Трош вздохнул:
– Я хотел… зимой сюда приходят дикие козы. Я в прошлом году подстрелил одну…
– А серебряные пули у вас есть?
– Что? – удивился Трош.
Некоторое время Ирена смотрела на него в упор. Правда, Трош стоял спиной к свету – она плохо видела его лицо.
– Трош, а вы машину водите? – спросила она, когда молчание стало совсем уж неловким.
– Нет… Даже за руль не садился никогда… Я только механик.
– Но почему? Если вам дают здесь стрелять из ружья, то почему не научили водить машину?
– Это упущение, – сказал неслышно подошедший Ник. – Хорошо бы еще практикум «Езда по пересеченной местности». С ориентацией по карте. Хотя в принципе легче нанять микроавтобус, чтобы он отвез всех желающих туда, куда они укажут… Троша, Эльза жалуется, что котел течет. Иди и проверь.
Трош вздохнул. Поставил ружье в угол гаража и безропотно удалился.
– Мне не нравится ход ваших мыслей, Ирена, – сказал Ник, провожая его глазами.
Она промолчала.
– Вы видите рабов и хозяина… Вы видите заключенных и тюремщика. И у вас возникает естественное возмущение: почему они не бегут?
– Почему они не бегут? – пробормотала Ирена, глядя на ружье.
– Потому что каждый из нас заключил с Яном соглашение. Договор. У каждого из нас в какой-то момент был выбор… Да, и не надо саркастически улыбаться. И потом, куда нам бежать? Куда бежать Эльзе, вы думаете, на свободе ее ждет что-нибудь – кроме все той же панели? Что ждет Троша, Сита? Вечный страх. Вечный бег. Новый приговор – или пуля милосердных подельников.
– А что ждет вас? – спросила Ирена неожиданно для себя.
Ник улыбнулся краешком рта. Ничего не ответил, подобрал ружье, вышел из гаража; Ирена догнала его на полпути к дому:
– Я что-то не то сказала? Вы меня извините.
– Что вы, Ирена, какие обиды… За эти шесть лет у меня не осталось друзей… впрочем, их не стало гораздо раньше, в зале суда, вам это, наверное, знакомо…
– Да, – она помрачнела.
– Ну вот… Жена снова вышла замуж. Сыновья уверены, что я мертв… Куда мне бежать, Ирена?! Единственный человек, как-то меня понимавший и поддерживающий все это время – Ян… Вам это кажется неестественным. Да, я не люблю, когда из меня сосут кровь… Но это, поверьте, еще не самое страшное, что человек может сделать человеку. Верите?
Ирена помедлила – и молча кивнула.
* * *Это МОДЕЛЬ, говорила она себе, читая газеты недельной давности. Это МОДЕЛЬ, думала она, просматривая уголовную хронику по трем телепрограммам одновременно. Это только внешне похоже на привычную жизнь. Это МОДЕЛЬ, и каков был замысел моделятора – черт его знает…
– Ник, как вы думаете – почему в этом… мире так много разнообразных убийц? Несмотря на все эти приговоры… И вам не кажется, что мир свихнулся на правосудии? На жестоком правосудии?
Ирена старалась, чтобы голос ее звучал как можно легкомысленнее.
Осужденный гинеколог пожал плечами:
– Это – к Яну… Это его жизнь и его профессия.
– А когда вернется Ян? – спросила она после паузы.
– В зависимости от того, как пойдет дела… Он сейчас тянет два процесса одновременно. Гражданский и уголовный.
– Устает, бедняга, – пробормотала Ирена со странной интонацией. Ник оторвался от экрана и с удивлением на нее воззрился:
– Что?
