Девушка молчит.
— Потому что не видят ответного презренья.
Фанни вглядывается в силуэт у камина.
— Как можно презирать звезды, сэр?
— А как ты выказываешь презренье человеку?
Девушка медлит с ответом.
— Отворачиваюсь, смеюсь над его желаньем.
— А ежели, скажем, сей человек — судья, кто несправедливо приговорил тебя к плетям и заточил в колодки?
— Стану доказывать свою невиновность.
— Но коль он не слышит?
Девушка молчит.
— Тогда придется тебе сидеть в колодках.
— Да, сэр.
— Разве сие правосудье?
— Нет.
— А теперь вообрази, что осудил тебя не судья, но ты сама и колодки твои не из дерева и железа, а из слепоты и глупости твоей. Что тогда?
— Невдомек мне, сэр, чего вам надобно.
Мистер Бартоломью подходит к камину.
— Гораздо большего, чем ты, Фанни.
— Чего?
— Довольно. Ступай к себе и спи, пока не разбудят.
Помешкав, девушка идет к двери, но возле скамейки задерживается, искоса глядя на молодого джентльмена:
— Скажите же, что вам угодно, милорд?
Ответом ей лишь взмах руки, указующей на дверь. Мистер Бартоломью поворачивается спиной, извещая о безоговорочном окончании аудиенции. Напоследок Фанни бросает еще один взгляд и, сделав никем не замеченный книксен, выходит из комнаты.
В тишине молодой джентльмен смотрит на умирающий огонь. Наконец переводит взгляд на скамейку, а затем отходит к окну и выглядывает наружу, будто сам хочет убедиться, что там одни лишь сияющие в небе звезды. Лицо его непроницаемо, но через миг с ним происходит еще одна парадоксальная метаморфоза: мужественные черты его размягчает та же кротость, что за все время одностороннего разговора читалась в лице девушки. Далее мистер Бартоломью тихо затворяет ставень и, расстегивая длинный жилет, шагает к кровати, где падает на колени и утыкается головой в ее край, словно человек, молящий о незаслуженном прощении, или малыш, ищущий спасения в маминой юбке.
Историческая хроника, 1736{15}
Апрель[1]
Выдержка из письма от 14 февраля 1735-6 из Саванны (в Джорджии)
Мы прибыли сюда пятого дня сего месяца; за это время здесь стало несравненно лучше: имеется около 200 домов в регулярной застройке, некоторые сдаются по 30 фунтов стерлингов за год. Г-н Оглторп{16}, несмотря на крайне дождливую погоду, на следующий же день отправился осматривать прилегающие поселения, в которых есть несколько городков, организованных на английский манер, — а именно Берзез, Тандербол, Фортаргайл, Уэстбрук и т. д., — все в процветающем состоянии, какого не достигала еще ни одна колония за столь короткое время. Хотя путь наш был долог и отягчен многочисленными бурями, мы прибыли, не потеряв ни единой души ни с одного из наших кораблей, коих числом было шесть, и каждый весьма велик. Г-н Оглторп во время плавания проявлял неустанную заботу о вверенных его попечению душах и телах. В величайшее изумление меня повергли умеренность и скудость его жизни, ведь хотя разнообразных яств у нас в избытке, он к ним почти не притрагивается, а ходит по лесам и в дождь и в ведро, как какой-нибудь индеец. Он настолько покорил всех своей добродетелью, что у меня нет слов, чтобы описать уважение, которым он здесь пользуется. Завтра он проедет на 80 миль в глубь страны, где ему предстоит основать город, рядом с которым, на реке Алтамахе, будет для обороны возведен форт с четырьмя бастионами. Здешние земли богаты рыбой, прекрасными фруктами и дичью.
Воскресенье, апреля 4-го дня
Г-н Эндрю Питт, известный квакер и пр., обратился к принцу Уэльскому с просьбой поддержать квакерский билль о десятине, на что Его Королевское Высочество ответили следующее: «Будучи другом свободы вообще и терпимости в частности, я ратую за должную к вам благосклонность; однако сам я не голосую в парламенте, а влиять на своих друзей или давать указания подданным не подобает моему положению. Предоставить им решать по собственной совести и разумению — вот правило, которое я для себя установил и которое стремился соблюдать всю жизнь». Глубоко впечатленный таким поступком, г-н Питт ответил: «Как будет угодно принцу Уэльскому! Я глубоко потрясен Вашим высоким понятием о свободе; ответ, которым Вы нас удостоили, обрадовал нас более, чем если бы Вы удовлетворили нашу просьбу».
