Оружие Возмездия - Олег Дивов 12 стр.


Вернулся Косяк почти счастливым. С полными котелками вкусной каши, в которой местами угадывались мясные жилки.

– Здесь солдат-то меньше, чем офицеров, – объяснил он. – Вот и кормежка более-менее… Супчик жидкий сварили, я решил – хрен с ним. А кашка ничего себе.

– Как там с водой? – вспомнил я.

– Хоть залейся. Там цистерна. Котелки помыть вряд ли разрешат, но чаек мы забабахаем что надо. Сейчас порубаем, возьму бачок и схожу за водой.

– Давай я схожу.

– Не надо, я сам.

– Почему?

– Потому что мне так нравится!

– Тебе нравится носить воду по пересеченной местности? – уточнил я. – В бачке без крышки?

Косяк заржал.

– А я в чайнике буду носить!

– Ты смотри, ведь меня как припашут – и останешься сам на хозяйстве, – настаивал я.

– Да и хрен с ним. – сказал Косяк. – Все равно заняться нечем!

Котелки мы рискнули помыть дизельной водичкой из канистры. Понюхали их и решили, что вроде пронесло. Майора с капитаном не было ни слуху, ни духу. Косяк взял чайник и ушел. Я закурил и уселся на подвесной лесенке кунга переваривать еду. День пока что складывался – лучше не придумаешь.

Перспективы тоже выглядели неплохо. У нас была паяльная лампа и специальная тренога с соплом. Лампа разжигалась, утыкалась выхлопом в сопло. На треногу ставился бачок. В бачке готовилось что угодно. Еще у нас была сковородка. Так что картошка с тушенкой на ужин – обеспечена. И чайник мы взяли. Счастье-то какое.

В армии очень трудно, почти невозможно плотно и вкусно поужинать. Солдат кормят на ночь скудно и невыразительно. Дабы им кошмары не снились, наверное. Самая обстоятельная еда – обед. Но к вечеру этот обед прогорает в организме. А ужин обычно настолько плохо запоминается, что приходишь из столовой с устойчивым ощущением недокормленности. В общем, именно к ночи личный состав особенно голоден. Поэтому во всех каптерках, канцеляриях, штабах и даже на контрольно-пропускных пунктах вечером журчат кипятильники, а из «нычек» извлекается заблаговременно припасенная еда, желательно повкуснее. Вкусы разные (я видел, как сгущенное молоко, намазанное на хлеб, посыпали сверху растворимым кофе), но тенденция везде одна: пожрать бы.

Честно говоря, вопросы питания себя, любимого, волновали меня сейчас в последнюю очередь. Я отдыхал от казармы. Впитывал запахи леса. Представлял, каково будет забраться на крышу машины, когда стемнеет – и глядеть в бездонное украинское звездное небо.

Но чтобы окружающие не мешали мне этим заниматься, у них с едой все должно было сложиться удачно.

А то сожрут ведь.

* * *

Майор Афанасьев и капитан Дима Пикулин вернулись к нам озабоченные, при охапке карт и в сопровождении невысокого подполковника с красной повязкой на рукаве шинели.

На повязке было написано: «ПОСРЕДНИК».

– Понял, где вы, – сказал посредник и убыл в лес.

Офицеры забрались в кунг, высыпали карты на стол, сняли куртки и удивились:

– А почему тут холодно?

– А вы сказали?.. – спросили мы.

Афанасьев почесал в затылке и распорядился:

– Включить отопитель. И регулярно проверять. Каждые тридцать минут.

Я разогрел лампу накаливания, подал топливо – отопитель тихонько загудел, – и поинтересовался:

– Что проверять – не угорели ли вы?

– Смотреть, не заглохла ли эта адская машина, – сказал Афанасьев. – А теперь брысь отсюда, ты пока не нужен.

– Чаю хотите, товарищ майор? – спросил Косяк.

– Очень хотим, – ответил капитан Дима Пикулин.

