Кокон - Посняков Андрей 14 стр.

Бросив парням рюкзак, Макс наклонился к лыжам, краем глаза наблюдая за поведением гопников — те, что стояли рядом, радостно потрошили рюкзачок…

— Ой, Гоша, глянь — консервы! Бычки! Давно бычков не едал!

…остальные находились шагах в десяти…

Отлично!

Хоп!!! Схватив лыжину, Макс коротко, без замаха, ударил одного из гопников острием в пах… Хоп! Другого тут же приложил по лицу — удар пришелся по носу, и разбойник, закричав от боли, тотчас же повалился навзничь… Не тратя ни секунды, Тихомиров приласкал лыжей того, скрючившегося, — ударил изо всех сил по затылку — Средневековье так Средневековье, жалеть он никого не собирался!

Удар пришелся по шее — что-то хрустнуло, и что-то щелкнуло в голове Максима — он бил, бил и бил, а вокруг летели кровавые брызги… Затем с перекошенным лицом обернулся к тем, что остались… Сжимая в руках окровавленную лыжу, пошел, словно единственный оставшийся в живых красноармеец с последней гранатой на немецкий танк…

Гопники дрогнули… Переглянулись. И дружно бросились прочь, позабыв о своих поверженных соратниках.

Тихомиров пришел в себя, только лишь подходя к подъезду. Нагнулся, вытер раскрасневшееся лицо снегом, немного постоял, подставив лицо вдруг налетевшему ветерку и окончательно успокаиваясь.

Тряхнул головой — ну и денек сегодня! Гопники эти… Откуда и взялись? Впрочем, таких было сейчас много. Хоть та же Ника с ее бандой… В мужской клуб танцевать пошла… да уж, вероятно, ее и взяли — уж кого же еще-то?

Еще подходя к двери, Тихомиров заметил что-то неладное… Дверь-то оказалась открытой! Не нараспашку, конечно, но…

— Олесь! Ты что дверь-то не запираешь? — входя, громко произнес Максим.

Ответом была лишь тишина.

Не снимая обуви, молодой человек рванул в комнату… Мать честная! Все вокруг, буквально все было перевернуто, содранные с окна занавески валялись на полу, в воздухе кружил пух из взрезанных ножом подушек, экран телевизора был разбит — похоже, что вазой, осколки которой валялись рядом с тумбочкой. Да, еще и буржуйка оказалась поваленной на пол — и как еще пожар не начался?

Однако и это не было сейчас главным… Олеся! Куда же делась девушка? Кто и зачем ворвался сюда, куда увели Олесю?! Неужто это проделки самозваного старосты подъезда?

Тихомиров нехорошо усмехнулся — в таком случае этому деятелю не поздоровится, и уже очень скоро… Хотя, с другой стороны, здесь такой случай, что сломя голову переть не надо.

И все же Максим скорее всего наплевал бы на осторожность и все такое прочее, взял бы чертова склочника за грудки, вытряс бы всю правду, если бы тот оказался дома, в своей квартире двумя этажами ниже, если бы открыл дверь, если бы… если бы Максим не встретил по пути поднимающегося по лестнице алкоголика — тоже соседа, только с верхнего этажа.

Тот едва не упал на Тихомирова. Ухмыльнулся, пошатываясь и обдавая ядреным запахом недельного перегара, даже не постеснялся спросить на опохмел… хотя бы одеколончику. Жалобно так поморгал, мол, может быть, фуфырик где завалялся?

— Нет, не завалялся. — Максим хотел было пробежать мимо, но… — Хотя как посмотреть? Ты тут вот только что никого чужих не видел? Ну, в нашем подъезде?

— Чужих?! — Алконавт сдвинул на затылок старую барашковую шапку. — Не, не видал…

— Жаль… Ну пока, пиши письма!

— Эй, постой…

Макс обернулся:

— Ну сказал же: нету меня никаких фуфыриков.

— Я вспомнил… До обеда еще приезжали тут какие-то на санях. Чего им надо было, не спрашивал.

— Так-так. — Тихомиров насторожился, вспоминая, завалялся ли у него где-нибудь одеколон или нет. Впрочем, в таком бардаке вряд ли что уцелело, наверняка разбился… Однако…

— Слышь? А жидкость для розжига тебе пойдет?

— На спирту?

— Обижаешь!

— Давай неси. А я тут пока повспоминаю.

Двое открытых саней и одна большая кибитка, поставленный на полозья фургончик — вот все полезное, что смог узнать Тихомиров в обмен на флакончик стеклоочистителя. Приехали, постояли и так же тихо уехали. Зачем приезжали? А черт его… Староста Иван Кузьмич? Тот, что из сорок пятой квартиры? Может, он их встречал, кто знает? Выводили ли кого из дома? Хм… да вроде ничего такого не видел… вот именно что — вроде.