Вторник, апреля 6-го дня
Брайан Бенсон, эсквайр, избран управляющим, а Томас Кук, эсквайр, заместителем управляющего Английским банком, а в
Среду, апреля 7-го дня,
следующие господа были избраны членами правления на 1736 год:
Роберт Алсоп, эсквайр
сэр Эдв. Беллами, рыцарь
Джон Банс, эсквайр
сэр Джерард Коньерс, рыцарь
Делильерс Карбоннелл, эсквайр
г-н Джон Элтон Додсворт
Натаниел Гульд, эсквайр
Сэмуэл Холден, эсквайр
г-н Бенджамин Лонгет
г-н Джозеф Пейс
Джон Рудж, эсквайр
Мозес Рейпер, эсквайр
Роберт Этвуд, эсквайр
Уильям Снеллинг, эсквайр
сэр Джон Томпсон, рыцарь
г-н Роберт Торнтон
Стэмп Брукбанк, эсквайр
Уильям Фокенер, эсквайр
Фредерик Франкланд, эсквайр
г-н Джеймс Гуалтиер
Генри Нил, эсквайр
Чарльз Савадж, эсквайр
Джеймс Спилман, эсквайр
г-н Сэмуэл Тренч
Члены правления Ост-Индской компании:
Роберт Адамс, эсквайр
Абрахам Адамс, эсквайр
Майлз Барн, эсквайр
Доддинг Браддилл, эсквайр
сэр Уильям Биллерз, рыцарь
Стефан Биф, эсквайр
г-н Рич Блант
капитан Рич Бултон
Кристофер Барроу, эсквайр
Чарльз Колбурн, эсквайр
доктор Калеб Коутсворт
г-н Джон Эммерсон
Сэмуэл Фик, эсквайр
Гарри Гау, эсквайр
г-н Сэмуэл Хайд
Майкл Импи, эсквайр
Эдвард Ловибонд, эсквайр
Балтазар Лайел, эсквайр
Уильям Померой, эсквайр
Джоунз Реймонд, эсквайр
Уильям Руф, эсквайр
сэр Джон Солтер, рыцарь
Сент-Квентин Томпсон, эсквайр
Джозеф Вордсворт-мл.
Пятница, апреля 9-го дня
Уильям Бител и Уильям Морган повешены в Вустере в наказание за учиненное под их предводительством разорение конторы по сбору дорожной пошлины в Ледбери. Морган умер католиком. Ввиду того что уравнители весьма буйствовали в суде, на казни присутствовал отряд солдат, в силу чего беспорядков отмечено не было.
Вторник, апреля 13-го дня
Доктор Шоу, ученый лекарь из Скарборо, был привезен ко двору по случаю удивительного исцеления им генерала Саттона и представлен Его Королевскому Высочеству принцу Уэльскому, герцогу и принцессе; удостоившись столь милостивого приема, он имел честь облобызать их руки, каковую честь уже оказывали ему Их Величества.
Среда, апреля 14-го дня
Семеро приговоренных к каторге узников Ньюгейтской тюрьмы сумели скрыться в сточной трубе. Четверо из них поднялись наверх через подвал дома № 3 по Флит-лейн, из коих трое сбежали, выбравшись наружу через магазин, четвертый же был схвачен и возвращен в Ньюгейт. За остальными троими выслана погоня.
Четверг, апреля 15-го дня
Некий Уилсон повешен в Эдинбурге за ограбление сборщика налогов Старка{17}. Ввиду предпринятой им попытки побега, в результате которой его сообщникам удалось скрыться, магистраты употребили силы городской гвардии и валлийских фузилеров для обеспечения порядка на время казни, в силу чего беспорядков отмечено не было. Позже, когда палач снимал труп (магистраты к тому времени уже удалились), мальчишки, по своему обыкновению, стали кидаться камнями и грязью, часть из которых угодили в солдат городской гвардии. Капитан Портеус открыл огонь и приказал стрелять своим подопечным, каковая стрельба окончилась ранением более 20 человек, шестеро или семеро были убиты, пуля попала в голову обывателя, наблюдавшего за казнью из окна второго этажа. Капитан и несколько его подчиненных заключены под стражу.
Суббота, апреля 17-го дня
В Управлении провианта в присутствии нескольких уполномоченных показан был эксперимент по засолке говядины, состоящий в следующем: бычку пустили кровь, подрезав обе яремные вены, и когда он был почти мертв, добили ударом по голове, после чего вспороли брюхо и вынули потроха. Пока туша не окоченела, в одну из артерий ближе к спине была вставлена трубка, в каковую и стали нагнетать крепкий соленый раствор, дабы он прошел по всем сосудам и равномерно просолил всю тушу. При разделке туши, когда отрезаны были часть ноги и губа, рассол вышел наружу. Часть этого мяса была выставлена на обозрение и отправлена в море, дабы выяснить, как долго оно будет храниться.
