Пещеры Кирин.
Она так ни разу и не вернулась к месту своего рождения, туда, где провела первые годы жизни. Все собиралась – как-нибудь после. Здесь им предстоит теперь начинать мятеж – если, разумеется, у судьбы нет на них других планов.
Нет. Она не верит в судьбу. Не рок погубил ее планы и мечты. Предательство. И не рок заново воссоздает прежние декорации – а точнее сказать, их карикатурную копию, исполненную подозрительности и ожесточения. Не рок, а чужая злая воля.
– Я поищу для тебя одеяло, – сказала она Иссе.
Начала говорить. Но в это мгновение что-то пронеслось мимо нее.
Или на нее.
На весь отряд.
Шум в ушах, туман становится плотнее… Кэроу сжалась и закинула голову. И не только она. Весь строй, все солдаты. Сбрасывали высоту, выхватывали оружие, резко разворачивались в поисках цели… цели?
Там, над ними, белые небеса казались такими близкими, что можно достать рукой. Чистое полотно. Но пульс Кэроу частил, в ушах раздавался тихий, еле слышный звон… И вот они внезапно возникли будто ниоткуда, стремительные, обгоняющие ветер, огромные… Все пространство вокруг заплясало под ударами их крыльев… Солдат мотало и носило, как щепки в приливной волне.
Они.
Огромные.
Они проявлялись из воздуха там и здесь, как темные вспышки – было и нет! – и все бойцы вертели головами, пытаясь уследить за их стремительным полетом. Так неожиданно, так внезапно, так огромно, что Кэроу растерялась. А потом существо промелькнуло рядом с ней, коснулось, дотянулось воздушной волной, поволокло, завертело. Воздух вскипел: кадильницы бешено заметались, перекручивая цепи, и на мгновенье Кэроу представила черную поверхность воды – там, далеко внизу, и кадильницы падают… падают… и с громким всплеском уходят в глубину: души, поглощенные Заливом Тварей… Она с трудом взяла себя в руки… и ровно в этот миг ее отпустило. Цепи плотно перепутались, но ни одна не порвалась; ни одна душа не сгинула в этом круговороте. И потребовался всего один взгляд, чтобы понять, что вот же это кто, ох! Ох! – и белый густой день вновь поглотил их, и они умчались.
Буреловы.
Самые грандиозные творения Эреца, самая непонятная его тайна. Крылья, способные защитить – или разрушить небольшой дом. Так вот что ее коснулось: крыло бурелова. Стая птиц-великанов только что скользнула мимо отряда, и одного взмаха гигантского крыла хватало, чтобы выбить химеру из воинского строя. Прежде чем в голове Кэроу уложилось представление о чуде, свидетелем которого они только что стали, она начала судорожно пересчитывать солдат.
Вот Исса, вцепившаяся в шею Руа, потрясенная, но целая и невредимая. Вот кузнец Эгир: он уронил связку оружия, и все безнадежно ухнуло в море. Акива и Лираз по-прежнему держались далеко впереди, на некотором отдалении за ними следовали Мик и Зузана. С этими все в порядке. Поднятый гигантскими крыльями вихрь слегка взъерошил им прическу, но они мужественно хранят невозмутимость, будто ничего особенного не произошло.
И действительно, что такого-то?
Они просто столкнулись со стаей буреловов.
Раннее детство Кэроу провела в высокогорье; точнее, не Кэроу, а дитя этих пиков, Мадригал из ветви Кирин, последнего племени Адельфийских гор. Здесь обитали и буреловы, хотя никто из киринов, да и вообще никто, о ком доводилось слышать Кэроу, никогда не видел гигантских созданий так близко. Никому не удавалось их поймать: они уходили от любой погони, избегали любых ловушек. Говорили, что они ощущают малейшие изменения в составе и давлении атмосферы, – и в детстве Кэроу-Мадригал этому верила. Любуясь издалека, как они реют в потоках солнца, будто пылинки, она неслась им вслед, страстно желая разглядеть поближе, но вскоре собственные крылья ее подводили и – все…
Никто ни разу не обнаружил ни скорлупу их яиц, ни фрагмента скелета. Если, конечно, они откладывали яйца; если, конечно, они умирали. Никто не знал. Никто.
Теперь стало видно яснее, и Кэроу пробрала дрожь.
В крови бушевал адреналин, он прогонял страх. Она засмеялась. Всего один короткий взгляд, но она успела рассмотреть плотный мех, покрывающий тела буреловов, черноту огромных глаз, затянутых мигательной перепонкой, как у земных птиц. Их перья радужно переливались сразу всеми цветами; эта световая игра завораживала.
