— Крестьяне поговаривают, что она фея, — произнес он с едва заметной улыбкой.
Анжелика невозмутимо приблизилась.
— Вы слышали наш разговор? — спросил барон.
— Да, отец! Молин сказал, что Жослен сможет отправиться в армию, а Ортанс — в монастырь, если вы разведете много мулов!
— Ты делаешь довольно любопытные выводы. А теперь послушай меня. Ты должна пообещать, что никому не расскажешь об этой затее.
Анжелика подняла на него зеленые глаза.
— Я бы пообещала… Но что я за это получу?
Управляющий приглушенно засмеялся.
— Анжелика! — воскликнул удивленный и раздосадованный отец.
За него ответил Молин:
— Вначале вы должны доказать нам ваше умение хранить тайну, мадемуазель Анжелика. Если, как я надеюсь, мы заключим сделку с мессиром бароном, вашим отцом, дело станет процветать не сразу. Важно, чтобы никто не узнал о наших планах — только в этом случае нам удастся избежать козней и злоключений и в конце концов мы добьемся успеха. И тогда в награду вы получите мужа…
Она скорчила гримаску и, немного подумав, ответила:
— Хорошо. Я обещаю.
И вышла из комнаты.
На кухне госпожа Молин, отстранив всех служанок, собственноручно ставила в печь пирог, украшенный кремом и вишнями.
— Госпожа Молин, мы скоро будем обедать? — спросила Анжелика.
— Еще нет, детка. Но если вы проголодались, я дам вам хлеба с маслом.
— Нет, дело не в этом, я просто хотела узнать, есть ли у меня время сбегать к замку Плесси.
— Конечно. Мы пошлем за вами мальчишку, когда стол будет накрыт.
Анжелика умчалась. Свернув в первую же аллею, она сбросила башмаки и спрятала их под камнем, чтобы опять обуться на обратном пути. Затем она вновь понеслась к замку, легкая, как лань. В подлеске пахло грибами и мхом. Недавно прошел дождь, и теперь то тут, то там виднелись лужи, которые Анжелика ловко перепрыгивала. Девочку переполняло счастье. Месье Молин пообещал ей мужа. Правда, она была не совсем уверена, что подарок был такой уж замечательный. Что ей с ним делать?.. Впрочем, если он будет таким же милым, как Николя, у нее всегда будет спутник для походов за раками.
Показалась каштановая аллея. Когда посадили эти деревья, привезенные то ли из Константинополя, то ли из Индии, то ли из садов венского императора, они считались неслыханной роскошью!
Владельцы поместья Плесси-Бельер всегда отличались необычными вкусами! Но когда весной широкие, напоминающие звезды, листья украшались высокими белыми цветами, похожими на душистые свечи, все приходили посмотреть на эту красоту. Плоды каштанов не приносили большой пользы. Их называли «конскими каштанами», вероятно, потому, что турки кормили ими лошадей перед скачками, считая, что это поможет выиграть забег. Анжелике нравилось собирать блестящие коричнево-черные плоды в мягкой зеленой кожуре, они были так красивы! А еще она собирала их для того, чтобы принести колдунье Мелюзине, а та готовила из них отвары от лихорадки.
Однако сегодня Анжелика не стала набивать карманы каштанами.
Она спешила. Здесь она всегда чувствовала себя словно в сказке.
Она увидела, как в конце аллеи показался силуэт замка, выделяющийся ослепительной белизной на голубой эмали неба и отливающий более темной синевой в ближайшем пруду.
Без сомнения, замок Плесси-Бельер был сказочным домом фей, потому что подобного ему не найти во всем Пуату. Все дворянские усадьбы в округе походили на Монтелу — такие же серые, поросшие мхом, с маленькими окошками. Перестроенный в прошлом веке итальянским зодчим, замок Плесси-Бельер красовался множеством высоких окон и балконов, слуховых окошек и крытых галерей. Через ров, заросший кувшинками, был перекинут миниатюрный подвесной мост. Расположенные по углам сторожевые башни служили только украшением. Между тем линии здания были очень просты. В арках, соединяющих покатые своды, не чувствовалось никаких излишеств, только естественное изящество гибких растений или упругость гирлянд. И лишь чеканный герб над главным входом, изображающий химеру с высунутым огненным языком, напоминал о вычурном декоре раннего Ренессанса.
С поразительной ловкостью Анжелика взобралась на террасу, а затем, цепляясь за лепные украшения окон и балконов, добралась до второго этажа, где нашла удобную опору — водосточный желоб — и прислонилась лицом к оконному стеклу.