– Ничего…
– …необычный магазин! – радостно сообщила дикторша. – Возможно, наиболее старомодные из нас будут шокированы… наверняка понравится детям. Минувшее воскресенье…
На экране появилась городская улица. Ирена напряглась – красивая улица, воскресное столпотворение, как это далеко и невозможно, как хочется окунуться во все это – хоть на минуту…
– …На горе строгим учителям. Надеясь, что чувство юмора восторжествует, и ассортимент магазина вызовет восторг или возмущение, но уж равнодушными наверняка…
Яркая витрина. Ярко-желтый пластиковый скелет в натуральную величину, десяток отрубленных рук, очень похожих на настоящие, какие-то дохлые мухи, дохлые мыши, пауки на резинках…
В оригинальном, ВНЕШНЕМ мире подобный магазинчик существовал уже давно. Кажется. Во всяком случае, все это Ирена где-то уже видела…
– Розыгрыши и сюрпризы! Внимание! Учимся шутить, и учимся не обижаться на шутки!.. Обнаружив в камине труп любимого кота, не спешите падать в обморок – скорее всего это муляж, вас разыгрывает ваш собственный сынишка…
Ирена поморщилась.
– …Приходите к нам! Здесь открывается дверь в новый мир – мир страшных сказок и легенд!
Вывеска над входом, «Праздничные шутки и сюрпризы». Прилавок, покупатели, дети с разинутыми ртами… Жанровые сценки с участием клыкастых масок…
Ирена приглушила звук. Обернулась к Нику:
– А вот вас, к примеру, заслуженно осудили на смерть?
Врач пожал плечами:
– Как посмотреть…
– Одно из двух: или вас осудили неправильно, или Ян поступил несправедливо, оставив вас в живых… Во всяком случае…
– Ирена. Я сказал – к Яну. Со всеми подобными проблемами – к профессионалу, а я, как вы знаете, авторитет совсем в другой области… Хотите кофе?
Она мотнула головой, собираясь отказаться – и вдруг застыла с открытым ртом.
С экрана смотрел мальчик. Беленький, тощий, лет девяти.
– Внимание… Полицией северо-восточного пригородного сектора обнаружен Илья Ворохт, десяти лет, пропавший пять дней назад при загадочных обстоятельствах… Мальчик физически здоров, но находится в состоянии сильнейшего стресса; из кругов, близких к следствию, стало известно, что ребенок, по всей видимости, избежал верной смерти, чудом выскользнув из рук убийцы-маньяка…
– Сколько можно, – сказала Ирена шепотом. – Мир маньяков и палачей… Зачем, ради какого эксперимента тебе понадобилось конструировать ЭТО?
Она не сразу поняла, что говорит вслух. И что Ник смотрит на нее – пристально, тяжело.
– Не один только Трош умеет молиться Создателю, – сказала она, преодолевая замешательство.
Но оказалось, что спасительная выдумка не достигла ушей Ника. Он уже поднялся и вышел – последняя Иренина фраза прозвучала в пустоту.
* * *Семироль вернулся спустя три дня. Ирене, наблюдавшей из окна, показалось, что он устал и огорчен; впрочем, она не настолько хорошо знала его, чтобы утверждать это наверняка. Внешне, во всяком случае, Семироль оставался вполне корректным.
– Какие новости, Ян?
– Разные… Как обычно. Один процесс выиграли, второй грозит затянуться…
Вампир-адвокат держался как ни в чем не бывало – как будто и не стояло между ними воспоминание о позорной и болезненной «первой попытке». Ирене же постоянно приходилось делать над собой усилие.
– Ян… У меня к вам разговор.
Ей непросто дались эти слова, но и отступать она не желала.
Некоторое время Семироль смотрел на нее испытующе. Потом улыбнулся:
– Неприятный?
– Да.
– Идемте…
По дороге в кабинет им встретился Ник. Поздоровался, озабоченно проводил взглядом – но спросить ни о чем не решился.
За окнами сгущался вечер. Семироль включил настольную лампу, привычно обернул ее лучом от себя; на большую карту легло круглое световое пятно. Ирена мельком подумала, что жители бумажного географического мира сейчас принимают солнечные ванны и благодарят своего Создателя за хорошую погоду…
– Прежде всего, Ирена, никаких комплексов. Никаких извинений… Я надеюсь, что между нами очень скоро возникнет необходимое взаимопонимание. Но, мне кажется, вы все-таки хотели говорить не об этом?
