О самом важном почему-то спрашивают через "кстати". Будто невзначай, мимоходом... "Где, кстати, вы были в момент убийства?"
Попцов поспешил отмежеваться.
- Я пользуюсь только ручкой. Шариковой. Паста синяя. Почерк мелкий, неразборчивый.
- Кого же так распирало от восторга? Сплошные восклицательные знаки. Директор все еще с сомнением поглядывал на заместителя.
- А если Острогин? - рискнул поделиться Семен своим давним предположением.
Директор остановился на полушаге.
- Евгений Николаевич? - переспросил так, словно ослышался. - С чего вы взяли? Ах да, - он, видимо, вспомнил о молве, повязавшей Попцова с академиком. - Вам, конечно, лучше знать.
Разговор ту же скис. Они сошли с прибрежной полосы и молча направились в глубь острова.
5
Пришло еще два или три пакета - и все. Безвестный отправитель забастовал. Никаких больше вырезок. Переждав неделю, другую, Попцов ради порядка позвонил в экспедицию академии. Ему вежливо объявили, что высылать нечего, пресса молчит. "Что значит молчит?" - не понял он и, услышав гудки отбоя, обругал себя за тупость. О проекте перестали писать - вот и все дела. Никого, выходит, он уже не интересует. Всем до чертиков надоели аидовы тени. Публика слышать о них не хочет.
- Нет, голубчик, публика тут ни при чем, - не согласился с ним Владимиров. - Когда физики начали делать атомную бомбу, о них тоже словно забыли.
- Так то бомба, шла война, секреты, а сейчас...
- Все то же, недалеко ушли. Люди всегда воюют, только войны бывают разные. И бомбы - разные.
Семен уже пожалел, что полез к директору с дурацкой вестью. Тому во всем чудились какие-то происки, и чем ближе к пуску биокомплекса, тем подозрительнее он становился.
- Что ж, будем ждать новостей, - заключил Владимиров. - Теперь уже скоро.
Его интуиции можно было позавидовать. Буквально через день по телексу поступил график пусковых работ. Островитянам предписывалось в недельный срок задействовать биокомплекс и держать его наготове. Это означало, что генетики сделали свое дело, субстант получен, теперь - внимание, на старт! И еще: впервые сообщение пришло с грифом "секретно".
В ожидании наживают стенокардию. Владимиров хватался за ноющую грудь, пропитывался корвалолом. Теряя терпение, названивал то в академию, то в Центр генетики, пытался правдами и неправдами выведать что-либо определенное о субстанте, хотя бы дату, когда его доставят. Толку от звонков было мало. Ему явно морочили голову. Одни клялись, что сами в неведении, другие мялись и примитивно уходили от ответа: "не телефонный разговор". Даже его давний приятель Морковин, главный координатор программы, и тот посоветовал не суетиться: лучше, мол, не знать, легче жить будет.
И тогда, желая помочь директору, Семен вспомнил об Острогине. "В случае чего - я к вашим услугам". Вот уж кто наверняка знал все, что касалось проекта. Может, захочет кой-что прояснить.
Он вышел на него лишь с третьей попытки - телефон, как всегда, был занят. Академик - ну и память? - сразу признал по голосу. Не удивился неожиданному звонку, не стал справляться о делах. Похоже, даже обрадовался: "Вы очень кстати". Предупреждая вопросы, будто предвидел, о чем его могут спросить, в полминуты сообщил, что "закваска" (странный термин - для конспирации?) готова, уже в упаковке и что, вероятней всего, он сам доставит ее на остров.
Семен оторопел: на столь полную информацию он и не рассчитывал. Они здесь который день сидят, как в потемках, а этот попыхтел в телескопную трубку и развеял весь туман. Как тут не зауважать старого лиса! Но Острогин не был бы Острогиным, если бы не пококетничал. "Не возражаете?" - спросил, будто мнение Попцова могло что-то значить, и назвал день, когда его ждать, опять же игриво добавив: "С вашего разрешения".