– Сейчас вскипятим.

– Только осторожно, – напутствовал нас Афанасьев. – Не спалите лес. Пожарной тревоги в плане КШУ нет.

– Есть.

– Соблюдайте технику безопасности.

– Ага.

– Расчистите площадку под треногой и вокруг нее от горючих материалов.

– Угу.

– И тщательно окопайте!

– А то!

– Вы поняли, что вам приказано, товарищи сержанты?

– Да все будет нормально, товарищ майор!

– Надеюсь! – сурово сказал Афанасьев.

Взял лопату, стоявшую в углу кунга, вручил ее мне и захлопнул дверь.

– Вы поняли, что вам приказано, товарищ сержант? – спросил Косяк. – Гы-гы-гы!

Пока Косяк раскочегаривал паяльную лампу, я довольно легко «расчистил площадку от горючих материалов», попросту срыв то, что поддавалось лопате. Изобразил вокруг невысокий бруствер. Если не приглядываться, то импровизированный очаг выглядел неплохо. Косяк установил треногу, воткнул лампу в сопло и пристроил сверху чайник.

Офицеры в кунге возились с картами, негромко переговариваясь и сдержанно ругаясь. Работа шла у них споро. Когда чай подоспел, на столе уже лежала здоровенная бумажная простыня, и Афанасьев грозно нависал над ней, целясь в поле боя остро отточенным карандашом.

У Косяка был маленький приемник на батарейках, мы с ним засели в кабине. Каждые полчаса я заглядывал в кунг и проверял, не заглох ли отопитель. Майор Афанасьев встречал мои визиты одобрительным бурчанием.

– Узнай у них, вечерять тут будем, или как, – попросил Косяк. – А то картошку чистить давно пора… Афониным ножом, гы-гы-гы!

Афанасьев, лежа животом на карте, сказал, что сегодня не до разносолов с развлечениями, дел по горло, и кстати, мне не стоит особо расслабляться, поскольку завтра я вступаю в игру.

– Да и хрен с ним, – согласился Косяк. – Просто скучно.

Смеркалось. В кунге зажглась тусклая лампочка. Потом офицеры сбегали поужинать, а Косяк принес с кухни наши «пайки» и горку тощих жареных рыбок. Офицеры, вернувшись, заказали еще чаю да побольше – и снова упали животами на стол.

Я взял у Косяка приемник и осторожно, стараясь не топать, залез на крышу кунга. «Кто там?» – глухо поинтересовался Афанасьев изнутри. «Дежурный по штабу. Веду наблюдение, вдруг генерал придет». Афанасьев хохотнул и не стал возражать. Я раскатал по крыше маскировочную сеть, сложенную в несколько слоев, и лег навзничь.

Небо, какое там было небо. Звезды, какие там были звезды. Лес гудел автомобильными моторами, перекрикивался человеческими голосами, но все равно это был лес. А сам я пусть и не освободился от Вооруженных Сил, но зато вырвался из-за забора части. Почти год уже денно и нощно вокруг меня стоял этот забор. В какую сторону ни погляди – бетонный забор, вся разница что грязно-белый или светло-серый. На летнем полигоне я слишком занят был элементарным выживанием, чтобы почувствовать, каково это: жить без забора.

Теперь почувствовал.

Приемник удивительно легко поймал «Русскую службу Би-Би-Си». В Москве ее глушили, а тут, похоже, вовсе нет. Можно было надеяться в пятницу услышать Севу Новгородцева. «Мы встретимся с вами в полночь на короткой волне, когда начнут бить кремлевские курсанты… э-э, куранты!». Хорошо. Как мало надо для счастья.

Ладно, пора сунуть нос в кунг. Афанасьев сам педант и уважает это в других. А мне с ними обоими еще служить и служить – и с майором, и с отопителем.

