— Продолжай.
— Джерри позаботился о том, чтобы тебе никто не поверил. Его психологический расчет был верен. Ты настаивал, что ходил с каким-то рядовым, а его никто в глаза не видел. Ты твердил, что этот рядовой и врач — одно лицо. Типичный симптом подобных заболеваний. Ты заявил, что материалы отчетов подтверждают твои слова, а их нигде не могли найти.
— Остроумно, — только и мог вымолвить Гип.
— И на всякий случай, — не без усилия проговорила Джейни, — он дал тебе постгипнотичес-кую установку, которая не позволила тебе заподозрить его в исчезновении устройства, ни в качестве майора Томпсона, психиатра, ни в качестве рядового.
Когда я поняла, что он натворил, я попыталась уговорить его хоть как-то помочь тебе, хоть самую малость. Но он только усмехнулся. Я спросила у Малыша, что можно сделать. Он сказал: подобная команда может быть снята лишь реверсивным негативным воздействием.
— Это еще что такое?
— Мысленное возвращение ко времени инцидента. Реверсивное переживание — это процесс восстановления, повторного восприятия события. Но этот путь для тебя был закрыт — приходилось начинать с момента получения команды. Оставалось только полностью лишить тебя способности к передвижению, не объясняя причин, и постепенно — звено за звеном — раскрутить всю цепь событий, чтобы ты мог добраться до запрета Джерри. Он ведь был сформулирован по типу «отныне и далее…» и не мог остановить тебя, когда ты пошел в обратную сторону.
— Скажите пожалуйста, — с наигранной важностью проговорил Гип. — Я чувствую себя значительной персоной. Столько хлопот из-за простого парня.
— Не обольщайся, — кисло улыбнулась она. — Извини, Гип, я не это хотела сказать… Джерри не способен был на волнения, угрызения совести. Он просто раздавил тебя, как жучка, и тут же забыл.
Уничтоженный, Гип прошептал:
— Ну, спасибо тебе, Джейни.
— Он сделал это дважды, — гневно воскликнула она. — Ты стоял перед ним, ты, потерявший лучшие годы молодости… целых семь лет!.. Ты утратил ум и мастерство инженера, все честолюбивые идеи, кроме одной, навязчивой, не покидающей тебя. Голодный, грязный маньяк. И все же в тебе еще хватило того, что делает тебя тобой, — и ты одолел эти семь лет, собирая жизнь по кускам, и сумел добраться до его порога. Но, увидев тебя случайно в городе, Джерри сразу понял, зачем ты пришел. И когда ты кинулся на него, он просто швырнул тебя в оконное стекло — одним взглядом этих подлых, ядовитых глаз.
— Ну, Джейни, Джейни, не надо так волноваться, — успокаивал Гип.
— Я сама не верю своим словам, — прошептала она, проведя рукой по глазам. Потом откинула волосы назад, расправила плечи. — И он послал тебя головой в окно, а заодно велел: ляг и умри. Я же видела это, все случилось на моих глазах. Как гнусно…
Продолжала она уже более спокойно.
— Я не страдала бы так, если бы Джерри был мне просто знакомым, даже другом или братом. Но пойми, мы с ним — часть чего-то общего, реального и живого. И ненавидеть его для меня — ну словно ненавидеть часть себя.
— Сказано в Писании: «Если глаза твои соблазняют тебя — вырви их и отбрось. Если правая рука твоя…» — начал он.
— Да-да, рука, глаз, — вскричала Джейни, — но не воля же! — И продолжала. — То, что случилось с тобой, — не единственный случай. Ты помнишь разговоры о ядерном синтезе восемьдесят третьего элемента?
— Сказки, висмут не играет в подобные игры. Что-то припоминаю… какой-то безумец… Кла-кенхорст его звали, так?
— Не безумец, а Клакенхеймер, — с укоризной поправила она. — В припадке хвастовства Джерри выболтал некое дифференциальное уравнение, чего не следовало делать. Клак вовремя сообразил. И сумел добиться слияния ядер висмута. Тогда Джерри встревожился, такая штука вызвала бы столь мощный резонанс, что, докапываясь до корней, могли бы выйти на него. Тут он и разделался с бедолагой Клаком.
— Он умер от рака! — фыркнул Гип.
Она странно глянула на него.
— Мне лучше знать, от чего.
Гип стиснул руками голову. Джейни продолжала:
— Но этим не ограничилось. Хотя остальное уже так, по мелочи. Как-то я решилась уговорить его поухаживать за девушкой, жениться. Но только без этих штучек, на одном обаянии. Он потерпел неудачу — его обошел приятный такой парнишка, который торговал стиральными машинами, доставлял их на дом клиентам и вполне преуспевал. Так вот, парень заработал болезнь, когда нос — как свекла. Все, он остался без работы.
