Мисс Тодд задержала дыхание.
– Ты несколько месяцев жила впроголодь. Те нельзя терять даже малую долю крови, тем более кормить меня. Опусти чертовы юбки, – проворчал он.
– Я вижу, что вы этого хотите! И я больше не буду у вас в долгу, – прошептала Онория.
Господин коснулся бедра упрямицы. На мгновение он словно собирался передумать, а затем снова нацепил суровую маску:
– Черт возьми твою гордость. Она тя погубит. – Размытое движение, и Онория рухнула на подлокотник, а Блейд оказался на другой половине комнаты.
– Я не… – Онория замолчала, как только Блейд взмахом руки опрокинул вазу с каминной полки. Он развернулся, и парализовал мученицу разъяренным взглядом.
– У тя нет ни капли самосохранения! Ты слишком слаба, чтоб мя насытить. Да ты подохнешь раньше, чем от осушителей, но нет, не хотишь быть у меня в долгу! Знашь, как это тупо?
Как ни больно признать, Блейд был прав.
– Сюды слушай! – рявкнул Блейд, тыча в нее пальцем. – Я забочусь о своих трэлях и знаю, скока взять и скока они могут дать.
– Одна восьмая пинты в день, – парировала Онория. – Именно столько вам надо, чтобы выжить.
– Откудыть эта чушь?
– Сведения получены в результате опытов, – возмутилась Онория.
– Ага, на свежеобращенных. Но чем больше вирус овладевает человеком, тем больше нужно крови. Частенько я выпиваю почти полпинты в день, чуть больше, чуть меньше. Это нельзя вычислить.
– Полпинты? – тихо переспросила она.
– Ты у меня не единственная трэль. У десятка я пью прямо из вены, а остальное – из ледника.
– Приобретаете на сливзаводах, – с отвращением процедила Онория.
– Ага, так Эшелон и дал мне ихнюю драгоценную кровь! У мя есть доноры, которые так платят мне за защиту. Люди не прочь сцедить мне полпинты.
Эта новость не понравилась Онории. Десять трэлей? Да это же гарем! И почему от такой глупости ее тошнит? И какая разница, если она станет одиннадцатой, а то и двенадцатой? Важно, что он не будет так уж часто от нее кормиться. Да пусть хоть подавится кровавыми шлюхами, ей все равно!
Онория пересела в кресло и опустила юбки, прикрыв лодыжки. Одежда была в полном беспорядке. Но особенную неловкость мисс Тодд чувствовала, сидя полуобнаженной со свисающей подвязкой.
– О чем ты думала?
За спиной Блейда затрещало пламя, снова оттенив его лицо.
– Отвернитесь, чтобы я завязала подвязку, – выпалила Онория.
Зеленые глаза внимательно смотрели прямо на неё, губы расплылись в улыбке.
– Как пожелаете. – Блейд медленно повернулся к камину и оперся рукой о каминную полку.
Онория снова задрала юбки и быстро завязала подвязку как следует. В тишине шуршанье было прекрасно слышно. Блейд не видел ее, но благодаря сверхъестественному слуху без труда уловит, как чулок скользит по ноге и как подвязка возвращается на место.
Мисс Тодд зарделась, снова опустила юбки, дважды кашлянула и разрешила:
– Теперь можно повернуться.
Блейд отступил от камина и принялся покачиваться на полупальцах. Его движения завораживали: ни неуклюжести, ни потери равновесия. Он завладевал пространством, в котором находился, будь то крыши, грубые булыжники мостовой или повозка рикши. Эта спокойная уверенность нередко притягивала к нему взгляды.
Ее поношенные туфли сиротливо ютились на коврике. Блейд отнес их Онории с настороженным выражением лица и заметил:
– Чей-та ты притихла.
Она хотела забрать туфли, но господин уже опустился на колени и сжал ее лодыжку.
– Не надо, право, – начала было мисс Тодд.
Блейд надел на ее ногу туфельку, действуя очень ловко и уверенно. Он и так полагал, что имеет право делать с ее телом все, что пожелает. Может, он был прав. Онория поежилась.
– Всего пару минут назад ты была готова предложить мне вену. Че ж, низзя касаться твоей ножки?
– Нет! Просто это… не нужно.
Блейд взял вторую ногу, лаская мягкий шерстяной чулок. Онория заерзала, стараясь скрыть дырку на пятке.
– Онор, – прошептал он, гладя ее пальчики и не сводя с нее глаз. – Трэль и голубокровный довольно… близки. Те надо привыкнуть ко мне и к этому чувству.
– Я знаю об интимности. – В горле пересохло, и ей захотелось коснуться лица и проверить, не пылают ли щеки.
Блейд нажал большим пальцем на подъем ее стопы.
