– Я кое-что натворила. Думала... Думала, я смогу это остановить. Смогу помочь Чарли, но в итоге лишь причинила ему боль.
Ее глаза замерцали от навернувшихся слез. Она зажмурилась и дала им волю.
Блейд не смог удержаться. Наклонился и поцеловал Онорию в щеку, прижавшись губами к соленой коже.
– Да в те нисколечко злости нет! Что б ты ни натворила, ты старалась, как лучше.
– Так ли? Или, быть может, дело в другом? В гордости? Или желании... контролировать ситуацию? Я оказалась чертовски слепа. Было поздно. – Всхлип рвался из горла, но она заглушила его. – Уже давно было поздно.
Блейд обнял бедняжку и крепко прижал к груди. Проклятье, как же чертовски приятно обнимать Онорию вот так, без этой ее привычной жесткости.
– Тише, милашка, – пробормотал он, гладя ее по волосам.
Она робко обняла господина в ответ и уткнулась лицом ему в шею.
– Мне так страшно. Но ты был добр ко мне. Никогда бы не подумала. Только не от голубокровного. Но, может – может, – все не так уж и плохо на самом деле.
– Вот теперь я не понимаю, о чем ты толкуешь, милая.
Онория отстранилась и серьезно посмотрела на Блейда. Она не была плаксой, и все же при виде ее слез у него почему-то сдавило в груди.
– Я могу тебе доверять? – спросила Онория.
Ее тон был крайне серьезным, и это заставило его задуматься, прежде чем ответить.
– Я б тя никада не тронул. Или кого-то из твоих близких.
– Обещаешь?
– Обещаю, – сказал он.
Она грустно улыбнулась:
– Тогда, думаю, пора выбираться из этой ванны. Тебе надо кое-что увидеть.
Глава 19
Домой они шли в молчании. Какие бы вопросы ни задавал Блейд, Онория отказывалась отвечать. На самом деле, вспышка упрямства, которое она выказала в его покоях, угасла под давлением настороженности. Сейчас Онория притихла и задумалась, обняв себя руками, словно замерзла.
Блейд остановился у ее дома:
– Мы на месте.
Онория подняла глаза и моргнула.
– Мож, пригласишь? – спросил он с растущим любопытством.
Так далеко Онория его еще не пускала. Стены, возведенные ею, медленно рушились, и Блейд намеревался воспользоваться случаем и совсем от них избавиться.
Онория плотнее завернулась в шаль:
– Ты когда-нибудь думал, что, возможно, сделай ты все по-другому, то не потерпел бы неудачу?
Блейд горько усмехнулся:
– Ага. Но хто ж нам даст вторую попытку? Хорошая мысля приходит опосля.
– Это… это плохо?
– Что плохо?
– Стать голубокровным? – Онория серьезно смотрела на него, словно отчаянно желая услышать ответ.
Мурашки побежали по спине Блейда, когда он начал сопоставлять факты: вечно больной брат, запертая дверь…
– Онория, че за подмога те нужна?
Она несчастно посмотрела на него и открыла входную дверь:
– Заходи.
Блейд шагнул в дом и осмотрелся. Сестра Онории подняла глаза от стола, на котором перебирала множество пружинок и шестеренок, пытаясь собрать игрушку с часовым механизмом, а разглядев гостя, округлила глаза и вскочила.
– Все по-прежнему? – тихо спросила Онория. Дома она обычно не повышала голос.
Сестра покачала головой:
– Он спит.
Онория подошла к двери и щелкнула замком. Затем помешкала секунду и медленно открыла створку. По напряженной спине было видно, с какой неохотой Онор это делала, но, похоже, выбора у нее не осталось.
Дверь распахнулась, и Блейд увидел узкую кровать, пустой флакон из-под коллоидного серебра, шприц и мальчика с безразличным взглядом. Руки бедняги были привязаны к кровати, а запястья обмотаны толстым слоем бинтов. Блейд похолодел. Черт побери! Парень стал себя грызть.
