— Нет, я вроде бы не могу этим похвастаться, — возразил Роджер, ни в коей мере не задетый. — И Джулия не может. Да и Майкл, по-моему, тоже. Не хочешь ли ты после уроков поиграть в нашем древесном домике?
Мур был польщен. Он так обрадовался, что даже забыл, как сильно скучает по дому. Мур провел прекрасный вечер в лесу, помогая Роджеру и Джулии благоустраивать их домик. В Замок он вернулся уже после гонга к ужину и обнаружил, что «оконное заклинание» теряет свою силу. Когда окна вновь потемнели, комнаты погрузились уже не в полную темноту, а в нечто вроде сероватых сумерек. К следующему утру все кончилось, а Крестоманси опять промолчал.
Но Гвендолен снова ринулась в бой. Она поймала посыльного из булочной, когда он въезжал в ворота на велосипеде с полной корзиной хлеба. Мальчишка явился на кухню с несколько ошарашенным видом и признался, что у него кружится голова. По-видимому, самое интересное произошло, когда хлеб начали нарезать. В результате детям пришлось довольствоваться лепешками.
— Экая же ты баловница, Гвендолен, — сказала Мэри, доставая лепешки из лифта. — Ты нас здорово позабавила. Роберт подумал, что у него с головой не в порядке, когда буханка, которую он резал, оказалась старым башмаком. Тогда повар взялся за другую буханку, и в следующую минуту они с Нэнси уже пытались забраться на один и тот же стул, поскольку вокруг кишели белые мыши. Но больше всего меня насмешил Фрейзьер: только он сказал «Дайте-ка я попробую», как тут же обнаружил, что скребет ножом по камню. А потом...
— Не подначивай ее. Ты ведь знаешь, какая она, — резонно заметила Юфимия.
— Смотри, как бы я за тебя не взялась, — буркнула Гвендолен.
Роджер все-таки выведал у Мэри, что произошло с другими буханками. Одна превратилась в белого кролика, другая в страусиное яйцо, треснувшее и забрызгавшее беднягу посыльного с ног до головы, а третья — в большую белую луковицу. После этого фантазия Гвендолен иссякла, и весь оставшийся хлеб в мгновение ока стал сыром.
— Причем старым и невкусным сыром, — вздохнул Роджер, готовый оценить действия Гвендолен по справедливости. Но, как и в прошлый раз, никто не знал, как отнесся к последней проделке Крестоманси, поскольку он опять не проронил ни звука.
Потом была суббота. На сей раз Гвендолен поймала фермера, поставлявшего в Замок молоко. В результате поданное на завтрак какао просто нельзя было пить.
— Это начинает действовать мне на нервы, — кисло призналась Джулия. — Папа может и не заметить, он ведь пьет чай с лимоном.
Она со значением посмотрела на Гвендолен, а та в ответ уставилась на нее. Мур почувствовал возникшее между девочками невидимое противостояние, напомнившее ему о том, как некогда Гвендолен без слов потребовала у миссис Шарп сережки их матери. Однако на этот раз сестре не удалось одержать безусловную победу. Она опустила глаза и надулась.
— А меня тошнит оттого, что приходится так рано вставать, — сердито проворчала она.
В устах Гвендолен эти слова значили следующее: ближе к вечеру она еще что-нибудь учудит. Но Джулия по ошибке решила, что одолела соперницу.
В субботу утром у детей были уроки, и это вывело Гвендолен из себя.
— Чудовищно, — заявила она мистеру Сондерсу. — За что нам такие пытки?
— Это цена, которую я плачу за право отдыхать в среду, — объяснил ей мистер Сондерс. — А раз уж зашла речь о пытках, то я попросил бы тебя колдовать над чем-нибудь другим, а молоко оставить в покое.
— Я учту ваше пожелание, — любезно пообещала Гвендолен.
