Отделение лос-анджелесской полиции в Лагуна-Бич вооружили спирометами, и командир отделения велел стилям убираться из города. «Мои люди получили приказ: сперва спирять, а потом уж разгрумляться. Пора с этим покончить!» Я не был уверен, хочу ли я, чтобы со мной разгрумля-лись — или меня разгрумляли? — даже «потом», и поэтому решил, что буду держаться подальше от Лагуна-Бич до тех пор, пока не узнаю, какой у них счет.
Это просто для примера. Таких сообщений было пруд пруди. Начинаешь читать — вроде понятно, а чем дальше — тем загадочней.
Я хотел пропустить мелкие частные сообщения, но тут мой взгляд наткнулся на новые подзаголовки. Были и старые, знакомые: кто умер, кто родился, сообщения о свадьбах и разводах, но ещё появились «погружения» и «пробуждения», с указанием хранилищ. Я поискал Объед. Хран. Соутелл и нашёл своё имя, чувствуя тепло на душе. Обо мне вспомнили. Я был свой.
Самое интересное в газете было в объявлениях. Одно меня просто поразило: «Привлекательная, хорошо сохранившаяся вдова, любящая путешествовать, хотела бы встретить зрелого мужчину со сходными наклонностями с целью заключения двухгодичного брачного контракта». Но вконец достал меня раздел иллюстрированной рекламы.
«Золушка», её тётки, сёстры и племянницы занимали целую полосу, и на картинках по-прежнему стоял наш товарный знак — тоненькая девушка с метлой, — который я придумал когда-то для нашего фирменного бланка. Я пожалел, что так поспешил отправить свои акции «Золушки Инк.»: похоже, сейчас они стоили бы больше, чем все остальные ценные бумаги, которые я купил. Нет, всё правильно: оставь я их при себе, эти двое завладели бы ими и подделали бы передаточную надпись на своё имя. А так они достались Рики, и если Рики стала богатой, то это только справедливо.
Я подумал, что надо первым делом разыскать Рики, и мысленно сделал пометку «очень срочно». На всем свете у меня осталась только она — не мудрено, что для меня это было так важно. Рики, милая! Эх, будь ей лет на десять побольше, я бы и не взглянул на Беллу… и не обжёгся бы так.
Так-так, а сколько же ей сейчас? Сорок. Нет, сорок один. Трудно представить себе Рики сорокалетней. Хотя теперь для женщины сорок, наверное, — не старость. Да и в наше время тоже с десяти метров не разберёшь — сорок ей или двадцать.
Если она богата, пусть выставит мне выпивку: выпьем за упокой кристальной души нашего дорогого Пита.
Ну, а если что-то не удалось, и она окажется бедной, несмотря на те акции, что я перевёл тогда на её имя, тогда — тогда, чёрт меня побери, я женюсь на ней! Да, женюсь. И не важно, что она лет на десять старше меня. Учитывая, что я всегда славился своим ротозейством и расхлябанностью, мне просто необходим кто-то старший — приглядывать за мной, вовремя говорить «нет», да мало ли… Тут Рики, пожалуй, самый подходящий человек: она и десятилетней девочкой рулила и Майлсом, и его домом очень серьёзно и довольно эффективно. В сорок лет она, я думаю, осталась такой же, только стала мягче.
На душе у меня сделалось совсем тепло — я уже не чувствовал себя одиноко, как человек, затерявшийся в чужой стране. Ведь у меня был ответ на все вопросы: Рики.
Тут я услышал внутренний голос: «Дурень, ты не сумеешь жениться на Рики: такая девушка (а она наверняка должна была стать такой девушкой) наверняка замужем уже лет двадцать. У нее, поди, четверо детей; может, сын уже повыше тебя ростом. И, безусловно, муж, которому вряд ли придётся по душе твое появление в роли «доброго старого дяди Дэнни».
