Затем осторожно приблизился к Льюису, опустился на колени возле его тела и пощупал сонную артерию, проверяя, бьется ли сердце. Кожа доктора была холодной, пульс не прощупывался. Схватив одну из простыней, Уилкокс кое–как очистил рот и нос Льюиса и, защемив ему ноздри, раздвинул посиневшие губы, чтобы попытаться сделать искусственное дыхание, – учебник об оказании первой помощи, страница 34. Вдох – выдох. Вдох – выдох. Он приподнял голову. Никакой реакции. Преодолевая отвращение, Уилкокс вновь склонился над телом, намереваясь продолжить, но вдруг – когда рот его был уже в каком–нибудь сантиметре от губ распростертого на полу эскулапа – замер. Одна из щек Льюиса внезапно надулась – так, словно он жевал жвачку. Нет, это не сон; я действительно вижу его, этот чертов толстый шарик за левой щекой. Чертов шевелящийся шарик. Что такое у него во рту? Или это он языком шевелит? Пульс по–прежнему отсутствовал, руки и ноги – как у мертвого. Герби Уилкокс почувствовал, что пот у него по спине буквально льется потоками. Никаких посторонних звуков – лишь снаружи доносится шум дождевальной установки. Шарик за щекой Льюиса исчез так же внезапно, как и возник. Или он умер так давно, что уже началось выделение газов? Нет, такое невозможно. Уилкокс пристально вгляделся в неподвижное лицо лежавшего с закрытыми глазами доктора. Кожа вокруг рта слегка подрагивала. Создавалось ощущение, будто Льюис едва удерживается от того, чтобы не рассмеяться. Капля пота, соскользнув вдоль правой брови Уилкокса, упала на гладкую, лишенную какой–либо растительности грудь Льюиса. Губы доктора дрожали, затем растянулись, словно в улыбке, раздвинулись… И что–то показалось между ними. Лапка. Маленькая, черная. Потом – вторая. Уилкокс мгновенно разогнулся, наставив револьвер на этот странный рот, который, похоже, жил сам по себе, вне какой–либо зависимости от его владельца.
И тут из губ Льюиса вынырнула черная головка таракана, затем – его овальное тельце. Спокойно спустившись по подбородку, насекомое соскользнуло на ковер. Уилкокс обернулся, глядя на него и не веря своим глазам. Таракан, какой–то мерзкий таракан во рту Льюиса. И из–за этой твари я едва не помер со страху. Смерть от инфаркта в Джексонвилле, штат Нью–Мексико, 3842 жителя: грозный шериф Уилкокс упал замертво при виде таракана. Я становлюсь полным идиотом. Приподняв ногу в огромном ботинке, он тщательно растер мерзкую тварь толстой подошвой. И тут же чуть не подскочил от неожиданности: за спиной у него раздался какой–то хрип. Уилкокс мигом развернулся, готовый выстрелить в любую секунду.
Глаза Льюиса были уже открыты, и он смотрел на него, а напугавшие Уилкокса звуки, похожие на шум кузнечных мехов, испускала его неравномерно вздымавшаяся грудь.
– Спасибо! – воскликнул он, и из носа у него вновь потекло что–то зеленоватое.
Уилкокс в полном ошеломлении посмотрел на него, затем, опомнившись, потрепал доктора по плечу:
– Господи, Льюис, я уж думал, что вы умерли…
– Я тоже… – выдавив из себя какое–то жалкое подобие улыбки, с трудом проговорил Льюис.
Герби Уилкокс сходил в примыкавшую к спальне ванную, принес оттуда стакан воды и заставил доктора медленно выпить ее. Этот парень был совсем зеленым, в глотке у него ползали тараканы, и…
— Что случилось? – хриплым голосом спросил Льюис.
– Это вы мне должны рассказать, что случилось…
– Тараканы, повсюду были тараканы, и я потерял сознание…
Ну да, конечно; насекомое, должно быть, забралось к нему в рот, пока он лежал без сознания. И попало в дыхательное горло. Это похуже, чем рыбьей костью подавиться… Но он и в самом деле выглядел как покойник… Уилкокс подобрал валявшиеся неподалеку футболку и бежевые шорты.