Следовало бы немедля известить о разговоре директора, да тот вновь скуксится. Решит, что специально все делается, чтобы щелкнуть его по носу: мол, тебя там что-то интересует, так справься у своего зама, он тебе разъяснит. И все же новость была слишком важна, скрывать ее Семен счел бесчестным, тем более из-за каких-то побочных соображений, и поспешил к Владимирову.
Директор ничем не выдал своих чувств. Видимо, и ему было не до мелких обид.
- Значит, говорит, сам привезет? Вы не ослышались? Но почему именно он?
Семен тоже хотел бы знать, в силу каких обстоятельств субстант оказался в распоряжении старого лиса. В конце концов, подумал он, не так уж важно, кто привезет. Скорее бы был здесь. И тогда - вперед.
6
Острогин еще из Москвы предупредил: никакой помпы. Институт работает в обычном режиме. Все сотрудники на своих местах. Кому нечего делать, пусть сидит дома. А на биокомплексе чтоб вообще не было ни одного зеваки.
Он требовал невозможного. Люди больше года лишь тем и жили, что готовили пуск, сутками не выходили из лабораторий, вытягивая программу к сроку, а когда, наконец, наступил этот день, - попробуй, удержи их дома. В жилой зоне городка остались только дети и кто с детьми. Весь островной люд с утра стянулся к институтским корпусам и толпился как раз у здания биокомплекса. Даже собаки и те, почуяв значимость минуты, сбежались на людской сход и живописной стаей расположились поодаль на возвышении.
- Что ж это у вас здесь происходит? - возмутился Остроги и, завидев толпу из окна директорского кабинета. Ни Владимиров, ни Попцов не отозвались.
- Подойди-ка сюда, Аркаша, - позвал он помощника. - Посмотри на эту фиесту.
Манекеном сидевший у стены человечек проворно скользнул к окну, грозя продавить стекло безразмерным носом. Оценив зрелище, молча вернулся на свое место. У его ног лежал никелированный ящик, с которым он ни на минуту не расставался. Не разрешил даже помочь, когда высаживались из вертолета.
Уже битый час они вчетвером обговаривали процедуру приема-сдачи вот этого самого ящика. Академика больше всего занимала протокольная часть. Писанина предстояла большая. Актировался каждый шаг. Они, едва пожав друг другу руки, уже дважды расписывались в журнале; груз доставлен, груз выгружен. И каждый раз с перечислением присутствующих - кто был, в каком качестве...
- Этих тоже потащим в акт? - Острогин все еще рассматривал людское сборище. - Митинг устроили! Я же просил...
- Их можно понять, - набираясь терпения, сказал Владимиров. - Мы сейчас выйдем, поблагодарим. Они заслужили доброго слова.
Приезжие переглянулись.
- Как скажете, вы здесь хозяин, - нехотя согласился Острогин и понес свое могучее тело к двери.
На людях он преобразился. Приветливо кивал головой, широко улыбался, кого-то дружески похлопал по плечу. И говорил он хорошо, с подъемом. Назвал собравшихся рыцарями научного прогресса, отвесил благодарственный поклон от имени и по поручению и от себя лично. Ему с энтузиазмом аплодировали. "Артист, ну, артист!" - с удивлением наблюдал за метаморфозой Семен.
Лишь однажды стушевался академик - когда его спросили, кого он привез. Тишина навалилась такая, что слышно было, как гость засопел от внутренней натуги.
- Вы же не поверите, если скажу, что не знаю. - Окружение настороженным молчанием удостоверило: не поверим. - Но я, прошу прощения, действительно не знаю.
После столь обезоруживающего признания он обратился к Владимирову, призвав его в сообщники.
- Давайте, Михаил Матвеевич, объясним все как есть. Зачем скрывать? Люди должны знать правду.