Я выслушал это, и у меня отвисла челюсть. Потом я сказал уныло: «Ладно, ладно. Этот поезд тоже ушёл. И всё же я её поищу. Ничего худого мне за это не сделают. Ну, разве что пристрелят. Но ведь она единственный человек, по-настоящему понимавший Пита…»
Осознав, что потерял не только Пита, но и Рики, я хмуро перевернул страницу. Вскоре я заснул над газетой и проспал до тех пор, пока мой (или не мой?) «Тедди» привёз мне обед.
Мне приснилось, что Рики держит меня на коленях и говорит: «Ну вот, Дэнни, всё в порядке. Я нашла Пита, и теперь мы оба с тобой. Правда, Пит?» — «Мя-а-а-у…»
Словарь мой быстро расширялся: я много читал по истории. За тридцать лет может произойти уйма всякой всячины, но зачем я буду излагать это всё — ведь каждому из вас всё это известно лучше, чем мне. Меня не удивило, что Великая Азиатская Республика потеснила наши товары на южноамериканском рынке: это начиналось ещё при мне. Не очень я удивился и от того, что Индия заметно «балканизировалась». Узнав, что Англия теперь — провинция Канады, я на минутку отложил книгу, чтобы переварить прочитанное: где тут лошадь и где телега? Я пропустил детали описания паники 1987 года: золото — хороший технический материал для некоторых целей, и я отнюдь не расценивал как трагедию то обстоятельство, что теперь оно дёшево и перестало быть основой денежной системы, невзирая на то, что столько народу осталось без штанов при этой финансовой перестройке.
Я снова отложил книгу и стал размышлять о вещах, которые можно сделать при наличии дешёвого золота, с его высокой плотностью, хорошей проводимостью, отличной ковкостью… и остановился, поняв, что сперва придётся почитать техническую литературу. Чёрт, да в одной только атомной технике золото будет незаменимо. Оно обрабатывается лучше любого другого металла. Вот если применить его для миниатюризации… Я опять остановился, сообразив, что у «Тедди» голова наверняка битком набита золотом. Да, придётся заняться тем, что разведать: что там наш брат инженер напридумывал за это время?
Технической библиотеки в Хранилище Соутелл не было, и я сказал доктору Альбрехту, что готов к выписке. Он пожал плечами, обозвал меня идиотом и разрешил. Но я задержался ещё на одну ночь, так как плохо себя чувствовал. Наверное, я потерял форму, потому что долго валялся в постели без упражнений, глядя, как бегут строчки в книгочитальном аппарате.
Наутро, сразу после завтрака, мне принесли современную одежду. Чтобы одеться, мне потребовалась помощь. В одежде не было ничего необычного (хотя мне и не доводилось носить расклешенных светло-вишнёвых брюк), но без предварительного инструктажа я не смог справиться с застёжками. Наверное, у моего деда были бы такие же трудности с брюками на молнии, если бы жизнь не приучила его к пользованию молнией постепенно. А всё эти замки «стик-тайт»: я думал, что придётся нанять мальчика, чтобы водил меня в туалет, но потом до меня дошло, что эти «липучки» имеют осевую поляризацию.
Тут я чуть не потерял штаны, пытаясь ослабить пояс. Но никто не стал надо мной смеяться. Доктор Альбрехт спросил:
— Что вы намерены предпринять?
— Я? Во-первых, раздобуду карту города. Потом найду место, где остановиться на ночь. А затем, наверное, буду целый год только читать специальную литературу. Док, я — ископаемый инженер. Но я не желаю оставаться таким.
— Хм-хм, ну что же, желаю удачи. Если я понадоблюсь, звоните, не стесняйтесь.
Я протянул ему руку:
— Спасибо, док. Вы отличный парень. Хм, возможно мне надо сперва поинтересоваться в бухгалтерии моей страховой компании, насколько хороши мои дела, но я не хотел бы, чтобы моя благодарность исчерпывалась словами За то, что вы для меня сделали, она должна быть более осязаемой. Вы меня понимаете?
