Вместе с этим было что-то еще, что щелкнуло во мне с того самого момента, как я положил глаз на нее. Волосы словно лучи солнечного света и теплое сочетание карего и зеленого цвета в ее глазах. Эти две вещи заставляли меня не только хотеть ее, но взять ее полностью, вместе с упаковкой.
Дерьмо.
Она была крошечной, едва достигала до моих плеч. но ее рука могла совершать адские броски. Ее миниатюрность вводила в заблуждение. Женщина была сильна, и к тому же она была остра на язык. Мне даже в некоторой степени нравился ее злобный ротик. Он пробуждал во мне мою доминирующую натуру, зажигая потребность, присущую моему виду: контролировать и доминировать.
Дерьмо.
Это вряд ли обернется чем-то хорошим. Ни за что. Только не так. Даже если есть вероятность того, что Серену не убьют из-за того, во что она вляпалась, я могу сломать ее. В два счета.
Я не знаю о чём, чёрт побери, агенты думали, сваливая её на меня. Я ничего не слышал от них с того дня, как мы попали в Западную Вирджинию. Ей было бы безопаснее, находись она с ними. По крайней мере, они действуют по понятиям "правильно" и "неправильно".В то время, как я управляюсь "желанием" и "нуждой".Не было такого понятия, как "неправильно" для меня.
Конечно, я ходил за ней тенью весь день и весь вечер. Даже смотрел, как она стояла у входной двери, веря, что именно она нас разделяла, при этом покусывая свою пухлую нижнюю губу. Мне нравилось наблюдать за ней. Очень.
Я даже смотрел, как она делает этот чертов сэндвич.
Серена была беспокойной штучкой, она порхала из одной комнаты в другую, словно маленькая колибри, и меня это притягивало, очаровывало, и эта нужда не покидала меня. И это не было хорошо.
Это было последним, что может любой другой желать.
Мои глаза улавливали энергетические волны, и мое тело искало их частички. От нее исходило слишком много энергии. Смотря на этот сэндвич, я все еще чувствовал ее мягкую руку на моей коже — на моей настоящей коже. Черт, я все еще чувствовал ее тело под моим, и проблема в том, что я знал, что она тоже меня чувствовала. Из-за этого мне было все тяжелее пытаться не сорваться и не удовлетворить свои желания.
В двадцать три у нее должен быть целый спектр энергии, состоящий из тысячи оттенков. Но большую часть времени ее окружало чертовски много красного.
Она сделала мне сэндвич.
Дерьмо.
И я нуждался. Я хотел. И не имеет никакого значения, насколько уязвима она сейчас. Имеет значение то, что она принимала ванну, а я потратил столько сил и энергии, чтобы держаться подальше от той комнаты. Сейчас меня стало интересовать: голая ли она спит, и от одной этой мысли мои джинсы вдруг стали слишком тесными.
И мне не следовало искать проблем сейчас, но я уже их нашел.
Поэтому, да… Дерьмо.
Я схватил сэндвич и двинулся в направлении входной двери. Распахнув ее, я швырнул этот чертов сэндвич как можно дальше. Мне хотелось сделать тоже самое с этой чепухой из чертового шара света.
Закрывая дверь, я старался не хлопнуть ею изо всех сил, потому что это могло бы…
Мягкий крик донесся со второго этажа, и я оглянулся, повернув голову в ту сторону. У людей случаются кошмары. Дурное дело — не хитрое. Сделав шаг в сторону лестницы, я прислушался. Крика не последовало, но я вдруг осознал, что все равно поднимаюсь по лестнице.
Любопытство — сука — сделало свое дело.
Открыв дверь в комнату, где она спала, я остановил свой взгляд на кровати. Серена лежала на спине, покрывало еле прикрывало ее грудь. К сожалению, она спала не обнаженной, что сделало мое путешествие наверх немного бессмысленным.
Я стал пятиться назад, но она внезапно повернула голову в сторону, и я остановился, практически застыл. Я даже перестал дышать.
Ее глаза оставались закрытыми, а бровь была немного приподнята, лицо напряжено. Плотно сжатые губы подрагивали. Мой взгляд скользнул по изгибу ее шеи к лямкам ночнушки. Ее грудь беспокойно поднималась и опускалась. Воздух вокруг нее был темно-фиолетового цвета — признак страха.
Меня тянуло к кровати. Дрожь, зародившаяся в моем затылке, отозвалась в кончиках пальцев.
На самом деле мне не следовало здесь находиться.
Но я был здесь.
Я облокотился бедром о матрац, осторожно, чтобы не потревожить ее. Я знал, что мне не следовало делать то, что я сделал дальше: я протянул руку и провел кончиками пальцев по ее щеке и вдоль скул. Дыхание Серены стало ровным и глубоким.