На первом этаже — окнами к подъезду — жила одна из тех теток, что поддерживали новоявленного старосту Ивана Кузьмича почти во всех его начинаниях. И уж эта отличающаяся крайне болезненным любопытством женщина просто не могла ничего не заметить.

Подскочив к двери, Максим настойчиво забарабанил. Ноль! Никакого эффекта. А дверь у тетки была хорошая, новая, поставленная, видать, в прошлом году или чуть-чуть ранее: красивая, железная, с синей подсветкой ручки и панорамным глазком.

И Тихомиров мог бы сейчас дать голову на отсечение (или, лучше, ногу на облизывание), что там, за этой красивой дверью, явно кто-то был! Обитательница квартиры — стопудово! — осторожно подкравшись, стояла сейчас, пялясь в глазок… Но не открывала! Сука…

Макс нервно пригладил волосы. А может, показалось все? Может, там и нет никого — пустая квартира?

Молодой человек повернулся к лестнице и старательно затопал ногами, делая вид, что поднимается наверх, к себе. Потом, выждав некоторое время, неслышно спустился. Уселся на корточках под дверью, прислушался… Ага… Вот в квартире что-то звякнуло. Вот потянуло подгоревшей кашей. Была, была тетка! А не открывала, потому что явно что-то видела, знала, но не хотела рассказывать, а может, и сама была каким-то боком причастна к случившемуся.

И наверняка не мог быть непричастен староста! Впрочем, в его квартиру колотиться тщетно. Точно такая же дверь, глазок…

Как же узнать?

Впрочем, есть один вариант… даже несколько…

Сбегав в разгромленную квартиру, Тихомиров прихватил оставшиеся от Олеси сигареты — почти целую пачку, вышел на улицу и, осмотревшись, направился к возившейся у снежной горки ребятне. Как в старые добрые времена, мальчишки и девчонки катались с горки, валялись в сугробах, кричали, играли в снежки. Словно небо над ними и не было покрыто надоевшей желтой взвесью, словно оно радостно голубело, словно бежали кудрявые сахарно-белые облака, словно ярко сверкало солнце…

Безмятежно распахнув куртку, Максим встал неподалеку у дерева, закурил, хотя давно уже бросил, картинно поигрывая кончиком длинного шерстяного шарфа. Будто просто надоело дома сидеть, вот и вышел человек на улицу — день-то, можно сказать, теплый, светлый. Кстати, тут и собачники должны быть, в скверике, вот и у них бы спросить.

— Дяденька, сигареткой не угостите?

Макс скосил глаза, повнимательней рассматривая подошедших пацанов: обоим лет по двенадцати, оба худые, веснушчатые, в одинаковых синих, с белыми полосками, шапках. В другое время Тихомиров их прогнал бы далеко с подобными просьбами, но сейчас…

Сплюнув, открыл пачку:

— Курите, парни! Что, скучаете?

— Да как сказать. — Вежливо поблагодарив, мальчишки переглянулись, один вытащил из кармана курточки спички, чиркнул… А семья у него небедная, спички сейчас — драгоценность.

— Знаете, раньше мы думали: вот здорово было бы в школу не ходить, а сейчас… — Парень неожиданно вздохнул и закашлялся. — А сейчас — пошли бы. Не знаю, как кто, а я бы — точно!

— И я.

— Да, — задумчиво покивал Максим. — Понимаю — скучно. Развлечений во дворе — никаких, раньше хоть машины ездили, иногда сталкивались — интересно было.

— Да, машины, — охотно поддержали пацаны.

— А вот сегодня, с утра, телеги какие-то приезжали.

Так-так! Тихомиров насторожился.

— И не телеги, а сани — вечно ты все путаешь, Колька! Это, между прочим, сантехники были.

— Почему же сантехники-то? — удивился Макс.

— Так их староста Иван Кузьмич встречал.

— Ого! Так вы и старосту знаете?

— Кто ж его не знает? — Пацаны снова переглянулись и почему-то вздохнули.

— И что староста? — форсировал разговор молодой человек.

— Да ничего. Встретил, показал какую-то бумагу… Повел в подъезд.

— Так-так-так… А из подъезда они когда вышли?

— Точно не знаем… Может, часа через два. Мы тут играли…

— А одни вышли-то?

— Одни…

— Не, не одни, Колька! Женщина какая-то с ними была… Они ее вели под руки. И быстренько в сани… ну, в фургон, на санях который.

— Что за женщина? — быстро спросил Максим. — Молодая или старая?

— Да я близко не видел… Но старая, кажется…

— Точно старая?

— Ну да. — Парнишка пожал плечами. — Старая. Лет, может, двадцать. В кофте такой, зеленой.