– Сейчас вы оденетесь и пойдете со мной, я не хочу оставлять вас здесь одного, уж больно страшные вещи сейчас творятся в городишке, док. По дороге расскажу. Идет?
Льюис пристально и как–то странно посмотрел на него – словно вовсе забыл, с кем разговаривает; затем, похоже, вдруг вспомнил и, с явным усилием выпрямившись, произнес:
– Да, да, конечно, шериф, идемте.
– Что здесь случилось нынче ночью? – спросил Герби Уилкокс, указывая пальцем на разбитое стекло.
Проследив взглядом за его жестом, Льюис еще сильнее побледнел.
– Значит, это был отнюдь не кошмарный сон… – вздохнул он. – Послушайте, шериф, мне, знаете ли, довольно сложно все это вам объяснить…
И он нерешительно принялся рассказывать о событиях ночи, а Уилкокс тем временем помог ему одеться и, поддерживая, довел его до патрульной машины.
– Если я правильно понял, на вас напали тараканы, ну это тебе, приятель, наверняка во сне привиделось, а потом вы увидели в окне какое–то лицо, причем снаружи доносились крики и шум – «словно собаки что–то рвали на части», так?
– Точно. Я понимаю, что все это выглядит бредом сумасшедшего, но…
– Ну уж нет, Льюис, уверяю вас; вчера, может быть, и выглядело бы, но не сегодня… И еще: они что, даже не пытались забраться к вам в дом?
Нет, они не стали этого делать; если бы они пришли за тобой, ты был бы мертв, по–настоящему мертв, к тому же в комнате остались бы их следы. Тогда зачем же они приходили сюда? Может быть, Дуглас и Верна пытались от них сбежать? А убийцы поймали их и вновь отволокли в старую ригу? Уилкокс потер себе виски. Расслабься, Герби, расслабься. Он открыл бардачок, извлек оттуда фляжку с джином, предложил глоток Льюису, но тот отказался: спиртного он никогда не употреблял.
– Ну тогда за ваше здоровье, – сказал Уилкокс, садясь за руль и щедро отхлебнув из фляжки дешевенького джина.
После такого–то воскресного утречка он вполне этого заслужил.
Когда Джем и Лори около девяти утра явились к старой риге, намереваясь начать свое воскресное веселье в каньонах, они были очень удивлены кипевшей там работой. Неподалеку от риги стоял санитарный фургон с распахнутыми задними дверцами; Мидли, подбоченившись, прохаживался туда–сюда, следя за порядком, два санитара возились с непрозрачными герметически закрывающимися мешками, следом за ними ходил Бойлз – лицо у него выглядело бледнее обычного. Едва заметив мальчишек, Мидли тут же принялся орать во всю глотку:
– А ну–ка мотайте отсюда, да поживей; посторонним здесь ходить запрещено!
– Но мы всего лишь хотим пройти в каньоны, – возразил Джем.
– Оглох ты, что ли? Сказано тебе: катись отсюда да не забудь прихватить с собой свою «шоколадку».
– Чтоб тебя какая–нибудь горилла трахнула… – сквозь зубы тихо произнес Лори.
Тут к ним подошел Бойлз – его гладко выбритый череп сверкал в лучах солнца.
– Вам лучше пойти куда–нибудь в другое место, ребята; здесь сейчас ходить нельзя.
– А что случилось, мистер? – прикинувшись совершенным дурачком, спросил Джем, краешком глаза успевая при этом фиксировать и все передвижения санитаров, и их полные отвращения жесты.
– Ничего хорошего. Возвращайтесь домой,
– Здесь кого–то убили? – не унимался Джем.
Бойлз уставился на него своими черными сверкающими очками, за которыми не видно было глаз.
– Ну и ну, явно детектив будущий подрастает… Только, сдается мне, ему еще расти да расти.