Легкая улыбка тронула мои губы. Настолько доверительным было ее отношение ко мне во сне, что это прикосновение смогло ее успокоить? Я задумался: была бы ее реакция такой же, если бы она не спала?
Но я прикоснулся к ней не для того, чтобы успокоить.
Мой взгляд проследовал по дорожке, которую я провел пальцами, скользя от ее упрямого подбородка вниз, к хрупкой шее. И она была хрупкой, даже больше чем она могла себе представить, особенно учитывая то, кого она разозлила на пару со своей несчастной подружкой. И даже учитывая то, что я находился с ней в одном помещении, статистика выживаемости при таких условиях была не лучшей.
Серена зашевелилась, когда я скользнул пальцами под тоненькую лямку ее топа. Я застыл в ожидании, гадая: проснется ли она. Энергия вокруг нее успокоилась, но стали появляться проблески красного. Возбуждение.
Другой рукой я отодвинул покрывало вниз, и было приятно награжден за то, что торчу здесь. Серена не спала обнаженной, но эта пижама была весьма неудачным выбором, если она хотела прикрыть свое тело. Ожерелье в виде сердца сместилось в сторону, открывая взору мягкий изгиб ее груди и темно-персиковый сосок. Сейчас я знал, что был прав на счет изгибов. Это маленькое приключение точно будет увлекательным.
— Прикоснись ко мне, — тихо простонала она.
Я замер, склонив голову набок, и разглядывал её. Она ещё спала и определенно не понимала, о чем просила, но эта ласковая просьба уничтожила меня.
Не было ни проблеска колебания, когда дело дошло до того, что я сделал следующим. Я не обманывал ни себя, ни кого либо ещё. Я хотел прикоснуться к ней, и поэтому я сделал это.
Обхватив кончиками пальцев сладкий изгиб, я открыл для себя, что ее кожа на ощупь была словно шелк и такой теплой — невороятно теплой в отличие от моего вида. И именно поэтому она была в таком сомнительном положении. Мы скапливаемся возле тепла, а с такими восхитительными, словно солнечный свет, волосами, она попала в мир неприятностей.
Я склонился над ней, глубоко вдохнув ее аромат. Я почувствовал запах ванили… и персика. Один из них принадлежал бутолычке в ванной, но аромат персика принадлежал ей. Я провел дорожку вокруг ее твердеющего соска. С каждым движением, я все ближе приближался к сморщнному наконечнику и отодвигал раздражающий материал ниже, пока мой палец наконец не накрыл полностью напряженную бусинку ее соска.
Серена сладко застонала, и я прикусил язык, чтобы подавить рычание, едва не вырвавшееся из меня, когда мое естество напряглось. И это было не единственным, что проснулось во мне. Из-за выброса ее энергии, во мне стал нарастать другой вид голода. И оба вида были одинаково сильны, и, хотя я пытался отрицать последний, я так и не смог выяснить, как противостоять зову моего члена. Возможно, у меня это и не выйдет.
Я хотел большего. Черт, я хотел раскинуть ее ноги и глубоко войти в нее, но пока я водил пальцами по изгибам ее живота, тело Серены начало томно изгибаться. Захваченные чувственным движением ее бедер, мои мысли о том, чтобы овладеть ею, отошли на второй план. Мой член встал и стал жестким, но я был очарован откликом ее тела.
Из-за ее движений край ночнушки немного задрался, открывая ее наготу моему жаждущему взору, и, вот же черт, это приключение стало еще более увлекательным. Серена была абсолютно нага под этим топом, и под ним скрывалась чувственная долина нижней части ее тела, которой я хотел полакомиться.
Полакомиться? К чёрту это. Я хотел поглотить её всю.
Мои руки были на ее бедрах, и, наслаждаясь податливой кожей, я развел ее ноги в стороны. Когда кончики моих пальцев скользнули вниз по ее бедру, ее спина выгнулась, полностью оторвав ее от кровати. Ее сладострастный стон нарушил тишину. Я не смог удержаться от ответной реакции, еще никогда в жизни не мог. Неистовый порыв жажды пронесся по моим венам и мое ответное рычание сотрясло воздух.
Дерьмо.
Серена вздохнула и ее глаза мгновенно открылись. Воздух вокруг нее стал красного и фиолетового цветов, она резко приподнялась на кровати.
Я отошел в сторону и скользнул в темный угол комнаты, легко растворившись в его тени. Я оставался там, разрываясь между желанием пнуть себя по яйцам, чтобы набраться сил оставаться незамеченным, и другим сценарием, который включал бы нас обоих, кровать, и возможно стену, и еще многообразие звуков соединившихся тел.
Серена пристально вглядывалась в темноту, одной рукой поправляя ночнушку, а другой похлопывая по одеялу. Все это было почти мило, за исключением того, что я милым не был.