Она часто приходила сюда, но никогда не уставала разглядывать в полумраке таинственной запертой комнаты изящные безделушки из серебра и слоновой кости, расставленные на инкрустированной мебели; изучать новые гобелены, отливающие яркими рыжими и голубыми красками, и тускло поблескивающие, висевшие вдоль стен картины. В глубине комнаты находился альков, где стояла кровать, покрытая затканным золотым шелком одеялом. Тяжелые занавеси полога, ткань которых была вышита все тем же золотым шелком, как будто светились. Над камином взгляд притягивала большая картина, приводившая Анжелику в восхищение. Другая жизнь, о который она едва ли могла знать и которую едва ли могла предвосхитить, представала перед ней заключенной в рамки этого полотна. Картина изображала легкомысленный мир обитателей Олимпа с их языческой грацией и беспечной вольностью. В вымышленном мире бог и богиня, за которыми наблюдал бородатый фавн, сжимали друг друга в объятиях, и их прекрасные обнаженные тела олицетворяли, как и сам замок, райскую гармонию в глубине дремучего леса.
Но каждый раз на смену восхищению приходило ощущение подавленности.
«Как бы я хотела все это потрогать, погладить, подержать в руках. Как бы я хотела, чтобы все это когда-нибудь стало моим…»
* * *На обратном пути барон был настолько погружен в свои мысли, что позволил лошади идти шагом. Анжелика молчала, и он почти забыл о ее присутствии.
Когда они достигли вершины небольшой возвышенности, лошадь и вовсе остановилась.
Барон поднял глаза и заметил вдалеке, на огромном лугу, несколько своих знаменитых мулов, которые паслись вместе. Рядом с ними на фоне облачного неба вырисовывался силуэт одного из ослов-производителей — прекрасный экземпляр осла пуату, о котором говорил мэтр Молин. Почти такой же большой, как молодая лошадь, с длинной темно-коричневой шерстью, словно обрезанной ударами кривого садового ножа, придающей ему сходство с древними, примитивными породами ушедших эпох.
— Он действительно красив, — сказал барон.
— Он пасется совсем близко к изгороди, — заметила Анжелика, — видимо, ищет там свои любимые колючки черной ежевики.
Лошадь, наконец, сдвинулась с места. Через какое-то время они оказались в тенистой лощине.
— Остановимся здесь.
Они любили вот так останавливаться во время прогулок. Отец садился на поросший мхом камень или на выступ коряги на глинистом склоне. Тем временем лошадь спокойно щипала травку на обочине. Иногда Анжелика тоже усаживалась рядом с отцом. Бывало, она собирала сокровища, которые находила поблизости, — фрукты, цветы, корни…
На этот раз она достала из маленького мешка стебель засахаренного дягиля, который госпожа Молин дала девочке на дорогу. Однако перед тем как начать есть, Анжелика встала перед отцом и многозначительно на него взглянула.
— Отец, вы полагаете не опасно завязывать деловые отношения с протестантом? Кормилица говорила, что они совершают страшные преступления в церквях. Она рассказывала, как ее прабабка или прабабка ее прабабки спасла шкатулку с реликвиями из церкви Святой Урсулы в момент, когда протестанты выдирали их из алтаря и собирались швырнуть свиньям. Она многие годы хранила шкатулку у себя, пока ее не удалось вернуть в одну из уцелевших церквей. За благодеяние ее дом благословили. Она рассказывала про времена, когда гугеноты привязали кюре де Партеней к главному распятию над алтарем, а потом убили его выстрелами из арбалета. Они превратили в груду осколков голову младенца Иисуса в соборе Нотр Дам дю Бон Секур и повернули лицом к стене изображение Святой Девы, к которому веками приходили паломники. Они говорили, что это все идолопоклонство, и что мы, католики, — язычники, так как падаем ниц перед изображениями наших святых…
И почему нам нельзя играть с нашими соседями из замка Рамбур, если они протестанты?.. Не похоже, чтобы они были опасными… Тот из них, что постарше Жослена, все время трубит в рог… Это просто выводит дедушку из себя… Он говорит, что они нас подстрекают… А что думаете об этом вы, отец? Правда ли, что мы язычники, если молимся перед статуями в церквях? И правда ли, что статуи — идолы?..
Отец слушал дочь с удивлением. Отвлекшись от прежних мыслей, он задумался над ответом.
— Идолы?!. Я не знаю. Для них, да, возможно… Ничего не поделаешь. У каждого свое мнение, — добавил он растерянно, ошеломленный ее горячностью.
Барон тщетно пытался подобрать возражения.
— Эти… иконоборцы — старая история. Все в прошлом. Мы не можем постоянно ворошить былое. Лучший способ не беспокоиться из-за подобных воспоминаний — не говорить о них. Забыть их.
