Миры Филипа Фармера. Том 5 - Фармер Филип Жозе 12 стр.


По новому удостоверению личности Кабтаб стал Иеремией Скандербегом Вардом[13], и его фальшивый файл в банке данных был просто испещрен выговорами и мелкими штрафами от Бюро Соответствий и Стандартов. «Однако, может статься, кому-то придется потрудиться над его исправлением», — подумал Дункан.

Новое удостоверение Сник было выписано на имя Дженни Ко Чандлер. Дункан же перевоплотился из Дэвида Эмбера Грима в Эндрю Вишну Бивульфа. Сам он предпочел бы стать Смитом или Ваном, или хотя бы, на худой конец, Гримом, но неизвестный банкир данных, который занимался их файлами, имел какие-то веские причины выбрать именно Бивульфа[14].

— Вот и поезд пришел, — сказал Кабтаб-Вард.

На самом деле, как извещало табло, поезд находился еще в пятидесяти милях от вокзала. Но телемониторы, установленные вдоль трассы, уже показывали летящие на всех парах пулеобразные вагоны. Носильщики засуетились и стали подкатывать роботопогрузчиков, платформы которых были доверху забиты окамененными людьми. Это были пассажиры, предпочитавшие путешествовать в безопасности, не беспокоясь о крушениях. Таким образом они освобождали себя от дорожной скуки и разных неудобств, неизбежных в дороге.

Но с другой стороны, они лишали себя удовольствия насладиться прекрасными пейзажами и знакомством с городами по пути следования.

Настенные табло сообщили, что посадка будет объявлена через десять минут. Толпа пассажиров подхватила свои чемоданы и переместилась на открытую платформу между вокзалом и «треком».

«Треком» называлось узкое шоссе из синтетического металла, проходящее сквозь установленные вдоль него с интервалом в сорок футов громадные вертикально поставленные обручи.

Наконец на холме появился поезд, сбавляющий скорость. Понадобилось некоторое время, прежде чем в поле зрения оказался весь караван пятидесятифутовых вагонов. Ведущий вагон с вращающимися антеннами величаво плыл на высоте пяти футов от сверкающего серого «трека». Когда он наконец остановился, последний вагон находился в четырех тысячах футов от станции. Затем вся вереница вагонов плавно опустилась на землю.

Засвистели свистки. Хрипло заорали носильщики. Вспыхнули табло на столбах за защитным ограждением. Дункан и его спутники переступили ограничительную линию. Двери вагонов разъехались, и на платформу высыпали проводники. Они были облачены в зеленую униформу: туники до середины бедра и кепи, фасон которых не менялся уже две тысячи облет. Широкую алую перевязь украшала эмблема в виде двух скрещенных паровых локомотивов. Над козырьком кепи была другая эмблема — зеленый шар, опоясанный золотым ободком.

Проводница вагона, к которому направился Дункан, — высокая смуглая женщина с большой материнской грудью и сварливым лицом мачехи кричала: «Шагайте сюда! Пошевеливайтесь! У нас расписание — поезд ждать не будет! И не пердите тут!»

Дункан просунул свое удостоверение личности в спиральную щель, а большой палец в углубление. Проводница взглянула на контрольный экран. На нем вспыхнул короткий код, подтверждающий, что данные верны, а отпечаток большого пальца принадлежит Эндрю Вишну Бивульфу. Из машины вырвались три коротких свистка, и возникла надпись: «УД ЛИЧ СЕРТ».

Дункан вытащил карточку и поспешил в вагон. Так как информация шла сразу во все банки данных мира, процедура проверки занимала не много времени. «Первый тест из множества еще предстоящих мы прошли», — подумал Дункан, устраиваясь у окна. Пантея села рядом с ним, а Кабтаб — напротив. Четвертым пассажиром в купе оказался тощий большеглазый мужчина средних лет, ростом не выше шести футов. На нем была модная шляпа с двумя щегольскими желтыми антеннами. Туника, отливавшая всеми цветами радуги, едва доходила ему до колен, а широкий вырез открывал грудь почти до пупка. На шее висела цепочка с массивным металлическим медальоном в виде муравья.

Прежде чем поезд тронулся, мужчина представился высоким пронзительным голосом: «Доктор Герман Трофоллаксис[15] Каребара, бывший профессор Университета Куинс, ныне — иммигрант в штат Лос-Анджелес, округ Нижняя Калифорния. А вы, если позволите?»