Директор дернулся от неожиданности: о чем это он, о какой правде? У них и разговора не было о каких-то секретах.
Не вдаваясь в подробности, Острогин поведал похожую на байку историю, в которую ни за что бы не поверили, расскажи ее кто другой. С его слов входило, что изготовлены не одна, а сразу двенадцать "заквасок" (он почему-то облюбовал это словечко). Причем от останков разных людей. Готовые уже субстанты упрятали в одинаковые капсулы, перемешали их, наугад пронумеровали и предоставили выбирать рулетке. Вышел девятый номер.
- Она здесь, эта капсула! - С помощью носатого Аркаши он приподнял для обозрения отливающий холодным блеском ящик. - И никто, поверьте, никто даже близко не знает, чьё это начало. Наберемся терпения, друзья! Теперь все зависит от вас. Вы дадите ему жизнь, и вы будете первыми, кто увидит его.
Откровенность и пафос произвели на слушателей впечатление, однако не на столько, чтобы у них пропала охота спрашивать. Обжав со всех сторон академика, они дружно выдавливали из него крохи признания. Немного перестарались - с именитого живота полетели пиджачные пуговицы. Забеспокоившись, Владимиров не без труда отбил у толпы гостя, который так и не сказал, кто те двенадцать избранных, чью судьбу решала рулетка.
7
Отношения между ними портились. Острогин скрупулезно сверял каждую запись, просил уточнить или дополнить, если могли возникнуть разночтения; поминутно справлялся с инструкцией, вычитывая вслух целые параграфы. И чем больше он привередничал, тем нервознее становился Владимиров. Бумаги отвлекали его, мешали следить, кто что делает, куда пошел.
Еще на входе в биокомплекс он предупредил, чтобы никто не отделялся, ни к чему не притрагивался. И когда тянувшийся в хвосте бессловесный Аркаша ткнулся было не в ту дверь, он бесцеремонно оттащил его за рукав и уже не спускал с него глаз. Нос у острогинского помощника был не только большой, но и любопытный.
Ящик вскрывали в центральной лаборатории.
Зачитав соответствующий пункт инструкции, Острогин передал Владимирову запечатанный конверт, настоял, чтобы тот, прежде чем нарушить печать, убедился в ее целостности. В конверте был листок с кодом к цифровому замку. С этой минуты уже только Владимиров мог распоряжаться ящиком.
Медленно, словно имел дело с взрывателем, он набрал пятизначное число. Послышался легкий щелчок, и крышка автоматически откинулась. Переведя дыхание, Владимиров с еще большей предосторожностью стал снимать разномастные прокладки - одну, другую, третью. Наконец обнажилась лежащая в гнезде дымчатая продолговатая капсула.
Семен про себя отметил, что гости не проявили к ней особого интереса насмотрелись, должно быть, перед отправкой. Но вот директор его удивил. Тот тоже лишь мельком взглянул на капсулу, как на нечто малозначительное, примелькавшееся, и отошел от ящика.
- Ну что, будем закругляться? - Он подсел к столу, придвинул протокольный журнал.
Острогин не ожидал такой реакции.
- Надеюсь, вы не оставите ее там? - спросил топом инспектора.
- Нет, конечно. Семен Петрович, упрячьте, пожалуйста, - попросил директор, не отрываясь от записей.
Ничего не понимая, Семен извлек капсулу из ящика, понес к гермошкафу, где ей надлежало храниться до пуска установки. Ему бросился помогать Аркаша, но Владимиров остановил.
- Не утруждайтесь, он сам управится.
У Попцова складывалось впечатление, что с его участием идет какая-то подспудная замысловатая игра, правила которой он не знал и тем более не мог оценить, кто выигрывает, а кто в проигрыше. Поначалу вроде бы директор чувствовал себя припертым к стене, теперь, похоже, гости, в чем-то промахнувшись, пытаются спасти положение. Во всяком случае, инициатива явно перешла к Владимирову, и он не собирается ее упускать.