Глава седьмая
Суббота выдалась дождливой. Гвендолен, по обыкновению, заперлась у себя, и Мур снова не знал, чем заняться. Он написал ответ миссис Шарп на открытке с видом Замка, но это отняло у него не более десяти минут, а на улице было так мокро, что идти на почту не хотелось. Мур топтался в низу своей винтовой лестницы, пытаясь придумать себе занятие. Тут его и увидел Роджер — он как раз вышел из игровой комнаты.
— О, хорошо, что я тебя встретил, — обрадовался он. — Джулия не хочет играть в солдатики. Может, сыграем с тобой?
— Но я не умею... не могу так, как вы, — пробормотал Мур.
— Да это не имеет значения, — утешил его Роджер. — Честное слово.
Но это имело значение. Хотя Мур и хитроумно размещал свою оловянную армию, но стоило только Роджеру перейти в наступление, как безжизненные солдаты Мура валились, подобно кеглям. Они падали группами, толпами, батальонами. Мур яростно передвигал их то туда, то сюда, хватая их пригоршнями и зачерпывая крышкой от коробки, но по-прежнему нес тяжелые потери. Через пять минут от его армии остались только три солдата, припрятанные в засаде.
— Да, хорошего мало, — подытожил Роджер.
— Это уж точно, — печально согласился его противник.
— Джулия! — позвал Роджер.
— Что? — откликнулась сестра. Она сидела, свернувшись калачиком в самом потертом из кресел, умудряясь в одно и то же время сосать леденец на палочке, читать книгу под названием «Во власти лам6» и вдобавок вязать. Неудивительно, что ее вязание больше всего смахивало на фуфайку для жирафа, заляпанную серой краской шести оттенков.
— Не могла бы ты подвигать солдатиков вместо Мура? — попросил Роджер.
— Я читаю, — ответила Джулия, не вынимая леденца изо рта. — Тут так интересно. Один из них потерялся, и другие думают, что он погиб ужасной смертью.
— Ну, будь человеком, — настаивал брат. — А не то я расскажу тебе, погиб он или нет.
— Если ты это сделаешь, я превращу твои подштанники в мороженое, — сладко пообещала сестра. — Ладно, так уж и быть.
Не поднимая глаз от книги и по-прежнему сося леденец, она извлекла из кармана носовой платок и завязала на нем узел. Затем она положила платок на подлокотник своего кресла и снова принялась за вязание.
В следующее мгновение павшие молодцы Мура сами собой вскочили и оправили оловянные мундиры. Это было уже кое-что, но хотелось большего. Например, Мур не мог отдавать своей армии приказы — ему приходилось самому выводить солдат на позицию. Едва ли игрушечным воякам это нравилось: они в ужасе следили за мелькавшими над ними огромными ладонями. Муру даже показалось, что одному из его солдат стало плохо. Но в конце концов мальчику удалось расположить свои войска, как он считал, очень хитроумно.
Сражение началось. Казалось, солдаты действительно могут воевать самостоятельно. У Мура в резерве (за подушкой) была рота, которую он отправил в наступление на правый фланг Роджера в самый решающий момент. Но если вояки Роджера достойно приняли бой, то весь резерв Мура пустился в постыдное бегство. Этому примеру последовали и другие их товарищи. Через три секунды вся армия Мура пыталась спрятаться в игрушечном шкафу, и храбрецы Роджера рубили ее в капусту. Что удивительно, победитель был в ярости.
— Солдаты Джулии всегда бегут!
— Это потому, что я сама поступила бы точно так же, — объяснила Джулия, закладывая страницу вязальной спицей, — И мне непонятно, почему все остальные солдаты не следуют моему примеру.
— Ну добавь ты им хоть немного храбрости, — попросил ее брат. — А то получается нечестная игра.
— Ты просил только заставить их двигаться, — заупрямилась Джулия, как вдруг в дверь просунулась голова Гвендолен.