— Может. в свитере?

— Может, и в свитере.

Она! Олеся! У нее как раз и был такой свитер — зеленый, в обтяжечку… Она!

— А куда они поехали, вы, конечно, внимания не обратили?

— Не-а, не обратили. Чего смотреть-то? И так ясно — куда. На электростанцию, куда же еще-то? Сани всегда туда ездят.

На электростанцию… Да, скорее всего — именно туда. Там — база.

Кивнув на прощанье мальчишкам, Тихомиров снова поднялся в себе, прикидывая, что бы могло пригодиться? Ну, во-первых, вне всяких сомнений, лыжи, хорошо, что он их не выкинул. А во-вторых, широкий охотничий нож, в-третьих, плоскогубцы, в-четвертых, фонарь, в-пятых… Бинокль!

Сложив все в рюкзак, Максим прихватил лыжи и, выйдя из дому, быстро зашагал к Советской.

До ТЭЦ было не так уж и далеко, если по прямой — мимо сквера, дворами, только вот сейчас все старые улочки были засыпаны снегом — ни пройти ни проехать. Разве что на лыжах, да и то — по сугробам, по целине — не очень-то хотелось.

Тихомиров так и пошел — по Советской, по накатанной санями колее — лыжи скользили хорошо, ходко, и до своей цели молодой человек добрался быстро, куда быстрее, чем если бы пытался срезать путь по сугробам.

Ничего не изменилось с тех самых пор, когда Максим был здесь в последний раз, — все те же приземистые кирпичные здания, высокая дымящая труба, поленницы, ограда. Ворота были распахнуты настежь — как раз подъехали возы с дровами.

Тихомиров не поленился, нацепил лыжи и, поднявшись на вершину расположенного рядом холма, прильнул к биноклю. Кроме саней с топливом, к воротам иногда подъезжали и фургоны, после быстрого осмотра сворачивающие к дальнему сараю, точнее даже сказать — пакгаузу, сложенному из белого кирпича. А красным, огнеупорным, по фасаду были выложены цифры — «1957». В пятьдесят седьмом году строили… Господи, как давно это было — в другой эпохе! Хотя сейчас и прошлый год — другая эпоха.

Итак, цель определилась — пакгауз, именно туда из фургонов выводили людей — в основном, как удалось увидеть, детей и молодых девушек. Работники? Толку с таких…

Какое-то нехорошее предчувствие охватило вдруг Макса, словно эти фургоны, этот старый пакгауз были воплощением какого-то зла. И зачем там держать детей? Девушек?

Интересно, там ли Олеся? Впрочем, что толку гадать?

Нужно как-то проникнуть в пакгауз! Насколько мог заметить молодой человек, это здание никак не охранялось, даже по периметру ограды не прохаживались часовые — так ведь не война же! — вполне обходились дюжими охранниками на воротах. Значит, просто нужно как-то попасть за ограду… и обратно. Всего-то и дел! Однако ограда высока, наверное, метра четыре, да поверху пущена спираль Бруно — может быть, она даже под током.

И что делать?

Макс осмотрел все подходы к объекту, внимание его привлек обрыв — как раз с этого вот холма… Если встать на лыжи да набрать хорошую скорость, наверное, тогда можно будет перемахнуть через ограждение… А обратно как? Прорываться через ворота? Но кто его знает, сколько на объекте охранников? Нет, этот вариант — на самый крайний случай.

А тогда как же?

И тут Максима вдруг осенило: господи, да возы же! Сани!

Тихомиров тут же вспомнил трактир, шинок сразу за самолетом, — именно туда охотно сворачивали возчики. Посидеть, поболтать, выпить… Хоть в мире и неизвестно что делается, однако натуру человеческую не изменишь.

Быстро спустившись с холма, молодой человек нацепил лыжи и зашагал к самолету. Сначала шел ходко — по колее, а затем, уже на подходе, свернул и вышел к шинку со стороны леса.

Уже начинало темнеть — весьма кстати, и путник, спрятав лыжи в кустах, никем не замеченный подобрался к самому заведению. А там и зашагал в полный рост — никто из подъехавших возчиков не обращал на него никакого внимания, дверь шинка постоянно хлопала, впуская-выпуская клиентов и обдавая двор запахом дешевого пойла.

Выбрав подходящие сани, Тихомиров оглянулся, быстро спрятался в дровах и, обложившись поленьями, стал ждать. Он уже начал немного замерзать, когда наконец услыхал шаги возчика. Лошадь хрипнула…

— Н-но!

Заскрипев полозьями, ходко покатили по наезженной колее сани. Минут через двадцать остановились… послышались голоса.

Ворота — догадался Максим и на всякий случай приготовился ретироваться. Если кто сейчас вдруг заглянет — треснуть поленом по лбу и бежать в ночь. Ни за что не поймают — тут и думать нечего.