Тут в разговор встрял Лори:
– Что они там собирают? И что это за красные пятна на земле?
Однако беседу их прервал примчавшийся галопом Мидли:
– Шеф звонит; он отыскал Льюиса.
Бойлз тут же направился к машине, позабыв о мальчишках. А Мидли, жирная, красная от возбуждения физиономия которого буквально сверкала от пота, принялся толкать их назад, приговаривая при этом:
– Ну же, пошевеливайтесь; только таких мартышек нам и не хватало на месте преступления.
– Здесь было совершено преступление, мистер полицейский? – «удивился» Джем, выпучив глаза.
– Не твое дело, мотай отсюда, пока вы мне тут не затоптали все улики; к тому же если вы наткнетесь на эти тухлые куски мяса, то блевотиной изойдетесь, а у меня нет ни малейшего желания еще и за вами убирать; ну же, проваливайте!
Поскольку к ним опять направился Бойлз, Мидли удвоил усилия, толкая их вон, – исполненный гордости оттого, что рьяно исполняет свой служебный долг.
Джем и Лори послушно двинулись прочь.
– Здесь произошло какое–то мерзкое убийство, – шепнул Лори, – влезем–ка вон туда, за поилку, и оттуда все подсмотрим.
– Точно; скорей, пока они нас не засекли. Он ведь сказал: «тухлые куски мяса» – представляешь! – произнес Джем, уже карабкаясь на скалу.
– Ну и дебил же этот Мидли, мне лично стыдно было бы познакомить с ним Джимми; нет, ты только подумай: он ведь, между прочим, тоже – представитель рода человеческого…
Лори гневно сплюнул на землю, стараясь при этом покрепче ухватиться за скалу. Эти гадкие обломки камней, стоит лишь на секунду ослабить внимание, имеют пренеприятнейшую тенденцию сыпаться тебе прямо в лицо. Зато взобравшись наверх, можно оказаться возле старой поилки, которой сто лет уже никто не пользуется. А она расположена много выше долины, и оттуда открывается прекрасный вид на старую ригу – обычный отправной пункт любой экскурсии по каньонам. Время от времени мальчики оглядывались назад, дабы убедиться, что ни Бойлз, ни Мидли не раскусили их маневр. Густые заросли ежевики скрывали их от посторонних взглядов. Было еще только двадцать минут десятого, но солнце уже палило вовсю.
Лори гневно сплюнул на землю, стараясь при этом покрепче ухватиться за скалу. Эти гадкие обломки камней, стоит лишь на секунду ослабить внимание, имеют пренеприятнейшую тенденцию сыпаться тебе прямо в лицо. Зато взобравшись наверх, можно оказаться возле старой поилки, которой сто лет уже никто не пользуется. А она расположена много выше долины, и оттуда открывается прекрасный вид на старую ригу – обычный отправной пункт любой экскурсии по каньонам. Время от времени мальчики оглядывались назад, дабы убедиться, что ни Бойлз, ни Мидли не раскусили их маневр. Густые заросли ежевики скрывали их от посторонних взглядов. Было еще только двадцать минут десятого, но солнце уже палило вовсю.
5
Сухое, обжигающе горячее дно бывшей поилки служило прибежищем доброму десятку великолепных сероголубых ящериц – довольно крупных, длиннее ладошки; заслышав шаги незваных гостей, они мгновенно бросились в разные стороны и исчезли. В любой другой день Джем и Лори непременно попытались бы поймать хоть парочку, но сегодня у них было дело посерьезнее. По–пластунски друзья доползли до каменного бортика поилки и рискнули осторожненько выглянуть.
Санитары грузили в фургон пластиковые мешки. Красный, обливающийся потом Мидли вытирал себе лоб. Бойлз что–то записывал в блокнот. Возле риги четко видно было большое красное пятно на земле и еще другие – поменьше, на некотором расстоянии друг от друга; вокруг них вились целые тучи мух. Голоса говоривших внизу долетали наверх лишь обрывками фраз, приносимых порывами ветра.