— И без девушки… — догадался Гип.
Джейни улыбнулась.
— Девушка словно прилипла к нему. Теперь у них маленькая керамическая мастерская. Но к прилавку он не подходит.
Гип, кажется, догадался, откуда взялась мастерская.
— Джейни, ну а мне ты почему помогаешь?
— Потому что ты — это ты.
А потом заговорила быстро и страстно:
— Мы не кучка уродов. Мы homo gestalt, понимаешь. Мы — единое существо. Нас никто не изобретал. Мы порождены. Мы — следующая за человеком ступень. И мы одиноки, подобных нам не существует. Мы живем на необитаемом острове, среди стада коз.
— Это я-то — козел?
— Да-да, конечно, неужели ты сам не видишь? Но мы уроженцы этого острова, и нас некому было учить, некому было рассказывать, как следует себя вести. От коз мы узнаем все то, что делает козу хорошей, но это никак не изменит факта, что мы не козы! Нам нельзя жить по тем же правилам, что и обычным людям — мы совсем не то, что они!
Но, помимо «Гештальта», я еще и девушка по имени Джейни. Я видела, что он сделал с тобой, превратил в замученного кролика, но я узнала тебя. И увидела тебя таким, как семь лет назад: ты стоял со своим детектором, и солнце запуталось в твоих волосах. Ты был тогда широкоплечий, мускулистый и шагал, как рослый лоснящийся жеребец. Яркий, как бентамский петух. Мне было семнадцать, Бэрроуз, и ничего более. Семнадцать, и в душе журчала весна.
В глубоком потрясении он прошептал:
— Джейни… Джейни.
— Убирайся прочь! — огрызнулась она. — Это не то, что ты подумал. Не розовые сопли. Я говорю о том, что бывает в семнадцать, когда ты ощущаешь себя целиком… — она прикрыла лицо. Он ждал. Наконец она опустила руки. Глаза ее была закрыты, и сидела она очень тихо: — Целиком… человеком, — закончила девушка.
И продолжала, уже вполне деловито:
— Вот потому-то я помогла тебе.
Он стал навстречу свежему утру, ясному, новому. И снова вспомнил, с каким ужасом она узнала от него о первом появлении Бони, и глазами Джейни увидел теперь, что вышло бы, окажись он, слепой и немой, в этих безжалостных жерновах.
Он вспомнил тот день, когда, закончив работу, вывалился из лаборатории. Наглый, самоуверенный, тщеславный, он подыскивал себе в рабы тупейшего из рядовых.
— Джейни, — сказал он взволнованно. — Не хочу тебя разочаровывать, но тот ладный парень, которого ты видела на полигоне, с детектором… Ну, в общем, ты немного заблуждалась на его счет. — Он глубоко вздохнул. — Теперь я все это помню очень отчетливо, ведь я проспал все эти семь лет. Сейчас я проснулся и вспомнил то, что видел, засыпая.
Джейни, мне жилось несладко. Все, начиная с отца и кончая офицерами ВВС, где я стал служить, доказывали мне — и довольно успешно — что я никчемный человечишко, серое созданьице, и удел мой — быть зубцом в гребенке, прутом в штакетнике. Если бы я окончательно поверил в это, то погиб бы.
Да, я самостоятельно обнаружил это дегауссирующее поле, но хочу, чтобы ты поняла: тогда я выходил из лаборатории не заносчивым петушком и не самодовольным жеребцом. Я шел навстречу открытию, чтобы даровать его человечеству, но не человечества ради, — он с горечью сглотнул, — а чтобы меня просили сыграть в
офицерском клубе, чтобы похлопывали по спине, чтобы обращали внимание, когда я вхожу. Я хотел только этого. И когда я понял, что передо мной не просто машина, ослабляющая магнитное поле, а антигравитационная установка, способная изменить лицо Земли, я вообразил себе лишь то, что к фортепиано меня будет приглашать сам президент, а похлопывать по плечу — генералы.
Гип опустился на корточки, оба долго молчали. Наконец она проговорила:
— А чего же ты хочешь теперь?
— Другого, — прошептал он и взял ее за руки, — другого. Чего-то совсем иного. — Он вдруг расхохотался. — Ты ведь сама все знаешь, Джейни? Я-то, глупый, даже представления не имею.
На миг она стиснула его пальцы.
— Быть может, ты еще разберешься. Гип, нам лучше уйти отсюда.
— Хорошо. Куда?
— Домой. В мой дом.
— И Томпсона тоже?
Она кивнула.
— Почему, Джейни?
— Он должен узнать, что компьютерам подвластно не все. Ему следует узнать, что такое совесть.
— Совесть?
— Да. Пусть Джерри начнет с этого.
— А что могу сделать я?
— Просто быть со мной, — вспыхнула она. — Я хочу, чтобы он увидел, каким стал тот блестящий многообещающий парень. Я хочу, чтобы он понял, что сделал с. тобой.