– Я не про то, как буду водить губами, а про твой вкус.
О боже! Онория закрыла глаза, но от видения избавиться не удалось.
Блейд снова принялся гладить ее ногу.
– Я присматриваю за своими трэлями, знаю их. Че с ними творится, че им надоть. Они как семья.
Онория открыла глаза и, не подумав, выпалила:
– Гарем.
Он застыл.
– Гарем? Боже, Онория! Интересно, че на эт скажет Уилл? Или миссис Феггети из соседнего дома? Или старые девы Бакхэм, Шарлин и Мейбел. – Блейд усмехнулся. – Миссис Феггети вымоет тебе рот с мылом за такую скабрезность.
– Я видела, как кормится голубокровный.
Блейд перестал смеяться.
– Этот побочный эффект редко случается. Уилл – шибко молодой, и потому эт чувствует. Миссис Феггети испытывает легкое тепло. Кто-то возбуждается, кто-то – нет. Кому-то нравится.
– Знаю, – сухо ответила Онория. – Я видела таких в городе. Следуют за голубокровными, как наркоманы. – Блейд все еще ласкал ее ножку, но гостья об этом почти забыла. – Вы собираетесь меня обуть?
– Как скажет мадам, – улыбнулся хозяин, надел туфельку и встал.
Онория скользнула взглядом по твердым, мускулистым бедрам перед ее носом. Блейд не собирался соблюсти приличия и отступить.
Она взяла предложенную руку и уточнила:
– Вы же не станете утверждать, что все ваши трэли – старухи и мужчины?
Блейд помог ей подняться, но не отошёл и не отпустил ее руку.
– Хошь знать, делил ли я с кем-нить из них постель? Об ентом?
– Конечно, нет!
– Да, делил. Иногда. У них, как и у меня, есть нужды. У меня есть две трэли, с которыми я временами оказывался в койке.
Боже! Но когда Онория попыталась отнять у него свою руку, Блейд машинально усилил хватку. Она наткнулась на кресло. Бежать некуда, придется терпеть.
– Но эт было давно. – Блейд внимательно рассматривал ее лицо.
– Это вовсе не мое дело.
С неким разочарованием господин отступил, а Онории показалось, словно она провалила какое-то испытание.
– Идем, провожу тя домой. – И Блейд взглядом указал на сверток у ног Онории: – Возьми перчатки, эт приказ!
Глава 7
На пустые улицы Чепеля опустился густой туман, словно удушающее, не пропускающее звуки одеяло. Эхо шагов путников разносилось в ночи, и Онория, поежившись, с опаской огляделась.
– Не кипишуй, – протянул Блейд. – Нихто не подберется без маво ведома.
Он шел рядом, засунув руки в карманы. Несмотря на ночную прохладу, на хозяине трущоб была только рубашка с закатанными рукавами. Почти неприличный вид. У ямки локтя виднелся краешек татуировки, которую Онория все никак не могла рассмотреть.
Густые чернила напоминали знаки первобытных племен. Блейду очень шла такая дикость.
– Знаю, – ответила Онория. – Просто я не привыкла к… тишине.
Блейд искоса посмотрел на спутницу и ответил тише обычного, словно тоже чувствовал давление тумана:
– Ты, милашка, еще не жила при комендантском часе. Глянула б на энту вотчину годков пятьдесят назад, када Эшелон натравил на Чепель огнедышащих металлогвардейцев. Народ полгода носа на улицу не высовывал.
Онория обхватила себя руками:
– Охотились за тобой?
– Ага. И нашли меня.
Разумеется, до нее доходили слухи, как Блейд сбежал из Башни из слоновой кости, стал повелителем Чепеля, сражаясь против дюжин обшитых металлом роботов, которых за ним послали. Они чуть не сожгли Уайтчепел дотла, пока местные жители не подняли бунт, заставив машины отступить обратно в город.
– Как у тебя получилось собрать против них толпу? – спросила она.
– Моя очаровательная любезность, недурной вид и хорошо подвешенный язык.
Онория изумленно посмотрела на господина.
И затаила дыхание при виде этой волчьей дьявольской улыбки. Будь она обычной девушкой, не довлей над ней тяжкая ответственность, и не являйся Блейд монстром, Онория бы задержала на нем взгляд подольше.
– Пошел прямиком к Рори О’Лахлану, предводитель банды акул, че тута главной была. Сказал, мол, поддержу его, коли и он поможет погоню стряхануть.
– И он согласился?
Одна трущобная банда против всего Эшелона?
