На маневр разворота ушел весь запас высоты, и теперь наш розовокрылый аэр низко летел над западным склоном Фарсиды. Даже слишком низко, пожалуй. По причине сильной разреженности атмосферы Марса здешние авиаторы - изумительные мастера бреющего полета. Кубакин - мастер из мастеров. Он же постоянный лидер соревнований по экономии полетного энергоресурса. Чем ниже - тем экономичнее полет наших птиц. Я стал смотреть на быстро мелькающие под носовой частью блистера верхушки скалистых бугров. Черные базальтовые глыбы, полузасыпанные песками цвета ржавчины и глинистой пылью цвета битого кирпича. Экономя энергоресурс, Кубакин, похоже, готов был вспороть базальты Фарсиды опорными лыжами: перед носом аэра на неровностях склона уже трепетала, словно добыча в когтях у орла, крылатая тень.
Пружинно вздрогнув, машина качнулась с крыла на крыло. Кабина дернулась и резко накренилась вправо, а слева по борту - под самым изгибом крыла - иззубренным лезвием промелькнул гребень стены обрыва.
- С ума сошёл?! - крикнул я, хватаясь за подлокотники ложемента.
Артур не ответил. Я чувствовал, как все его существо излучало сквозь оболочку эскомба флюиды непримиримости.
- Если я тебе в тягость, так хоть себя пожалей!
- Ремень застегни! - отрезал пилот.
То ли мой окрик подействовал, то ли Кубакин и в самом деле решил себя пожалеть, но аэр постепенно выровнял крен и набрал безопасную высоту. Теперь мы шли над сильно кратерированной местностью, изрезанной извилистыми каньонами. В каньонах зловеще курился туман. Гигантские ступени застывших миллиард лет назад потоков лавы придавали ландшафту вид таинственный и романтический. Мне, к примеру, они чертовски напоминали черные руины каких-то странных ступенчатых крепостей... Низменные места здесь все еще утопали в утреннем тумане, сумрак, густые тени преувеличивали глубину провалов и кратерных ям. А дальше, на западе, уже ясно просматривалась более пологая волнистая равнина, левее по курсу вспученная оранжевыми увалами, правее отдельными группами черно-красных скалистых холмов.
В шлемофоне заныл сигнал вызова. Сквозь свист мотора пробился голос главного диспетчера:
- "Чайка"-триста тринадцать, на связь!
Одним движением Кубакин вскинул на лицо кислородную маску, чтобы плотнее "сел" внутри гермошлема ларингофон.
- Я - "Чайка", бортовой номер триста тринадцать, Кубакин.
- Вадим... слышишь меня? - спросил Можаровский.
Не знаю, какие нервные силы управляют термодинамикой моего организма, но в этот момент я похолодел от макушки до пят.
- Что? - выдохнул я. - Карим?..
- Нет-нет! - спохватился Адам. - Буровая по-прежнему не отвечает, все как было.
Термодинамический эффект сработал в обратную сторону - мне стало жарко и душно. Я очень боялся вестей с буровой.
- Все как было, - повторил главный. - Где вы там? Успели скатиться с Фарсиды?
- Пересекаем Ржавые Пески подножия.
- Зону аккумуляции эолового материала? - уточнил Адам.
- Если угодно, - ответил я и, слегка удивленный его лексической осведомленностью в области ареоморфологии, глянул вниз, на извилистые узоры дюнного поля. Вдруг догадался: он ловит наш "зайчик" на включенной там у себя автокарте маршрутного сопровождения. Я предложил: - Хочешь картинку?
- Нет. Есть сообщение: медики выруливают на буровую с юга. Сейчас они на широте горы Павлина. Вы опережаете их по моим расчетам, на десять минут.
"Лучше бы наоборот", - подумал я. Думать о предстоящей работе реаниматоров на буровой было равносильно пытке. Я постарался отвлечься:
- Спасибо за информацию.