— Ты думаешь, для него все это имеет какое-нибудь значение?
Она улыбнулась как-то пугающе угрюмо.
— Пусть он убедится, что не всесилен и не получал права на убийство.
— Ты хочешь вновь вызвать в нем желание убить меня?
Она опять улыбнулась, на этот раз спокойно и уверенно.
— Не посмеет. Ведь только я одна способна связать его с Малышом. Или ты думаешь, он рискнет сделать себе самому лоботомию? Неужели ты полагаешь, что он осмелится рискнуть своей памятью? Это же сверхчеловеческая память, Гип. Память Homo gestalt. Малыш хранит всю воспринятую им информацию, плюс результаты взаимодействия всех факторов во всех возможных комбинациях. Он еще мог бы обойтись без Бони и Бини, без каких-то моих услуг. Но без Малыша… Он может его потрогать, поднять, заговорить с ним. Но не извлечет ни слова, ни мысли без моей помощи.
— Пойдем, — сказал Гип.
Сначала они вернулись в собственный дом. Джейни отперла оба замка, даже не прикоснувшись к ним.
— Все время руки чесались, но я держалась, — расхохоталась она и, описав пируэт, влетела в его комнату.
— Смотри-ка, — пропела она. Лампа поднялась с журнального столика, медленно проплыла в воздухе и опустилась на пол ванной. Шнур ее, извиваясь змеей, пополз к розетке, вилка воткнулась, щелкнул выключатель. Лампа зажглась. — Видишь теперь! — воскликнула Джейни. Кофеварка вспрыгнула на крышку комода, замерла, и Гип услышал журчание — стенки сосуда запотели от ледяной воды. Он заливисто расхохотался, обхватил девушку за плечи и повернул к себе.
— Джейни, а почему я еще ни разу не поцеловал тебя?
Девушка замерла. В глазах ее засветилась нежность, радость… и что-то еще. Она засмеялась.
— Не хотелось бы, чтобы ты возомнил о себе, но ты просто чудо. — Тут она отвернулась от него, и лампа с кофеваркой вспорхнули и вернулись на свои места. Уже у двери она обернулась:
— Не медли! — И исчезла.
Они постояли на дороге, пока такси не отъехало, а потом Джейни первая углубилась в лес. Ветви высоких деревьев сплетались так густо, что подлесок не рос под ними.
Они долго шли по направлению к замшелому утесу, пока Гип не сообразил, что перед ними не утес, а стена, простирающаяся, быть может, на сотню ярдов в обе стороны. Гип увидел массивную железную дверь. Когда они приблизились, за нею что-то звякнуло и тяжело отодвинулось. Он поглядел на Джейни и понял: это сделала она.
Ворота отворились и закрылись за ними. Они оказались на дорожке, выложенной кирпичом. Дорожка сделала всего два поворота. За первым исчезла стена, а еще через четверть мили они увидели дом.
Он был слишком низок и чересчур широк. Крыша поднималась холмом — не шпилем и не треугольником. Стены тяжелые, серо-зеленые: ни дать ни взять тюрьма.
— И мне не нравится, — вторя его мыслям, согласилась Джейни.
Кто-то прятался за стволом огромного узловатого дуба возле дома.
— Подожди, Гип, — Джейни торопливо подошла к дереву и с кем-то заговорила. Он слышал ее голос: «Вы что, смерти моей добиваетесь?»
Вернувшись, Джейни пояснила:
— Это Бини, вы с ней еще встретитесь. Потом.
Тяжелая дубовая дверь отворилась сама собой, безмолвно и легко. Они вошли, и дверь захлопнулась с низким гулом.
Паркетные плитки, темно-желтые и буро-серые, образовывали гипнотический звездчатый узор, который повторялся и на обивке мебели, либо привинченной к полу, либо такой тяжелой, что ее никогда не сдвигали с места. Было прохладно, но не слишком влажно, и потолок, пожалуй, нависал чересчур низко. «Я иду, — думал он, — прямо в пасть чудовища».
Из прихожей они направились вдоль коридора, казавшегося удивительно длинным из-за странного свода стен, создававшего немыслимую ложную перспективу.
— Все хорошо, — успокоила его Джейни тихим голосом. Он растянул рот, пытаясь изобразить улыбку и, не сумев этого сделать, вытер холодный пот с верхней губы.
Возле одной из дверей они остановились.
Джейни прикоснулась к его плечу, то ли в знак близости, то ли подталкивая ко входу.
Гип шагнул внутрь и охнул. Он оказался словно в огромной оранжерее: гигантский стеклянный купол над головой, каскады фонтанов на зеленой лужайке. Неожиданное великолепие ошеломляло.