* * *

Полночи я дежурил, следя, чтобы три храпящих тела не отравились угарным газом, потом мне дали выспаться, и перед обедом – началось. Армия структура бюрократическая. Ты можешь разбить врага наголову, но грош тебе цена, если победа достигнута без заранее подготовленного плана, оформленного уставным образом. А уж на КШУ без правильно составленной бумажки ты… Даже не букашка. Какашка ты, вот кто. Поэтому я достал из шкафа пишущую машинку и принялся клепать документы. Карточки на ватмане, которые потом надо было разграфить, склеить между собой в «раскладушки» и придать им деловой вид. Какие-то схемы и графики – не помню уже, забылось за давностью лет. А дальше бумага: приказы в ассортименте. Машинка вроде бы держалась молодцом. Офицеры ушли – и я начал лупить по клавишам в нормальном ритме. При Афанасьеве это было неразумно.

Косяк бродил вокруг кунга, потому что спать больше не мог. Если я выглядывал в окно, он приветственно махал рукой, но внутрь не совался. Только чаю мне принес по собственной инициативе – и тут же вышел. Старался не мешать. Косяк уважал в людях мастерство, и на него произвело впечатление то, как я печатаю. Когда на большой тяжелой «механике» разгоняешься до ста пятидесяти-ста восьмидесяти ударов в минуту (нормальный темп умелого непрофессионала), это довольно шумно, и только. Но вот когда ты уверенно держишь такой темп хотя бы полчаса, тут-то окружающие и задумываются. А я мог держать темп четыре часа и больше. К счастью, в ББМ об этом пока не знали, разве что писари догадывались.

Позже узнают многие. Но никто не донесет офицерам. И когда Афанасьев попросит (именно попросит) готовить документы на новый учебный период, я буду неделю бить баклуши, отпечатав все за сутки. Афанасьев потом догадается, что его водят за нос, но у майора просто не найдется рычагов воздействия на ситуацию. Только жалобный вопль, который мне передадут: «Этот негодяй берет работы на неделю, делает ее за день, а остальное время где-то спит!».

Будут обвинения и покруче. Уже от замполита: «Он окружил себя единомышленниками и принялся в их компании разлагаться!». Но это позже, позже.

А пока я оглашал черниговский лес металлическим лязгом разболтанной машинки.

Косяк обеспечивал снабжение провиантом и, кажется, завидовал мне. Я ведь был занят плотно и серьезно, а Косяк – только периодически. В промежутках он страдал от безделья.

Вечером майор Афанасьев оценил проделанную работу, похвалил меня за качество и вдруг задал неожиданный вопрос:

– В каком состоянии машинка?

– Сильно разбита, но еще поживет, – заверил я.

– В ближайшие дни сложностей не предвидится?

– Ну… Ленты хватит. По механической части гарантий дать не могу, но при разумном обращении машинка продержится верных полгода. До конца следующего периода.

– М-да? – Афанасьев приподнял бровь. – Ее ведь заедало. Четвертый дивизион нам ее одолжил потому что она и так еле жива.

– Если не вдаваться в подробности, товарищ майор – печатать надо уметь, тогда не будет заедать.

Именно. У каждой старой машинки по-своему выработаны детали, и значит, выработался свой «характер». Главное его понять. Эта машинка сбоила, когда клавиши пробивались с чрезмерной силой. Писарь четвертого дивизиона не умел дозировать удар, опыта не хватало, да и не любил он печатать – и у него часто клинило каретку. У меня только два раза, пока не понял, в чем проблема.

– Хорошо, – сказал Афанасьев. – Завтра бумажной работы будет немного. Но… Надо бы помочь товарищам. Ты не против слегка постучать на сторону, хе-хе?..

– Нам это выгодно? – нагло полюбопытствовал я.

– А ты как думаешь? – Афанасьев ухмыльнулся.

Я никак не думал. Я просто слышал, что однажды комиссия из штаба округа повысила оценку моему учебному артполку с «четырех» до «пяти» за две коробки клея ПВА. Хотя, по идее, в штабе Московского округа этого клея хоть задом ешь. Пока не склеится.