Навстречу неслись и с бешеной скоростью исчезали под днищем кабины волнистые гряды пропитанных ржавчиной и припорошенных инеем дюн. Царство Ржавых Песков. С ледовой шапки марсианской арктики к подножию колоссального горного вздутия, называемого Фарсидой, ежедневно стекают студеные ветры и волокут сюда все, что им удается содрать на пути с равнинных просторов Аркадии и Амазонии. Даже небо здесь розовое от постоянно взвешенной в воздухе красной пыли. Я смотрел на прыгающую по верхушкам дюн трепетную тень аэра и уже не ждал от главного ничего, кроме обычной формулы прощания как вдруг он огорошил меня вопросом:
- Вадим, сколько людей у тебя сегодня на буровой?
- Ты как будто не знаешь?!
- Сменные мастера Фикрет Султанов и Дмитрий Жмаев, - невозмутимо стал перечислять Адам. - Бурильщики Николай Песков, Карим Айдаров, инженер-коллектор Светлана Трофимова...
- Не ошибись, их пятеро на буровой.
- Вот мне и хотелось бы знать, чем каждый из них должен был заниматься в шесть сорок пять утра.
- Я сам ломаю голову над этим.
- Ты гадаешь, что могло там с ними случиться, - возразил Можаровский, - а я спрашиваю: чем каждый из них обязан был заниматься перед утренней связью?
- В шесть тридцать дневная вахта меняет ночную. Принимает скважину, проверяет оборудование в рабочем зале, актирует результаты бурения...
- Извини, Вадим, кто бурил ночью?
- Султанов, Песков.
- Значит, на смену пришли Айдаров и Жмаев? Кстати, как это у вас происходит? Под звуки курантов все четверо встречаются в рабочем зале?
Я помедлил с ответом.
- Встречаются пятеро.
- Что, и Трофимова тоже?
- А с чем же ей, по-твоему, выходить на связь?!
- Понятно.
- Светлана должна быть в курсе всех производственных дел на буровой.
- Понятно, - повторил Адам. - Значит, ты вправе предположить, что утром все пятеро членов твоей команды общались в рабочем зале?
- Да. По крайней мере, так бывает обычно.
- Результат их сегодняшнего общения - лужа крови, "чуть не убитый" Айдаров и затяжное молчание буровой... Послушай, не странно ли, что в этой луже плавает халат Пескова?
- Странностей хоть отбавляй.
- Если Трофимова сказала правду, было бы куда логичнее увидеть в луже халат Айдарова, верно?
- Светлана лгать не станет, - отрезал я.
- Тогда почему халат не Айдарова?
- Наверное, потому, что никому и в голову не пришло раздевать прямо в зале тяжело раненного человека. Куда логичнее поскорее доставить его в каюту.
- Судя по размерам натекшей лужи, с ускоренной доставкой что-то не получилось, - резонно заметил Адам. - Выходит, чтобы снять халат с пострадавшего, время у них было.
- Пострадавшим считаешь Пескова?
- И Айдарова, - добавил главный. - Обоих. Такая обширная лужа крови на одного - слишком много, черт побери!
- По-твоему, Песков чуть не убил Айдарова, а Айдаров - Пескова? пробормотал я, плохо соображая в этот момент.
- Айдаров - вряд ли. Давай припомним, что говорила Трофимова. "Извини, Галкин, здесь такое творится! Песков нас всех вампирами обозвал и Карима Айдарова чуть не убил!" Сам видишь, мог ли Пескова Айдаров.
- Ну а... кто же Пескова?
- Остальные.
- Остальные?! - Мне показалось, я схожу с ума. Остальные - это Светлана, серьезный, уравновешенный Дмитрий и мудрый Фикрет - наш ветеран, мой надежный помощник. - Но Пескова-то за что?!
- Мотив пока неизвестен, - высказал соображение главный (я даже представил себе, как он там пожал плечами и дернул рыжей, как марсианский пейзаж, головой). - Однако в сообщении Трофимовой есть очень странный намек: Песков их всех вампирами обозвал. Всех, заметь!