Хотя уж лучше себя, чем кого-то.
При этой мысли господина охватил обжигающий гнев. А ведь тут могла лежать Онория или ее сестра с вырванным горлом. И Блейд не посмел бы винить паренька. Он знал, какие муки голода терзали мальчика, если ему не давали кровь. Люди перестают быть родными и друзьями, а становятся лишь источником пищи. Мир теряет краски. Звуки уходят на задний план, остается только громкий шум в ушах. И запах. Медный, теплый. Такой свежий на вкус. Будто вода для умирающего от жажды, что наконец погасит боль, которую ничто другое не уймет.
Мгновение настоящего экстаза. Но это даже не самое лучшее. Замечательнее всего то, что голод больше не мучит. И ты готов зарыдать от жгучего облегчения. А потом постепенно приходишь в себя, согнувшись и слизывая кровь с пальцев.
Кровь Эмили.
Нет.
Эта рана в душе Блейда никогда не исцелится, сколько бы времени не прошло. Если сможет, он никогда не позволит другому ее испытать.
Во рту пересохло, Блейд едва мог говорить, боясь, что скажет что-то непоправимое. Онория не могла знать, никогда не чувствовала эту жуткую, всепоглощающую потребность. Ему хотелось свернуть ей шею.
– Давно он так?
– Все началось шесть месяцев назад, – прошептала Онор и обратилась к брату: – Чарли? Ты не спишь?
– Уходи, – бесстрастно пробормотал мальчик. – Не приближайся.
Она застыла у кровати:
– Нам надо поговорить. Обещаю, больше никаких иголок.
Чарли повернул к ним голову и сосредоточился на Блейде, и постепенно взгляд больного стал осознанным. Брат Онории почти машинально натянул льняную тряпку, которой был привязал к кровати, и произнес:
– Он голубокровный.
– Блейд пришел помочь тебе.
Господин подошел и встал на колени на край кровати.
– Я тя щас развяжу, – сказал он, глядя мальчику в глаза.
– Нет! – Чарли застыл. – Нет, умоляю. Лучше так. – Он посмотрел туда, где стояла Онория. – Не надо.
– Смари на меня, – приказал Блейд. – Чарли, смари на меня. – Мальчик уставился на него круглыми и напуганными глазами. Черт побери, Блейд словно видел себя в том же возрасте, потерянного, одинокого и ужасно боящегося кому-то навредить. Ему никто не помог во время обращения и не научил сдерживаться. Только преподали урок, которого он не забудет до самой смерти. – Я не дам те причинить им вред, я сильнее тя и быстрее. Ты доберешься до них тока через меня.
Онория ахнула:
– О, Чарли, не глупи, ты не сделаешь ничего подобного.
В глазах мальчика заблестели слезы, и он отчаянно уцепился взглядом за Блейда:
– Обещаете?
– Даю слово, – решительно ответил тот.
По щекам Чарли полились слезы, а из горла вырвался всхлип.
– Спасибо. Боже, спасибо вам! Я только об этом и думаю. Мне это снилось… – Он разрыдался. – Они не понимают. Никто не понимает.
Послышался шорох юбок. Блейд вытянул руку, останавливая Онорию:
– Я понимаю.
Его снова затопил гнев. Господин оборвал привязанные к кровати тряпки и отбросил их.
Онория вздрогнула.
– Над было прийти ко мне, – выпалил Блейд, не сдержавшись.
Она сглотнула:
– Я думала…
– Даж и не смей договаривать! – предупредил он. – Я те не ублюдки из Эшелона.
Ее сжатые в кулаки руки задрожали от злости.
– Откуда мне знать, что ты бы его не убил? У тебя своеобразная репутация.
– Невинных я не трогаю.