Ирена не стала садиться. Подошла к столу, взяла настольную лампу за теплый пластиковый абажур, поводила туда-сюда, создавая для жителей бумажного географического мира иллюзию закатов-восходов…
Потом резко обернула лампу лучом вниз. Так провинившихся щенков тычут в содеянную ими же непотребность: эт-то, мол что такое?..
– Вы совершили преступление, Ян. Вы, адвокат… Вы допустили, чтобы осудили невиновного человека, но это полбеды; вы допустили, чтобы виновный остался на свободе. Вы принесли свою профессиональную… честь… обязательства… да просто порядочность… в жертву корысти. Ради того, чтобы завладеть… моим детородным органом, вы пошли против правды… А ведь она… эта женщина… обязательно продолжит убивать! И кровь ее новых жертв будет в том числе и на вас!
Ирена осеклась. В последних ее словах обнаружилась вдруг двусмысленность – и неуместная театральная патетика.
– Вы же адвокат, Ян, – повторила она, как заклинание. – Все равно что врач… В первую очередь адвокат, а потом уже – упырь…
Семироль усмехнулся:
– Ирена, если бы я не знал вас как преподавателя литературы – счел бы, ей-богу, что вы читали на юрфаке лекции по профессиональной этике…
– Ян. Если обнаружится, что женщина, за преступления которой меня осудили… если обнаружится, что эта женщина все еще на свободе и продолжает убивать – суд признает свою ошибку?
Семироль усмехнулся:
– Эге, Ирена… А я думал, что вас действительно волнует возможность новых жертв…
Она сжала зубы. Укол был болезненный и точный.
– Я спрашиваю, СУД признает? Это возможно?
– Нет. Суд просто вынесет еще один приговор… Если, конечно, эту суку, простите, Ирена, если ее удастся поймать…
Она только сейчас обнаружила, что по-прежнему держит руку на абажуре лампы, и пластик нагрелся настолько, что жжет пальцы.
– Ян… Я не понимаю. Ну должна же быть элементарная логика… Хоть и в вашем вывихнутом мире, неужели маньяки здесь родятся чаще, чем суд признает свои явные ошибки?!
Семироль все еще улыбался, но улыбка едва заметно изменилась, и спустя минуту напряженного молчания Ирена поняла, что проговорилась. И должна выкручиваться немедленно, просто обязана найти отговорку – вопреки обычной медлительности…
– В НАШЕМ мире, Ирена?
Она сделала над собой героическое усилие:
– В вашем… мире… прокуроров и судей… адвокатов… правосудия, которое на поверку не так уж право… во всем этом ВЫВИХНУТОМ МИРЕ…
По крайней мере, на словах вышло достаточно естественно; Ирена перевела дух.
Семироль саркастически хмыкнул. Выждал паузу, позволяя оценить многозначительность ситуации. Прошелся по комнате, выудил из стопки видеокассет одну, в темной слепой обложке.
– Собственно, я не собирался показывать вам… Но, если для вас это так важно…
Загорелся экран маленького телевизора. Цифры, значки – служебная информация…
– Прошу прощения, Ирена, но я пущу материал не с начала… Сейчас перемотаю… Да. Примерно отсюда.
Общий план – люди, один за другим входящие в дверь деревенского дома…
Много мужчин. Одна женщина в длинном пальто. Камера дернулась; чьи-то ноги, неровный свет, комната…
Крупным планом – лицо женщины.
Лет сорок на вид. Блеклые прозрачные глаза, не приукрашенные никаким макияжем, сухая кожа с сеточке морщинок, мятое пальто-балахон, украшенное черным облезлым хвостом неведомой зверюшки…
Ирена сжала губы. Белый свет бил незнакомой женщине в лицо – в таком освещении было что-то неестественное, грубое, принуждающее…
– Кто это, Ян?