– Никогда еще ничего подобного не видел… – произнес тот из санитаров, что был повыше.
– … бойня! Стоит мне подумать о том, какие их части, судя по всему, с удовольствием сожрали…
«Их»! Значит, произошло не одно убийство; Джем ущипнул Лори за руку, и тот закивал: да, мол, я тоже все понял.
Маленький санитар захлопнул тяжелые дверцы фургона, и очень четко было слышно, как он при этом громко сказал:
– Ладно; сейчас отвезем все это в ваш морг – вам будет над чем повеселиться.
Бойлз с бесстрастным видом направился к патрульной машине. Санитар пустился было следом за ним:
– Вы имеете хоть малейшее представление о том, что здесь произошло?
– Это сверхсекретная информация, – сухо сказал Бойлз, опускаясь на раскаленное сиденье машины.
Мидли нажал на газ, рукавом рубашки отирая пот со своей красной морды. Патрульная машина уехала. Длинный санитар внимательно огляделся по сторонам:
– Надеюсь… мы тут ничего не забыли… Представить невозможно, кем нужно быть… чтобы наделать такое…
– Наверное… абсолютным психом – помнишь того парня, что по уши нагрузился ПСП[5]… да и изрубил топором всю свою семью… Девчонку просто по кускам собирали – тридцать четыре куска… Тридцать четыре!
Остальные его слова потонули в порыве ветра. Фургон тронулся с места и медленно уехал, увозя свой кошмарный груз.
Джем хотел было уже вскочить на ноги, как Лори вдруг удержал его, схватив за запястье:
– Смотри!
Взглянув в том направлении, куда указывал палец Лори, Джем заметил, что в траве, возле источенной червями стены риги, что–то блестит. Безусловно, какой–то металлический предмет – судя по тому, как он сияет на солнце.
Не сговариваясь, мальчишки дружно бросились вниз – то ступая ногами, то попросту съезжая вниз на попках, спровоцировав тем самым целый обвал мелких камешков.
Загадочный предмет, полускрытый листьями, продолжал то и дело поблескивать. По мере их приближения к риге гудение мух постепенно усиливалось. А воздух становился густым и каким–то липким. Дырявые прогнившие доски риги были залиты кровью. Внезапно Джем с Лори замерли на месте: им стало как–то не по себе.
Здесь убили людей. На этом самом месте. И всего каких–нибудь несколько часов назад. Взаправду убили. А не как в кино. Настоящих живых людей. И вот теперь они смотрят на доски, забрызганные кровью. Трудно поверить, что это – действительно кровь. А не обычная красная краска. Кровь, вытекшая из чьего–то тела. Тут поневоле станет не по себе. Да еще эти мерзкие мухи – упившиеся кровью, жирные, отяжелевшие, до отказа нагрузившиеся кровью, словно какие–то жуткие бомбардировщики. Мерзость. Джем хотел уже было повернуть назад, однако, увидев, что Лори, набравшись храбрости, решительно шагнул вперед, последовал его примеру. При этом он то и дело – на всякий случай – оглядывался назад. Ведь убийца – или убийцы, если он не один, – вполне мог спрятаться на время в зарослях кустарника. И дождаться, пока уедут полицейские, – размышлял Джем, хотя на самом деле он не слишком–то верил в это. Сожранные заживо… Он сглотнул слюну и поспешил к Лори, как раз склонившемуся над тем самым предметом, что привлек их внимание. Лори молча замер, открыв рот и выпучив глаза.
– Ну так что же это такое? Орудие убийства? – с деланой веселостью в голосе спросил Джем.
Лори глянул на него чуть не вылезавшими из орбит глазами и, ни слова не говоря, бросился бежать в сторону шоссе.