– Конечно, Дьявол Уайтчепела не губит невинных, – саркастично повторила Онор. – Знаешь, что там, откуда я родом, твоим именем пугают детей, чтобы те слушались?
Блейд сердито глянул на нее:
– Разве я када словом или делом тя пугал?
Онория ответила таким же упрямым сердитым взором. Но первая отвела глаза и посмотрела на брата:
– Нет.
Блейд еще мгновение сверлил ее взглядом. Как ему хотелось встряхнуть упрямицу, но не за муки брата, а за недоверие. Ведь, не окажись Чарли на грани, Онория, скорее всего, вообще бы не пришла к Блейду. Только отчаяние заставило ее раскрыть свои тайны. На мгновение он подумал, что между ними что-то появилось, какая-то привязанность. Но теперь выяснилось, что он единственный так считал.
Блейд снова повернулся к мальчику:
– Я дам те свою кровь. В ней достаточно вируса для обращения. Сперва те полегчает, потом начнется жутьская боль, пока вирус будет менять тело. Но через пару дней все устаканится и будет… по-другому. – Блейд сел на край постели. – Тока, парень, ты сам реши. Меня обратили силой, но с тобой я так не сделаю.
Чарли посмотрел на него и тихо спросил:
– А голод когда-нибудь уйдет?
– Нет, но я научу тя им управлять.
Не такого ответа ждал Чарли. Он нервозно посмотрел на Онорию:
– А если я не выпью вашей крови? Что тогда?
– Голод станет хуже. Рано или поздно ты сорвешься и нападешь на кого-нить. Мне придется прикончить тя до того, как ты устроишь бойню в трущобах. Или того хуже, превратишься в вампира.
– А если я попрошу вас сделать это сейчас? Избавить меня от мучений? – Чарли посмотрел на господина горящими голубыми глазами.
– А если я попрошу вас сделать это сейчас? Избавить меня от мучений? – Чарли посмотрел на господина горящими голубыми глазами.
Онория вскрикнула, но Блейд снова вытянул руку:
– Я не убийца.
Чарли упрямо поджал губы. Хоть мальчик был светлее Онории, прослеживалось нечто общее в выражении их лиц и манерах.
– Так нечестно, вы сказали, что выбирать мне. Так вот: я хочу умереть.
– Блахародное решение, парень, но не эт те надоть, – Блейд небрежно пожал плечами. – Не устраивай сцен. Кажись, эт у вас семейное.
В глазах Чарли зажегся гнев.
– Вы сказали, что понимаете, каково это. Тогда как можете просить меня принять такую жизнь?
– Я знаю поболе, чем ты, – ответил Блейд.
Чарли оскалился.
– Вы ничего не понимаете, – яростно выплюнул он. – Зачем мне жить?
– Затем же, зачем и другим людям, – ответил Блейд. – Шоб работать, жениться, завести семью, устроить дом, – перечислял он прохладно и спокойно. Чарли был уже на взводе, голод вызывал у него приступы ярости. – Все, чо бы ты хотел от жизни.
– Я хочу убить своих сестер! Скажи, что понимаешь это! – закричал Чарли.
Он спрыгнул с постели, но Блейд был наготове. Он прижал мальчишку спиной к своей груди, схватил рукой за горло и держал, дожидаясь, когда Чарли перестанет сопротивляться.
Бледная Онория отошла к стене и смотрела на брата. Наконец она все поняла. В ее глазах заблестели слезы.
Блейд смотрел на нее:
– Хошь ее кровушки? Думашь, я этова не понимаю? – Он развернул мальчика и бросил на кровать. Чарли подпрыгнул и встал на четвереньки, готовясь защищаться. Инстинкты затмевали его рассудок.
– У мя была сестрица. Эмили. Спуталась с голубокровным лордом, взяла мя с собой. Он решил сделать мне «подарочек», затем запер, када я не заплясал под его дудку. Поклялся, что даст мне крови тока када покорюсь. А я поклялся, что ни за шо не сдамся.
