Новые Миры Айзека Азимова. Том 5 - Айзек Азимов

Новые Миры Айзека Азимова

Том пятый

ДВУХСОТЛЕТНИЙ ЧЕЛОВЕК

И так, перед вами еще один сборник моих фантастических рассказов — а я сижу здесь и думаю не без удивления, что пишу и публикую научную фантастику вот уже три восьмых столетия. Неплохо для человека, который на вопрос о возрасте отвечает «вторая молодость» — или «слегка за тридцать», если уж совсем к стенке припрут.

Вполне могу себе представить, что многим людям, пытавшимся проследить за мной от книги к книге и от жанра к жанру, кажется, будто я пишу гораздо дольше. Когда поток слов льется из года в год, не подавая признаков иссякания, это естественно приводит к самым забавным недоразумениям.

Всего пару недель назад, например, когда я был на собрании библиотекарей и подписывал книги, мне довелось услышать любезные реплики типа:

— Не могу поверить, что вы еще живы!

— Но как вам удается настолько молодо выглядеть?

— Вы действительно один человек?

Больше того: в рецензии на одну из моих книг [1] в декабрьском номере «Сайентифик Америкэн» за 1975 год обо мне написали так: «Бывший бостонский биохимик ныне ярлык и главный стержень нью-йоркской группы соавторов».

Бог ты мой! Группы соавторов? Всего лишь стержень и ярлык?

Это не так. Прошу прощения, если мое обильное творчество мешает вам в это поверить, но я жив, я молод и я действительно один человек.

Практически всю свою работу я делаю сам. У меня нет никаких помощников: ни агента, ни менеджера, ни научных ассистентов, ни секретаря, ни стенографистки. Печатаю я сам, вычитываю тоже, сам составляю указатели, провожу исследования, сам пишу письма и отвечаю на телефонные звонки.

Мне так нравится. Поскольку мне не приходится отвлекаться на общение с людьми, я могу как следует сосредоточиться на работе и сделать гораздо больше.

В общем, я сохранил молодой задор. Походка у меня по-прежнему легка и глаза по-прежнему блестят. Больше того: я все так же обходителен с молодыми женщинами, как и раньше (то есть чрезвычайно обходителен). Правда, насчет волос уже не могу сказать, что они густые и черные. Опасности облысения пока не наблюдается, но — увы! — я седею. Пару лет назад я отрастил пышные бакенбарды, и они почти совсем побелели.

А теперь, когда вам известно все худшее обо мне, давайте перейдем к самим рассказам — вернее (поскольку так легко вы от меня не отделаетесь), к предисловию, предваряющему первый рассказ.

Водный гром

Где-то в середине 1969 года мне позвонили из издательства «Даблдей» и спросили, могу ли я написать научно-фантастический рассказ, который лег бы в основу фильма. Мне не хотелось, потому что я не люблю связываться с киношниками. У них есть деньги — но это все, что у них есть. Однако в «Даблдей» настаивали, а отказывать им мне тоже не хотелось. Я согласился.

Вскоре я уже обедал с неким очень симпатичным джентльменом из кинокомпании, и он обсудил со мной будущий рассказ.

Он сказал, что было бы желательно, чтобы действие происходило под водой. Я ничего не имел против. Затем он с воодушевлением принялся описывать характеры персонажей и события, которые, по его мнению, должны были произойти в кинофильме. Чем дольше он говорил, тем больше я падал духом. Мне совсем не нравился описываемый им герой, а героиня не нравилась еще сильнее; хуже того, мне совершенно не нравились события, о которых он повествовал.

К сожалению, я никогда в жизни не умел резко отказывать людям, особенно в лицо. Поэтому я старательно улыбался и делал вид, что весьма заинтересован.

Назавтра я позвонил в «Даблдей» в полной уверенности, что еще не поздно. Я спросил, подписан ли уже контракт. Выяснилось, что он уже подписан и в качестве аванса перечислена солидная сумма, большая часть которой предназначалась мне.

Мне казалось, что падать духом дальше некуда, но я ошибся. Отвертеться от рассказа не было никакой возможности.

— Ладно, — сказал я. — Но если вдруг мой рассказ забракуют, вы вернете им аванс?

— Мы не обязаны, — услышал я в ответ. — Аванс не оговорен никакими условиями. И если рассказ им не понравится, аванс все равно останется у нас.

— Нет, — сказал я. — Я так не хочу. Если рассказ не будет принят, я верну весь аванс целиком, а вашу долю выплачу вам из гонораров.

