В соответствии с приказами командующего Юго-Западным фронтом № 0015 от 24 июня и № 0016 от 25 июня 8-й МК перешел в наступление в 9 часов утра 26 июня (70, стр. 29, 33), т.е. практически с ходу, с марша, без разведки местности и противника. Командование фронта (после того, как 8-й МК потратил четыре дня на бессмысленные форсированные марши) теперь очень спешило. Только спешкой и можно объяснить по меньшей мере странный выбор направления удара: от Брод на Берестечко. Даже на карте автомобильных дорог Украины 2002 года между этими городами невозможно обнаружить ни одной приличной дороги, местность же покрыта лесом со множеством мелких речушек. А от Брод на Дубно идет главная автомагистраль, причем идет по совершенно открытой местности — ни одного «зеленого» пятна на карте. Самое же главное — именно днем 26 июня наступление на Дубно с северо-востока начала 43-я танковая дивизия полковника И.Г. Цибина. 19-й мехкорпус, в состав которого входила дивизия Цибина, входил в число «сокращенных первой очереди», и плановый срок завершения его формирования был отнесен на конец 1942 г. Несмотря на то что в 43-й тд количество танков «новых типов» было меньше, чем пальцев на одной руке, а бронебойных 76-мм снарядов не было вовсе, дивизия успешно громила и гнала противника:
«В 14.00 26 июня танки дивизии выступили в атаку, имея впереди два танка КВ и два танка Т-34, с ходу развернулись и ураганным огнем расстроили систему ПТО и боевой порядок вражеской пехоты, которая в беспорядке начала отступать на запад. Преследуя пехоту противника, наши танки были встречены огнем танков противника из засад и с места, но вырвавшимися вперед КВ и Т-34 танки противника были атакованы, а вслед за ними — и танками Т-26… Танки противника, не выдержав огня и стремительной танковой атаки, начали отход, задерживаясь на флангах, но быстро выбивались нашими танками, маневрировавшими на поле боя. Танки КВ и Т-34 (четыре штуки. — М.С.), не имея в достаточном количестве бронебойных снарядов, вели огонь осколочными снарядами и своей массой давили и уничтожали танки противника и орудия ПТО… Противник, отходя в Дубно, взорвал за собою мосты, лишив таким образом дивизию возможности прорваться в Дубно на плечах отходящей пехоты…» (63, стр. 238)
Быть может, менее точно, но зато гораздо нагляднее описывает этот день командир разведбата 43-й тд В.С. Архипов (вступивший в войну уже в звании Героя Советского Союза и закончивший ее дважды Героем). В своих воспоминаниях он пишет:
«…Когда вечером 26 июня мы гнали фашистов к Дубно, это уже было не отступление, а самое настоящее бегство. Части немецкой 11-й танковой дивизии перемешались, их охватила паника. Она сказалась и в том, что кроме сотен пленных мы захватили много танков и бронетранспортеров и около 100 мотоциклов, брошенных экипажами в исправном состоянии… Пленные, как правило, спешили заявить, что не принадлежат к национал-социалистам, и очень охотно давали показания. Подобное психологическое состояние гитлеровских войск, подавленность и панику наблюдать снова мне довелось очень и очень не скоро — только после Сталинграда и Курской битвы…» (77)
В то время когда 43-я танковая дивизия (командир которой не имел ни малейшей информации о действиях 8-го МК и 15-го МК) выходила к северным пригородам Дубно, стальная лавина танков 8-го мехкорпуса (командир которого только 27 июня узнал о боевых действиях 19-го МК) ринулась через заболоченный лес к Берестечко. Оценки успешности этого наступления сильно разнятся в разных источниках. Самая уничижительная оценка дана в Оперативной сводке штаба Ю-З.ф. № 09 (20.00 26 июня 1941 г.):
«…8-й механизированный корпус в 9.00 26.6.41 г. нерешительно атаковал механизированные части противника из района Броды в направлении Берестечко и, не имея достаточной поддержки авиацией и со стороны соседа слева — 15-го механизированного корпуса, остановлен противником в исходном для атаки районе…» (70, стр. 34)
В докладе командира 8-го мехкорпуса (от 18 июля 1941 г.) сказано более обтекаемо:
«…Корпус атаковал обороняющиеся части 16-й бронетанковой дивизии противника в общем направлении Броды, Берестечко, но, встретив организованное сопротивление противника, прикрывавшегося непроходимой для танков болотистой рекой и уничтожившего все переправы через эту реку, развить темп наступления не смог…» (63, стр. 166)
В своих же послевоенных мемуарах генерал Рябышев пишет:
«… Утром началось наступление. Но развивалось оно не так, как хотелось. 12-я танковая дивизия не смогла с ходу прорвать оборону врага… Однако мотострелки 12-й танковой дивизии генерал-майора танковых войск Т.А. Мишанина при поддержке артиллерии все же преодолели заболоченную местность, форсировали реку Слоновку, захватили разрушенный мост и плацдарм на противоположном берегу… К 16 часам в ожесточенном бою было захвачено селение Лешнев… Соединения и части 48-го мехкорпуса противника, неся большие потери, под натиском частей 12-й и 34-й танковых дивизий отошли на правый берег реки Пляшевка и перешли к обороне… Таким образом, за 26 июня корпус продвинулся на 8—10 км в направлении Берестечко и к вечеру, встретив сильное сопротивление противника, был вынужден перейти к обороне и отражать атаки противника… Отправляя в штаб фронта донесение об успешных действиях корпуса, я полагал, что командующий примет решение развить успех корпуса, разгромить врага и отбросить его к границе…» (78)
Читатель, вероятно, уже догадался, почему мы столь подробно разбираем, по сути дела, частный вопрос о том, продвинулся ли 8-й МК на 10 км вперед или же был «остановлен противником в исходном для атаки районе». День 26 июня был первым, единственным и последним днем, когда 8-й МК участвовал в контрударе советских войск как единое целое. В 2 ч. 30 мин. ночи 27 июня Рябышев получил приказ командующего Юго-Западным фронтом: «8-му механизированному корпусу отойти за линию Почаев, Подкамень, Золочев (25—50 км к юго-востоку от Брод. — М.С.)… Выход начать немедленно». Так же как и в случае с 6-м МК Западного фронта, начавшееся было наступление мехкорпуса было остановлено приказом вышестоящего командования. Так же, как и на Западном фронте, приказ на отход фактически стал толчком к началу распада соединения. Уже к утру 27 июня ситуация в 12-й тд дивизии, как можно судить по мемуарам Попеля, была такой: «Дивизия Мишанина ушла с передовой… По дороге несколько раз натыкались на мишанинских бойцов. Бредут как попало. Командиров не видно…» Разложение в дивизии дошло до того, что тяжело контуженного при бомбежке командира 12-й тд генерала Мишанина просто затащили в брошенный танк и оставили одного в Бродах, под «присмотром» такого же контуженого ординарца. (58)
В 6 часов утра 27 июня в 8-й мехкорпус поступил новый (второй за последние 4 часа) приказ командующего Юго-Западным фронтом № 2121 от 27.6.41 г. На этот раз отход был отменен, и перед корпусом была поставлена задача к исходу дня «сосредоточиться в районе Дубно, Волковые, м. Верба». (63, стр. 167) Сосредоточиться в Дубно можно было, только взяв этот город с боем. И хотя на этот раз направление удара было разумным (от Брод на Дубно идет шоссейная дорога, параллельно ей — насыпь железной дороги, местность открытая, пригодная для наступления танков), расстояние от Брод до Дубно составляет 62 км по шоссе, и едва ли такая задача дня была реальной для мехкорпуса, части которого в результате чехарды приказов командования фронта были разбросаны на десятки километров. 12-я тд удивительно быстро выполнила ночной приказ об отходе, в результате чего «в течение 27.6.41 г. находились в районе Подкамень, где приводили себя в порядок и к исходу дня сосредоточились в лесах северо-восточнее Броды». Попытка выполнить приказ № 2121 привела к тому, что корпус был разорван (как стало ясно через несколько дней — разорван навсегда) на две части. Группа войск под командованием комиссара корпуса Попеля, в состав которой вошла 34-я тд, усиленная 40 танками КВ и Т-34 из состава 12-й тд (всего 217 танков и до 9 тыс. человек личного состава), двинулась по шоссе на Дубно. Остальные соединения корпуса (12-я тд, 7-я моторизованная дивизия, корпусные части) под командованием Рябышева сосредотачивались в течение дня 27 июня в районе Броды.