Гордость, стоившая Эмили жизни. Глупая чертова гордость. Если бы он уступил Викерсу, то, возможно, его сестра все еще была бы жива. Хотел ли он что-то изменить в прошлом? О, да, боже, да!
И в эту самую секунду гнев Блейда на Онорию остыл. Она совершила ошибку и поняла это. Но вела себя так с благими намерениями, полагаясь лишь на собственные знания. Да, Онор боялась Блейда и не доверяла ему, и, бог свидетель, он заслужил свою репутацию.
– Что случилось? – спросил Чарли.
– Он заморил мя голодом до безумия, – ответил Блейд. – Эмили пожелала повидаться, и Викерс разрешил.
Чарли встретился взглядом с рассказчиком и увидел у него на лице тот же ужас, что ощущал сам.
– Такшо не говори, будто я не понимаю, – прошептал Блейд. – Понимаю, причем лучше любого другого бедолаги в Лондоне. Ты не хошь навредить сестрам? Эт хорошо. Вот так мы и сделаем. Как почуешь приступ голода, вспомни о сестрах. Представь их, и используй свой страх, чтобы собой управлять.
– Вы тоже так делаете?
– Нет, – мрачно отозвался Блейд. – У мя есть тока воспоминания. И клянусь, я не дам те повторить мой путь.
Он видел, что мальчик обдумывает его признание. Пусть Чарли только четырнадцать, но в его взгляде хватало боли и страха. Малец рано повзрослел.
– Тогда ладно, я согласен, – наконец прошептал он.
* * *
Не в силах смотреть на обращение брата, Онория сбежала на кухню и попыталась отвлечься, занявшись мытьем посуды. Она опустила руки по локоть в мыльную воду, очистив разум от всего и сосредоточившись на работе по дому.
«Я хочу убить сестер!»
Чарли выкрикнул это с таким лицом… «Как ножом по сердцу». Как же Онория ошиблась. Причинила брату столько боли только потому, что не видела другого выхода, ослепленная дурацкой гордостью.
«Как я найду лекарство, если отец не сумел? Как смела я решать за Чарли, когда понятия не имела о его мучениях?»
Онория чувствовала себя потерянной. Много месяцев у нее была цель: работать от рассвета до заката, наскрести монеты на доктора, на коллоидное серебро… Это все теперь не нужно. Блейд дал ей столько, что в жизни не потратить, а теперь еще и отбирает у нее Чарли.
Это несправедливо.
Он помог ее брату, когда сама Онор оказалась беспомощна. Где-то в глубине души затаилась обида. Опять эта гордость. Осознав, насколько безобразны подобные мысли, Онория их отринула.
Сейчас Блейд давал Чарли свою кровь, снова помогал – а ведь получил так мало взамен.
Она никогда не встречала такого голубокровного. Слишком долго видела в нем лишь очередного представителя Эшелона, погрязла в собственных и отцовских предрассудках. Держала Блейда на расстоянии, возводила стены вокруг сердца, боясь, что господину удастся туда проскользнуть.
А теперь он на нее злился. «И разве я этого не заслужила?»
Какую кашу она заварила. Слезинка скатилась по щеке, потом еще одна и еще. Онория утерла их. Ей надоело плакать. Это ничего не даст. И все же она не могла сдержаться.
Задумавшись, Онория даже не услышала скрип половицы.
– Он щас спит.
От неожиданности Онор подпрыгнула и принялась поспешно вытирать глаза.
Блейд схватил ее за руки и прижался крепкой грудью к ее спине:
– Тише, милашка, угомонись. А то мыло попадет в твои красивые глазки.
Онория обмякла в его руках. Блейд держал ее, как кукловод марионетку. Выпустив тонкие запястье, он обхватил Онор за талию и притянул обратно в убежище своих объятий.
– Обопрись на мя, – предложил он.