В «Даблдей» тоже не любили мне отказывать, поэтому согласились, хотя и дали понять, что из моих гонораров ничего не возьмут, а просто вернут свою долю аванса киношникам тоже.

Таким образом, я был свободен ото всех обязательств, кроме как перед самим собой, и мог руководствоваться исключительно собственным вкусом. Первою сентября 1969 года я засел за «Водный гром» и написал его по-своему. Мне абсолютно точно было известно, чего хотят киношники, но я их желаниям не потрафил. Естественно, они отвергли рассказ, и я вернул им аванс до последнего цента.

Можете себе представить, какое облегчение я при этом испытывал.

Голливуд — это еще не весь мир. Редактору журнала «Гэлэкси» Эйлеру Якобсону рассказ понравился, и его опубликовали в майском номере 1970 года. Якобсон заплатил мне гораздо меньше, чем сулили киношники, но, в конце концов, он-то купил всего лишь рассказ.

Стивен Демерест смотрел на плотную небесную твердь. Смотрел долго и нашел ее голубизну мутной и омерзительной.

Машинально взглянув на солнце — позабыв, что здесь нет никаких затенителей, — он в панике зажмурил глаза. Но его не ослепило; перед глазами просто поплыли светящиеся круги. Даже солнце тут было размытое.

Ему невольно вспомнилась молитва Аякса из Гомеровской «Илиады». Греки с троянцами сражались за тело Патрокла в тумане, и Аякс взмолился: «Зевс, наш владыка, избавь аргивян от ужасного мрака! Дневный свет возврати нам, дай нам видеть очами! И при свете губи нас, когда уже так восхотел ты!»[2]

«И при свете губи нас», — подумал Демерест.

Губи нас при ясном свете Луны, где небо прозрачное и черное, где ярко сияют звезды, где чистый вакуум не размывает очертаний, не то что в этой муторной голубизне.

Его передернуло. Не мысленно, а по-настоящему, физически — содрогнулось все его долговязое тело. Скоро он умрет. Он был уверен в этом. И умрет, кстати говоря, не под голубым сводом, а под черным — только чернота эта будет не та.

Словно услыхав его мысли, к нему подошел перевозчик — коренастый, приземистый, с «ежиком» на голове — и спросил:

— Готовы к погружению во тьму, мистер Демерест? Демерест кивнул. Он возвышался над перевозчиком, как, впрочем, над всеми землянами. Все они были коренастые и с легкостью передвигались короткими и низкими шажками. Демерест же был вынужден следить за каждым своим шагом, преодолевая ступнями воздушную преграду; даже неосязаемая цепь, привязывавшая его к земле, была тягучей и плотной.

— Я готов, — откликнулся он.

Сделав глубокий вдох, он снова, теперь уже сознательно, взглянул на утреннее солнце. Оно стояло низко над горизонтом, размытое пыльным воздухом, и Демерест знал, что не ослепнет. Он также знал, что вред ли когда-нибудь еще увидит солнце.

Батискаф он увидал впервые в жизни. Несмотря ни на что, Демерест представлял его в виде продолговатого баллона со сферической гондолой внизу. Он упорно думал о грядущем погружении как о космическом полете, с тоннами топлива, выбрасываемого огненным шлейфом, и неправильной формы модулем, вытягивающим паучьи лапы перед посадкой на Луну.

Батискаф нисколько не походил на образ, созданный воображением Демереста. Внутри, возможно, были и гондола, и баллон, но они скрывались под сплошным округлым корпусом.

— Меня зовут Яван, — представился перевозчик. — Омар Яван.

— Яван?

— Странная для вас фамилия? Я иранец по происхождению и землянин по убеждению. Там, внизу, не существует национальностей. — Он улыбнулся, и смуглую кожу оттенила ровная белизна зубов. — Если вы не против, тронемся через минутку. Вы мой единственный пассажир, поэтому я думал, что у вас с собой какой-то груз.

— Да, — сухо ответил Демерест. — По крайней мере на сто фунтов больше, чем я привык.

— Так вы с Луны? То-то мне ваша походка такой странной показалась! Вам тут, должно быть, не очень уютно.

— Не очень, но терпеть можно. Мы специально тренируемся.

— Что ж, добро пожаловать на борт. — Перевозчик посторонился, пропуская Демереста к сходням. — Я бы лично на Луну ни в жизнь не полетел.

— А туда, в Океанскую Впадину, спускались?