Группа Попеля с боями дошла до пригородов Дубно (поселок Малые Сады на южной окраине города), перерезав тем самым основные коммуникации, по которым шло снабжение 1-й Танковой группы вермахта. Впрочем, судя по донесениям штаба Юго-Западного фронта в Генеральный штаб Красной Армии, «по данным на 14.00 28.6.41 г., 8-й механизированный корпус занимает Дубно». (70, стр. 44) О том, что танкисты 8-го мехкорпуса взяли сам город Дубно, пишет в своих мемуарах и Попель. Как бы то ни было, немецкое командование оценило по достоинству создавшуюся угрозу и подтянуло в район Броды—Дубно часть сил 16-й танковой и 16-й моторизованной дивизий, а также части четырех пехотных дивизий (111, 44, 57, 75). В скобках заметим, что сам факт появления немецкой пехоты в 120 км от границы уже на пятый-шестой день войны совершенно однозначно свидетельствует о том, каким было на самом деле «ожесточенное сопротивление» советских войск. Для пехоты, идущей пешком, 20 км в день — это темп марша, причем марша форсированного. Так, в октябре 1939 г. именно в этих местах, на территории оккупированной восточной Польши, для отвода немецких и советских войск на согласованную линию новой границы был установлен как раз такой — 20 км в день — график движения походных колонн.(1, стр. 130). Воевать при таких темпах наступления немецкой пехоте было бы просто некогда…
Окруженная в районе Дубно группа Попеля была фактически брошена на произвол судьбы. Две стрелковые дивизии (140-я и 146-я) находились на расстоянии 10 км от Дубно, но, вопреки приказу комфронта № 018 от 28 июня, никакой поддержки группе Попеля не оказали. Взаимодействие с 19-м МК, 9-м МК, 22-м МК, которые вели бои в нескольких десятках километров к северу от Дубно, так и не было организовано. За четыре дня (с 27 по 30 июня) группа Попеля не получила от командования фронта никакой информации, никакой помоши, никаких указаний по выходу из окружения. Поздним вечером 30 июня тыловые подразделения, медсанбат, «безлошадные» танкисты под прикрытием группы в 60 танков пробили кольцо окружения и через несколько дней на шоссе Тернополь—Проскуров (Хмельницкий) соединились с отступающими на восток остатками 8-го МК. Главные силы группы Попеля (которые к этому моменту сократились до 80 танков и нескольких батарей артиллерии) вели напряженный бой до исхода дня 1 июля. В боях за Дубно погибли командир 34-й тд полковник И.В. Васильев, пропали без вести замполит дивизии М.М. Немцев и командир 24-го танкового полка (12-й тд) подполковник П.И. Волков, погибли, пропали без вести, оказались в немецком плену тысячи бойцов и командиров. Оставшиеся в живых (порядка одной тысячи человек) под командованием Попеля, присоединяя к себе группы окруженцев из других частей, прошли с боями 250 километров по огромной дуге Дубно—Славута—Коростень и в конце июля 1941 г. соединились с войсками 5-й Армии в районе Белокоровичи.