Может, это был всего лишь слух – про оценку. Но то, что они две коробки клея с собой уперли в столицу, видели многие. Зачем?!

Любят ли Слонопотамы поливинилацетатный клей?

И как они его любят?..

– Мне придется куда-то идти?

– Так я и отдам своего писаря! Все сюда принесут. И бумага у них есть, и копирка. Значит, договорились.

– Бедный Косяк, – сказал я искренне.

– Я его нагружу, и он не будет скучать без тебя, – пообещал Афанасьев.

* * *

Завтрак оказался вполне съедобным. Мы заварили чаю и стали решать, слопать еще по баночке из сухого пайка, или не надо. Пришли к выводу, что пока обойдемся, а там видно будет. Если удастся консервы сэкономить – по возвращении в бригаду честно поделим.

После завтрака в дверь кунга деликатно постучали. Я выглянул. Там стоял давешний подполковник-посредник.

– Доброе утро! – сказал он. – А не найдется ли у вас газеты «Красная Звезда»?

– Э-э… – вопрос меня несколько ошарашил, потом я сообразил, в чем дело. – Вам почитать – или как?..

– Ну да, как говорится – сколько оторвем, столько и читаем!

– Момент… Вот, прошу вас.

– Благодарю вас!

Вскоре появился Афанасьев в сопровождении незнакомого солдата. Косяк от нечего делать рванул к майору строевым шагом, козырнул и заорал на весь лес:

– Товарищ майор! За время вашего отсутствия происшествий не случилось! Дежурный по штабу Бригады Большой Мощности младший сержант Косяк!

– Вольно. Значит, ты. Познакомься с моим машинистом. Отдашь бумаги ему, объяснишь, чего надо, потом заберешь. Всё, я на КП…. – Афанасьев вдруг прищурился. – Уверены, что происшествий не случилось?!

Косяк на всякий случай огляделся.

Я эту манеру Афанасьева хорошо знал и ответил без тени сомнения:

– Уверены. Только посредник заходил.

– Чего хотел?

– Попросил газету «Красная Звезда» и убыл с ней в направлении… Вон туда убыл.

– Понял. Несите службу! – строго приказал Афанасьев и отправился на КП. Косяк откозырял ему вслед так старательно, что едва не сбил с головы шапку.

– Хромает у вас строевая подготовка, товарищ младший сержант, – заметил я.

– Виноват, исправлюсь, товарищ младший сержант, – пообещал Косяк.

Солдат с бумажками стоял ни жив, ни мертв. Он просто не знал, как воспринимать весь этот цирк. Судя по внешнему виду, парень был из молодых, если вообще не дух.

А еще он был одет в шинель. Как любой, кого я видел в лесу, включая офицеров. А мы четверо ходили в куртках, и это тоже наводило на размышления: чего они о себе воображают, если одеты не как все, а как удобно? А вдруг у них есть веские основания воображать? А вдруг они сразу дают в хрюсло, если ты на них косо поглядел?..

– Ну, чего надо?! – грозно спросил я.

Документы оказались вроде наших, уровня полка. Действительно похоже на дружескую помощь. Может, у них машинка накрылась или писарю руки отдавило.

– Когда надо?

– Да нам бы к вечеру хорошо бы… К ужину.

– Что случилось-то?

Солдат оглянулся на Косяка. Тот сидел на подножке кабины и крутил ручки приемника.

– Не напрягайся, – посоветовал я. – Это мы дурака валяли. Здесь все свои. Наша бригада – неуставная вусмерть.

– А-а… Ну, у нас, короче, в штабе один немножко не того… Протормозил. А командир нервный… Схватил машинку – и в него кинул…

Представив себе картину происшествия, я ощутил нечто вроде благоговейного ужаса. И порадовался, что служу в ББМ. При всех минусах бригады, «нервных» офицеров, срывающих зло на солдатах, в ней не водилось. Да, капитан Масякин выковыривал наводчика Драгого из-под миномета с помощью лопаты – так было, за что! Коля тогда хорошо навел, от души.