Они казались подарком дикого мира, напоминанием о том, что бесконечная война поглотила еще не все. Кэроу сгруппировалась в воздухе, распутала кадильницы и подлетела к Зузане и Мику.
Друзья еще пребывали в ступоре. Кэроу ухмыльнулась.
– Добро пожаловать на Эрец.
– К черту пегасов, – страстно выдохнула Зузана, широко распахнув глаза. – Я хочу вот такое!
8
Синяки на плоти неба
– Еще буреловы. Вон там! – Солдат отошел от окна, уступая место Меллиэль.
В их камере это окно было единственным. Они находились в тюрьме уже четвертый день. Три раза солнце садилось за горизонт, три раза наступал рассвет и озарял мир. Решившись, Меллиэль выглянула из окна.
Восход. Сочные, насыщенные цвета: сияющие облака, сверкающее золотом море; лучи, уходящие в горизонт, такие яркие, что больно смотреть. Острова – размытые силуэты дремлющих чудищ; небо… а вот небо было неправильным.
Если бы небо имело плоть, можно было бы сказать, что оно покрыто синяками. Этот рассвет, как и предыдущие, снова принес перемены; просыпающееся с наступлением дня небо бледнело: фиолетовый, какой-то грязно-лиловый, лазурный… И расцветшие на живой ткани неба кровоподтеки.
Меллиэль не сумела бы точно описать увиденное. Пятна увеличивались, набухали и расползались по полотну неба, и на их месте появлялись новые.
Оно было прекрасно; когда Меллиэль и ее солдат только заперли в камере, они решили, что это свойственно южным землям. Мир вокруг не походил на тот, который они знали. Все на Дальних Островах было прекрасно и загадочно. Воздух казался таким густым, что его можно было резать; благоухание и звуки сливались в одну яркую круговерть: ароматы цветов, птичьи трели, ветер, запахи моря и рыбы. Море ежесекундно меняло цвет: не только оттенки синего и зеленого, а тысяча новых тонов. Деревья больше напоминали причудливые детские каракули; с почтенными прямыми родственниками из северного полушария они имели очень мало общего. А небо?
Ну, вроде небо как небо.
Сейчас Меллиэль уже понимала, что с небом что-то не так. Как и с буреловами, количество которых росло на глазах.
Где-то там, над морем, эти существа, собравшись в стаю, водили непрерывный хоровод. Меллиэль из Незаконнорожденных, Вторая носительница имени, была уже немолода и за свою жизнь перевидала множество буреловов, однако на ее памяти они не собирались больше чем по пять-шесть. И всегда где-то у горизонта, вытянувшись в линию. Здесь их были десятки. Многие десятки. Крылья закрывали собой ткань неба.
Безумное зрелище, и все-таки даже сейчас можно было бы убедить себя, что пленники стали свидетелями редчайшего природного явления. Если бы не поведение тюремщиков.
Стелианцы нервничали.
Что-то происходило, но заключенным никто ничего не объяснял. Ни про небо, ни про буреловов – ни даже про их собственное будущее.
Меллиэль ухватилась за решетку и прижалась лицом к прутьям. Теперь ей были хорошо видны море, небо и острова. Стиван был прав. За ночь число буреловов снова резко выросло, как если бы сюда на некий призыв слетелись все, сколько их есть на Эреце. Они кружились, кружились. Небо сменило цвет: кроваво-красное, светлое, снова израненное. Буреловы кружились.
Что за сила изранила небо?
Меллиэль отошла от окна и направилась к двери камеры. Постучала и окликнула:
– Эй! Я хочу поговорить!
Ее бойцы начали выдвигаться поближе. Те, кто дремал, просыпались, выбирались из гамаков и вставали на ноги. Их тут было двенадцать; при задержании телесных ран никому не нанесли, однако все испытали потерю ориентации и ошеломление; казалось, мозги на краткий миг отключились. По крайней мере, их поместили не в сырую темницу, а в длинную чистую комнату с прочной, накрепко запертой дверью.
Был закуток-уборная и вода для умывания. Гамаки для сна и легкая одежда, так что при желании можно было снять доспехи и поддоспешники. Собственно, все уже давно так и сделали. Пища была великолепной: гораздо лучше, чем та, к которой они привыкли. Белая рыба, пышный хлеб и даже фрукты! С привкусом меда и цветов, толстокорые, нежные, разноцветные. Терпкие желтые ягоды, темно-красные шарики в скорлупе, которую они поначалу и не знали, как очистить – ведь ножи у них отобрали. Были колючие плоды с вкусной мякотью; они шли нарасхват. А были странные мясистые розовые шары, почти безвкусные и будто заляпанные кровью. К этим пленники не прикасались и оставили их в плоской корзине у двери.