Гип увидел приближающегося к нему мужчину. Быстро шагнул вперед — не навстречу, но чтобы оказаться подальше от Джейни, на случай каких-либо непредвиденных обстоятельств. А схватка непременно должна была произойти, он знал это.
— Ну, лейтенант, хотя меня и предупредили, не могу скрыть — искренне удивлен.
— А я нет, — с вызовом парировал Гип. К его удивлению, голос слушался. — Все эти семь лет я знал, что отыщу вас.
— Боже! — изумился Томпсон. Через плечо Гипа он бросил: — Извини меня, Джейни. Я не верил тебе до этой самой минуты. — И уже обращаясь к Гипу, добавил. — У вас удивительная способность к выживанию.
— Что ж, хомо сапиенс — зверь крепкий, — отвечал Гип.
Томпсон снял очки. Под ними прятались большие круглые глаза, отливающие молочно-белым светом телеэкрана и пронзительно черными, цепкими зрачками. Казалось, еще минута — и они закружатся, вовлекая все вокруг в свою глубину.
Кто-то внутри произнес:
— Не смотри в них, и все будет в порядке.
Гип услышал голос позади себя:
— Джерри!
Гип обернулся. Джейни поднесла руку ко рту, и небольшой стеклянный цилиндрик оказался между ее зубов. Она сказала:
— Джерри, я предупреждала тебя. Ты знаешь, что это такое. Только тронь Гипа, и я немедленно раскушу эту штуку. Тогда до конца дней своих можешь жить с Малышом и близнецами, как мартышка в клетке с белками.
«Хотелось бы увидеть этого Малыша», — успел подумать Гип.
Томпсон застыл на месте, остановив взгляд на Джейни. Однако слова он обратил к Гипу.
— Малыш вам не понравится.
— Не имеет значения. Я хочу задать ему вопрос.
— Никто, кроме меня, не задает ему вопросов. Вы ведь рассчитываете на ответ?
— Да.
Томпсон расхохотался:
— В наше-то время на что-то надеяться!
Джейни тихо позвала:
— Поглядй сюда, Гип.
Он обернулся. Теперь он затылком ощущал скрытое напряжение. Так, должно быть, чувствовали себя люди, повернувшиеся спиной к Горгоне.
Следом за Джейни он пересек комнату. В нише стены, покачивалась колыбель величиной с добрую ванну.
— Продолжай, — проговорила Джейни. На каждом слоге живой цилиндр подергивался.
— Да, продолжай, — голос Томпсона раздался так близко, что Гип вздрогнул: он не услышал звука приближающихся шагов.
Сглотнув, Гип обратился к Джейни:
— Что я должен сделать?
— Просто в уме сформулируй вопрос. Возможно, он уловит его. Насколько я знаю, он слышит всех.
Гип склонился над колыбелью. Тусклые черные глаза… словно носки запыленных ботинок приковывали взгляд. Он подумал: «Прежде у вашего Homo gestalt была другая воля. Ваш «симбиоз» может использовать разных телекинетиков, теле-портеров. Малыш, а тебя заменить можно?»
— Он отвечает — да, — проговорила Джейни, — тем маленьким грубияном с огрызком кукурузного початка… помнишь его?
Гип медленно повернулся к Джейни. Мысль приближалась…
Если Малыш — сердце, ядро, эго и память нового существа… если даже Малыш может быть замещен, значит Homo gestalt бессмертен.
Джейни охнула, отозвавшись на его мысль.
А Томпсон с расстановкой проговорил:
— Совершенно верно. Замещен может быть не только Малыш. Так что заканчивай свою драму, Джейни. Ты больше мне не нужна.
— Гип! Беги! Беги!
Глаза Томпсона обратились к Гипу:
— Нет! — тоном приказа отрезал он.
Зрачки его уже собирались закружиться, словно колеса, словно винты самолета, словно…
Гип услышал, как взвизгнула Джейни. Потом послышался хруст. Взгляд исчез.
Прикрыв глаза ладонью, Гип отшатнулся. Слышалось неразборчивое бормотание.
Бормотала темнокожая девушка, обнаженной мускулистой рукой поддерживавшая Джейни. Та готова была осесть на пол.
— Джейни! — взревел он. — Бони, Бини, — как вас там, — неужели она…
Девушка, поддерживавшая Джейни, вновь забормотала. Джейни подняла глаза, перевела изумленный взгляд на Гипа. А потом на Джерри Томпсона. Тот с жалким видом скрючился в углу.
И Джейни улыбнулась.
Девушка, что была с ней, тронула рукав Гипа. Указала на пол. Раздавленный цилиндрик валялся под ногами, легкое пятнышко жидкости таяло на глазах. Джейни бросилась в объятия Гипа:
— А Джерри… он?..
— Жив… Пока.
— Ты убьешь его? Не делай этого! — прошептала Джейни.
— Бони! — позвал Гип.