– Здоров мужик ваш командир! – сказал я. – Килограммов двенадцать, а то и все шестнадцать метнул. Убить не фиг делать. Не попал, надеюсь?

– Да в том и дело что промазал! Машинка легкая, портативная… Была.

– А-а… Тогда и правда жалко, что промазал.

Мы с солдатом дружно вздохнули.

– А какая она была при жизни? Как звали покойную?

– Не знаю. Плоская красная с белыми пластмассовыми бортиками. Вроде импортная.

– Вот же сволочь ваш командир! – сказал я с чувством. – Это «ТБМ Трэвеллер Де Люкс». Очень удобная машинка. Только не надо лупить по клавишам со всей дури сверху вниз. Удар должен идти с небольшим потягом, вскользь. Если приноровишься, тогда ей цены нет. У меня такая дома.

– Дома? – удивился солдат.

Развивать эту тему мне не хотелось. Погорюй я еще секунду о судьбе погибшей машинки – страшно захотелось бы домой, к своей. Поэтому я просто сказал:

– К обеду приходи, все будет.

Солдат ушел, озадаченно вобрав голову в плечи. Я повернулся к Косяку:

– Слыхал?..

– Подумаешь, – сказал Косяк. – То ли дело в меня на гражданке аккумулятором бросил один псих.

– Двенадцативольтовым?

– Ха! Двадцатичетырех.

– О, ужас. Он был штангистом?!

– Он был псих, – повторил Косяк. – В больницу с грыжей увезли.

– Кого из вас? – уточнил я на всякий случай.

Косяк рассмеялся. Потом сказал, что со мной в лесу довольно весело, но вообще тут очень скучно.

– А я бы здесь пожил до холодов. Обожаю лес.

– Да что тут делать?! – изумился Косяк.

– А в бригаде что делать? Тебе там, может, не скучно, а я каждый божий день наблюдаю, как моему призыву – кулаком в грудину да сапогом по заднице.

– Тебя-то не трогают.

– Ребят жалко.

Косяк подумал и сказал:

– Дивизион у вас конечно… Долбанутый. Придурок на придурке. Одно слово – болото.

– Ага. Слышал поговорку: «Отчего в третьем дивизионе болото? Потому что в четвертом – трясина!»

– Ну-ну! – Косяк почти обиделся. – Иди печатай. Командир пишущей машинки!

– Есть, товарищ дежурный по штабу! Ладно, не злись. Ваш Исламов, конечно, тот еще товарищ… А в остальном ребята из четвертого нормальные.

– А ваш Арынов – вообще… Как вы его терпите? Я бы убил.

– Была такая идея, – сказал я небрежно. – Просто мы не придумали, куда девать труп.

– Шутишь? – спросил Косяк недоверчиво.

– Шучу, – ответил я нейтральным тоном. – Пойду в самом деле печатать. Ты не устал ходить на кухню?

Косяк помотал головой. Я полез в кунг.

Мы и правда не знали, как спрятать труп. Убийство не планировалось заранее, но мы всерьез обсуждали, что делать, если кто-то сорвется и придушит гаденыша.

Увы, наша «седьмая площадка» была плотно заселена войсками. Всюду шлялся народ, всюду были глаза. Под любым кустом валялся дрыхнущий бездельник, на чердаке казармы прятались от дедов молодые, даже подземные коммуникации были обжиты.

Отмазка-то простая: боец не вернулся из самоволки. А вот с телом проблема. Не закапывать же его в парке, там собак полно, вдруг примутся выть на могиле. Выносить в город – почти гарантированная засветка по дороге. В общем, мы решили, что глупо идти «на дизель» из-за такого дерьма, как Арынов. Все равно его на гражданке убьют рано или поздно…

Назад Дальше