У Джема вдруг как–то сильно забилось сердце в груди, но он, в свою очередь, склонился над находкой. Металлический предмет сверкал на солнце, буквально ослепляя. Обычное обручальное кольцо. Но оно было на женском пальце, отрубленном у самого основания, почти совсем изжеванном, но сохранившем при этом длинный ноготок, старательно покрытый ярко–красным лаком. Мертвая плоть, мясо. Человеческое мясо, подумал Джем. Впервые в жизни он видел такое. Наверное, вот в это и превратились его родители после авиакатастрофы. И Пол Мартин тоже. Джем вдруг почувствовал такую слабость во всем теле, что решил уже было, что сейчас же рухнет в обморок. Но нет. Только не здесь. Внезапно у него возникло такое чувство, будто кто–то за ним подсматривает. Чьи–то злые глаза неотступно за ним следят. Голодные глаза.
Он поднял голову. Страшно воняло падалью. Самой настоящей падалью. И Джем, не раздумывая, бросился прочь – к шоссе, к Лори, в яркий свет летнего утра. Запах рассеялся.
Лори ждал его; он сидел на обочине, невидящим взглядом уставившись на свои кроссовки. Джем согнулся пополам, пытаясь отдышаться. Лори поднял голову; губы у него дрожали.
– Это был палец какой–то женщины.
– Замужней женщины, – добавил Джем в перерыве между двумя глубокими вдохами.
– Это отвратительно, Джем. Ты же видел ту кучу мешков, которые они погрузили в фургоны? Черт возьми, старик, это что – «Возвращение живых мертвецов»?
– Не знаю, что это, но, по–моему, лучше бы нам не попадаться ему на пути.
Не сговариваясь, они вновь пустились бегом – теперь уже по вполне цивилизованному шоссе; мягкие удары кроссовок об асфальт действовали успокаивающе. Потом остановились – вконец запыхавшись и обливаясь потом. Джем вполне сознательно избегал разговора о старой риге, решив напрочь забыть об этом проклятом паль… нет; ни в коем случае нельзя вспоминать об этом; внезапно он услышал, что говорит, обращаясь к Лори: «Пойдем ко мне пострелять?» – он буквально выпалил эту фразу со скоростью автоматной очереди и увидел, как Лори – так же быстро и с заметным облегчением – кивнул.
Дед в свое время приволок с какой–то ярмарки жестяную мишень и подвесил ее на смоковнице, за кроличьей клеткой. Джем тренировался на ней, стреляя из старого пневматического карабина. Игру можно было разнообразить, подбрасывая в воздух консервные банки. Ни о каком воскресном веселье в каньонах теперь уже и речи быть не может. Сегодня куда лучше играть в шерифа.
Когда Мидли и Бойлз вернулись в полицейский участок, Бен Картер старательно красивым округлым почерком писал какой–то отчет, а Уилкокс сидел за своим столом со стаканом пива в руке. Бен своим тоненьким писклявым голоском – в котором явственно слышался легкий оттенок упрека – уже рассказал ему о том, как он вынужден был врать Чарли ночью, добавив при этом, что Верна всегда искала всякого рода приключений – вот и допрыгалась, к тому же… «Прекрати, Бен, – оборвал его Уилкокс, – не время сейчас такое говорить». Бен пождал губы и занялся просмотром слишком долго залежавшихся папок. А Уилкокс решил, что больше всего на свете ему сейчас хочется свежего пива. Поэтому они так и сидели – каждый занимаясь своим делом, – когда вернулись остальные.
Бен при их появлении тотчас поднялся, поправил галстук и надел головной убор, с которым никогда не расставался. Выглядел он в нем довольно–таки странно: сорокапятилетний дяденька в темном строгом костюме и полотняном головном уборе матроса военно–морского флота США, но местные жители к этому давно привыкли, так что со смеху при виде него подыхали лишь приезжие, а их тут было негусто.
– Я ухожу, шеф, мне нужно еще на репетицию хора, – как бы извиняясь, произнес этот в общем–то славный человечек.
– О'кей, Бен; пока.
Бен ушел – странная фигурка в плотно обтягивающей узкую грудь рубашке: нечто среднее между мужчиной и мальчиком. Бойлз подошел к кофеварке и, наливая кофе, спросил: