Роалд Дал
Маточное молочко
— Альберт, меня это страшно тревожит, — сказала миссис Тэйлор.
Она не отрывала взгляда от младенца, совершенно неподвижно лежащего на ее согнутой левой руке.
— Я просто чувствую, здесь что-то не так.
Кожа на личике ребенка полупросвечивалась как перламутровая, туго обтянув кости.
— Попробуй еще раз, — сказал Альберт Тэйлор.
— Все это бесполезно.
— Надо все же пытаться, Мейбл, — сказал он.
Из кастрюли с горячей водой она вынула бутылочку с молоком и вытряхнула несколько капель на тыльную сторону своего запястья, проверяя температуру.
— Ну, давай, — прошептала она, — давай, малыш. Просыпайся, надо немножко покушать.
Рядом на столе стояла лампа, и свет создавал вокруг женщины мягкий желтый ореол.
— Пожалуйста, — сказала она. — Ну хоть капельку еще.
Муж наблюдал за ней поверх своего журнала. Он видел, жена полужива от усталости, а ее бледное овальное лицо, обычно серьезное и спокойное, сейчас искажало отчаяние. Но даже несмотря на это, очерк ее головы, когда она смотрела на ребенка, был удивительно хорош.
— Ну, вот, видишь, — пробормотала она. — Все без толку. Не хочет она есть.
Она поднесла бутылочку к свету, прищурившись посмотрела на градуировку.
— Снова одна унция — вот и все, что она съела. Нет, даже этого нет, всего лишь три четверти. Да разве этого хватит, чтобы выжить, Альберт, конечно же нет. Я страшно беспокоюсь.
— Я знаю, — сказал он.
— Если бы только они разобрались, в чем тут дело.
— Мейбл, ничего страшного в этом нет. Это просто вопрос времени.
— А я знаю, что-то здесь не так.
— Доктор Робинсон уверяет, что все в порядке.
— Послушай, — проговорила она, вставая. — Тебе не удастся убедить меня, что это нормально, когда полуторамесячный ребенок весит меньше, на целых два фунта меньше, чем после рождения. Ты только посмотри на эти ноги! Сплошные кожа да кости!
Крошечное дитя вяло лежало на ее руке без малейшего движения.
— Доктор Робинсон сказал, чтоб ты перестала изводить себя, Мейбл. И тот, другой доктор сказал то же самое.
— Вот те раз! Чудеса да и только! Я должна успокоиться!
— Не надо, Мейбл.
— И что же, по его мнению, я должна делать? Воспринимать все это как некую шутку?
— Он не говорил так.
— Ненавижу этих докторов! Всех их ненавижу! — закричала женщина и, отпрянув в сторону, быстро пошла из комнаты по направлению к лестнице, унося с собой ребенка.
Альберт Тэйлор остался сидеть как сидел; он не стал останавливать ее.
Немного спустя он услышал, как жена ходит в спальне прямо у него над головой, ее шаги нервно частили по линолеуму пола — топ, топ, топ… Скоро шаги стихнут, и тогда он тоже поднимется и пройдет к ней, а когда войдет в спальню, то как обычно, найдет ее сидящей возле колыбели — она будет неотрывно глядеть на младенца и тихонько плакать, не желая покидать его.
— Альберт, она голодает, — скажет жена.
— А я говорю, что это не так.
— Она голодает. Я точно знаю. И еще, Альберт…
— Да?
— Я уверена, что и ты это знаешь, просто не хочешь признаться. Разве не так?
Который уже вечер повторялось одно и то же.
На прошлой неделе они снова отвезли ребенка в больницу, доктор внимательно осмотрел девочку и сказал, что им не о чем волноваться.
— Доктор, нам потребовалось девять лет, чтобы родить этого ребенка, — сказала Мейбл. — Я знаю, что не переживу, если с ней что-нибудь случится.
Это было шесть дней назад, и с тех пор ребенок похудел еще на пять унций.
Но все эти треволнения сами по себе никому не помогут, говорил себе Альберт. В подобных вещах лучше всего положиться на докторов. Он снова взял в руки лежавший на коленях журнал и бросил ленивый взгляд на оглавление: что там они предлагают на этой неделе?
