– Мама, с чего ты взяла, что это Лелик? Что за дикая мысль? Он из дома-то не выходил. Я говорил только с его отцом.
– Да! Но ты предупредил, что идешь к нему! Он успел подготовиться!
– Возвел баррикады и построил дамбы. – Все это было настолько смешно, что комментарии рождались непроизвольно. – Мама! Прекрати! Все произошло случайно. Они просто сидели там, а я прошел мимо.
Мать бросила полотенце на стол и обиженно уставилась в окно. На улице падал снег. Всеволод посмотрел на дно чашки. Там носились взбаламученные чаинки, лениво таяли крупинки сахара, оставляя после себя желейный шлейф.
– Я тебя не понимаю, – глухо заговорила мать. – Кому и что ты хочешь доказать? Тебе жалко Лелика? Сам говорил, что он нарушил договор и собирался идти к завучу.
– Мама! Я вообще об этом уже не думаю. – Чая не хотелось. Чаинки рождали неприятное чувство. – Я думаю, что надо позвонить Кадиму Алиевичу и попросить поменять расписание музыкальных занятий. Несколько дней я не смогу играть.
– Тогда поезжай к отцу. Пускай тебя посмотрят его светила.
– И к отцу я не поеду.
– Почему?
– Потому что я хочу в Камбоджу, на праздник поворота рек.
Мать взмахнула рукой, забыв, что полотенце она уже бросила.
Миловидная девушка старательно супила бровки и поджимала губы. Волосы у нее были собраны в очень тугой пучок, особо морщиться такая прическа ей не позволяла. Но по роли она была следователем, поэтому должна была изображать серьезность.
«Неужели вы не заметили, что в семье у вас не все ладно?» – сурово спрашивала она пожилого дядьку, неубедительно изображавшего равнодушие.
«Почему? У нас все в семье было хорошо», – лениво тянул дядька, как будто ему было неохота играть свою скучную роль.
Сидели они на уличной лавочке, звукооператор щедро наградил картинку звуками – шумом машин, цоканьем каблучков, детскими криками, но в кадре всего этого не было – ни машин, ни людей. Только эти двое.
«И вы разве не замечали, что Ксюша была несчастна?» – тянула свое следователь, в конце каждого слова решительно кивая.
Всеволод тяжело вздохнул, удобней устраиваясь на диване. Мать покосилась на него, но ничего не сказала.
«Почему несчастна? С чего вы взяли?» – оживился дядька, выпадая из роли задумчивого меланхолика.
– Действительно! – подпрыгнул на своем месте Всеволод.
«Нормальная жизнь. Жена занимается хозяйством, муж зарабатывает деньги».
«Жена, – осуждающим тоном произнесла девушка. – Но Ксюша ваша дочь».
– Вот ведь незадача какая! – хохотнул Всеволод.
– Лодя! – оторвалась от экрана мама.
«Что же поделать, если мать тяжело болеет? Вероника еще маленькая, ей в школе учиться, хозяйством некогда заниматься, – мужчина поскучнел. – Я из семьи военных. У нас всегда было принято, что хозяйством занимаются женщины. Кем бы они ни были».
Девушка, то ли забыв свои слова, то ли вдруг вслушавшись в то, что говорит мужчина, распахнула глаза.
Кадр сменился, показав квартиру незадачливого папаши, стругающую у стола огурцы Ксюшу, прыгающую с дневником малолетнюю Веронику. Сам военный сидел за пустым столом и щелкал кнопками пульта. Методично так щелкал, не задерживаясь ни на секунду.
«Ксюша! Укол!» – позвали из-за кадра.
Ксюша бросила нож и, снеся на своем пути малолетнюю сестру, помчалась из кухни.
– Спорим, у нее сейчас что-нибудь либо пригорит, либо убежит.
«Ксюша! У тебя что-то убегает!» – крикнул военный, сосредоточенно глядя в телевизор.
Ксюша нарисовалась в кухне, споткнулась о сестру и зависла, глядя на кастрюлю.