– Я разобрался с тесаками, а он подсобил мне. Старина О’Лахлан смекнул, что я могу ему пригодиться. Поднял по тревоге своих людей, те пустили слушок, мол, Эшелон собирается забрать женщин и детей в кровавое рабство. Весть разлетелась, что твой лесной пожар. Поднялось восстание, люди пошли громить городские стены, чтоб добраться до голубокровных. Металлогвардейцы могли бы скосить их, как пшеницу, но страну уже и так трясло из-за последнего повышения кровавой дани. Пришлось Эшелону убраться восвояси. Не так я им был нужен.
– И ты стал героем, отбился от металлогвардейцев. Они так и не узнали, как тебе это удалось.
Блейд пожал плечами:
– Я приглядываю за своими, не требую многого. Кой-кто знает правду и считает, что я прально сделал. Хоть кака-то польза.
– Правда?
– Люди поняли, что Эшелон их тож боится. Раньше кровавая дань все росла и росла. Совет герцогов требовал от короля построить больше слив-заводов. Но стоило Уайтчепелю встать на дыбки, как городские присмирели. Вот уже лет пятьдесят люди сдают по две пинты крови в год.
– Слив-заводы никуда не исчезли. Люди все еще голодают, потому что не могут платить обычные налоги за войну принца-консорта против Новой Каталонии.
– Они сами идут к осушителям, – пояснил Блейд. – А могли бы ко мне. А по поводу войны – ну тут мы с принцем сходимся.
Онория ошеломленно посмотрела на хозяина трущоб. Англия и Новая Каталония были не в ладах уже лет двадцать. Последняя являлась наследницей Испании, из которой Инквизиция изгнала всех голубокровных и где установила власть Папы. И страна католиков замыслила очистить Англию, единственную страну в западной Европе под управлением голубокровных.
– Конечно, вам это на руку, – возразила Онория. Она хорошо знала о войне. В прошлом году ее отец, возненавидев голубокровных пуще прежнего, присоединился к Первой партии человечества и часто ночи напролет рассуждал о войне.
– Новая Каталония – эт страна ханжей и фанатиков, че с пеной у рта рвутся перебить голубокровных и не остановятся, пока мы все не умрем. И все равно им потом будут всюду мерещиться голубокровные. Тысячи сгорели на столбах в Новой Каталонии и Испании – а многие ж были обычными людьми.
– Такая маленькая страна вряд ли представляет собой угрозу, – гнула свое Онория.
– Ага. А если они втянут в конфликт Францию с тамошними антиголубокровными настроениями, к нам заявится орда чертовых фанатиков на лучших французских дирижаблях. Германские штаты нам не помогут, там полно чертовых вервульфенов и…
– Наверное, Эшелону не стоило истреблять шотландские волчьи кланы. Тогда в союзниках у них были бы не только русские, – настаивала мисс Тодд.
– И колонии, – пробормотал Блейд.
– Но они за океаном.
Он выразительно посмотрел на спутницу:
– Ты ваще любишь пререкаться или только мне так везет?
Онория закрыла рот. Может, она больше похожа на отца, чем казалось. Конечно, Онор знала доводы, приводимые Блейдом, но по-настоящему поняла их, пожив в трущобах, наблюдая, как люди голодают из-за войны, не имеющей к ним никакого отношения.
– А, так дело во мне.
– Нет, не в тебе, просто…
– Так че, правда любишь поспорить?
Онория тихонько проворчала:
– Не люблю, и не перебивай. Я имела в виду, что никогда не понимала, чего стоит война до… до недавнего времени. В прошлом месяце соседка продала своих детей Эшелону в кровавое рабство, потому что не могла их прокормить. У них будет еда и защита, пока они не вырастут и не смогут давать кровь. Тогда они превратятся в скот до конца своих дней.
Да и несчастная мать долго не прожила. Она погрузилась в пучину отчаяния и исчезла. Онория с горечью продолжала:
– Эшелон забирает наши деньги и нашу кровь на пропитание, а мы ничего не можем с этим поделать. Их слишком много, они управляют металлогвардейцами и Троянской кавалерией. Против них черни не выстоять.
Это стало бы резней. Механические бронированные лошади просто скосили бы толпу словно серпом, а вслед за ними легион жестко навел бы порядок.
Блейд смотрел на Онорию в слегка рассеянной газовыми фонарями тьме. Слабый голубоватый свет падал на его лицо, придавая ему загадочное выражение. Заметив ответный взгляд, господин глубоко вздохнул и отвернулся:
– Так лучше новые каталонцы с «просвещенными» и фанатиками?
– Конечно, нет.
– Значит, без войны никуда. Мы ниче сделать не могем. Только поменяем шило на мыло.
– Королева – человек. Если она будет представлять народ, тогда…
– Королева накачена препаратами по самое не могу и пляшет под дудку принца-консорта. Он часто выставляет ее народу как на параде и прикидывается, что это она правит. – Блейд покачал головой. – Это бред, милашка. Никто не рыпнется против принца-консорта. На его стороне Совет герцогов, а королева – в кармане. Кто с ним сладит?