Основные силы 8-го мехкорпуса, несмотря на наличие мощного танкового тарана (кроме двух сотен легких танков, в 12-й тд оставалось еще порядка 46 КВ и 49 Т-34), пробить заслон 16-й танковой, 57-й и 75-й пехотных немецких дивизий не смогли. Хотя и в этих боях с беспощадной ясностью проявилось техническое превосходство новых советских танков. Так, 28 июня большая группа немецких танков прорвалась на КП 12-й танковой дивизии Мишанина. «Я наблюдал, — пишет в своих мемуарах Рябышев, — как фашистские танки с черными крестами метались между нашими громадными КВ, ища спасения. Они пытались маневрировать, чтобы получить возможность стрелять в слабую боковую броню. Но и это не помогло: КВ и Т-34 сноровисто расстреливали из своих 76-мм пушек вражеские танки… Таким образом, 6 КВ и 4 Т-34 уничтожили все 40 немецких танков, а сами не понесли потерь». Вечером 28 июня немецкая пехота вышла в тыл 8-го МК, отрезав путь отхода по шоссе на Броды. Снова началась паника. Погиб генерал Мишанин, в пешем строю поднимавший бойцов в атаку. В своем официальном докладе о боевых действиях корпуса Рябышев кратко пишет: «Части 7-й мотострелковой дивизии прорывались из окружения в разных направлениях. Потеряв большое количество танков, артиллерии и автотранспорта, к 24.00 28.6.41 г. дивизия вышла из окружения и сосредоточилась юго-восточнее Броды». (63, стр. 169) Мемуары Попеля дают гораздо более живые картаны того, что скрывалось за скупой фразой «прорывались из окружения в разных направлениях»:
«…Рябышев сел на «эмку» и помчался к Бродам. По пути он натыкался на бредущих толпами бойцов, горящие машины, лежащих в кюветах раненых. Рубеж, предназначенный 12-й танковой дивизии, никто не занимал… Какие-то неприкаянные красноармейцы сказали, что мотопехота покатила на юг, вроде бы к Тернополю. Комкор повернул на южное шоссе и километрах в двадцати нагнал хвост растянувшейся колонны. Никто ничего не знал. Рябышев попытался остановить машины. Из кабины полуторки сонный голос спокойно произнес:
— Какой там еще комкор? Наш генерал — предатель. К фашистам утек.
Рябышев рванул ручку кабины, схватил говорившего за портупею (рядовые бойцы ездят без портупеи. — М.С.), выволок наружу.
— Я ваш комкор.
Не засовывая пистолет в кобуру, Рябышев двигался вдоль колонны, останавливая роты, батальоны, приказывая занимать оборону фронтом на северо-запад… В штабе фронта, куда вызвали комкора, царили нервозность и неуверенность. В суете и всеобщей спешке на ходу отдавались сбивчивые приказания, которые зачастую через десять минут отменялись. Вдогонку за первым офицером связи мчался второй… Штаб фронта отходил в Проскуров…» (58)
Теперь от трагической истории гибели 8-го мехкорпуса вернемся к простой арифметике. Потери первого дня наступления (26 июня) были ничтожно (в сравнении с первоначальным количеством танков в 8-м МК) малы. В докладе командира корпуса приведены такие цифры: «в 12-й тд 8 танков было подбито в бою, 2 танка загрузли в болоте… 34-я тд потеряла 5 танков, из коих 4 танка были подбиты противником и 1 танк сгорел». (63, стр. 167) Несравненно большими (86 танков) оказались потери 12-й тд и 7-й мд, понесенные во время безуспешных боев и панического отступления к Тернополю 28—30 июня. Однако и после таких потерь 8-й МК по числу оставшихся в строю танков (207 единиц) превосходил любую танковую дивизию из состава 1-й Танковой группы вермахта. «К 1 июля 1941 года в 8-м механизированном корпусе, состоявшем теперь из 12-й танковой и 7-й моторизованной дивизий, имелось более 19 тыс. бойцов и командиров, 207 танков, в том числе 43 КВ, 31 Т-34, 69 БТ-7, 57 Т-26, 7 Т-40, а также 21 бронемашина.