— Мне нужен Мур, — заявила она.
— Он занят, — ответил Роджер.
— Ну и что? Он мне нужен!
Джулия направила на Гвендолен одну из вязальных спиц и начертила в воздухе маленький крестик. Блеснув, он на мгновение повис в воздухе.
— Вон отсюда, — послышался голос Джулии. — Пошла вон.
Гвендолен шарахнулась от креста и тут же скрылась за дверью. По-видимому, она не смогла устоять перед этим заклинанием. Выражение ее лица не предвещало ничего хорошего. С благостной улыбкой Джулия направила спицу на солдат Мура.
— Можешь играть дальше, — подбодрила она мальчика. — Я наполнила их сердца храбростью.
Услышав звуки гонга, Мур пошел за Гвендолен, чтобы узнать, зачем он ей понадобился. Сестра была погружена в чтение какой-то толстой, по-видимому недавно изданной, книги и сначала не обратила на него внимания. Мур повернул голову так, чтобы прочитать название книги: «Другой мир. Исследования. Серия 3». Тут Гвендолен, смеясь, воскликнула:
— Теперь я вижу, как это работает! Я знаю, что теперь делать!
Потом она заслонила книгу от Мура и велела ему не совать нос куда не следует.
— Зачем я тебе понадобился? — спросил Мур. — Откуда взялась эта книга?
— Из библиотеки Замка, — гордо отвечала Гвендолен. — А в тебе я больше не нуждаюсь. Я собиралась кое-что рассказать тебе о планах мистера Нострума, а возможно, и о моих собственных, но передумала после того, как ты позволил этой жирной зануде Джулии прогнать меня.
— А я и не знал, что у мистера Нострума какие-то планы. Кстати, гонг уже пробил.
— Конечно, у него есть планы, и я слышала о них, иначе зачем бы я писала Крестоманси? Но ты ко мне не подлизывайся — я ничего тебе не скажу, и скоро ты об этом пожалеешь. А с этой свинюгой-подлюгой Джулией я поквитаюсь еще скорее!
— А я и не знал, что у мистера Нострума какие-то планы. Кстати, гонг уже пробил.
— Конечно, у него есть планы, и я слышала о них, иначе зачем бы я писала Крестоманси? Но ты ко мне не подлизывайся — я ничего тебе не скажу, и скоро ты об этом пожалеешь. А с этой свинюгой-подлюгой Джулией я поквитаюсь еще скорее!
И действительно, Гвендолен едва дождалась начала ужина, чтобы отомстить Джулии. Лакей как раз передавал Джулии супницу, когда ее юбка превратилась в змей. Бедняжка завизжала и подпрыгнула. Суп хлынул прямо на змей и растекся вокруг, а отчаянный крик лакея «Господи, помилуй!» смешался с грохотом бьющейся супницы.
Затем воцарилась мертвая тишина — если не считать шипения змей. Их было ровно двадцать, и они свисали с пояса Джулии, извиваясь, толкаясь и крутя головами. Все застыли, впившись в нее глазами. Она стояла, словно статуя, подняв руки как можно выше, чтобы змеи не добрались до них. Слегка опомнившись, Джулия сглотнула и произнесла слова заклинания. Никто ее за это не упрекнул, а мистер Сондерс даже сказал: «Молодец!»
Подчинившись заклинанию, змеи развернулись веером и застыли — получилось что-то вроде балетной пачки. Тут все заметили, что на нижней юбке Джулии оборван волан — это случилось во время строительных работ в древесном домике — и что она в спешке подшила его красной шерстяной ниткой для штопки.
— Они укусили тебя? — спросил Крестоманси.
— Нет, — ответила Джулия. — Суп сбил их с толку. Если не возражаешь, я пойду переоденусь.