Серена пристально вглядывалась в темноту, одной рукой поправляя ночнушку, а другой похлопывая по одеялу. Все это было почти мило, за исключением того, что я милым не был.
Я хотел её.
Натягивая одеяло до самого подбородка, ее взгляд скакал по всей комнате, но я знал, что это бесполезно. Она не могла меня видеть.
— Эй? — позвала она хриплым голосом.
Или, возможно, она могла.
Что за гребаный нахрен? Серена не могла меня видеть. Это невозможно. Но затем ее взгляд сосредоточился на том месте, где находился я, и я понял — она чувствует, что я наблюдаю за ней и возможно даже, что я хочу ее.
Я улыбнулся.
Глава 11
Да, на следующий день было правда неловко.
Даже если Серена и знала, что случилось прошлой ночью, она ничего не сказала, но оттенки красного проскальзывали в ее ауре, и непреодолимая жажда сводила меня с ума. Эта жажда нуждалась в ином утолении. И я не мог отсюда уйти. Итак, я застрял здесь, и с каждым прошедшим часом я все больше и больше начинал волноваться.
Так больше не могло продолжаться.
Я почувствовал себя победителем лотереи, когда она задремала днем на диване, проспав несколько часов, чем дала мне некоторую отсрочку. Я уже дюжину раз проверил свой мобильник. От гребаных офицеров не было ничего, и был только один единственный способ привести их сюда и избавиться от Серены — вытащить из нее информацию.
И мне необходимо было как можно раньше избавиться от Серены.
Желая избавиться от своего человеческого обличия, я начал готовить обед. Готовка… Приготовление еды было одним из нескольких способов успокоиться в моей жизни. Мой брат часто смеялся над этим, впрочем как и Декс. Да пошли они, я был превосходным поваром.
Все, что мне действительно было нужно, — это перейти в свою истинную форму на несколько часов..
Затем Серена зашла на кухню, взъерошенная, она потерла заспанные глаза рукой. Она склонилась у холодильника и взяла бутылку воды. Тонкий хлопок ее шорт обтягивал ее зад.
Нее, все что мне действительно было нужно — так это оттрахать Серену до бесчувствия и только потом перейти в свою истинную форму.
Мой член всячески одобрял эту идею, и я захотел поднять ее, снять с нее одежду и разложить на барной стойке. Открыть для себя новые виды блаженства, и много раз входить в нее. Потерять себя в ее мягкости и теплоте.
— Ты готовишь обед? — голос Серены нарушил мои фантазии.
Я моргнул и посмотрел вниз. В моей руке нож, на разделочной доске порезанная курица, а в коробке — паста, уже ждет когда ее сварят. Ха. Я совершенно забыл, чем был занят.
— Думаю — да, — сказал я. — Паста с курицей.
— Звучит неплохо, — она встала с другой стороны барной стойки, вертя в руках бутылку. — Помощь нужна?
Моей первой реакцией было сказать нет, но она могла бы оказаться полезной. Я и так слишком много времени потратил на всякую хрень: созерцание сэндвичей, вороватые поцелуи и прикосновения, высасывание энергии из женщины. Да, настало время действовать.
— Можешь взять сковородку и оливковое масло.
Серена схватила сковородку, поставила её на плиту и начала рыться в шкафах. Найдя бутылку масла, она посмотрела на меня с опаской.
— Любишь готовить?
— Да.
Убрав за плечо густую прядь волос, она налила масло. Я задумался о том, насколько темными были ее влажные волосы. Готов поспорить, они были светло-коричневые, совпадая по цвету с ее нежными бровями.
Нежные брови? Что, блин, происходит с моим мозгом? Возвращая внимание на куриные грудки, я провёл ножом по ним так, что лезвие застряло в разделочной доске.
— Мне тоже нравится готовить, — напряженно сказала Серена, будто бы она была не уверена стоит ли ей разговаривать со мной после моего самурайского взмаха. — Мне, правда, не всегда это удается. Однажды я пыталась сделать Rice Krispies Treats пока по телевизору показывали фильм "Свободные", а там как раз была танцевальная сцена на складе, и я никак не могла ее пропустить. Я оставила лопаточку в сковороде, а когда вернулась, она уже наполовину расплавилась.
Я выгнул бровь.
— Бывает.
— В свою защиту могу сказать, что мне было всего четырнадцать и меня легко было отвлечь. Мама мне еще долго не разрешала подходить к плите. — Она медленно отошла от барной стойки и стала снова болтать в руке бутылку с водой. Едва заметная голубая аура замерцала возле нее. Она нервничала. — Я типичная девочка разогрей-и-положи-на-тарелку, но всегда мечтала научиться готовить так, как это показывают в телевизионных кулинарных шоу.