На моих землях есть несколько крестьян-гугенотов… Они единственные сполна и регулярно вносят арендную плату… Что касается Рамбуров, наших соседей-дворян, то они часто приносят дичь к моему столу, потому что я позволяю им охотиться в своих лесах… У меня самого никогда не было ни времени, ни денег, чтобы тренировать соколов и собак… Необходимо забыть. Иначе распри никогда не кончатся.
Кормилица Фантина рассказывает вам слишком много глупых историй. Должно быть, она отыскивает их в синей библиотеке, составленной стараниями бродячих торговцев… Это не вполне подходящая литература… Я имею в виду… она не совсем соответствует исторической действительности… Ты понимаешь?.. Старые сказки лишь призваны вдохновлять на военные подвиги. Хотя, сам я в этом мало что смыслю… но так говорят твоя мать и Пюльшери… Конечно, Молин — гугенот, но он человек нашего времени… и к тому же разбирается в мулах…
Тут доводы иссякли, и отец умолк. Анжелика выслушала его очень внимательно. Она несколько раз кивнула головой с одобрительной улыбкой, а потом принялась за сладости. Девочка сдержалась и не стала настаивать на разъяснениях по двум причинам: она побоялась, что отец запретит ей читать дома маленькие синие книжки и альманахи — такие красивые, с нарисованными Луной, звездами и Солнцем, с разными поговорками, изречениями, легендами и чудесами, где все месяцы года представлялись как вереница повозок, украшенных цветами и привозящими «ворохи чудес».
Кроме того, именно такой несколько наивный ответ барона по поводу протестантов Анжелика и хотела от него услышать. Она была с ним согласна. Все эти причитания и упреки насчет разбитых статуй и оскверненных реликвий их не касались. Существовало много других более важных вещей в жизни, которыми они могли бы заняться — разводить мулов, например…
Барон сам удивился, как быстро он занял столь четкую позицию, стоило Анжелике подтолкнуть его неожиданными вопросами. В сущности, разговаривая с ней, он внезапно осознал, что вся его настороженность и колебания из-за того, что он заключает соглашение с приверженцем протестантской религии, не имеют под собой никаких других серьезных оснований, кроме старых воспоминаний о прошлых жестокостях, совершенных во время ужасных религиозных войн последнего столетия. Однако, если присмотреться, братоубийственные войны были богаты на преступления и ужасы как со стороны протестантов, так и католиков.
Анжелика продолжала лакомиться зелеными липкими стебельками. Она вся перепачкалась, но ела с таким довольным и счастливым видом, что барон не мог сдержать улыбки, глядя на дочь. «Она еще совсем ребенок, — подумал он. — К счастью!». Анжелика что-то напевала, рассматривая вершины деревьев, а барон любовался цветом и исключительной прозрачностью ее глаз.
«Они по-настоящему зеленые», — думал он.
Барона упрекали, что он избрал Анжелику в любимицы и часто берет с собой на прогулки только потому, что она хорошенькая.
В действительности это было не совсем так. Она сама приходила к нему, еще будучи совсем маленькой, и умоляла взять с собой покататься на лошади.
На самом деле Анжелика оставалась единственным ребенком в семье, которого интересовало, что скажет он, отец, — был ли это вопрос о мулах или о вечных денежных заботах. Она всегда старалась его понять.
«По крайней мере, она понимает то, что я ей объясняю, несмотря на юный возраст», — думал барон, наблюдая, как дочь, напевая какую-то мелодию, танцует, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге.
Если сделка с Молином удастся, он отправит ее в монастырь. Конечно, ему будет ее не хватать, но зато дочь получит достойное образование.
Анжелику тоже вполне удовлетворил разговор с отцом о протестантах. Она уже давно хотела узнать его мнение обо всем этом, и вот теперь, когда беседа состоялась, девочка успокоилась.
Отцу будет полезно сотрудничество с Молином. Управляющий владениями Плесси-Бельер много знал и производил впечатление человека, который отлично разбирается в том, что представляет собой каждый в округе — богатый и бедный, католик и протестант, дворянин и крестьянин. Хозяин края, вот кто он был.
Не подавая виду, он также был хозяином и ветреных сеньоров, которым служил, этих «чудных» из Парижа, заносчивых Плесси-Бельер, которые столь редко наведывались в свой сказочно прекрасный белый замок, отражающийся в пруду с кувшинками.
Глава 5
В мае парни Монтелу украшали шляпы зелеными колосками, а девушки вплетали в волосы цветки льна, и все вместе шли танцевать вокруг дольменов — огромных, плоских, как стол, каменных плит, которые остались на полях Пуату с доисторических времен. На обратном пути, уже парами, неторопливо разбредались они по лугам и подлескам, наполненным благоуханием ландышей.