Дункан назвал себя и своих спутников. Пока он перечислял имена, Каребара, сложив руки домиком на груди, отвешивал небольшие поклоны. Сник вежливо ответила ему кивком, оба мужчины ограничились приветственными жестами. По лицу Каребары промелькнуло какое-то странное выражение. Дункан расценил это как недовольство несоблюдением всех правил этикета.

— Я профессор энтомологии. Моя специальность — формикология, — продолжал Каребара. — А чем занимаетесь вы, если позволите узнать?

— Энтомология? Формикология? — переспросил Кабтаб.

— Наука о насекомых. Моей специальностью является изучение насекомых, которых дилетанты называют муравьями.

— А я принадлежу к виду теологов, подвид — уличный проповедник, — ухмыльнулся Кабтаб. — А в миру я — мусорщик, официант и бармен. Моя сестра по вере — медицинский технолог, а брат по вере — банкир данных. Все мы родились в Нью-Джерси и еще ни разу не были за пределами штата.

— Это очень интересно, — сказал Каребара.

Наконец двери закрылись, репродуктор объявил пассажирам, что поезд отправляется в соответствии с расписанием (что они, впрочем, уже знали), и проводница потащила по проходу свою контрольную машинку на колесиках, требуя предъявить удостоверения личности для повторного контроля. Все это, по мнению Дункана, являлось излишней предосторожностью и бесполезной тратой времени. Но этого требовали правила на тот почти невероятный случай, что кто-то нелегально проникнет в вагон.

Дункан отвернулся и стал смотреть в окно. Поезд уже висел в пяти футах над землей и быстро разгонялся. Замелькали гигантские кольца «трека». Луга, фермы и леса помчались, подгоняя друг друга. Дункану хотелось, чтобы поезд шел помедленнее и можно было бы во всех деталях рассмотреть пейзаж и маленькие городки. Тем более что такая скорость была не так уж необходима. Все равно на границе Центральной Стандартной Временной Зоны поезд должен будет остановиться. Так почему бы ему сейчас не пойти помедленнее и поднажать уже потом, в другой временной зоне?

— В основном я занимался изучением коммуникативных кодов у муравьев, — рассказывал тем временем Каребара, — то есть различных способов сбора и обмена информацией: визуальных, физических и химических. Знаки и запахи. Но моя основная специальность, если я могу ее так назвать, — мимикрия. То есть псевдомуравьи, насекомые, которые выдают себя за муравьев. На самом деле это жуки, но они выглядят, как муравьи, ведут себя, как муравьи, и живут среди муравьев. — Он улыбнулся. — Эти жуки — трутни, нахлебники и паразиты. Они ничего не делают, но получают все, что им нужно.

Кабтаб закатил глаза и забарабанил пальцами по поручню. Сник молча томилась. Дункан, однако, заинтересовался:

— А как у них это выходит?

Каребара заулыбался еще шире, довольный, что у него появилась аудитория хотя бы из одного слушателя.

— Большая часть коммуникаций в муравьиной колонии осуществляется посредством обоняния. Муравьи испускают феромоны, то есть запахи, идентифицирующие их принадлежность к данной колонии. Паразиты же за миллионы лет эволюции научились дурить своих хозяев. Незваные гости постукивают антеннами по телу хозяев и, похлопывая их лапками по голове и рту, просят еду, что заставляет муравья отрыгивать пищу. Эти нахлебники не брезгуют даже личинками и яйцами своих хозяев. Во всяком случае, некоторые из них.

Профессор откинулся на спинку кресла, на секунду прикрыл глаза и снова улыбнулся. Он явно был очень доволен собой. Затем он открыл глаза и продолжил свою лекцию:

— Обратите внимание — паразиты эволюционировали до такой степени, что смогли полностью проникнуть в муравьиную систему кодирования. Они полностью овладели их кодами запахов и осязания, необходимыми для самообороны, совместной деятельности или борьбы с муравьями другого вида или прочими незваными гостями. Эти жуки — пятая колонна. Они везде просачиваются. Вот в этом-то они и отличаются от своих человеческих двойников — революционеров, террористов и оппозиционеров, стремящихся скинуть правительство. Нет ни одного муравья-бунтовщика. А что до жуков… они не собираются менять систему отношений в колонии. К чему им это? Они, простите за выражение, сами же ее построили.

Кабтаб, усмотревший во всем этом нечто личное, подмигнул Дункану.

— Из нашего дружеского семинара можно извлечь кое-какие уроки, — сказал он.

Дункан проигнорировал это высказывание и обратился к Каребаре:

— Насколько я понял, весь вопрос заключается в том, как проникнуть в систему кодирования?