Медленно и осторожно она вышла из столовой, а Милли последовала за ней. Пока лакеи с позеленевшими лицами вытирали пролитый суп, Крестоманси произнес: «Я не потерплю проявлений злобы за обеденным столом. Гвендолен, ты меня очень обяжешь, если отправишься в игровую комнату. Ужин тебе подадут туда».
Не говоря ни слова, Гвендолен встала и вышла. Поскольку Джулия и Милли так и не вернулись, стол заметно обезлюдел в тот вечер. К вящему разочарованию Мура, на одном конце только и слышно было Бернарда с его вечными акциями, а на другом — мистера Сондерса с его ненаглядными статуями.
Мур заметил, что сестра празднует победу: наконец-то ей удалось произвести на Крестоманси впечатление! Чтобы не утратить завоеванных позиций, она решила продолжить наступление на следующий же день.
В воскресенье все члены Семьи принарядились и отправились на утреннюю службу в деревенскую церковь. Чародеям вроде бы не полагается особенно любить церковь и уж точно не полагается творить там заклинания. Но Гвендолен была выше предрассудков, что, по мнению миссис Шарп, было признаком исключительного дарования.
Гвендолен уселась рядом с братом на скамью, отведенную для семейства Крестоманси. В платье с английской вышивкой и шляпке она казалась самой невинностью. Ради пущего благочестия она открыла молитвенник и скромно уткнулась в него.
Завидев Гвендолен, местные жители стали толкать друг друга локтями и перешептываться. Это ее обрадовало — она почувствовала себя знаменитостью. Она сохраняла набожный вид до самого начала службы.
Священник неуверенной походкой взошел на кафедру и начал проповедь унылым, невнятным голосом: «Ибо многие из прихожан не очистились от греха». Увы, это оказалось единственным осмысленным замечанием.
Все так же уныло и невнятно священник принялся рассказывать об унылых и невнятных эпизодах своей юности. Он сравнил их с теми унылыми и невнятными событиями, которые, с его точки зрения, происходят сегодня в мире. Священник посоветовал пастве очиститься от многочисленных грехов (их он забыл перечислить) и вспомнил, к слову, об одной унылой и невнятной истории, рассказанной ему его тетушками.
Мистер Сондерс и Бернард-с-акциями уже крепко спали. Пожилая дама в перчатках кивала — или клевала носом. И тут некий святой, запечатленный на витражном окне, зевнул и деликатно прикрыл рот своим епископским посохом. Затем он покосился на свою соседку, суровую монахиню. Жесткие складки ее одежд напоминали вязанки хвороста. Епископ протянул свой витражный посох и огрел им соседку. Монахине это не понравилось, она перескочила в его витраж и начала трясти охальника за плечи, Мур все это заметил. Он увидел, как раскрашенный прозрачный епископ почем зря колотит монахиню, да и она в долгу не остается. Между тем какой-то волосатый святой подскочил к своему соседу — святому в королевском облачении, держащему в руках макет Замка. Король с перепугу выронил макет и бросился наутек, сверкнув стеклянными пятками. Пока он прятался за обширными юбками какой-то жеманной праведницы, его волосатый обидчик весело топтал макет Замка.
Постепенно ожили все витражи. Почти каждый святой колошматил своего соседа, а те, у кого соседей не оказалось, или исполняли дурацкие танцы, приподняв подолы своих одежд, или махали священнику, который, ни о чем не подозревая, по-прежнему нес бессмыслицу. Крошечные трубачи в уголках окон прыгали, резвились и дурачились, корча стеклянные рожи всем, кто на них смотрел. Волосатый святой выманил царственного соседа из-под юбок жеманной праведницы и теперь гонял его из витража в витраж, расталкивая остальных драчунов.
Тут уже все прихожане обратили внимание на возмутительную суету. Одни оторопело наблюдали за происходящим, другие шептались, а иные даже вовсю крутили головами, чтобы проследить за мельканием стеклянных пяток короля-святого.