Четверг, апреля 22–го дня
В пожаре, вспыхнувшем в верхнем Шадулле, дотла сгорели три дома. В одном, принадлежащем г-ну Стринджеру, погибла семидесятидевятилетняя тетка хозяина. Огонь поглотил ее тело почти целиком, не затронув лишь ногу. Дом г-на Стринджера уже сгорал дотла год назад в пожаре, имевшем место здесь же.
Воскресенье, апреля 25-го дня
Принцесса Саксен-Готская прибыли в Гринвич{18}. Ее Высочество в сопровождении лорда Делавара, нескольких дам при дворе ее брата и собственной свиты выехали из Готы апреля 17-го дня, провели ночь в Касселе, затем в Падерборне, вторник — в Мюнстере и в четверг достигли Утрехта, откуда в пятницу отправились на одной из государственных яхт в Гаагу, где их от лица принца и принцессы Оранских приветствовали великий пенсионарий{19} и один из членов правительства. В субботу около 10 часов утра они прибыли в Хеллевутслейс и без промедления вступили на борт яхты «Уильям энд Мэри». В этот момент разыгралась буря, которая продолжалась на протяжении всего плавания (см. Сделка с Восточным ветром, стр. 1–6). Сегодня около 2 часов пополудни Ее Высочество высадились у Госпиталя, откуда, под ликующие крики тысяч зрителей, отправились в одной из карет Его Величества в Квинзхаус в парке. Ее Высочество казались вполне удовлетворены той радостью, коей было встречено их прибытие, и великодушно выражали свои чувства на протяжении получасовой езды из галереи в парк. Принц Уэльский нанес. Их Высочеству визит, а Его и Ее Величество, герцог и принцессы передали приветствия.
Понедельник, апреля 26-го дня
Принц Уэльский отобедал с Ее Высочеством в Гринвиче, в одной из комнат, обращенных к парку. Окна были открыты, дабы потрафить общественному любопытству. После обеда Его Королевским Высочеством было устроено развлечение в виде водной прогулки на его нарядно украшенной барке до Тауэра и обратно, чему предшествовал музыкальный концерт. Корабли приветствовали Их Высочеств на протяжении всей прогулки, вывесив флаги и вымпелы. Вся река была усеяна лодками. Их Высочества отужинали на публике.
Вторник, апреля 27-го дня
Ее Высочество прибыли в карете Его Величества из Гринвича в Ламбет, где пересекли реку. Из Уайтхолла Ее Высочество доставили в портшезе во дворец Сент-Джеймс, где находился двор столь многочисленный и роскошный, что не поддается никакому описанию. Принц Уэльский встретил Ее Высочество у парковых ворот, и когда она преклонила колено, чтобы поцеловать руку Его Высочества, он ласково поднял ее и дважды облобызал. Его Королевское Высочество ввели ее вверх по лестнице в покои Их Величеств, где, представ перед королем, Ее Высочество опустилась на колено, чтобы поцеловать его руку, однако король ласково помог ей подняться, после чего поприветствовал. Затем Ее Высочество похожим образом была представлена королеве, а после герцогу и принцессам, поздравившим ее с прибытием. Ее Высочество отобедала с принцем Уэльским и принцессами. В восемь процессия направилась в дворцовую капеллу; и ружейный салют возвестил народу о соединении рук. Голову Ее Высочества, изысканно убранную, венчала сплошь усеянная бриллиантами корона принцессы Уэльской с одним обручем; наряд Ее Высочества, как подобает принцессе Уэльской, являл собой мантию малинового бархата, в несколько рядов отороченную горностаем, шлейф коей поддерживали леди Каролин Ленос, дочь Его Светлости герцога Ричмонда, леди Карол и Фицрой, дочь Его Светлости герцога Графтона, леди Каролин Кавендиш, дочь Его Светлости герцога Девоншира, и леди София Фермор, дочь графа Помфретского, — все, как и принцесса, облаченные в серебристые платья невест, убранные бриллиантами стоимостью не менее 20–30 тысяч фунтов каждый. Впереди Ее Высочества шествовал Его Королевское Высочество герцог, сопровождали невесту Его Светлость герцог Графтон, гофмейстер двора, и лорд Харви, помощник гофмейстера, в свите следовали…
~~~
Барнстапл, июня 17, четверг
Шестью неделями ранее в приходском лесу, что отсюда в десяти милях, собственноручно повесился неизвестный, факт чего засвидетельствован коронером, первоначальные изысканья коего не смогли выявить ни имени самоубийцы, ни причин его богомерзкого поступка, однако новые сведенья вселяют опасенья в гораздо худшем злодеянье. Стало известно, что покойник — глухонемой слуга джентльмена по имени Бартоломью, кто в последний день апреля в компании трех спутников направлялся в Бидефорд, но с той поры об нем иль его попутчиках никто не слышал. Допустимо, что в припадке безумного помешательства немой слуга всех убил, а тела спрятал, но затем, охваченный раскаяньем и страхом перед возмездьем, положил конец своей злосчастной жизни; вот только странно, что поныне никто из друзей мистера Бартоломью об нем не справился.