- Вы давно виделись с Морковиным? - вне всякой связи спросил он, продолжая писать.
Академик почему-то промедлил с ответом.
- Вчера. Вместе были у президента. И вы это знаете.
- Да, уважаемый Евгений Николаевич, знаю. Я как раз звонил в приемную и попросил его к телефону. Уговаривал приехать.
- Он передал вашу просьбу президенту, и ему разрешили бы - сам не захотел.
- Вернее, не смог, - поправил Владимиров. - У него какие-то неприятности.
- Пропала одна из капсул. Вы это хотели от меня услышать?
- Удивился, почему вы не сообщили сразу. Такое ЧП...
- Я бы не стал драматизировать. Может оказаться, что какой-то лаборант упер в качестве сувенира.
- Или кто-то выкрал. Для того, скажем, чтобы подменить капсулу. Владимиров приподнял над журналом ручку и направил в сторону гермошкафа. Вот эту, "девятку".
- Что вы, что вы! - деланно хохотнул Острогин. - Она была уже под замком, н добраться до нее, поверьте, никто не мог. Исключено! Да и какой смысл менять, если неизвестно, что в какой капсуле. Нонсенс!
- Я тоже так считал. Вчера. А сегодня засомневался. Вы меня насторожили. Как начали, простите, терзать протоколом, - нет, думаю, неспроста, что-то стряслось. Скажите: весь этот бумажный педантизм как-то связан с пропажей?
И вновь последовала непродолжительная, но все же заметная пауза. А чего, казалось бы, раздумывать: вопрос-то совсем простенький.
- Буду откровенней, чем вам хотелось бы, - с неожиданной резкостью сказал Острогин. - Вы внушили себе или кто-то вам внушил, что один субстант можно подменить другим. Подозреваете даже меня, я же чувствую. Так вот: пусть все будет строго по инструкции, буква в букву, без малейших отступлений, чтобы потом никаких вопросов.
- Значит, все-таки могут возникнуть вопросы. Спасибо, Евгений Николаевич. Я только это и хотел узнать.
Протокол заверяли по очереди. Последним подошел к столу помощник Острогина. Печатными буквами расшифровал в скобках и без того легко читаемую роспись: Стальгин. К фамилии никто тогда не присмотрелся. В памяти островитян он остался носатым Аркашей.
8
Гости отбыли утром следующего дня. А еще через день из Центра генетики сообщили, что исчезнувшая капсула нашлась. Ее подбросили, туда же, откуда взяли. В полной сохранности.
- Выходит, зря мы петушились, - задним числом пожалел Владимиров, вспомнив протокольную эпопею. На что Семен глуповато улыбнулся, спросил с наивностью праздного балагура:
- Вы не допускаете, Михаил Матвеевич, что нашлась другая, а та, пропавшая, сейчас здесь, у нас, вместо "девятки".
Директор настороженно посмотрел на заместителя, но ничего, кроме неуместного зубоскальства, не высмотрел и рассердился:
- Не надо так шутить, голубчик.
Не в тот раз, много позднее, Попцов все же снимет с души тяжесть, расскажет директору, как столкнулся с острогинским помощником в здании биокомплекса.
Было это часа за три до отлета гостей. Остров еще спал. В окнах едва брезжил рассвет. Измученный жестокой бессонницей, Семен вяло снялся с кровати, накинул на спину свитер, повязав рукава на шее, и полуодетый вышел на воздух. В минуту продрог, раззевался от предутренней свежести. Хотел сразу же вернуться в дом, но, бросив сонный взгляд на стоявший в полусотне шагов гостиничный коттедж, с удивлением обнаружил, что одно окно освещено. Свет горел в номере, где размещался помощник Острогина. "Тоже не спится", посочувствовал Семен и поплелся к гостинице в надежде встретить гостя, если тот, как и он, вышел проветриться.