ПЧЕЛЫ В МАЕ
МЕДОВАЯ КУЛИНАРИЯ
ПЧЕЛИНЫЙ ФЕРМЕР И ПЧЕЛИНАЯ ФАРМАКОЛОГИЯ
ИЗ ОПЫТА БОРЬБЫ С НОЗЕМАТОЗОМ
ПОСЛЕДНИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ МАТОЧНОГО МОЛОЧКА
НА ЭТОЙ НЕДЕЛЕ НА ПАСЕКЕ
ЦЕЛЕБНАЯ СИЛА ПРОПОЛИСА
ОТРЫГИВАНИЕ
ЕЖЕГОДНАЯ ВСТРЕЧА БРИТАНСКИХ ПЧЕЛОВОДОВ
ВЕСТИ АССОЦИАЦИИ
Всю свою жизнь Альберт Тэйлор увлекался пчелами и всем, что с ними связано. Еще мальчишкой он часто ловил их голыми руками и прибегал домой, чтобы показать матери; иногда он даже сажал их себе на лицо и позволял насекомым ползать по щекам и шее. И поразительная вещь — они никогда не кусали его. Напротив, создавалось впечатление, что пчелам нравится находиться при нем. Они никогда не пытались улететь, и для того, чтобы избавиться от них, ему приходилось бережно соскребывать их пальцами. Но даже и тогда они частенько возвращались и снова усаживались ему на локти, ладони или колена — куда угодно, где была оголена кожа.
Его отец, работавший каменщиком, как-то сказал, что мальчик, должно быть, испускает какую-то заклятую вонь, что через поры его кожи выходит какой-то ядовитый запах, и что ничего хорошего из всей этой гипнотизирующей игры с насекомыми не выйдет. Мать же уверяла, что это дар Божий и доходила даже до сравнения со Святым Франциском и его «сестрицами птичками».
С возрастом увлечение Альберта Тэйлора пчелами переросло в страсть, наваждение, и уже в двенадцать лет он построил свой первый улей. На следующее лето он отловил свой первый рой. Двумя годами позже, в четырнадцать, у него было уже пять ульев, стоявших рядком вдоль изгороди на заднем дворике отцовского дома, и уже тогда — наряду с обычной процедурой получения меда — он занимался весьма тонким и сложным делом, связанным с выведением собственных пчеломаток, пересадкой личинок в искусственные ячейки и прочими вещами того же рода.
Он никогда не применял дым, когда находилась работа внутри улья, не одевал перчаток и не покрывал голову специальной сеткой. Было ясно, что между мальчиком и пчелами существовала какая-то странная симпатия, и скоро по всему поселку, о нем стали говорить с определенным уважением, и люди приходили в дом Тэйлоров, чтобы купить именно мед Альберта.
В восемнадцать лет он взял в аренду один акр довольно ухабистого пастбища в долине, примерно в миле от их поселка; участок подбирался к вишневому саду, там-то он и наладил собственное дело. Сейчас, одиннадцать лет спустя, он оставался на том же самом месте, разве что теперь у него было уже шесть акров земли, двести сорок хорошо оборудованных ульев и небольшой дом, который он построил в основном своими собственными руками. Женился он в двадцать, и брак этот, даже несмотря на то, что им пришлось девять лет ждать появления первого ребенка, тоже оказался удачным. И в самом деле, все у Альберта шло в полном порядке, пока не родилась эта странная маленькая девчушка и не стала попросту сводить их с ума своим отказом как следует питаться и ежедневными потерями в весе.
Он оторвал взгляд от журнала и задумался о дочери.
Так, в этот вечер, например, когда она перед началом кормления открыла глаза, он заглянул в них и увидел нечто такое, что до смерти напугало его — это был затуманенный, какой-то пустой взгляд, словно глаза ребенка никак не были связаны с мозгом и просто лежали в глазницах подобно двум маленьким серым кусочкам мрамора.
И понимали ли сами доктора, о чем они вели речь?
Он потянулся к пепельнице и стал кончиком спички неторопливо выковыривать остатки пепла из своей трубки.
Можно было, конечно, отвезти ее в другую больницу, в Оксфорд, например. Надо будет предложить Мэйбл этот вариант, когда он поднимется к ней.
Он все еще слышал у себя над головой ее шаги по спальне, но сейчас она, верно, сменила туфли на шлепанцы, потому что звук шагов был едва различим.
Он снова переключил внимание на журнал и продолжил чтение. Покончив со статьей, озаглавленной «Из опыта борьбы с нозематозом», он перевернул страницу и приступил к следующей, которая называлась «Последние исследования маточного молочка». При этом он весьма сомневался в том, что сможет обнаружить в ней нечто новое для себя.
Что представляет собой это чудесное вещество, которое называется маточным молочком?
Не отрываясь от чтения, он протянул руку к банке с табаком и стал набивать трубку.
Маточное молочко представляет собой секрет, выделяемый железами пчел-кормилиц и предназначенный для кормления личинок сразу после вылупливания из яиц. Процесс выработки данного вещества глоточными железами пчел во многом схож с функционированием молочных желез позвоночных. Сам по себе данный факт вызывает значительный биологический интерес, поскольку подобный процесс не отмечен ни у одного другого насекомого на земле.