– Они ее забыли на плиту поставить, – хохотнул Всеволод. – Видишь? Стоит на белой подставке!
На экран вернулась улица, лавочка, серьезная девушка, вновь собравшая лицо в морщинки, грустный военный. Он уныло принялся объяснять, что жизнь бывает разная, а у Ксюши так вообще была невероятно счастливая. Перед смертью замуж вышла.
– Кто же у них теперь будет хозяйством заниматься? – вздохнул Всеволод, силясь спрятать улыбку. – Бедный.
– Прекрати! – вспылила мама. – Что ты здесь лежишь? Иди отсюда. Не мешай смотреть!
– Я тоже смотрю! – повернулся Всеволод. – Познаю жизнь.
– Какую жизнь? Сидишь ворчишь.
– Какая есть, такая и жизнь. А на меня вообще кричать нельзя. Могут начаться головокружения и обмороки. Это чревато нехорошими последствиями.
– Болтун!
В кадре появились двое мужиков. Через слово мелькало имя Ксюши.
– Вот, пропустила все, – расстроилась мама.
– Давай я тебе лучше расскажу, кто преступник.
– Ты мне еще будешь удовольствие портить! Весь в отца!
– Неплохое сравнение.
Реклама взорвалась громкой песней. И вместе с ней брякнул звонок в дверь.
– А телефона у нас теперь нет, чтобы предупредить о своем приходе? – выплеснула свое недовольство на еще неизвестного гостя мама и ушла в коридор.
– Телефона у нас как раз и нет, – сам себе сказал Всеволод.
Щелканье замков, грустный вздох двери, еле слышное бормотание.
– Нет! – строго произнесла мама.
Бормотание.
– Я сказала – нет! И не проси!
Бормотание.
Всеволод спустил ноги с дивана. Разноцветные драже разбежались по экрану. Значит, надо идти.
– Даже не думай!
Мама была невысокой, Лелик хорошо за ней просматривался.
– Здравствуй.
Мать обернулась на его приветствие.
– И ты будешь с ним говорить? – изумилась она. – Он ведь…
– Буду. – Всеволод прямо глянул на гостя. – Ты же ко мне?
Было видно, как Лелику тяжело. Он стоял, вытянувшись, готовый при малейшем порыве ветра выпасть за дверь. Моральные принципы штука тяжелая, к земле пригибает.
– Я пока не бываю на улице, – спокойно ответил Всеволод. – Мы можем поговорить у меня?
– Твой телефон не отвечает! – запальчиво начал Лелик. – А на домашний…
– Телефон у меня украли.
От этих слов глаза Лелика сузились. Ничего! В следующий раз не будет его гиббоном называть.
– Проходи в комнату, – тихо пригласил Всеволод.
– Лодя! Я против! – пыталась сопротивляться мама. – А если у него с собой нож?
Лелик замер, не донеся ногу до пола в прихожей.
– Мама, нож – это немодно. Сейчас носят шокеры. Тебе это должны были сказать по телевизору.
– Выросли, да? – прошептала мать, подпуская в голос слезу. – Родители теперь не нужны?
Лелик закончил движение и оказался в квартире. Демонстративно не закрывая дверь, мать ушла в гостиную.
– Разувайся. – Дверь с легким всхлипом закрылась. – Где комната, помнишь?
Лелик снова вздрогнул, но бежать было поздно.
– Ты тоже считаешь, что я это подстроил? – Он стоял по середине комнаты, глядя на темную стену перед собой.
Всеволод выдержал еле заметную паузу. Надо не ошибиться с ответом: «А кто тогда?», «А сам ты как считаешь?», «А кто еще так считает?», «Подстроил что?» Все это сейчас будет некрасиво. Стоит выбрать другой ход.
– Не глупи! Конечно, нет.
Они были в чем-то похожи внешне. В первом классе их постоянно путала учительница. Потом привыкла. В пятом опять стали путать. В шестом у Лелика появились очки, путаница закончилась.