Он покачал головой:
— Я ценю вашу благодарность. Но все мои гонорары исчерпываются моим контрактом с Хранилищем.
— Но…
— Нет. Я не могу принять это, так что, прошу вас, не стоит и обсуждать. — Он пожал мне руку и сказал: — До свидания! Если встанете на эту ленту, то попадёте как раз к главному оффису. — Он помедлил. — Если новая жизнь на первых порах окажется утомительной, то вы имеете право провести у нас ещё четверо суток на отдыхе и переориентации, без дополнительной платы — это входит в условия вашего контракта и вами уже оплачено. Так что можете воспользоваться. Приходить и уходить можно в любое время.
Я улыбнулся.
— Спасибо, док. Можете держать пари, что если я и вернусь к вам когда-нибудь, то только для того, чтобы повидаться с вами.
Я сошёл с ленты возле управления и сообщил автоматическому секретарю у входа, кто я такой. Он вручил мне конверт — это оказалось ещё одно послание от миссис Шульц. Я так и не позвонил ей: я не знал, кто она такая, а по правилам Хранилища проснувшийся клиент был огражден от посетителей и звонков до тех пор, пока сам не разрешит принимать их. Я просто глянул на конверт и сунул его в карман, подумав при этом, что, наверное, я перестарался, сделав «Салли» слишком универсальной: секретарши всё-таки должны быть хорошенькими девушками, а не роботами.
Автоматический секретарь сказал:
— Пройдите сюда, пожалуйста. С вами хочет побеседовать наш казначей.
Ну, я тоже не прочь был его увидеть, так что я пошёл в указанном направлении. Мне было очень интересно, сколько у меня теперь денег. Вне всякого сомнения, акции мои упали во время Паники-87, но теперь они, должно быть, опять поднялись. Я уже прочел финансовый раздел «Таймс» и знал, что как минимум два пакета стоят сейчас кучу денег. Я даже сохранил газету в расчёте, что, возможно, захочу посмотреть и котировку других акций.
Автоматический секретарь сказал:
— Пройдите сюда, пожалуйста. С вами хочет побеседовать наш казначей.
Ну, я тоже не прочь был его увидеть, так что я пошёл в указанном направлении. Мне было очень интересно, сколько у меня теперь денег. Вне всякого сомнения, акции мои упали во время Паники-87, но теперь они, должно быть, опять поднялись. Я уже прочел финансовый раздел «Таймс» и знал, что как минимум два пакета стоят сейчас кучу денег. Я даже сохранил газету в расчёте, что, возможно, захочу посмотреть и котировку других акций.
Казначей оказался живым человеком, хотя и выглядел сущим казначеем. Рукопожатие у него было кратким.
— Здравствуйте, мистер Дэвис. Садитесь, пожалуйста. Я — мистер Доути.
Я сказал:
— Здрасьте, мистер Доути. Я, собственно, не собирался у вас рассиживаться. Вы мне только скажите: моя страховая компания ведёт свои дела через вас? Или мне придется ехать к ним?
— Присядьте, пожалуйста. Я должен вам кое-что объяснить.
Я сел. Помощник (опять добрая старая «Салли») принёс ему папку, и он сказал:
— Вот ваши контракты. Хотите взглянуть?
Я очень хотел взглянуть: я очень боялся, что Белла сумела придумать, как поживиться удостоверенным чеком. Проделывать такие фокусы с удостоверенными чеками гораздо сложнее, чем с именными, но Белла была ловкая девушка.
Я с облегчением обнаружил, что все мои платёжные поручения остались нетронутыми. Исчез только отдельный контракт на Пита и поручение-распоряжение относительно моих акций «Золушки Инк.». Наверное, она их просто сожгла, чтобы избежать нежелательных вопросов. Я внимательно исследовал ещё с десяток мест в документах, где она исправила «Мьючел Эшшуранс Компани» на «Мастер Иншуранс Компани оф Калифорния».