В июне папаша Солье выдавал замуж дочь и устраивал грандиозный праздник. Он был единственным крестьянином, на которого, как и на самого барона де Сансе, работали только издольщики. Солье считался в округе весьма зажиточным, да к тому же владел деревенской таверной.
Маленькую церквушку в романском стиле украсили цветами и огромными, толщиной с кулак, свечами. Мессир барон собственноручно подвел невесту к алтарю. Свадебный пир, продолжавшийся много часов, изобиловал черной и белой кровяной колбасой, андуетами[25], сосисками и сырами. Вино лилось рекой.
Встав из-за стола, все местные дамы отправились, согласно обычаю, преподносить новобрачной подарки.
Она сидела в своем новом доме, на скамье перед большим столом, где уже громоздилась разнообразная фаянсовая и оловянная посуда, простыни, скатерти, а также котлы из меди и чугуна. Круглое и немного грубоватое лицо молодой женщины под огромным венком из ромашек сияло от удовольствия.
Мадам де Сансе чувствовала себя немного неловко из-за своего скромного подарка — всего несколько тарелок из прекрасного фаянса, которые она специально хранила для подобных случаев. Анжелика внезапно подумала: в Монтелу они ели из простых крестьянских мисок. Эта нелепость одновременно рассердила и ранила Анжелику — люди такие странные! Стоило ли сомневаться, что и эта крестьянка тоже не будет пользоваться такими прекрасными тарелками, а скорее тщательно уложит их в сундук и будет продолжать есть из своей миски? Вот и в Плесси — такое множество восхитительных предметов было забыто и похоронено, как в могиле!
Анжелика нахмурилась и едва коснулась губами щеки новобрачной.
Парни между тем собрались вокруг большой супружеской кровати, забавляясь и отпуская игривые шуточки.
— Ах, моя красавица, — воскликнул один из них, — глядя на вас — тебя и твоего суженого — сразу пропадают всякие сомнения в том, что на рассвете для восстановления сил вам понадобится шодо![26]
— Мама, — спросила Анжелика, выходя из дома, — а зачем нужен шодо и почему о нем всегда говорят на свадьбах?
— Для крестьян подавать новобрачным этот напиток такой же обычай, как и делать подарки или танцевать, — уклончиво ответила мадам де Сансе.
Но объяснение матери не удовлетворило девочку, и она пообещала себе обязательно дождаться рассвета и разузнать тайну загадочного напитка.
На деревенской площади под большим вязом пока никто не танцевал. Мужчины по-прежнему сидели за столами, расставленными на возвышении прямо под открытым небом.
Вдруг Анжелика услышала рыдания старшей сестры Ортанс — она хотела возвратиться в замок, поскольку стыдилась своего слишком простого заштопанного платья.
— Ох! — воскликнула Анжелика. — Подумаешь! Вечно ты усложняешь себе жизнь, моя бедная сестра! Разве я жалуюсь на свое платье, хотя оно мне слишком тесно и коротко? А башмаки ужасно жмут! Но вместо того чтобы хныкать, я захватила с собой сабо и надену их, когда начнутся танцы. Я решила повеселиться вволю!
Но Ортанс продолжала реветь и настаивать на своем, жалуясь, что ей жарко и что она плохо себя чувствует. Мадам де Сансе подошла к мужу, сидевшему среди почетных гостей, и предупредила его, что уходит, но оставляет Анжелику с ним. Девочка присела отдохнуть на минутку около отца. Она несколько переусердствовала, отдавая дань свадебным яствам, и теперь ей хотелось спать.
Вокруг них сидели кюре, синдик, школьный учитель (при случае он мог быть и певчим, и хирургом-цирюльником, и звонарем) и несколько фермеров, которых называли «землепашцами». Они владели плугами с воловьими упряжками, а для работы на них нанимали поденщиков. Можно сказать, эта небольшая группа составляла деревенскую «аристократию». К ней принадлежал и Артэм Калло, землемер из соседнего поселка, приехавший ненадолго для того, чтобы помочь в осушении близлежащего болота. Он производил впечатление ученого иностранца, хотя был родом всего лишь из Лимузена. Наконец, здесь же восседал отец невесты, сам Поль Солье, владевший большим поголовьем крупного рогатого скота, лошадей и ослов. Этот тучный крестьянин из Пуату слыл самым влиятельным среди мелких фермеров, и хотя мессир Арман де Сансе считался его «господином», Солье определенно был куда богаче барона.