Лелик – из-за мультфильма. Лелик и Болек. Болек был Всеволод. Потому что постоянно болел. Учительница случайно обронила, приклеилось мгновенно. Но вот он болеть перестал, и все постепенно забыли, что его так звали. А у Лелика кличка так и осталась. Сначала было смешно, потому что Белов пытался с ней бороться. Потом ему стало все равно. Лелик и Лелик.
– А остальные считают! – прошептал Лелик. Выглядел он потерянным. Пришел и сам не понимал зачем. – Нинка их настроила.
– Подумаешь, девчонки треплят. Собака лает, караван идет.
Лелик быстро глянул на него.
– Караван? И далеко ты на своем караване уехал?
– Ты о чем?
– Ну, ты же собрался в свою Камбоджу!
– При чем здесь Камбоджа?
– Вот и катись! С папочкой.
Ух ты! Какие мы, оказывается, завистливые!
– А тебя задело, что ли? – Слишком простое объяснение! Неужели река Меконг сбила Лелика с ног?
– Не твое дело! Это здесь вообще ни при чем! – В крике Лелик разгонялся, как паровоз.
Ага! Задело! Тоже в Камбоджу захотелось. На песнь гиббонов.
– А что при чем?
– Нинка! Она тебя не просто так защищает. У нее своя причина.
Нинка… Белый слон, легкомысленный и стремительный. Почему-то представилось, как он резво убегает за горизонт.
– Наверное, ей меня жалко. – Всеволод усмехнулся, давая понять, что ему дела нет до девчачьих дел. – Она всегда сочувствовала униженным и оскорбленным.
У Лелика на лице торжество. Сейчас откроет большую военную тайну.
– Она в тебя влюблена, – желчно выговорил он.
Сообщение не задело Всеволода, словно говорили сейчас не о нем. Слон пронесся за горизонт второй раз.
– А Света, выходит, влюблена в тебя?
Светка большеглазая и большеротая, щекастенькая. Но низковата. И Лелику совсем не подходит. Скорее тура, чем слон. Тяжелая фигура.
– А Света, выходит, влюблена в тебя?
Светка большеглазая и большеротая, щекастенькая. Но низковата. И Лелику совсем не подходит. Скорее тура, чем слон. Тяжелая фигура.
– Выходит, – процедил Лелик. – Мне плевать, кто с кем. Я теперь в школу не могу ходить. Все шумят, все обсуждают.
– Нашли чем заниматься, лучше бы телевизор смотрели!
И как подтверждение, через коридор из открытой двери гостиной донеслась бодрая музыка рекламы.
– Скоро затихнут. Это ненадолго.
– Не так быстро, как тебе хотелось бы, – чуть громче, чем стоило, произнес Лелик и тише добавил: – У меня родителей вызвали в гимназию. И я не понимаю, почему в этой истории все перепало мне. Где остальные?
– А ты хочешь, чтобы задело всех?
Они говорили очень по-взрослому. И от этого какая-то жилка дрожала внутри, на пределе своего натяжения, готовая вот-вот лопнуть.
– Это несправедливо! Всю эту историю заварила Нинка.
– Ты теперь хочешь заложить ее?
– Я хочу, чтобы было справедливо.
– А за Ниной пострадает Света.
– Ты собираешься их защищать?
Всеволод повернулся в сторону бывшего друга и даже присвистнул от неожиданности. Вот как все, оказывается, получилось! Из-за Камбоджи Лелик психанул в истории с телескопом. Стал встречаться со Светкой, потому что Нина… А что Нина?
– Я не собираюсь никого защищать. – Как же тяжело объяснять очевидные вещи. – Я не собираюсь никого предавать.
Лелик не выдержал и закричал:
– Это не предательство! Когда все против одного – где же здесь предательство? И не надо в меня тыкать этим словом! Нинка меня им нашпиговала, как котлету! – Он нервно забегал по комнате. – Это ты все устроил! Что я теперь могу сделать? Все слишком запуталось. Надо что-то предпринять! Сходи к завучу и объяснись. Я знаю, ты сможешь. И тебя послушают, потому что ты у них в любимчиках. Меня даже слушать не хотят.