Каребара кивнул:

Кабтаб, усмотревший во всем этом нечто личное, подмигнул Дункану.

— Из нашего дружеского семинара можно извлечь кое-какие уроки, — сказал он.

Дункан проигнорировал это высказывание и обратился к Каребаре:

— Насколько я понял, весь вопрос заключается в том, как проникнуть в систему кодирования?

Каребара кивнул:

— Да. Сегодня формикологи уже достаточно знают о химических процессах, протекающих в организме мимикрирующих жуков и способствующих их уподоблению своим хозяевам. Вы могли видеть телепередачи или читать статьи о нашей совместной с биохимиками работе по синтезированию феромонов. К сожалению, большинство из них были неустойчивы: они существовали ровно столько, сколько понадобилось для того, чтобы убедить нас, что мы на верном пути. Так вы слышали об этом?

Сник и Дункан кивнули.

— Впрочем, две трети из них были не так уж плохи. Мои коллеги из Университета Нижней Калифорнии в штате Лос-Анджелес провели блестящую работу по изучению натуральных и синтезированных феромонов мимикрирующих жуков-паразитов. И вот теперь они пригласили меня принять участие в их исследованиях. К тому же мне обещаны большие льготы, улучшение жилищных условий, увеличение кредитов… Как вы понимаете, это главная причина моего переезда. Но с другой стороны — стоит ли отрываться от родных корней? И все же по причинам, о которых я уже говорил, я в первый раз в жизни оставил Куинс.

— Все мы ищем лучшей жизни, — согласился Дункан. — Взять хоть нас — всю жизнь провели в деревне и теперь хотим вкусить городской жизни. Так вы сказали, синтезированные феромоны?..

— Огненные муравьи, как вы, дилетанты, их называете, все еще представляют большую опасность. Мы с коллегами как раз работали над тем, чтобы псевдомуравьи увеличили свои аппетиты, если можно так выразиться, то есть над тем, чтобы генетически запрограммировать их на поедание личинок и яиц своих хозяев. Да еще так, чтобы хозяева не смогли уличить похитителей, поднять тревогу и съесть их самих.

Таким образом мы надеялись уничтожить или хотя бы значительно уменьшить популяцию огненных муравьев. Конечно, этот проект займет очень много времени, поскольку требует привлечения широкого круга энтомологов и биохимиков. Но в результате мы можем получить множество запахов, которые помогут контролировать всех насекомых, представляющих угрозу для человечества. И естественные паразиты смогут работать намного эффективнее, чем выведенные в лабораториях мутанты, которых мы использовали до сих пор…

Проводница прервала его речь. А когда она вышла, три мимикрирующих человека говорили уже на другую тему.

После нескольких тщетных попыток вернуть беседу к своим драгоценным муравьям Каребара, отчаявшись, ушел в соседнее купе.

— Как вы думаете, он настоящий? — спросил Дункан шепотом, чтобы не услышали соседи. — Или это провокатор органиков?

— Он может провоцировать нас сколько угодно, — сказала Сник, — мы будем продолжать притворяться законопослушными гражданами, довольными правительством и поддерживающими официальную философию во всех направлениях.

— Он не подозревает нас, — пророкотал Кабтаб, — то есть если он, конечно, органик. Но я думаю, что он настоящий профессор, как и сказал. Да будь у него малейшие подозрения, что мы не те, за кого себя выдаем, ганки нас уже толпой обступили бы.

— Знаете, — сказал Дункан, — по правде говоря, я больше всего боялся, что он заговорит нас насмерть. Просто какой-то маньяк-одиночка.

— Убеждающий до смерти, — добавила со смехом Сник.

— Но кое-какую пищу для ума он нам дал, — заметил Дункан и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза.

Через несколько минут он снова посмотрел в окно. Поезд шел на полной скорости, и пейзаж слился в туманное пятно. Это уже надолго. Хотя можно было прокрутить в медленном темпе фильм, заснятый телекамерами. Таким образом, не видя того, мимо чего ты проезжаешь сейчас, можно было во всех деталях изучить те места, откуда ты уже уехал.

Глава 13

Поезд шел со средней скоростью 200 миль в час и в 1.30 по Центральному Стандартному Времени прибыл в Чикаго, штат Иллинойс, Североамериканский департамент. Здесь пассажирам предстояла пересадка. Они зарегистрировались в государственном отеле «Странствующий Пилигрим» и отправились на автобусе осмотреть город. Автогид сообщил туристам, что сейчас Чикаго сильно уменьшился в размерах и занимает площадь в 200 квадратных миль, однако в высоту кое-где он достигает почти мили. Знаменитая набережная Лэйкшор-драйв находится теперь под водой и в пяти милях от современной набережной, так как уровень озера Мичиган повысился на 50 футов. Со стороны озера город огорожен стеной высотой в 70 футов.