В последующем наш корпус вышел из боевых действий (подчеркнуто мной. — М.С.), совершил марш в район Нежина (100 км восточнее Киева), где с 14 июля (с 8 июля, судя по докладу начальника АБТУ фронта. — М.С.) находился как резерв командующего фронтом…» (78,70) Именно во время этого безостановочного отхода на восток окончательно исчезли танки 8-го мехкорпуса.
Арифметика расходится с фактическим остатком танков в двух дивизиях 8-го мехкорпуса (12-й тд и 7-й мд) на 331 единицу. Это если не учитывать того, что порядка 60 танков из состава группы Попеля вышло из окружения и соединилось с основными силами 8-го МК. Полторы сотни танков (в том числе 29 КВ и 17 Т-34) пропало уже после 1 июля, т.е. после фактического завершения боевых действий корпуса. Всего в период с 22 июня по 17 июля неизвестно куда пропало 72 новейших танка КВ и Т-34. Тех самых, которые (если верить рассказу Рябышева) вдесятером уничтожали 40 немецких танков без единой собственной потери. В целом небоевые потери танков составляют три четверти (331 из 427) от общего числа потерь. И это если наивно считать «боевыми» все потери (86 танков) разгромного дня 28 июня…
Лучше других документирована история разгрома 15-го мехкорпуса — в нашем распоряжении целых три доклада о боевых действиях (как корпуса в целом, так и каждой из его танковых дивизий). (70, стр. 196, 63, стр. 193, стр. 217) К сожалению, кажущееся обилие информации отнюдь не способствует прояснению ситуации. Скорее, наоборот — цифры и факты (если только это «факты», а не выдуманные задним числом «уважительные причины» разгрома мощнейшего танкового соединения) противоречат как друг другу, так и элементарному здравому смыслу. Не говорю уже о том, что количество танков в дивизиях корпуса в различных документах разнится на десятки единиц — хотя, казалось бы, составители докладов и рапортов не фантики считали, а крайне дорогостоящую и «дефицитную» на войне боевую технику. По имеющимся документам невозможно хотя бы в общих чертах прояснить злополучный вопрос об укомплектованности 15-го мехкорпуса автотранспортом и средствами мехтяги артиллерии. Опять же речь идет не об общем для всей Красной Армии «чуде», вследствие которого при наличии огромного количества автомототехники (еще ДО объявления открытой мобилизации в среднем на каждую из 303 советских дивизий — включая формирующуюся в отдаленных местах Сибири стрелковую — приходилось по 900 автомашин и 112 гусеничных тягачей и тракторов) механизированные корпуса первого эшелона войск приграничных округов оказались без штатного количества тягачей, грузовиков и автоцистерн. Разительно не совпадают конкретные цифры в отчетах командиров одного и того же соединения. Всего в 15-м МК на 10 июня 1941 г. (т.е. еще до начала войны и мобилизации техники из народного хозяйства) числилось 2035 автомашин (всех типов и назначений), 50 артиллерийских тягачей («Ворошиловец», «Коминтерн», С-2) и 115 тракторов. (79) По отчету ВРИО командира 10-й тд к началу боевых действий в дивизии было (всего, с учетом неисправной техники) 962 автомобиля и 30 тягачей. Вопрос для второклассника: сколько автомобилей и тягачей осталось «на долю» двух других дивизий корпуса? Открываем доклад ВРИО командира 15-го МК и читаем:
«…212-я моторизованная дивизия, имея почти полную обеспеченность личным составом красноармейцев, не имела совершенно (подчеркнуто мной. — М.С.) машин для перевозки личного состава и не могла даже обеспечить себя автотранспортом для подвоза боеприпасов, продовольствия и горючесмазочных материалов, а также для перевозки вооружения. Артиллерийский полк имел 8 — 76-мм орудий, 16 — 122-мм орудий и 4 — 152-мм орудия, а средств тяги было лишь на один дивизион и то без тылов… Противотанковый дивизион 212-й мд не имел средств тяги…»