Входная дверь с крыльца была приоткрыта. Стараясь не шуметь, он проник в холл, прислушался. Гостиница, где только двое и жили, казалась необитаемой. Набравшись решимости, Семен прошел к нужному номеру, постучался. Впрочем, он уже знал, что в номере никого нет.
Какое-то время он еще ждал, прохаживаясь перед коттеджем, и лишь вконец встревоженный обжигающей догадкой, побежал к биокомплексу.
Он нашел его в центральной лаборатории. Тот стоял у гермошкафа, заложив руки в карманы плаща. Ничем не выдал ни растерянности, ни хотя бы смущения. Да и вряд ли сплошной нос вместо лица мог что-то выражать, кроме застывшего восклицательным знаком предостережения.
На глазах у Семена он деловито подергал ручку запор, проверяя, хорошо ли закрыт гермошкаф. Затем прошел к никелированному ящику, в котором была доставлена капсула, неспешно собрал валявшиеся рядом упаковочные прокладки, аккуратно уложил их.
- Это мы возьмем, - объяснил он и, подхвата ящик, направился к выходу.
Все выглядело так, будто он для того только и приходил, чтобы проверить запоры и забрать ящик.
9
Взяв из рук заместителя телефонограмму, директор в который раз перечитал ее.
Зачем едет рабочая группа, сомнений не вызывало: она повезет в Москву реставранта, а вот почему ее возглавляет Стальгин - вопрос. Можно, конечно, объяснить элементарно: поскольку он год назад вместе с Острогиным доставил "закваску", то и теперь, когда плод созрел, ему же поручили его сорвать. Правдоподобно, хотя и папино. Но сам Семен, высказав этот тощенький довод, тут же похоронил его: не та Стальгин птица для такой добычи, хоть и нос большой.
- Аркаша-это только Аркаша, - согласился Владимиров. - Хотел бы я знать, кто за ним стоит.
- Прежде всего - Острогин.
- Он тоже пешка. Тут крупная игра, с королями и ферзями. Я давно пытаюсь понять, почему вокруг нас такая возня. Что-то уж сильно попахивает большой политикой. В стране, видать, назревают какие-то события, и кое-кому именно сейчас очень нужен наш питомец. - Причем эти люди, в отличие от нас, прекрасно знают, какого джипа мы здесь выкормили.
- Скоро и мы узнаем, осталось двое суток. Как-нибудь доживем до пятницы.
- Не уверен. Группа-то прилетает сегодня. Не затем, наверное, чтобы нас повидать.
Разговор вернулся на круги своя.
- Но и нам не обязательно ждать, - не глядя на директора, произнес Семен.
Кто-то из них должен был это сказать. Сподручней было ему: последнее слово не за ним и не с него первый спрос.
Владимиров словно не расслышал или не понял. Долго расхаживал по кабинету, с чем-то рассуждал, спрашивал. И вдруг:
- Придется рискнуть, другого выхода не сижу. Но надо все продумать.
И тут выяснилось, что они, каждый порознь, уже давно многое продумали. Мучимый подозрениями Владимиров еще год назад, когда только заложили субстант в кювету и упрятали в сурдокамеру, решил для себя, что работать вслепую не будет. Жертвуя отпускными днями, помчался через всю страну к Морковину, умоляя вскрыть оставшиеся одиннадцать капсул и таким образом определить, чья плоть вызревает в чреве биокомплекса. Морковин на уговоры не поддался (мол, ничего это не даст, поскольку могли подложить субстант, изготовленный подпольно, помимо известной дюжины); потом он куда-то исчез-то ли его убрали, то ли сам ушел, и в Центре генетики не осталось человека, которому можно было бы довериться. Однако Владимиров не отступился от своей затеи. Им овладела шальная мысль: досрочно поднять на ноги реставранта и попробовать как-то войти с ним в контакт. Этот срок подошел.