Да, работала наша девчонка артистически, спору нет. Наверное, эксперт-криминалист, вооруженный микроскопом, стереолупой, разными реактивами и прочим, смог бы доказать, что в каждый из этих документов вносились изменения; я не смог бы. Мне было интересно, как она справилась с надписью на обороте удостоверенного чека: ведь их печатают на специальной бумаге, якобы исключающей подчистки. Ну, она тоже пользовалась не школьным ластиком. Что один человек может придумать, то другой сможет перехитрить. А Белла была очень хитра.
Мистер Доути кашлянул. Я оторвался от бумаг.
— Мы можем урегулировать вопрос о моих сбережениях здесь?
— Да.
— Тогда меня интересует только одно: сколько?
— Хмм… Мистер Дэвис, прежде чем мы углубимся в этот вопрос, я бы хотел обратить ваше внимание на один дополнительный документ и на одно обстоятельство. Это контракт между нашим Хранилищем и «Мастер Иншуранс оф Калифорния», предусматривающий ваше введение в анабиоз, хранение в условиях гипотермии и последующее возвращение к нормальному состоянию. Как вы, вероятно, заметили, полная стоимость наших услуг внесена авансом. Это сделано как для нашего спокойствия, так и для вашей защиты, поскольку гарантирует ваше благополучие, когда вы беспомощны. Эти деньги — и все аналогичные суммы — депонируются в отделение банка, контролируемого судебными органами, ведающими опекунством, и выплачиваются нам помесячно в течение всего срока пребывания у нас.
— Разумная предосторожность, на мой взгляд.
— Так оно и есть. Она защищает беспомощных. Теперь вы, должно быть, понимаете, что наше Хранилище — это совершенно отдельная от вашей страховой компании корпорация, а контракт на ваше пребывание у нас на хранении — совершенно отдельный от контракта на распоряжение принадлежавшими вам ценностями.
— Мистер Доути, к чему вы клоните?
— Есть ли у вас иное имущество, кроме тех ценных бумаг, что вы доверили хранить «Мастер Иншуранс Компани»?
Я прикинул. Когда-то у меня была машина. Бог её знает, что с нею сталось. Текущий счет в Мохаве я закрыл, сняв с него все, что было, когда запил. А в тот бурный день, когда я попал к Майлсу и нарвался на зомбин, у меня было от силы долларов тридцать-сорок наличными. Книжки, шмотки, логарифмическая линейка — я никогда не был барахольщиком — и прочие пустяки наверняка пропали.
— Боюсь, что даже проездного билета на автобус не найдётся.
— Тогда — мне очень неприятно сообщать вам об этом — у вас вообще ничего нет.
Голова у меня закружилась, но я умудрился не упасть.
— Что вы хотите сказать? Как же так, ведь акции некоторых компаний, в которые я вложил деньги, стоят очень высоко. — Я протянул ему свой утренний номер «Таймс».
Он покачал головой.
— Мне очень жаль, мистер Дэвис, но у вас нет никаких акций. «Мастер Иншуранс» разорилась.
Хорошо, что он предложил мне сесть заранее: я почувствовал слабость.
— Как это случилось? Во время Паники?
— Нет-нет. Их банкротство было частью падения группы «Манникс». Но, естественно, вы про это не знаете. Это случилось уже после Паники, хотя можно сказать, что началось это именно с Паники. Но «Мастер Иншуранс» выдержала бы, если бы её систематически не грабили. Есть такое грубое слово — «доить». Вот её доили. Будь это просто управление через подставных лиц, что-нибудь удалось бы сберечь. Но тут было другое. К тому времени, как дело открылось, от компании осталась только пустая скорлупа. А люди, совершившие всё это, сбежали и смогли избежать выдачи. Кхе-кхе, если это может служить для вас утешением, скажу, что при наших нынешних законах этого бы не случилось.