Ее соски заныли. Напряжение иного рода начало охватывать тело. Онория подняла глаза и посмотрела в окно, увидев в отражении обсидиановый взгляд Блейда.
– Уже все? – спросила она.
Его ресницы защекотали ее щеку, когда он языком обвел соблазнительный изгиб ее ушка.
– Ага.
Онория ощутила горечь потери и разочарования, но кивнула. Глаза снова защипало, но она зажмурилась, пытаясь сдержаться:
– С Чарли все нормально? Он хочет меня видеть?
Блейд замешкался, а потом прижался губами к ее горлу:
– Нет.
«Нет». Онория сжала его пальцы на своем животе.
– Он не злится на тя, милашка, а боится, чо может натворить. Нужно время, шоб он позволил се крутиться рядом с вами. И я не хочу его торопить. Мысль о те с Леной не даст ему кого-то укокошить.
– Мне так жаль.
– Чо?
– Что не пришла к тебе раньше.
Блейд снова прижался губами к ее шее и прошептал:
– Ага. Но я понимаю, чо ты так сделала. Фигня. Все живы, а парнишка поправится.
Онория повернулась и, прижавшись спиной к умывальнику, посмотрела на господина. Как же хочется, чтобы он ее понял!
– Всю свою жизнь я провела в Эшелоне. Видела, как они обращаются с трэлями и со слугами. А когда жила под крышей Викерса… это ужас. Он был мной одержим, возможно, потому что понимал, насколько я его презираю.
Блейд погладил ее по щеке тыльной стороной ладони:
– Ага, эт ево заводит. Прогнил до мозга костей.
– Викерс и прежде охотился за мной как за добычей. Я боялась идти куда-то в одиночку. На публике он никогда ничего не делал и не говорил, но наедине… прижимал меня к стене и шептал на ухо, что со мной сотворит. Я не осмелилась признаться отцу. Когда мы наконец сбежали, я думала, что с прошлым покончено. Пока ты не послал за мной тем вечером.
– Ты гадала, не окажусь ли и я такой же тварью.
– Я только это и видела от голубокровных. А с твоей репутацией… Тебя в городе ненавидят, Блейд. Ты – страшилка для детей и взрослых.
Он шагнул к Онории, коснувшись ногами юбок:
– А ты? Че я для тебя?
Она беспомощно посмотрела ему в лицо. Блейд оперся руками об умывальник по обе стороны от ее бедер.
– Я не знаю, – прошептала она. – Я все еще пытаюсь разобраться в своих чувствах. – Онор увидела выражение его лица и схватила за рукав, когда Блейд отступил. – Хочешь начистоту? Извини, но именно так я себя сейчас и чувствую. Я в замешательстве. Сперва заболел Чарли, потом я потеряла работу, а потом… появился ты. И оказался не таким, как я себе представляла.
Блейду ответ явно не понравился. Онория сильнее стиснула его рукав – единственное, что не давало ему отойти.
– Одно я знаю точно… – Онория сглотнула, играя с отворотом его рубашки. – Мне бы хотелось снова тебя поцеловать, – прошептала она едва слышно, ощущая, как накалился воздух между ними.
Блейд взглянул на нее:
– Хто ж те мешает?
Она обидела его своим признанием. Медленно погладив край рукава, Онория потянулась ближе. Прижала обе ладони к груди Блейда и коснулась его губ своими.
Он замер, вытянув руки по швам и стиснув кулаки. Онория провела языком по его сомкнутым губам, пробуя так, как он смаковал ее прежде. Блейд не сопротивлялся ей, но и не помогал. Она отступила. Ресницы Блейда затрепетали, и он посмотрел Онории в глаза. Его радужки были чернее преисподней и в два раза жарче геенны огненной. В глазах господина Онория увидела все, о чем он молчал. Ее сердце сильно забилось в груди, и на этот раз она сама чуть не отшатнулась.