Меллиэль с любопытством подумала, что за плод взбесил их отца-императора, когда непонятно каким способом обнаружился у основания его ложа. Какой-то из тех, что они сейчас жуют, или нет?
На ее крик никто не отозвался, поэтому она заколотила вновь.
– Эй! Кто-нибудь!
На сей раз она добавила жалобное «пожалуйста!». И с раздражением поняла, что Эйдолон – ну конечно, то была Эйдолон – стояла все это время под дверью, только и ожидая униженной просьбы.
Стелианка была, как обычно, без сопровождающих и без оружия. Простое белое одеяние, ниспадающее складками и застегнутое на коричневом плече, черные заплетенные приподнятые волосы, босые ноги… Уязвимая. Конечно, эта уязвимость была иллюзией.
Ничего во внешности Эйдолон не намекало, что она воин – как любой стелианец – и военачальник. И все же именно эта молодая женщина, без сомнения, отдавала распоряжения, когда отряд… захватили. Меллиэль все еще не могла привести мысли в порядок. Она не все помнила, но… Одна изящная девушка справилась с двенадцатью бойцами – нет, Меллиэль даже и не мечтала о побеге.
Было в Эйдолон – да и во всех Дальних островах – нечто большее, нежели красота.
– Как дела? – спросила изящная девушка со стелианским акцентом, который смягчал даже самые неприятные слова. У нее была теплая улыбка; когда она сложила ладони ковшиком и протянула их вперед – стелианский приветственный жест, – ее огненные глаза вспыхнули.
Солдаты невольно ответили на приветствие. И на мужчин, и на женщин в той или иной степени подействовала чарующая загадочность мерцающих глаз Эйдолон, но Меллиэль воспринимала жест с подозрением. Ей приходилось видеть, как стелианцы, не утратив грации, творили… непостижимые вещи, так что лучше бы стелианка держала руки по бокам.
– Дела неплохо, – сказала она. – Для заключенных.
Собственный выговор даже ей самой показался простонародным, а голос – грубым и хриплым. Нескладная неловкая старуха, простая, как железный меч.
– Что там творится снаружи?
Эйдолон небрежно ответила:
– То, чему лучше бы не происходить.
Необычная словоохотливость.
– А что именно? Что там такое с небом?
– Оно устало, – ответила девушка с мерцающими глазами.
В них пляшут искорки пламени, подумала Меллиэль. Как у Акивы. И как у любого стелианца.
– Ему больно, – добавила Эйдолон. – Вы ведь знаете, оно очень старое.
Старое усталое небо?! Бред! Она просто насмехается.
– Это как-то связано с Ветром?
Меллиэль постаралась тоном выделить последнее слово.
Действительно, назвать это ветром все равно что назвать буреловов птичками. Однажды отряд Меллиэль оказался под Калифом и попал под удар Ветра. Их смело, как солому с крыши, и отволокло назад – вместе с другими крылатыми: птицами, бабочками, облаками и – да, даже буреловами. С места сорвало все, что не вросло в землю корнями, как деревья: даже завязи плодов, даже морскую пену.
Беспомощные, они летели, влекомые неведомо куда. Их подхватило и понесло – сначала на восток, и ангелы тщетно били крыльями, пытаясь совладать с собственным непослушным телом, – а потом… отпустило. И они, задыхаясь, мчали обратно на запад, чтобы успеть к Калифу вовремя. Такая силища! Чудилось, сам небесный эфир глубоко вздохнул. Все эти явления наверняка связаны, подумала Меллиэль. Покрытое синяками небо, Ветер, гигантские стаи буреловов… Не природа же их, в самом деле, породила.
Вся миловидность и мягкость слетела с Эйдолон: лицо закаменело, глаза утратили блеск.
– Это не ветер.
Меллиэль продолжала допытываться, надеясь воспользоваться неожиданной разговорчивостью стелианки и получить информацию.
– А что же тогда?
– Кража, – ответила Эйдолон, явно не желая длить разговор. – Простите. Что-нибудь еще?
– Да, – сказала Меллиэль. – Что с нами сделают?
Эйдолон по-змеиному стремительно развернулась к Меллиэль.
– Ты так жаждешь, чтобы с вами что-либо сделали?
Меллиэль моргнула:
– Я просто хочу знать…
– Это еще не решено. Здесь слишком редко бывают чужаки. Я думаю, вас стоит показать детям. Синие глаза. Такая редкость.
Она восторженно посмотрела на Иава, самого молодого из отряда и самого светловолосого. Тот покраснел до корней своих светлых волос. Эйдолон задумчиво повернулась к Меллиэль.
– С другой стороны, Дух попросил, чтобы вас отдали послушникам. Попрактиковаться.