«Вестерн гэзет», 1736 г.Показанья Томаса Паддикоума,
под присягой взятые на допросе июля тридцать первого дня в десятый год правленья монарха нашего Георга Второго, милостью Божьей короля Великобритании, Англии и прочая
От роду мне трижды по два десятка да еще шесть лет. Вот уж годов сорок я хозяин гостиницы «Черный олень», которой прежде владел мой отец. Я знатный гражданин нашего города, трижды был его мэром, одновременно исправляя должность судьи.
В: Итак, мистер Паддикоум, вначале прошу вас подтвердить, что на миниатюре, кою я вам показал и вновь показываю, изображен молодой джентльмен, месяца три назад вместе с компаньоном останавливавшийся в вашей гостинице.
О: Кажись, он, сэр. Шибко похож. Ей-богу, он. Только здесь одет побогаче.
В: Рассмотрите лицо. Платье не важно.
О: Так и есть. Он самый.
В: Прекрасно. Когда они прибыли?
О: В последний день давешнего апреля. Я хорошо запомнил, век не забуду.
В: В котором часу?
О: Часа за три до заката прискакал ихний нарочный — заказать комнаты и еду. Мол, они скверно отобедали, в брюхе урчит.
В: Его имя?
О: Фартинг. Потом он воротился за остальными, и все они, как было обещано, прибыли где-то в седьмом часу.
В: Всего пятеро?
О: Дядя с племянником, двое слуг и девица.
В: Господа представились мистером Брауном и мистером Бартоломью?
О: Так, сэр.
В: В их манерах ничто не показалось вам странным?
О: Тогда — нет. Лишь опосля известных событий.
В: А тем вечером?
О: Да нет, сэр, едут себе и едут в Бидефорд. Ни с тем ни с другим я двух слов не сказал. Молодой сразу прошел в свои покои и до самого отъезда носа не казал. Об нем я знаю не больше, чем об случайном прохожем. Отужинал, почивал, проснулся, откушал завтрак. Все в четырех стенах. Потом уехал.
В: А дядя?
О: Добавить нечего, сэр. Правда, после ужина он чаевничал с мистером Бекфордом и…
В: Кто таков?
О: Наш викарий. Пришел засвидетельствовать господам почтенье.
В: Они были знакомы?
О: Полагаю, нет, сэр. Когда я об нем доложил, его имя ничего не сказало.
В: Как скоро он появился?
О: Через час, как они приехали. Може, больше. Господа уж откушали.
В: Но они с ним говорили?
О: Вскоре мистер Браун сошел вниз, и они с мистером Бекфордом уединились в гостиной.
В: То бишь дядя? А что племянник?
О: Беседовал только дядя, сэр.
В: Как долго?
О: С часок. А то и меньше.
В: Вы слышали, об чем они говорят?
О: Нет, сэр.
В: Ни единого слова?
О: Ни словечка. Им прислуживала Доркас. Сказывала…
В: Мы ее выслушаем. Говорите об том, что сами видели и слышали.
О: Я подвел мистера Брауна к мистеру Бекфорду. Они раскланялись, обменялись учтивостями, но мое дело маленькое, я пошел приглядеть за чваем.
В: Они поздоровались как чужаки иль как знакомцы?
О: Как чужаки, сэр. Мистер Бекфорд частенько так делает.
В: Что именно?
О: Ну, знакомится с проезжающими, какие из образованных.
В: То бишь встреча была случайной?
О: По всему, сэр.
В: Позже мистер Бекфорд поведал вам об теме их беседы?
О: Нет, сэр. Лишь просил хорошенько заботиться об господах. Мол, дядюшка — знатный лондонец, едет по христианскому делу. Так и сказал, сэр: по христианскому делу.