«Все старье», — сказал он про себя, однако за неимением более подходящего занятия продолжил чтение.
Маточное молочко в концентрированном виде скармливается всем личинкам на протяжении первых трех дней после появления из яйца; по истечении данного срока все те из них, кому суждено стать трутнями или рабочими пчелами, начинают получать этот изысканный продукт сильно разбавленным — медом и цветочной пыльцой. С другой стороны, те личинки, которым суждено стать пчеломатками, на протяжении всей стадии личиночного развития продолжают получать концентрат маточного молочка в чистом виде. Отсюда и происходит его название.
Шорох шагов в спальне у него над головой стих окончательно. Дом погрузился в тишину. Он чиркнул спичкой и поднес ее к своей трубке.
Маточное молочко представляет собой вещество, обладающее поразительными питательными свойствами, поскольку на одной лишь этой диете личинка медоносной пчелы всего за пять дней увеличивает в весе в полторы тысячи раз.
«Возможно, так оно и есть, — подумал он, — хотя раньше ему по какой-то причине не приходилось оценивать рост личинок в единицах веса».
Таким образом, младенец весом в семь с половиной фунтов за это же время стал бы весить семь тонн.
Альберт Тейлор остановился и снова перечитал это предложение.
Потом еще, уже в третий раз.
Таким образом, младенец весом в семь с половиной фунтов…
— Мейбл! — воскликнул он, вскакивая из кресла. — Мейбл! Иди сюда!
Он прошел в холл и, остановившись у нижней ступеньки лестницы, снова позвал жену.
Ответа не последовало.
Он поднялся наверх и зажег свет на лестничной площадке. Дверь в спальне была закрыта. Он открыл дверь и остановился, вглядываясь в темноту комнаты. «А, Мейбл, пожалуйста, спустись ненадолго. У меня возникла одна идея. Это насчет нашего ребенка».
Лампа на лестничной площадке бросала слабый отблеск на кровать, и он не без труда разглядел, что жена лежит на животе, закинув над головой руки и уткнувшись лицом в подушку. Она снова плакала.
— Мейбл, — сказал он, подходя к ней и касаясь ее плеча. — Пожалуйста, спустись ненадолго. Это может оказаться важным.
— Уходи, — сказала она. — Оставь меня одну.
— И ты не хочешь знать, что я придумал?
— О, Альберт, я так устала, — всхлипнула женщина. — Я так устала, что даже толком уже не понимаю, что делаю. По-моему, я больше не выдержу. Я, наверное, не вынесу всего этого.
Повисла пауза. Альберт Тейлор отвернулся от жены и, приблизившись к колыбельке, в которой лежал младенец, стал внимательно всматриваться в него. Было слишком темно, чтобы разглядеть лицо девочки, но, наклонившись, он смог различить звук ее дыхания — очень слабый и торопливый. «Когда время очередного кормления?» — спросил он.
— Кажется, в два часа.
— А потом?
— В шесть утра.
— Я покормлю ее оба раза. А ты пойди поспи.
Она не ответила.
— Мейбл, укладывайся-ка в постель и постарайся сразу заснуть, ты меня поняла? И прекрати беспокоится. На следующие двенадцать часов я все беру на себя. В противном случае при таком режиме у тебя произойдет нервный срыв.
— Да, — ответила женщина, — я знаю.
— Я вместе со своим пенсне, а заодно и с будильником немедленно отправлюсь в свободную комнату, так что ложись, расслабься и постарайся вообще забыть о нас. Договорились? — Он уже начал выкатывать колыбель из комнаты.
— О, Альберт, — снова всхлипнула жена.
— Ни о чем не беспокойся. Оставь все мне.
— Альберт…
— Да?
— Я люблю тебя, Альберт.
— Я тоже люблю тебя, Мейбл. А сейчас ложись спать.
В следующий раз Альберт Тейлор увидел жену лишь на другой день в одиннадцать часов утра.
— Боже правый! — воскликнула она, бросаясь вниз по лестнице прямо в ночной рубашке и шлепанцах. — Альберт! Да ты посмотри, сколько сейчас времени! Я же проспала не меньше двенадцати часов! Все в порядке? Что случилось?
Он спокойно сидел в своем кресле, курил трубку и читал утреннюю газету. Ребенок лежал в некоем подобии переносной люльки, стоявшей у его ног, и спал.
— Привет, дорогая, — с улыбкой проговорил он.
Она подбежала к люльке и заглянула внутрь. «Альберт, она что-нибудь поела? Сколько раз ты ее кормил? Очередное кормление должно было быть в десять часов, ты знал об этом?»