— Раз пятьдесят, не меньше. Но это другое дело. Демерест зашел в гондолу. Там было тесно, но к тесноте ему не привыкать. И вообще, похоже на космический модуль, разве что более… плотный. Опять это слово. Здесь во всем явственно ощущалось, что масса не имеет значения. Массу принимали как должное, с ней не приходилось бороться.

Батискаф еще не ушел под воду. Толстое стекло придавало голубому небу зеленоватый оттенок.

— Пристегиваться не обязательно, — сказал Яван. — Никаких перегрузок не будет. Пойдем вниз ровненько, как по маслу. Дорога займет не больше часа. Но курить нельзя.

— Я не курю, — сказал Демерест.

— Надеюсь, вы не страдаете клаустрофобией?

— У лунян клаустрофобии не бывает.

— Но у вас же кругом открытое…

— Только не в нашей пещере. Мы живем… — Он замешкался, подыскивая слово. — …в лунной впадине, на глубине сотни футов.

— Сотни футов! — Перевозчика, похоже, это позабавило, но он не улыбнулся. — Начинаем погружение.

Стены внутри гондолы были с углами, но часть стены за приборами выдавала ее изначальную сферичность. Приборы казались продолжением тела Явана; его глаза и руки порхали над ними легко, почти любовно.

— Все уже проверено, — сказал он, — но я люблю напоследок убедиться. Внизу, как-никак, тысяча атмосфер.

Палец коснулся кнопки, и круглый массивный люк наглухо закрылся, войдя скошенным краем в стенное отверстие.

— Чем больше давление, тем крепче его прижимает, — сообщил Яван. — Бросьте последний взгляд на солнышко, мистер Демерест.

Свет все еще проникал сквозь толстое стекло иллюминатора, только теперь он сделался зыбким: между ними и солнцем уже была вода.

— Последний взгляд? — переспросил Демерест. Яван хихикнул:

— Ну, не совсем последний. Я имею в виду — до возвращения. Вы никогда еще не путешествовали в батискафе, верно?

— А что, многие путешествуют?

— Да нет, очень немногие, — сказал Яван. — Но вы не волнуйтесь. Это обыкновенный подводный шар. Правда, со времен первого батискафа многое изменилось и усовершенствовалось. У нас есть атомный двигатель, а до определенных пределов можно идти и на водоструйном, — но если свести к основным элементам, так это по-прежнему сферическая гондола под поплавком. И нас по-прежнему опускают с борта корабля, чтобы не расходовать зря энергию, которая необходима при погружении вся до капельки. Ну, готовы?

— Готов.

Трос, соединявший батискаф с кораблем, вспорхнул вверх, и подводный аппарат погрузился чуть ниже; потом еще ниже, по мере того как морская вода заполняла поплавок. Несколько мгновений, пойманный поверхностными течениями, батискаф покачался — и перестал, продолжая тихо спускаться в сгущающуюся зелень океана.

Яван расслабился.

— Джон Берген — начальник Океанской Впадины. Вы собираетесь с ним встретиться?

— Совершенно верно.

— Он хороший парень. И жена его там, вместе с ним.

— Вот как?

— Ну конечно. Там, внизу, есть и женщины. А всего на станции человек пятьдесят. Некоторые не вылезают оттуда месяцами.

Демерест коснулся пальцем тонкого, почти незаметного стыка люка со стеной. Потом взглянул на палец.

— Это масло?

— Силикон. Давление выжимает какую-то часть. Специально для… Да вы не волнуйтесь. Система управления автоматизирована и надежна. При первых же признаках неисправности — любой неисправности — балласт будет сброшен и мы поднимемся на поверхность.

— Вы хотите сказать, что с батискафами вообще не бывает несчастных случаев?

— А что с ними может случиться? — Перевозчик искоса глянул на пассажира. — Как только мы окажемся на глубине, недоступной для кашалотов, нам и вовсе ничего не будет угрожать.

— Кашалотов? — Тонкое лицо Демереста нахмурилось.

— Ну да. Они ныряют вниз на полмили. Если кашалот ударит в батискаф — стенки-то у поплавка не очень прочные… Да и не нужна им особая прочность. Камера открыта, и когда бензин, обеспечивающий плавучесть, сжимается, туда проникает морская вода.

Стало темно. Демерест не отрывал взгляда от иллюминатора. В гондоле был свет, но снаружи сгустилась тьма. Не такая, как в космосе, — тьма была густой и плотной.