Мой взгляд скользнул по ее опущенному лицу. На ее щеках играл легкий румянец. Густые ресницы поднялись вверх, ее глаза на секунду встретились с моими, и она отвела их в сторону. Убрав волосы за ухо, она поджала губы. Воздух вокруг нее запульсировал темно-голубым цветом.
— Вот, — сказал я, указывая ножом на курицу и две чаши. — Сначала обмакни курицу в яйца, а потом обваляй в сухарях.
Ее подбородок дернулся вверх, удивление застыло на лице. Мгновенье она не двигалась, а затем кивнула.
— Позволь мне помыть руки сначала.
Я не особо переживал о микробах. Я не мог заболеть, а вот Серена вполне могла. Когда она вернулась к кухонной стойке, то подвинула к себе поближе чаши — сначала с яйцами, а потом и с сухарями. Было тесновато, и я мог бы подвинуться, давая ей больше пространства, но я не стал этого делать.
Мне нравилось теснить её.
— Давай, — призвал я, когда её руки зависли над цыплёнком, — это не сложно, и я не буду включать телевизор.
На ее губах губах заиграла улыбка.
— Сейчас меня уже не так легко отвлечь.
Я нагнулся так, что мои губы были практически у её щеки.
— Готов поспорить, что тебя также легко отвлечь, как и в четырнадцать лет.
Серена уронила кусок курицы в чашу. Весь стол был в желтке, а ее щеки стали кроваво-красными.
— Ты сильно ошибаешься, — пробормотала она.
Я усмехнулся.
— Знаю.
Наблюдать за Сереной, старательно обмакивающей кусочки курицы в чашах, было даже в некоторой странной степени забавным занятием. Я раньше не готовил ни с кем вместе. Черт, я еще ни для кого никогда не готовил. Не то, чтобы я изначально готовил для Серены. Я был голоден, я много ем.
Пока я включил плиту и наблюдал за тем, как закипает масло, Серена болтала о своей маме, иногда останавливаясь, чтобы взглянуть на меня, будто проверяя степень моего раздражения.
Я был в порядке.
— Ты никогда не виделась со своим отцом? — спросил я.
Она потрясла головой, поднося тарелку с панированной курицей к плите.
— Неа. Донор спермы в отлучке. А ты? Я имею в виду, у твоего вида ведь есть родители?
— Мы не вылупляемся из яиц, Серена. Наше размножение происходит так же, как и у человека, и у Лаксена тоже. Но я не знаю своих родителей.
Её брови взмыли вверх, когда она взяла кусок курицы.
— Что ты имеешь в виду?
Я убрал её руку со сковородки. — Ты можешь обжечься.-
Затем взял курицу и положил на сковороду. Масло затрещало.
— Полагаю, что ты не можешь.
— Не так, как ты. — Я взял другой кусочек с тарелки, которую она держала. — Мои родители умерли, когда я был маленьким.
Её тихий вдох наполнил тишину, а затем, — Я…
— Не говори, что ты сожалеешь, Серена. Ты не убивала моих родителей. Тебе не за что извиняться. — Я взял последний кусок и шлёпнул его в масло, а потом забрал у неё тарелку. — Мои родители были убиты Лаксеном, также как и многие из моего рода. И не надо снова говорить, что тебе жаль.
Она закрыла рот.
— Что у тебя за "пунктик" с извинениями?
— Мне не нравится, когда люди извиняются за то, чего не делали.
— Это я поняла, но когда люди говорят "извини" — в ситуации когда кто-то потерял любимых, например, — они извиняются за то, что напомнили тебе о той боли, которую тебе пришлось пережить.
— Я в порядке, — сказал я, и Серена закатила глаза. — Мой руки, ты можешь подцепить сальмонеллу или ещё что-нибудь.
— Хорошо, папочка. — Она повернулась к раковине.
Мой взгляд упал на ее пухлый зад, и я поборол в себе желание подойти к ней сзади, схватить ее за бедра и…Те дебри, в которые забрели мои мысли, означали лишь то, что моя миссия невыполнима. Возможно мне просто следовало вычеркнуть ее из моей системы нахрен.
Звучит как план века.
Серена взглянула на меня через плечо. — Почему Лаксены убили твоих родителей?
И это уничтожило мой боевой настрой.
— Как я уже говорил, Лаксены — властолюбивые твари.
Она медленно обернулась, вцепившись в край стойки.
— Это мне ничего не объясняет.
Я сделал шаг вперёд, и её губы приоткрылись. Оу, как мне это нравится.
— Ты правда хочешь получить урок истории?
— Да.
А мне очень хотелось прикоснуться к ней. Я сделал ещё шаг, мой взгляд блуждал по её блузке. Тонкий хлопок и бюстгальтер не смогли прикрыть ее затвердевшие соски.