Так и тянуло вернуть реплику, сказав, что если кто и начал, так это Лелик. Никто его не заставлял идти в учительскую. Сам побежал, и тогда Всеволод разыграл партию. Чтобы выиграть время.
– Никуда я не пойду, – тихо проговорил он. – Надо подождать.
Сколько раз он уже произносил это? Странно, что его так никто и не услышал.
– Знаешь, кто ты после этого? – воскликнул Лелик и посмотрел взглядом голодного питона.
– Знаю, – быстро ответил Всеволод, сдерживая улыбку. – Мне об этом Нина тоже рассказала. Сволочь и предатель. А еще слабак и размазня.
– Я этого не говорил!
– Она говорила. Поначалу Нина тебя защищала.
– Пойди в гимназию и сам все расскажи! – требовательно вскрикнул Лелик. – Куда ты дел этот телескоп? Инопланетяне утащили?
– Почти.
Всегда приятно осознавать, что ты победитель. Шахматы – игра на самообладание. Проигрывает тот, у кого сдают нервы.
– Никому ничего я говорить не буду. Пройдет время, и я все верну. – Стало скучно. – Что вы все бегаете и суетитесь? Исполняете девиз рок-н-ролла – «Жить стремительно, умереть молодым»?
– Хорошо! – Лелик как будто снова приободрился. – Тогда пойди в класс и скажи всем, что я не подсылал никого, чтобы тебя побили.
Всеволод вдруг понял, что ему все это надоело. Что он устал ходить по одному кругу и говорить одно и то же. Люди слышат только себя. А если чего недослышали, так придумали. И все в меру своей фантазии. Другого человека, того, с кем они общаются, там нет и в помине.
– Я сделаю другое, – прошептал Всеволод. Жилка в голове снова запульсировала. Она что-то требовала. Как будто хотела выбраться из мозгов и пролиться на землю. – Я, пожалуй, уйду из гимназии. Достали вы меня все.
Лелик вздрогнул.
– Никуда ты не уйдешь, – таким же шепотом отозвался он. – Тебя не отпустят.
– Я и спрашивать не буду. Заберу документы и отнесу в ближайшую школу. Вундеркинды нужны везде.
– Никому ты не нужен! – вскрикнул Лелик. – Думаешь, что особенный? А ты – никакой! Урод!
Он вылетел из комнаты. Из коридора раздалось клацанье замка – Лелик не мог справиться со старомодной системой.
– Ну что, что ломаешь? – напоказ, раздраженно спросила мама. – Вот как надо.
Замок щелкнул.
– Спасибо, – на вдохе, с всхлипом произнес Лелик.
Загрохотал по ступеням лестницы.
Уходить из гимназии не хотелось. Но, раз уж так получилось, деваться некуда. Не хватало еще, чтобы Лелик тыкал ему в нос этим обещанием. В конце концов, ему оставалось учиться всего полтора года. Потом он уйдет в музыкальное училище. И там все будет по-другому.
В гостиной телевизионные герои все еще гадали о таинственной смерти Ксюши.
Глава третья
Ошибка
Школа – типовое здание, какие строили в начале шестидесятых годов прошлого века. Пятиэтажное. Желтенькое. С выступами фальшивых колонн и барельефами классиков – Пушкина, Толстого и еще кого-то, кто за пятьдесят лет успел стереться. Вроде бы по усам угадывался Горький.
Высокий черный забор. Слишком черный для старушки-школы. Больше походит на оградку у могилы. И чего он стал придираться к такой ерунде?
Перед школой такой же типовой памятник героям Великой Отечественной войны. Серый плоский камень со скошенной верхней гранью. Мраморная табличка. Дорожка для линеек, ряд подстриженных кустов. Небольшая площадка перед школой с затоптанным слякотным снегом. Направо школьный сад с березами и липами, голая, прометенная земля. Налево спортивная площадка с новым резиновым покрытием – зона для футбола, волейбола, баскетбольные кольца, зигзаг железного лабиринта. И совершенно неуместный тут щит для преодоления препятствий, забредший как будто с собачьей площадки.