— Давайте-ка без обиняков, мистер Яван, — резко сказал Демерест. — Ваш батискаф не оборудован для того, чтобы выдержать атаку кашалотов. Думаю, с гигантскими кальмарами дело обстоит не лучше. Бывали подобные случаи или нет?

— Ну, дело в том, что…

— Только не заговаривайте мне зубы, ладно? Я спрашиваю из профессионального любопытства. Я главный инженер по технике безопасности в Луна-Сити, и я вас спрашиваю, какие меры предосторожности вы в силах принять против потенциальных столкновений с крупными животными?

Яван явно смутился.

— Да не было никаких столкновений, — пробормотал он.

— Но ведь они возможны? Пусть даже маловероятны, так ведь?

— Все возможно. Но кашалоты слишком умны, чтобы нападать на нас, а гигантские кальмары слишком робки.

— Они нас видят?

— Само собой. Мы же освещены.

— А прожекторы у вас есть?

— Мы уже прошли глубину, где водятся крупные животные, но прожекторы есть, и я их включу, если хотите.

В черном иллюминаторе внезапно вспыхнул снегопад — снегопад наоборот, падающий вверх. Мгла ожила, весь ее объем заполнили снежинки, и все они стремились кверху.

— Что это? — спросил Демерест.

— Да так, ничего особенного. Органическая материя. Мелкие организмы. Они плавают себе потихоньку и попадают в лучи прожектора. Мы снижаемся, поэтому чудится, будто они поднимаются вверх.

Демерест, вновь обретя чувство перспективы, поинтересовался:

— А мы не слишком быстро падаем?

— Да нет же. Я мог бы включить атомный двигатель, но зачем зря тратить энергию? К тому же я могу сбросить балласт — и сделаю это, только позже. А пока все нормально. Успокойтесь, мистер Демерест. Сейчас спустимся ниже и снегопад станет жиже. Там, внизу, нет никаких эффектных форм жизни. Лишь маленькие морские чертенята и прочая нечисть, но они нас избегают.

— Сколько пассажиров вы можете взять зараз? — спросил Демерест.

— Бывало, что и четырех, но тогда в гондоле не повернуться. Можно еще соединить два батискафа и перевезти десятерых, хотя такой тандем получается жутко неуклюжим. На самом деле нам нужны поезда из гондол с более мощными атомниками — то есть атомными двигателями — и с большей плавучестью. Говорят, такие поезда проектируются. Правда, так говорят уже несколько лет.

— Стало быть, существуют планы широкомасштабного расширения Океанской Впадины?

— Конечно, а как же! Раз на континентальных шельфах есть города, почему бы им не быть и в океанских глубинах? По-моему, мистер Демерест, если человек в силах куда-то добраться, он туда доберется. И правильно сделает. Земля нам дана для заселения, и мы ее заселим. Все, что нам нужно, чтобы сделать глубоководье обитаемым, — это маневренные батискафы. Камеры-поплавки замедляют движение, делают конструкцию уязвимой и слишком сложной.

— Но они также спасают вас, разве нет? Если все двигатели вдруг разом выйдут из строя, бензин в камерах вынесет вас на поверхность. А что вы будете делать в случае аварии без поплавка?

— Ну, если на то пошло, абсолютно надежных конструкций не существует в природе. Невозможно предусмотреть все случайности, в том числе и фатальные.

— Кто бы спорил, — с горечью сказал Демерест. Яван сразу посерьезнел. Тон его голоса изменился:

— Извините. Я не хотел вас задеть. Мне жаль, что у вас случилось такое.

— Да, — сказал Демерест.

Погибли пятнадцать мужчин и пять женщин. Одному из «мужчин» было четырнадцать лет. Погибли, как было установлено, по собственной оплошности. Что мог сказать после этого главный инженер, отвечающий за безопасность?

— Да, — сказал он.

Между спутниками повисла тишина, такая же густая и плотная, как сжатая давлением морская вода в иллюминаторе. Как могли все двадцать человек поддаться разом панике, смятению и депрессии? «Лунная хандра» — глупое название, конечно, — поражала людей в самое неподходящее время. Ее приближение не всегда можно было распознать, но, когда она наваливалась, люди становились апатичными, а их реакции — замедленными.

Сколько падающих метеоритов удалось успешно отвести, погасить или захватить на лету? Сколько ущерба наносили лунотрясения и сколько разрушений удавалось предотвратить? Сколько человеческих оплошностей не приводило к фатальному исходу благодаря принятым мерам предосторожности? Сколько несчастных случаев не произошло?