- Заметил. И чего в этом...
- Может быть, и ничего, - перебил Можаровский. - А вдруг он знал, что говорил?
- Бред какой-то!..
- При тебе он когда-нибудь ругался такими словами?
- Песков никогда не ругается - он по натуре своей не агрессивен. Вампиров, вурдалаков и упырей при мне он ни разу не поминал ни в какой связи. И что из этого следует?
- Только то, что сообщила Трофимова. Кроткий, как голубь, Песков взбунтовался один против всех. Ты склонен Трофимовой верить? Мы тоже. Опираться будем на голую логику.
- А если Песков просто спятил, как вы тогда вместе с ней, голой логикой, выглядеть будете?
- Насчет Пескова - спятил он или нет - можно только строить догадки, - сухо возразил Адам. - А вот насчет Трофимовой... Ее изумивший Галкина "портрет" запомнил?
Логическая западня захлопнулась. Я молчал от ошеломления, непонимания, страха. Не далее как вчера я оставил на абсолютно благополучной буровой пятерых совершенно нормальных людей. И не просто людей - товарищей своих, друзей, с которыми бок о бок... все эти годы. Перед сном, во время вечернего сеанса связи, я долго разговаривал со Светланой. Она была как всегда, мила, остроумна. Нам бывает скучно друг без друга, хотя, когда мы вместе, я очень устаю от той иссушающей сердце неопределенности, устранить которую почему-то не в силах ни я, ни она... И вот сегодня ни свет ни заря "благополучная" буровая обернулась притоном обезумевших убийц!..
- Адам, а может, все они чем-нибудь отравились?
- Годится. Но что это меняет?
- По сути ничего, ты прав. Нашу беседу слышит еще кто-нибудь?
- Естественно. Кубакин, например.
- Кубакин - ладно, свой человек. Еще кто?
- Адам, а может, все они чем-нибудь отравились?
- Годится. Но что это меняет?
- По сути ничего, ты прав. Нашу беседу слышит еще кто-нибудь?
- Естественно. Кубакин, например.
- Кубакин - ладно, свой человек. Еще кто?
На этот раз уже главный помедлил с ответом.
- Нашу беседу координируют из столицы.
- А!.. - сказал я. - Привет Гейзеру Павволу.
Есть у нас на Марсе оракул такой, на всякий случай. Работает системным аналитиком и прогностиком. Когда возникает нужда, он и его коллеги просчитывают нестандартные ситуации. Это чтобы повысить степень нашей готовности к любым неожиданностям. Ну спасибо, парни, повысили - все поджилки трясутся...
- Вадим, - окликнул меня Можаровский. - Куда исчез?
- Никуда. Стараюсь взять себя в руки.
- И еще не забудь взять в руки оружие. После посадки пилот выдаст тебе пистолет из бортового сейфа.
- Сам придумал?
- Мы так решили. Для твоей безопасности на буровой.
- Идите вы... со своим решением.
- Это мне идти. Гейзер Паввол отключился. Его, между прочим, на совещание вызвали.
"Вот как! - подумал я. - Весь Марс на ноги подняли".
Впереди, над волнистой линией близкого здесь горизонта, вспыхнул солнечный зайчик. Блеснуло коротко, но светло и ясно - будто вспыхнуло на солнце чистое зеркало Это уже верхушка здания буровой. Вернее, антенна системы спутниковой связи "Ареосат", похожая на маленький зеркальный парус Через две-три минуты машина сядет, и я наконец узнаю, в каком состоянии раненый. Или раненые, если их действительно двое.
- Кубакин! - позвал Можаровский.
- Слушаю! - быстро откликнулся тот.
- Артур, Ерофеева без оружия из кабины не выпускать!
Я встретил в зеркале желтые огоньки глаз пилота.
- Иду на посадку, - предупредил он не столько надо думать, меня, сколько диспетчера.