Нет, утешение в этом было слабое, да и не верю я в это. Мой старик утверждал, что чем сложнее законы, тем вольготнее мошенникам.
Но он же говаривал, что умный человек должен всегда быть готов расстаться со своим багажом. Интересно, подумал я, сколько раз нужно быть одураченным, чтобы сойти за умного?
— Э-э, мистер Доути, просто из любопытства: а как обошлась компания «Мьючел Эшшуранс»?
— «Мьючел Эшшуранс Компани»? Прекрасная фирма. Ну, во время Паники им тоже досталось, как и всем остальным. Но они выкарабкались. Вы и у них тоже застраховались?
— Нет. — Я не стал вдаваться в подробности — какой смысл? Рассчитывать на «Мьючел» не приходилось: я ведь не воспользовался своим контрактом с ними. Судиться с «Мастер Иншуранс» тоже бесполезно: что толку судиться с разорившимся трупом?
Вдруг я вспомнил, что Белла с Майлсом собирались продать «Золушку Инк.» группе «Манникс», когда выперли меня вон.
— Мистер Доути, а вы уверены, что у «Манникс» ничего нет? Разве они не владеют «Золушкой Инк.»?
— «Золушкой»? Вы имеете в виду фирму, выпускающую автоматические бытовые машины?
— Да, конечно.
— Мне кажется, это почти невозможно. То есть это попросту невозможно, поскольку группы «Манникс», как таковой, больше просто не существует. Я, конечно, не могу утверждать, что между корпорацией «Золушка» и типами из «Манникс» никогда не существовало никакой связи. Но я не думаю, что это была серьезная связь, если таковая вообще была — я бы что-то знал об этом.
Я махнул на это дело рукой: если «Манникс», рухнув, подмяла Беллу и Майлса, это вполне меня устраивало. Но, с другой стороны, если «Манникс» владела «Золушкой Инк.» и «доила» её, то это ударило по Рики так же, как и по этим двум. А я не хотел, чтобы пострадала Рики, независимо от побочных эффектов.
Я поднялся.
— Ну что ж, мистер Доути… Спасибо за обстоятельные разъяснения. Я, пожалуй, пойду…
— Не уходите ещё минутку, мистер Дэвис. Наше заведение… мы чувствуем определенную ответственность за судьбы наших клиентов, выходящую за рамки наших с ними контрактов. Вы же понимаете, что вы — не первый, кто попал в подобное положение. Совет директоров предоставил в мое распоряжение определённую сумму денег, так сказать, фонд помощи, дабы я мог в подобных случаях несколько облегчить участь наших бывших подопечных. Эти…
— Мне не нужна благотворительность, мистер Доути. Но тем не менее спасибо.
— Это не благотворительность, мистер Дэвис. Это заём. Можете назвать его «рисковая ссуда». Наши потери по таким займам просто мизерны… а мы не хотели бы выпускать вас отсюда с пустыми карманами. Я призадумался. Мне сейчас даже постричься было не на что. Но, с другой стороны, занимать деньги — всё равно что пытаться плыть, держа в каждой руке по кирпичу… А маленькую сумму, взятую в долг, отдать труднее, чем миллион.
— Мистер Доути, — сказал я медленно, — доктор Альбрехт сказал, что я могу занимать здесь койку и получать миску похлёбки ещё четыре дня.
— Я полагаю, это так; надо взглянуть в вашу карточку. Не подумайте, конечно, что мы можем вышвырнуть человека за дверь, если он не готов к выписке, а оговорённое контрактом время вышло.
— Я так и не думал. Но сколько стоит в сутки комната, которую я занимал у вас, и питание?
— Но ведь мы не сдаём комнаты. И у нас тут не больница: мы просто создаём необходимые условия, чтобы наши клиенты, проснувшись, могли немножко прийти в себя.