Молодой человек уже присмотрел вполне подходящее для такой цели полено — в меру тяжелое, в меру ухватистое, приготовился…

— Давай проезжай!

Сани дернулись. Снова заскрипели полозья. Тихомиров перевел дух — слава богу, кажется, пронесло.

Ага… Снова остановились.

— Эй, парни! Принимайте дровишки!

— Сейчас пришлем грузчиков… А! Это ты, что ли, Мишка?

— Я!

— Ну так что стоишь? Заходи погрейся — ничего с твоими дровами не случится.

Хлопнула дверь. Выждав пару секунд, Максим осторожно выбрался наружу и, таясь в тени станционных строений, быстро пробрался к пакгаузу.

Ведущая в помещение дверь оказалась хоть и запертой, но довольно хлипкой — не долго думая, молодой человек выбил ее одним ударом ноги и, оглянувшись, нырнул в низкую полутемную залу, оказавшуюся абсолютно пустой.

Под потолком горела тусклая закопченная лампочка в двадцать пять ватт, вдоль стен стояло какое-то оборудование, станки, ящики.

Что-то хрустнуло под ногой… Пластиковый стакан! А вот еще… А вон, в ящике, упаковки «Доширак» уже использованные…

Макс взял одну — осмотрел, понюхал… Здесь ели не так уж и давно, может быть, даже сегодня, еще с утра или днем. Интересно, а куда же все…

Чу!

Тихомиров вздрогнул — ему вдруг почудился стон.

Прислушался… Нет, вот опять… Где-то совсем рядом… в дальнем углу.

Скользнув туда, Максим вновь очутился перед закрытой дверью, правда, на этот раз она была заперта лишь на засов. Замок-контролька лежал на ящике рядом. Видно, тот, кто закрыл дверь, намеревался сюда обязательно наведаться еще разок, быть может совсем скоро.

Снова стон!

Как раз оттуда!

Быстро отодвинув засов, Тихомиров распахнул дверь.

— Господи, Максим! Ты? — неуверенно сказали из темноты.

— Я… А вы кто? И что здесь…

Заслоняя рукой глаза от света лампочки, на порог шагнул изможденный мужчина.

— Петрович!!! — узнав его, ахнул Максим.

Глава 8

По следу

Они выбрались за ворота в санях, под брезентом. Скрипели полозья. Пахло еловой хвоей, смолой и скипидаром. Возница попался веселый — все время пел пьяным голосом громкие песни из репертуара «Любэ»:

Время от времени песни на миг прекращались, видать, парень прикладывался к бутылке — слышны были и бульканье, и довольный вздох, и смачное чавканье. Чем он, интересно, закусывал — салом что ли?

Чуть откинув брезент, Максим выжидал местечко потемнее — не хотелось отъезжать от города слишком далеко. В тусклом свете фонарей — лесная дорожка была освещена — мелькали еловые заросли, какой-то бурелом, сугробы… Вот, кажется, здесь уже довольно темно — сани как раз нырнули в овражек.

— Пора, — шепнул Макс, толкая локтем инженера.

Тот кивнул, и оба осторожно соскользнули с саней в снег.

Скрывшийся за поворотом возчик ничего не заметил — слишком был поглощен выпивкой и распеванием лихих песен:

— Веселый парень, — усмехнулся Тихомиров, поднимаясь на ноги. — Ну, Григорий Петрович, рассказывай!

Инженер лишь покачал головой и улыбнулся:

— Вот уж не ожидал тебя встретить.

— Вообще-то я искал одну девушку… ее как раз сюда привезли. Красивая такая, кареглазая, Олесей зовут…

— Девушка? — Петрович зябко поежился и прибавил шагу: все ж таки одет он был довольно легко для зимних прогулок — в спецовку и свитер. — Может, и была девушка… тут много их было, но меня держали отдельно. К сотрудничеству хотели склонить, уговаривали…

— А с девушками-то, с девушками что?

— Увезли куда-то. Их здесь, на станции, долго не держат. В фургон и… Куда вот только — не знаю, не очень-то я тут с местными общался, с одним мужичком только… ушлый такой, с прищуром нехорошим. Микол Игнатьевич — так он представился.

Тихомиров усмехнулся:

— Ну конечно — Микол.

— Что-что?

— Да так. Ничего нового. Просто как-то рассказывали об одной дальней деревне и ее старосте. Может быть, туда они пленниц вывозят, к себе. В работницы… или чего похуже. — Молодой человек нервно сплюнул. — Завтра пойду. Возьму вот лыжи и…

— Вместе пойдем, — кашлянув, негромко промолвил Петрович. — Меня тоже давно любопытство терзает: что за Микол? Посмотрим…