Аэр с головокружительным креном вошел в разворот над оранжевым, мягковсхолмленным "блином" пустыни.
- Жди Ерофеева, - напутствовал пилота Можаровский, - кабину не покидай. Вадим, будь осмотрителен, действуй без риска. До связи, прораб!
Я пытался высмотреть на вираже приметный здесь ориентир - группу линейных борозд выдувания. Группу неглубоких ветровых долин. То, что мы называем ярдангами. Пока я соображал, где их искать, вставший дыбом "блин" западной Амазонии закатился куда-то назад и, неожиданно вынырнув из-под слепящего солнца, ухнул вниз. Меня слегка замутило, я впрыснул в респиратор дыхательной маски мятный аэрозоль Машина выпрямилась и, клюнув носом, пошла на снижение вдоль прямо линейной, как городской проспект, долины - центральной в группе из трех чисто вылизанных ветрами долин - ярдангов разделенных между собой узкими грядами.
Исполосованное тенями ложе ярданга с бешеной скоростью уносилось под днище аэра, а впереди вырастало в размерах черно-белое с золотистыми отблесками здание буровой, охваченное с тыла тремя рядами зеркал гелиоустановки. Заранее освобождаясь от ремней, я ощупывал взглядом стены стремительно вырастающей трехступенчатой пирамиды. Не знаю, что я ожидал увидеть. Не было заметно никаких странностей, буровой комплекс выглядел обыкновенно. Впрочем, бодрости мне это не добавило.
Излишек площади несущих плоскостей аэра со скрежетом втянулся в бортовые бунки. Опустив стекло гермошлема, я ждал посадочного толчка. Свист мотора сменило шипение тормозной воздушной струи, и, как только амортизаторы приняли на себя удар опорными лыжами, я вскочил и, пригнув голову, чтобы не стукнуться о потолок, кинулся к выходу. В шлюз-тамбуре меня остановил закрытый люк.
- Артур, в чем дело?
- Возьми оружие, - сказал Кубакин.
- Открой немедленно, время идет!
- Возьми оружие, - спокойно повторил пилот.
Я повернул обратно и минуту наблюдал, как сложно отпирается кодированный оружейный сейф.
- Пользоваться хоть умеешь? - запоздало осведомился мой мучитель, подавая мне глянцево-черный паллер в желтой и тоже лоснящейся глянцем кобуре. - Полезная штуковина.
Кобуру я не взял. Выхватил из нее тяжелый паллер, щелкнул предохранителем и приставил ствол к гермошлему Кубакина:
- Люк открывай! Живо!
Он отшатнулся в испуге:
- Ты что... спятил?!
- Нет. Но пальцем чувствую, спуск у этой полезной штуковины очень мягкий.
- Иди, иди куда хочешь, выход открыт!
Я воткнул паллер в кобуру, которую Кубакин все еще держал в руке:
- Спрячь в сейф до следующего раза.
- Совсем ненормальный!.. - бросил мне в спину пилот.
Больше никаких недоразумений с выходом не было - люк открылся. Я спрыгнул на хрусткий, обындевелый грунт и поспешил к зданию буровой. У входа в шлюз обернулся. Приподнятые крылья аэра были плавно изогнуты на концах, как хвостовые перья птицы-лиры. Вдоль ярданга висела в воздухе рыжая муть.
Пока автоматика накачивала в шлюзовой тамбур мутный от снежной пудры и глинистой пыли воздух, я раздумывал, что мне делать после терминальной и моечной обработки. Раздеваться в экипировочном отсеке не стоит. Во-первых, это непозволительно долго. Во-вторых... В общем, раздеваться не надо. И гермошлем не стоит снимать - лучше сохранить за, собой преимущества автономного дыхания. На всякий случай.
В клубах пара стал расширяться светлый прямоугольник прохода в экипировочную. Сердце забилось чаще. Мне казалось, в этом отсеке меня ожидает нечто ужасное. Вперед!