Словом, возня была такая несусветная, что мистер Сондерс проснулся и стал озираться по сторонам. Он посмотрел на витражи, все понял и сурово взглянул на Гвендолен. Она сидела смиренно опустив глаза, по-прежнему изображая невинную овечку. Мур отыскал глазами Крестоманси. Странное дело, но волшебник ловил каждое слово священника и ничего не замечал. Милли беспокойно ерзала на самом краешке скамьи. Священник продолжал мямлить, будто не замечая суматохи вокруг.
Но помощник священника решил положить конец непозволительному поведению витражей. Он взял крест и свечу и, в сопровождении хориста — тот давился от смеха, размахивая кадилом, — принялся ходить от окна к окну, бормоча специальные молитвы для изгнания духов. Гвендолен любезно останавливала каждого святого, когда помощник священника приближался к нему, — причем именно в том месте, где святой находился (так, например, бедолага король застыл где-то посредине стены), но как только изгоняющий духов поворачивался спиной, святые принимались еще пуще лупить друг друга. Прихожане следили за всем этим, охая и ахая.
И тут Крестоманси обернулся и поглядел на мистера Сондерса. Тот кивнул. Последовала какая-то вспышка, и Мура даже чуть подбросило на скамье, зато в следующее мгновение святые уже оказались на своих местах и чинно замерли, переливаясь разноцветным стеклом.
Гвендолен возмущенно подняла голову и пожала плечами. В ту же секунду в дальнем конце церкви гигантский каменный крестоносец с диким скрежетом оседлал свою гробницу и показал священнику нос.
— Возлюбленные мои чада, — начал было священник, но осекся, увидев крестоносца. Потрясенный, он не мог выдавить из себя ни звука.
Помощник священника попытался скорей усмирить рыцаря. Каменному детине это явно не понравилось — он угрожающе поднял огромный меч. Но тут мистер Сондерс сделал быстрый жест и вновь навел порядок: крестоносец раздраженно опустил меч и улегся на место, так громыхнув напоследок, что все вздрогнули.
— Да, многие в этом приходе так и не очистились от греха, — горестно прошамкал священник. — Помолимся же, дети мои.
Когда прихожане потянулись на выход, Гвендолен спокойно смешалась с толпой, словно не замечая потрясенных взглядов, устремленных на нее со всех сторон. Милли догнала ее и схватила за руку. Она была сильно расстроена.
— Какой стыд, маленькая ты безбожница! Я не осмеливаюсь даже заговорить с бедным священником. Знаешь ли, иногда можно зайти слишком далеко!
— И со мной это произошло? — спросила Гвендолен с неподдельным интересом.
— Почти, — ответила Милли.
Но, по-видимому, черту Гвендолен еще не переступила. Во всяком случае, Крестоманси ничего ей не сказал, а вместо этого очень долго и ласково беседовал со священником и его помощником.
— Почему твой отец не выбранит Гвендолен? — поинтересовался Мур у Роджера, когда они шли назад по аллее. — Она свирепеет, когда ее не замечают.
— Понятия не имею, — пожал плечами Роджер. — Нас он здорово ругает, если мы балуемся волшебством. Может, он надеется, что ей самой это надоест. Не говорила ли она тебе, чем собирается заняться завтра? — Роджер с явным нетерпением ждал новых проделок Гвендолен.
— Нет. Она злится на меня за то, что я играл с тобой в солдатики.
— Ну и очень глупо с ее стороны считать тебя своей собственностью... Ладно, давай-ка оденемся попроще и пойдем достраивать наш древесный домик.
Гвендолен, понятное дело, рассердилась еще больше, когда Мур снова стал играть с Роджером. Вероятно, этим объяснялась ее новая затея. Впрочем, как призналась сама Гвендолен, у нее были и другие причины. Так или иначе, но в понедельник утром Мур проснулся в кромешной тьме. Решив, что еще глубокая ночь, он повернулся на другой бок и снова заснул.