На экране в передней части автобуса продемонстрировали карту, на которой были указаны границы древнего, неуклюже расползшегося города и границы современного. Там, где раньше на многие мили тянулись уродливые фабрики и кварталы еще более уродливых домишек и небоскребов, теперь раскинулись фермы, искусственные озера и кемпинги.

Дункан и его спутники легли спать пораньше, встали в 11.30 вечера и отправились в отдельные цилиндры, откуда вышли в следующий вторник через десять минут после наступления полуночи. Затем снова легли спать, в шесть утра позавтракали и уже в 7.30 сидели в другом экспрессе.

Двенадцать часов спустя, потеряв три часа на объезд по необъясненной причине, поезд остановился в Амарильо, штат Западный Техас, в 7.30 по Центральному Стандартному Времени, или в 8.30 по Горному Стандартному Времени.

— Нам лучше ехать дальше транзитом, — заявила Сник. — Я уже устала от путешествия.

— Что? И потерять возможность познакомиться с этой великой страной? — спросил Дункан.

— Лучше я потеряю возможность остаться с парализованной задницей.

— Во всем есть свои недостатки, — сказал Дункан. — Зато достоинств в моем варианте путешествия намного больше, чем в твоем. И вы их получите, по крайней мере те, что я смогу вам обеспечить.

Они уже направились к выходу с вокзала, как вдруг Сник остановилась и указала на мигающие в ночной темноте огоньки. Длинный темный силуэт города был окружен ореолом сияния городских огней.

— Если мы полетим самолетом, то получим гораздо больше удовольствия.

— Позволить себе летать без окаменения могут лишь единицы. А путешествие на дирижабле не менее утомительно.

— Знаю, — сказала Пантея, — но я очень устала и хочу поскорее в Лос-Анджелес.

Климат в Амарильо был жаркий и влажный, но в городе, накрытом куполом, воздух был свеж. Вокруг города росли, дикие джунгли, в которых прятались многочисленные фермы.

Здесь Дункану понравился стиль, в котором одевались горожане. Они бережно хранили традиции Дикого Запада: все поголовно выглядели ковбоями. Правда, он сомневался, что истинные техасцы пришли бы в восторг при виде мужских гульфиков кричащих цветов или одобрили бы женщин, чьи кожаные жилеты, отделанные драгоценностями и блестками, больше открывали грудь, чем скрывали ее.

В следующий вторник поезд пересек границу штата Лос-Анджелес. Последние четыре часа пассажиры, ехали в полной темноте, зато пейзажи на экранах были освещены ярким солнцем. Из-за часовой остановки по необъясненной причине, во время которой пассажиры смогли размять ноги, прогулявшись по краю Большого Каньона, поезд прибыл в Пасадену лишь в 7.30. Из-за поломки компьютера еще час троица путешественников простояла в очереди, чтобы заменить удостоверения личности. Новые удостоверения отличались от старых только тем, что теперь беглецы значились гражданами штата Лос-Анджелес, округ Нижняя Калифорния, Североамериканский департамент. Затем пассажиров отвезли на автобусах в отель Департамента Иммиграции, где после всех положенных процедур новоприбывшим объявили, что они наконец свободны и могут заниматься чем угодно до половины двенадцатого ночи. Дункан очень устал и лег спать уже в девять, но заснуть ему никак не удавалось. Комната была тесной, а Кабтаб на соседней койке оглушительно храпел. Но Дункан решил не прибегать к услугам морфей-машины, потому что уже заметил у себя некоторую зависимость от нее. Он лежал без сна, а перед глазами проплывали картины их путешествия — Аризона, Нью-Мехико. Не менее четверти их территории было занято огромными солнечными батареями, мощности которых хватало, чтобы обеспечить светом и теплом двенадцать штатов. Между громадными солнечными станциями простирались джунгли. На. Юго-Западе всегда был жаркий климат, но около двух тысяч облет назад туда вернулись дожди. Почва — там, где ее не затеняли солнечные батареи — разродилась пышной и буйной растительностью, характерной скорее для ландшафта Центральной Америки. Конечно, при таком количестве дождливых облаков ясных дней стало меньше, но все же солнца еще хватало, чтобы, обеспечивать все солнечные станции.

Назад Дальше