Попрактиковаться? В чем? Меллиэль не стала спрашивать: народ стелианцев умел такое, что можно было объяснить лишь магией, искусством в Империи давно утраченным. Ее душа наполнилась ужасом. Однако глаза Эйдолон смеялись. Она шутила? Это почему-то не утешало. Редко бывают чужаки, сказала стелианка.
Меллиэль спросила:
– А где другие?
– Другие?
Меллиэль, в общем-то, не хотела обострять ситуацию, но все же ответила утвердительно, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. В конце концов, это ее долг, все выяснить. Отряд был отправлен с приказом отыскать следы исчезнувших эмиссаров Императора. Когда Иорам объявил войну стелианцам, те прислали корзину фруктов. Из чего следовало, что эмиссары до места назначения добрались. И не вернулись. Были отправлены поисковые отряды. И тоже исчезли. За проведенные здесь дни никто из отряда Меллиэль не видел и не слышал ни намека на существование других заключенных.
– Посланцы Императора, – пояснила она стелианке. – Они пропали.
Эйдолон переспросила:
– Вы уверены?
Дружелюбно. Слишком дружелюбно. Тон был сладким, будто мед, маскирующий горечь яда.
А затем, не отводя взора от Меллиэль, она неторопливо нагнулась и достала плод из стоящей у двери корзины. Один из розовых шаров, которые Незаконнорожденные не ели. Мясистые мешочки, истекающие красным теплым соком.
Эйдолон откусила от шара, и на миг Меллиэль готова была поклясться, что ее зубы превратились в иглы. Как будто слетело покрывало и за ним открылась совсем иная картина: Эйдолон с очами, в которых плясало пламя, превратилась в дикаря. Ее изысканность куда-то делась; сейчас она казалась… мерзкой. Кожура лопнула, и она закинула голову, высасывая мякоть и слизывая густой сок. Горло теперь было облито потеками сока и стало красным, как губы. Красное лилось по белоснежным складкам ее платья, расцветало пятнами крови – крови! – а она продолжала пиршество. Солдаты отпрянули от нее; Эйдолон обратила к Меллиэль измазанное красным лицо.
Словно хищник поднял голову от теплой туши.
– Явившись сюда с войной, вы принесли вместе с ней свою плоть и кровь.
С губ Эйдолон капало, и было немыслимым назвать изящной эту девушку сейчас, как несколько минут назад.
– Вы ведь сами сюда пришли. Зачем? Разве не для того, чтобы вручить себя в наши руки? Вы что, полагали, что мы сохраним вас в целости и неизменности – с ясными голубыми глазами и покрытыми черной татуировкой руками?
Она сжала кожуру высосанного плода и отшвырнула ее. Та с громким звуком хлопнулась на покрытый плитками пол.
Она же не хочет сказать… Нет. Разум Меллиэль отказывался принимать объяснение. Не может быть. Это просто мерзкая шутка. Отвращение придало ей смелости:
– Мы явились? О чем ты говоришь? У нас никогда не было роскоши выбирать собственных врагов. Мы – солдаты.
Она сказала «солдаты». А подумала – рабы.
– Солдаты, – презрительно повторила Эйдолон. – Ну да. Солдаты и дети всегда делают то, что им велят.
Обвела их взглядом, слизнула капельку с губы и добавила:
– Детишки вырастают. А солдаты просто идут на смерть.
Просто. Идут. На смерть.
Каждое слово было гвоздем. А потом дверь внезапно распахнулась, и Эйдолон, без малейшего движения, оказалась на дальней стороне коридора. Она уже делала это прежде: сжимала и спрессовывала время, нарезала секунды ломтиками и глотала. Глотала, как запекшийся красный сок, который не мог быть кровью. Ведь не мог?!
Меллиэль заставила себя спросить:
– То есть мы умрем?
– Как решит королева.
Королева? О королеве упоминалось впервые. Это она послала Иораму корзину с фруктами? Ставшие свидетелями четырнадцать Гнутых Лезвий расплатились жизнью – их мертвые тела раскачивались на виселице у Западных ворот. Наложница императора тоже стала жертвой его ярости: ее изломанное тело замотали в тряпку и выбросили в сточную канаву.
– Когда? – спросила Меллиэль. – Когда она решит?
– Когда вернется. Наслаждайтесь своей плотью и кровью, пока можете, солдатики. Скараб отправилась на охоту. – Она буквально пропела это слово. – На охоту, на охоту…
Свирепая улыбка, и вновь Меллиэль увидела, как ее зубы превращаются в иглы… или нет? Мигающее время. Мигающая реальность. Где истина? Резкий звук, что-то мигнуло – и вот уже дверь заперта, Эйдолон ушла, и…