственно за Юго-Западным фронтом (Киевский ОВО) сосредотачиваются 23. (6, стр. 358—361)
Даже если бы этот документ был единственным источником информации о предвоенном Советском Союзе, то и тогда на его основании можно категорически отрицать какую-либо «стратегическую внезапность» начавшейся 22 июня 1941 г. войны. Красная Армия ждала войну, к войне готовилась, и эта подготовка приняла характер крупномасштабной стратегической перегруппировки сил. Расположение создаваемых группировок явно не случайно. Совершенно очевидна огромная концентрация сил на западном направлении, а в рамках этого направления — на южном (украинском) ТВД. Документ не дает еще оснований для предположения о направленности — наступательной или оборонительной — этой концентрации, но сам факт наличия некоего Большого Плана, для реализации которого и выстроена такая группировка, сомнений не вызывает.
Справка, подписанная Ватутиным 13 июня 1941 г., не содержит ни единого упоминания о задачах и планах действий войск. Только цифры, номера армий, станции выгрузки войск, потребное количество вагонов и эшелонов. Но у нас есть возможность сравнить фактическое развертывание июня 1941 г. с известными вариантами оперативного плана. Например, с майскими (1941 г.) «Соображениями по плану стратегического развертывания сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками», об однозначно наступательном характере которых говорилось в предыдущей главе. Несколько нарушая хронологический порядок изложения, сразу же приведем и фактическое положение войск Красной Армии по состоянию на 22 июня 1941 г.
Примечания:
— первая цифра — общее количество дивизий, вторая цифра — в т.ч. танковые, третья — в т.ч. моторизованные;
— 21 июня войска, развернутые на южном ТВД, были разделены на два фронта: Юго-Западный и Южный, в таблице приведено общее число дивизий в двух фронтах и в Крыму;
— по плану прикрытия с началом боевых действий две дивизии С-З.ф., развернутые в Эстонии, передавались в состав С.ф., но в таблице это не отражено.
Нетрудно убедиться, что реальное сосредоточение войск в западных районах СССР происходило в прямом соответствии с майскими «Соображениями по плану стратегического развертывания». В трех округах (Ленинградском, Прибалтийском, Западном), которые превращались соответственно в Северный, Северо-Западный и Западный фронт, совпадение майского плана и июньского факта почти точное. Расхождение в 4 танковые и 2 моторизованные дивизии, т.е. кажущееся увеличение группировки Западного фронта на два мехкорпуса является, скорее всего, результатом чисто канцелярской операции. Никаких новых мехкорпусов в Белоруссии не появилось, просто формирующиеся 17-й МК-й и 20 МК, не учтенные в майских «Соображениях», вошли в общий перечень по Справке от 13 июня. Значительно большее несовпадение наблюдается на юге, хотя и там изменения произошли главным образом на бумаге, а не на местности. Основная ударная группировка Юго-Западного фронта создавалась не посредством ослабления трех других фронтов, а за счет передислокации в Киевский ОВО 20 дивизий из Харьковского, Орловского и Приволжского округов. Однако во второй половине июня было произведено очередное перераспределение сил между Первым и Вторым стратегическими эшелонами. Войска внутренних округов не передавались организационно в состав Киевского ОВО (Юго-Западного фронта), а использовались для развертывания армий резерва (Второго стратегического эшелона). Таким образом появились две новые армии, которые не были учтены в Справке от 13 июня: 20-я и 21-я. Общее число дивизий в армиях резерва ГК выросло с 51 до 77, зато группировка первого стратегического эшелона на южном ТВД (Юго-Западный и Южный фронты) оказалась на 20 стрелковых дивизий меньше, чем предполагалось 13 июня 1941 г. Тем не менее концентрация сил на южном направлении осталась столь же явно выраженной: в тылу Юго-Западного фронта развертывались теперь три армии резерва (16-я в районе Проскуров— Шепетовка, 19-я в районе Черкасс, 21-я в районе Чернигова).
Гораздо более значимым является не это бумажное перераспределение одних и тех же корпусов и дивизий из состава одной армии в другую, а фактический ход стратегической перегруппировки войск из внутренних районов страны на театр будущих военных действий. 22 июня он был еще далек от завершения. Из 77 дивизий второго стратегического эшелона в плановые районы оперативного развертывания прибыло не более 17—20 дивизий. «Общий объем перевозок войсковых соединений составлял 939 железнодорожных эшелонов. Растянутость выдвижения войск и поздние сроки сосредоточения определялись мерами маскировки и сохранением режима работы железных дорог по мирному времени. К началу войны только 83 воинских эшелона прибыли в назначенные пункты, 455 находились в пути…» (3, стр. 84) Фраза о «мерах маскировки и сохранении режима работы железных дорог по мирному времени» заслуживает особого внимания. Для многомиллионных армий первой половины XX века железные дороги стали важнейшим видом вооружения, во многом предопределившим исход главных сражений двух мировых войн. Соответственно все страны (особенно обладающие такими крупными вооруженными силами, как Германия и СССР) имели разработанные еще в мирное время планы перевода железнодорожного движения на режим «максимальных военных перевозок». Смысл термина и процесса достаточно понятен: все поезда, грузы и пассажиры стоят и ждут, пока эшелоны с войсками, техникой и боеприпасами не проследуют в нужном им направлении. Кроме того, разбронируются мобилизационные запасы угля, паровозов, вагонов, усиливается вооруженная охрана железнодорожных станций и перегонов. График военных перевозок в Европейской части СССР вводился (12 сентября 1939 г.) даже на этапе стратегического развертывания Красной Армии перед войной с полуразрушенной вторжением вермахта Польшей. (1, стр. 110) Однако в июне 1941 года ничего подобного сделано не было!
По расчетам, содержавшимся в предвоенных планах советского командования, противнику (немцам) требовалось от 10 до 15 дней, а Красной Армии — от 8 дней для Северного до 30 дней для Юго-Западного фронтов, необходимых для осуществления всех перевозок по планам стратегического развертывания войск. Фактически обе стороны (Германия и СССР) не форсировали, а, напротив, затягивали сроки сосредоточения войск. Затягивали со вполне понятной, обоюдной целью — не вспугнуть противника раньше времени.
Трудно сказать — какое именно событие следует считать началом сосредоточения немецких войск у границ СССР (первые дивизии вермахта были переброшены на Восток практически сразу же после завершения боев во Франции), но в любом случае стратегическое развертывание для операции «Барбаросса» было растянуто как минимум на четыре месяца. План передислокации был разбит на пять этапов, причем на ранних этапах к границам СССР были выдвинуты лишь пехотные части. В начале апреля 1941 г. группировка немецких войск на Востоке насчитывала всего 43 пехотных и 3 танковые дивизии, и хотя советская разведка в своих сводках традиционно завысила это число почти вдвое (до 70 пехотных, 7 танковых и 6 моторизованных), подобная «концентрация» не давала никаких оснований для предположения о скором вторжении вермахта.
К середине мая немецкая группировка увеличилась на 23 пехотные и 1 моторизованную дивизии. (1, стр. 304—305) Этот факт также был выявлен советской разведкой, но и он вполне еще укладывался в распространяемую гитлеровскими спецслужбами версию о «минимальных мерах предосторожности», принятых по отношению к весьма ненадежному «партнеру» по дележу Европы. Как было выше отмечено, дата вторжения (22 июня 1941 г.) была установлена Гитлером 30 апреля, тогда же было принято решение перевести железные дороги на график максимальных военных перевозок с 23 мая. Но и после этого с явно демаскирующей весь замысел операции переброской танковых и моторизованных дивизий тянули, что называется, до последней минуты. Так, например, пять танковых дивизий группы армий «Юг» были загружены в эшелоны в период с 6 по 16 июня и прибыли на станции разгрузки в южной Польше (Люблин—Сандомир—Жешув) лишь к 14—20 июня. Непосредственно в районы сосредоточения и развертывания в 25—40 км от советской границы три дивизии (13-я тд, 14-я тд и 11-я тд) вышли буквально в последние часы перед вторжением, а две другие (16-я тд и 9-я тд) вечером 21 июня еще находились на марше за 100—150 км от границы. (33, стр. 37,108)
Нет ничего удивительного в том, что к воскресному утру 22 июня 1941 г. сосредоточение советских армий второго стратегического эшелона еще не было завершено. Командование Красной Армии действовало по своему собственному графику развертывания, при составлении которого немецкое вторжение не предполагалось. «Переброска войск была спланирована с расчетом завершения сосредоточения в районах, намечаемых оперативными планами, с 1 июня по 10 июля 1941 г.». Уже за одну эту фразу авторов коллективной монографии «1941 год — уроки и выводы» следовало бы тогда же, в 1992 году, наградить медалью «За отвагу»…
Раньше всех начали выдвижение находящиеся в Забайкалье и в Монголии соединения 16-й Армии и 5-го МК.
26 апреля Генштаб отдал предварительное распоряжение Военным советам Забайкальского и Дальневосточного военных округов, 22 мая началась погрузка первых частей в эшелоны, которые с учетом огромного расстояния и сохраняющегося графика работы железных дорог мирного времени должны были прибыть в район Бердичев—Проскуров—Шепетовка в период с 17 июня по 10 июля. С 13 по 22 мая поступили распоряжения Генштаба о начале выдвижения к западной границе еще двух армий резерва ГК. 22-я армия выдвигалась в район Великие Луки—Витебск со сроком окончания сосредоточения 1—3 июля, 21-я армия сосредоточивалась в район Чернигов—Гомель—Конотоп ко 2 июля. 29 мая принято решение о формировании 19-й Армии и развертывании ее в районе Черкассы—Белая Церковь к 7 июля. Не ранее 13 июня принято решение о формировании на базе соединений Орловского и Московского ВО еще одной, 20-й Армии, которая должна была сосредоточиться у Смоленска к 3—5 июля. Еще раз повторим, что все эти перевозки планировалось осуществить при условии «сохранения режима работы железных дорог по мирному времени» и с соблюдением совершенно беспрецедентных мер строжайшей секретности. Так, 12 июня 1941 г. нарком обороны Директивой № 504206 дал такие указания командующему Киевским ОВО: «О прибытии частей 16-й Армии, кроме Вас, члена Военного совета и начальника штаба округа, никто не должен знать… Открытые разговоры по телефону и по телеграфу, связанные с прибытием, выгрузкой и расположением войск, даже без наименования частей, категорически запрещаю… Условное наименование применять при всякой переписке, в том числе и на конвертах совершенно секретных документов». (6, стр. 352)
Среди великого множества мероприятий со сроком выполнения «к 1 июля 1941 г.» не должно пройти мимо нашего внимания и принятое 4 июня 1941 г. на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) решение «утвердить создание в составе Красной Армии одной стрелковой дивизии, укомплектованной личным составом польской национальности и знающим польский язык». (48) Национальные формирования в Красной Армии были к тому времени давным-давно ликвидированы. К тому же в решении Политбюро речь идет не просто о лицах польского происхождения, а именно о людях, знающих польский язык (что в конкретных условиях многонационального Советского Союза, с большим числом смешанных браков и ассимилированных национальных групп, было совсем не одно и то же). Единственный похожий случай имел место 11 ноября 1939 года. Тогда, за 20 дней до начала запланированного «освобождения» Финляндии, было принято решение о формировании 106-й стрелковой дивизии, личный состав которой набирался исключительно из лиц, владеющих финским или карельским языком. (49, стр. 137) Яростные ниспровергатели версии В. Суворова извели бездонную прорву бумаги на свои макулатурные произведения, на все эти «антисуворовы», «мифы ледокола» и проч., но так и не удосужились пока ответить на простой вопрос: зачем Сталину понадобилась к 1 июля 1941 г. дивизия, говорящая на польском языке? Неужели для обороны нерушимых границ СССР срочно потребовались поляки?
Волна крупномасштабной перегруппировки войск катилась с далекого Дальнего Востока через военные округа Европейской части СССР к приграничным западным округам. В середине июня пришла очередь и для таких мероприятий, скрыть которые от разведки противника было труднее всего, — началось уплотнение оперативного построения войск Первого стратегического эшелона. В период с 12 по 15 июня командование западных приграничных округов получило приказы на выдвижение дивизий окружного (фронтового) резерва ближе к государственной границе. Так, в директиве наркома обороны № 504205 от 13 июня 1941 г., направленной в Киевский ОВО, указывалось: «В целях повышения боевой готовности войск округа к 1 июля (подчеркнуто мной. — М.С.) все глубинные дивизии с управлениями корпусов, с корпусными частями перевести ближе к государственной границе в новые лагеря… Передвижения войск сохранить в полной тайне. Марш совершать с тактическими учениями, по ночам. С войсками вывести полностью возимые запасы огнеприпасов и горюче-смазочных материалов. Семьи не брать. Исполнение донести нарочным к 1 июля 1941 г.»(6, стр. 359)
Приказ был немедленно принят к исполнению. Вот как описывает эти события в своих мемуарах маршал Баграмян (в то время — начальник оперативного отдела, заместитель начальника штаба Киевского ОВО):
«…15 июня мы получили приказ начать с 17июня выдвижение всех пяти стрелковых корпусов второго эшелона к границе. У нас уже все было подготовлено (подчеркнуто мной. — М.С.) к этому: мы еще в начале мая по распоряжению Москвы провели значительную работу — заготовили директивы корпусам, провели рекогносцировку маршрутов движения и районов сосредоточения. Теперь оставалось лишь дать команду исполнителям… Дивизии забирали с собой все необходимое для боевых действий. В целях скрытности двигаться войска должны были только ночью. План был разработан детально… Чтобы гитлеровцы не заметили наших перемещений, районы сосредоточения корпусов были выбраны не у самой границы, а в нескольких суточных переходах восточнее». (45, стр. 75)
Директива аналогичного содержания и с указанием той же даты завершения сосредоточения — к 1 июля — поступила и в Западный ОВО. (6, стр. 423) К 15 июня более половины дивизий, составлявших второй эшелон и резерв западных военных округов, были приведены в движение. Накануне войны 32 дивизии западных округов тайно, ночными переходами, через леса и болота шли (крались) к границе. Полковник Новичков, бывший в начале войны начальником штаба 62-й стрелковой дивизии 5-й Армии Киевского ОВО, вспоминает: «Части дивизии выступили из лагеря в Киверцы (около 80 км от границы. — М.С.) и, совершив два ночных перехода, к утру 19 июня вышли в полосу обороны, однако оборонительный рубеж не заняли, а сосредоточились в лесах (подчеркнуто мной. — М.С.) вблизи него»(46)
15 июня командующий войсками Прибалтийского ОВО генерал-полковник Ф.И. Кузнецов издал приказ № 0052, в котором напомнил своим подчиненным, что «именно сегодня, как никогда, мы должны быть в полной боевой готовности… Это надо всем твердо и ясно понять, ибо в любую минуту мы должны быть готовы к выполнению любой боевой задачи». (50, стр. 8) Несмотря на то что никаких конкретных оперативных задач в приказе № 0052 не содержалось, он был увенчан грифом «Совершенно секретно. Особой важности», доведен до сведения лишь старшего комсостава (от командиров дивизий и выше) и заканчивался таким указанием: «В развитие этого приказа никому письменных приказов и приказаний не отдавать». Забота о «целях скрытности» дошла до того, что начальник управления политпропаганды Прибалтийского ОВО товарищ Рябчий вечером 21 июня 1941 г. приказал «отделам политпропаганды корпусов и дивизий письменных директив в части не давать, задачи политработы ставить устно через своих представителей…». (46) Странно все это, очень странно. Конечно, советские нормы секретности сильно отличались от общечеловеческих, но неужели нельзя было доверить бумаге такие задачи, как «быть готовыми защитить мирный труд советских людей» или «земли чужой мы не хотим ни пяди»? В этой связи стоит отметить, что в самый первый день войны, 22 июня 1941 г., немцы захватили в местечке Шакяй (Литва) склад с листовками на немецком языке, обращенными к солдатам вермахта. (42, стр. 79)