Альберт Тейлор неторопливо сложил газету в четверо и отложил ее на столик сбоку от себя. «Я кормил ее в два часа ночи и она съела не больше половины унции. Потом покормил еще раз в шесть, и на этот раз она поела лучше, уже две унции…»
— Две унции! О, Альберт, но это же чудесно!
— А последнюю процедуру мы закончили всего десять минут назад. Бутылочка там, на камине. Осталась всего одна унция. А она скушала три. Ну как? — Он гордо улыбался, явно довольный своим достижением.
Женщина быстро опустилась на колени и уставилась на младенца.
— Ты не находишь, что она похорошела? — неторопливо спросил он. — И личико округлилось, правда ведь?
— Это может показаться глупым, — ответила жена, — но мне кажется, так оно и есть. О, Альберт, ты просто чудо! Как тебе это удалось?
— Кризис проходит, — ответил он. — Вот и все. Как и предсказывал доктор, кризис проходит.
— Молю Бога, Альберт, чтоб ты оказался прав.
— Ну конечно же я прав. А теперь твоя смена.
Женщина с любовью смотрела на ребенка.
— Да и ты, Мейбл, тоже выглядишь гораздо лучше.
— Я себя чувствую просто великолепно. Извини за вчерашнее.
— Давай вот как договоримся, — сказал он. — Я буду кормить ее по ночам, а ты — в дневное время.
Она посмотрела на него поверх колыбельки и нахмурилась.
«Нет, — сказала Мейбл, — я не могу позволить тебе это».
— Но Мейбл, я не хочу, чтобы ты довела себя до нервного срыва.
— Теперь, когда я выспалась, его уже не будет.
— Но ведь гораздо легче, когда мы делим сутки.
— Нет, Альберт. Это моя обязанность, и я намерена сама справляться с ней. Прошлый вечер больше не повторится.
Возникла пауза. Альберт Тейлор вынул трубку изо рта и исследовал содержимое чубука. «Хорошо, — сказал он. — В таком случае я освобожу тебя от черновой работы, я возьму на себя стерилизацию и подготовку смеси, ну, в общем, чтобы все было готово. Ведь так тебе будет легче, правда?»
Она внимательно посмотрела на него, гадая, что это так неожиданно нашло на ее супруга.
— Видишь ли, Мейбл, я все думал…
— Да, дорогой.
— Думал о том, что вплоть до этого самого вечера даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь тебе с ребенком.
— Но это же не так.
— Именно так. И поэтому я решил, с этого момента непременно буду выполнять свою часть забот о малышке. Я стану готовить смеси и стерилизовать бутылочки. Договорились?
— Очень мило с твоей стороны, дорогой, но я и правда считаю, в этом нет особой необходимости…
— Да ты что! — воскликнул он. — Не спугни удачу! Я проделал все это три последних раза и посмотри, как все вышло! Когда следующее кормление? В два часа, так?
— Да.
— Смесь готова, — сказал он. — Все смешано и готово. Тебе остается лишь, когда подойдет время, сходить в кладовку, взять бутылочку с полки и разогреть ее. Хоть какая-то польза от меня, ты не находишь?
Женщина поднялась с колен, подошла к мужу и поцеловала его в щеку. «Ты у меня такой славный — сказала она. — С каждым днем… узнавая тебя, я люблю тебя больше и больше».
Позже, уже в середине дня, когда Альберт работал на солнцепеке с ульями, он услышал как жена из дому зовет его.
— Альберт! — прокричала она. — Альберт, иди сюда! — Она бежала к нему по полю лютиков.
Он бросился ей навстречу, недоумевая, что же могло случиться.
— О, Альберт! Ты ни за что не догадаешься!
— Что такое?
— Я только что закончила двухчасовое кормление, и она съела все!
— Не может быть!
— До последней капли! О, Альберт, я так счастлива! Она обязательно поправится! Как ты и сказал, кризис проходит! — Она бросилась к нему, обхватила руками за шею и обняла, а он похлопал ее по спине, засмеялся и сказал, какая она чудная маленькая мамаша.
— Хочешь в следующий раз сам сходить и посмотреть, как она управится с очередной порцией?
Он сказал, что ни за что не упустит такого случая, и она снова обняла его, потом повернулась и побежала к дому, припрыгивая и что-то напевая.
Вполне естественно, что ко времени шестичасового кормления в воздухе как бы зависла тень некоторого беспокойства. Уже в половине шестого оба родителя сидели в гостиной в ожидании долгожданного момента. Бутылочка с молочной смесью стояла на камине, в кастрюльке с теплой водой. Дитя мирно спало в переносной люльке, поставленной на диване.
В без двадцати шесть девочка проснулась и огласила комнату своим криком.
— Ну вот! — воскликнула миссис Тейлор. — Она просит свою бутылочку. Альберт, быстренько подними малышку и дай мне. Но сначала дай бутылку.