Онория почувствовала горечь во рту.
– А если бы… существовала прививка от вируса? Или лекарство?
Викерс приказал найти вакцину, способ предотвратить случайное инфицирование слуг, трэлей и женщин Эшелона. Также предполагалось, что мальчики, которым по достижению пятнадцатилетия запретят участвовать в ритуале, также будут привиты. Таким способом Эшелон мог бы контролировать иерархию. А то несколько семей незаконно инфицировали своих детей, чтобы поднять их статус. Голубокровные составляли элиту, поэтому ошибок больше допускать нельзя.
И это послужило бы целям ее отца, по словам которого, если вакцинировать неинфицированную аристократию и их детей, голубокровные со временем вымрут. Эшелон в жизни не опуститься до того, чтобы допустить к ритуалу человека низкого происхождения. Этот дьявольский способ помогал ограничивать их число, на случай если лекарство найти не удастся.
Блейд покачал головой:
– Милашка, эт фантазии. Вроде тех, что строчили в своих листовках с пропагандой гуманисты из Первой партии человечества.
По спине побежали мурашки. Это не мечта и не пропаганда. Онория видела подробные записи в личных дневниках отца. Его работа на Викерса в Клинике принесла невиданное богатство дому Ланнистеров, но последние пару лет их патрон интересовался совсем иным: лекарством. Желание найти снадобье снедало и герцога, и мистера Тодда.
Онория работала вместе с отцом с дюжиной грязнокровных, помещенных в Клинику из-за неспособности себя контролировать. Во всяком случае, такую причину назвал Викерс. Только год спустя мисс Тодд открылась правда: герцог инфицировал пациентов собственной кровью. Как-то Онория спряталась от него в коридоре для слуг, когда домашние дроны привели юную бродяжку. Викерс набросился на нее и насильно ввел ей свою кровь.
Герцог всегда был опасен, но Онория даже не подозревала, насколько далеко он способен зайти. Когда через месяц в Клинике появилась та самая бродяжка в буйном помешательстве и с пеной у рта, изнывая от голода, закрывать глаза на правду стало невозможно.
Иногда Онория жалела, что увидела то злодеяние и рассказала отцу. Это стало началом конца. В прошлом году мистер Тодд не только говорил о программе законной Первой партии человечества, но также присоединился к тайному обществу гуманистов и начал ночами работать над экспериментом, подробностями которого не делился с дочерью. И это стоило ему жизни.
Викерс каким-то образом узнал о разработках. Отец как-то разбудил Онорию и погрузил всех троих отпрысков в паровой кэб вместе со своим дневником.
«Ни за что не отдавай им дневник, – наказал исследователь, со страхом оглядываясь через плечо. – Нельзя, чтобы он попал не в те руки».
«Поехали с нами!»
«Не могу. Мне надо передать информацию другим людям. Они смогут ею воспользоваться!»
Отец поцеловал Онорию в щеку и крепко обнял.
«Он тебя убьет!»
Мистер Тодд грустно улыбнулся:
«Это важнее моей жизни, Онор. И я буду осторожен. Встретимся на постоялом дворе в Фулхеме. Если… я не появлюсь через три дня, отправляйтесь к кузену вашей матушки в Оксфорд. Я назначил Лео душеприказчиком, но связывайся с ним только в крайнем случае. – И поджав губы, добавил: – Лео хороший парень… но все равно один из них».
День спустя тело отца с перерезанным горлом выловили из Темзы.
– Ты в порядке? – спросил Блейд.
Онория встряхнулась. Почему она вообще разболталась с Блейдом? Никому нельзя доверить эти сведения. Даже Лена и Чарли ничего не знали.
– Я в порядке. – Она слабо улыбнулась. – Просто устала. И мне до жути надоело смотреть, как люди умирают от голода и идут на отчаянные меры.
Особенно потому, что ее саму чуть не довели до этого.
Деньги оттягивали карман пальто. Может, стоило предоставить доступ к шее еще несколько недель назад. Кто же знал, что Блейд настолько расщедрится и почти ничего не потребует взамен?
Но голосок в сознании шептал, что долго это не продлится. Что передышка обусловлена лишь ее слабостью. Рано или поздно он вскроет вену Онории, присосется губами к коже и станет пить ее кровь.
Трэль голубокровного. А ведь клялась, что никогда ею не станет. По крайней мере, это вполне респектабельная должность, в отличие от кровавых рабов, которых просто брали, не спрашивая.
Мрачный Блейд молча шел рядом.
– Тебе нечего сказать? – тихо спросила Онория, заставляя себя забыть о страшных перспективах. Важно лишь то, что теперь у нее есть деньги.