Ничего не случилось. Экипировочная была безлюдной и в полном порядке.
Стараясь ступать бесшумно, я выскользнул в коридор и быстро добрался до лестничного фойе. Отсюда на второй ярус вела винтовая лестница. Там - жилые каюты. Я надавил ногой на первую ступеньку мягким сиянием озарилась вся лестница, и зеркала отразили глянцево-розовый блик на моем гермошлеме. Впервые в этом фойе стоял человек в полной гермоэкипировке. Я отпустил ступеньку и двинулся дальше по коридору до поворота в рабочий зал. Сплошного освещения в коридорах первого яруса не было - меня сопровождала скользящая световая волна. Впереди мрак. И сзади. И кромешная тьма в боковых проходах. Согласно опасениям Можаровского, я на каждом шагу мог встретиться с упырем. Я понятия не имел, как должна выглядеть эта нежить по фольклорным канонам, и старательно не доверял подозрительным теням. А впрочем, согласно логике Можаровского и Паввола, здешние упыри злодействуют под личиной моих подчиненных...
На повороте в рабочий зал я задел ногой какой-то предмет. Меня прошибла испарина. Это был заляпанный красными пятнами башмак кого-то из бурильщиков. Прочный такой башмак на толстой подошве... Второй находился далековато от первого - шагах в десяти. Мне стало до мерзости неуютно. Однако я заставил себя войти в переходный тамбур и заглянуть в хорошо освещенный зал через квадратный иллюминатор. Кошмарная красная лужа была на месте. И халат. Новый ракурс позволил мне разглядеть на полу то, чего со стороны следящего телемонитора не было видно: испачканный кровью и еще черт знает чем респиратор и кровавые отпечатки рифленых подошв. Переступив с ноги на ногу, я с ужасом вдруг ощутил, что пол в тамбуре липкий.
Почти не разбирая дороги, я вернулся в фойе. Меня мутило. Мне казалось, подошвы моих башмаков оставляют на ступеньках лестницы кровавый след. Я снова впрыснул в дыхательную маску мятный аэрозоль. Во мне крепла уверенность: жуткое происшествие на буровой - результат общего отравления всей бригады. Но чем?!
Лестница кончилась. Я стоял в холле жилого яруса. Двери кают четко очерчены по периметру белыми валиками пневмоуплотнителей. Ноги сами привели меня к двери каюты Айдарова, рука нажала кнопку сигнала. Никто не откликнулся. Я потянул дверь на себя, отвел в сторону. Вошел в залитый светом салон, убедился, что откликаться здесь некому. Заглянул в бытотсек и в спальню. Обычные чистота, порядок...
В свое жилище я просто заглянул с порога и, бегло осмотрев соседнее - жилище Дмитрия, отворил дверь каюты Пескова. Охвативший меня в этот момент страх неизвестности оказался напрасным - и здесь ничего ужасного не было. В салоне, однако, был беспорядок: надувное кресло опрокинуто, журналы разбросаны, штатив столика так основательно прогнут книзу, что овал столешницы касался пола. "Падал он тут, что ли?.." - подумал я о хозяине. Он или не он, но кто-то был здесь несколько минут назад - на полу еще не просохло темное пятно от разлитой воды. Рядом валялся бокал. Чуть дальше - сифон. Возле сифона что-то блестело. Вглядевшись, я узнал разорванную платиновую цепочку Светланы. Быстро поднял свой недавний подарок, сжал в кулаке.
В каюте Светланы я подошел к столу, взял бокал и, нацедив воды из сифона, стукнул бокалом о лицевое стекло. А, черт! Я протер забрызганное стекло и почувствовал, что уже устал от нервного напряжения. Где раненый? Где все? Что произошло в каюте Пескова?.. Я стукнул по крышке стоящего на столе фотоблинкстера - крышка пружинно откинулась, блеснули зеркала отражателей. Над зеркалами возникло стереоизображение Аэлиты.