Тихо, урок начался. Школа отзвенела, отшумела и теперь отдыхала до перемены, чуть присев, распустив пояс и прикрыв глаза-окна.
Прикрыв, да не все. Одно окно было распахнуто, и в нем маячила девчонка. Стояла на подоконнике и, перегнувшись, что-то кричала невидимому с улицы собеседнику. Худая, движения дерганные, черные волосы распущены. Когда повернулась, стало видно тонкое восточное лицо с пронзительными черными глазами. За ее спиной появилась покрасневшая светловолосая девушка. Она схватилась за раму. Крикнула, глядя на собеседницу снизу вверх:
– Ненормальная! Убирайся отсюда!
Дернула рамой. Черноволосая полетела с подоконника – то ли сама спрыгнула, то ли ее столкнули – Всеволод не успел разглядеть. Размазанной кляксой девчонка рухнула в жидкий мокрый сугробик. Но упала не ногами, а как-то боком, лихо перевернувшись. Вскинула волосы, чтобы посмотреть вверх.
Всеволод поймал себя на мысли, что на происходящее смотрит безучастно, как будто на очередную серию. Потому что все это было неправильным, невозможным, нереальным.
В окне вместо светловолосой неожиданно появилась женщина с высокой прической. Она недовольно глянула вниз.
– Гараева! Ты что там делаешь?
Черноволосая Гараева сидела, задумчиво рассматривая свои перепачканные руки.
– Немедленно встань с земли! – припечатала женщина.
Крик подействовал, девушка встала и начала сосредоточенно счищать грязь с брюк.
– Дура! Идиотка! Умалишенная! – перевесилась через окно светловолосая. Лицо ее, казалось, еще больше покраснело.
Шарахнуло, закрываясь, окно.
Гараева задела Всеволода взглядом и, гордо вскинув голову, пошла к входной двери. Джинсы у нее были изрядно испачканы, рукав свитера порван.
«Ничего себе! – вертелось у Всеволода в голове. И как в заевшем проигрывателе снова: – Ничего себе! Ничего себе!»
Девушка долго звонила около двери. Ждала, поправляя волосы, вычищая грязь из-под ногтей. Но вот щелкнул замок, и она скрылась в школе.
Дверь. Замок. Всеволод вспомнил, что ему тоже не мешало бы попасть внутрь здания. Побежал, оскальзываясь на снежных соплях. Поймал уже почти закрывшуюся дверь.
– Я хотел бы записаться в вашу школу. С кем я могу поговорить?
Охранник, невысокий парень в камуфляжном костюме, озадаченно смотрел на Всеволода.
– С завучем, наверное… – нерешительно пробормотал он.
Дрогнул пол. По кафелю первого этажа зацокали тяжелые шаги.
– А вот и Алевтина Петровна, – сразу оживился охранник.
Из-за поворота появилась та самая женщина, что выглядывала из окна. Лицо у нее было грозное. Небольшое, остроносое, злое.
– Ты из какого класса? – тут же налетела она на Всеволода. – Почему не на уроке?
И только откричавшись, посмотрела внимательней.
Всеволод представился, предупредив, зачем пришел.
– Странное заявление! – не сбавляла оборотов женщина. – Ты приехал откуда-нибудь? Где родители? Почему ты один?
– Нет, я просто хочу уйти из своего класса.
– Еще один бузотер? – Крылышки носа завуча грозно расправились. – Мне своих хватает. То раковины взрывают, то в окна прыгают. Ты какой класс?
– Восьмой. Я бы хотел это сделать без родителей.
Завуч посмотрела мимо Всеволода и вдруг смягчилась.
– Пойдем, поговорим. Расскажешь, что и как. И почему ты без родителей, тоже расскажешь.