Семироль кивнул на экран – смотрите, мол, узнаете…
Та, что на экране, нервно хихикнула.
– Продолжаем, – сказал мужской голос. – Снимите с нее пальто…
Кто-то, попавший в кадр спиной и плечом, помог женщине раздеться.
– Госпожа Крок, ваш муж знал о цели ваших поездок? – сухо спросил голос, в котором Ирена с удивлением узнала голос Семироля.
– Не-ет…
– И не догадывался? И никогда не связывал сообщения о новых жертвах с вашими поездками?
– Не-ет… Он очень хороший… челове-ек…
У Ирены когда-то была студентка с такой вот тягучей манерой разговаривать. На студенческой конференции ее доклад вместо трех минут занимал тридцать, публика то смеялась, то зевала, то разбредалась по буфетам…
– А ваши дети, госпожа Крок?
– Они… в частной школе… хорошей… хорошей… закрытой…
– Поездки бывали неудачными?
– Да… каждая вторая… или третья…
– Сколько всего было РЕЗУЛЬТАТИВНЫХ поездок?
Женщина на экране сглотнула.
Ирене вспомнился гофрированный шланг, до смерти напугавший ее в далеком детстве. Шланг лежал поперек садовой дорожки и подергивался в такт перепадам давления; шланг был толстый и черный, неживой и живой одновременно, лоснящийся и жирный, маленькой Ирене показалось, что он хуже любой змеи, страшнее паука, что лучше умереть, чем переступить через него, и она с плачем кинулась обратно, и несколько раз просыпалась ночью оттого, что шланг, упругий и ребристый, приходил к ней во сне…
Немолодая темноглазая женщина с медленной, как болото, речью. Шланг. Девочка, с плачем убегающая по садовой дорожке…
Ирене сделалось противно; она подняла голову, ища взгляд Семироля, молча испрашивая у него разрешения прервать неприятный просмотр…
– …Госпожа Крок, вы помните дом у дороги, Большое Шоссе сто сорок семь?
Прошла целая секунда, прежде чем Ирена вздрогнула.
Номер ЕЕ дома…
Женщина недоуменно молчала.
– Это был период, когда вы встретили третьего, того, кого вы называли «червячком»…
Женщина забегала глазами. Стиснула пальцы.
– Вспоминайте – дом у дороги… Там собака и машина в гараже… Вы пользовались машиной. Вы прикормили собаку…
Женщина улыбнулась. Стянула с головы серый вязанный берет, высвобождая очень длинные, с проседью волосы:
– Там и, это, и вправду никто не жил… собаку я прикормила… могла бы отравить, но это жалко…
– Вы вспомнили?
– Да-а…
– Сколько времени вы там прожили? В отсутствие хозяйки?
– Летом неделю… И в октябре… Неделю…
– Муж по-прежнему думал, что вы в командировке?
– Да-а…
– Что вы жгли в камине?
Женщина молчала. Ее лиловый свитер был весь покрыт катышками свалявшейся шерсти; свитер когда-то был теплым и элегантным, Ирена вдруг подалась вперед, разглядывая стилизованный виноградный лист на тощем дамочкином плече…
Когда-то, может, полгода назад, а может, в другой реальности, свитер принадлежал Ирене. Виноградные усики складывались в ее инициалы, то была работа на заказ, институтские дамы отмечали обновку и щелкали языками…
Бедный свитер.
«Тетя Ирена, а разве это были не вы?..»
Тогда, в доме, у нее не было времени – да и надобности – перетряхивать шкафы в поисках пропавших вещей…
– Его вещи жгла, – неохотно проговорила женщина. – Сперва взяла – хотелось… А потом… ненужные тряпки.
Надо подумать. Надо лечь на кровать, укрыться одеялом, и пусть все они катятся в тартарары…
– Ян!! Выключите…
Подергивался на земле черный резиновый шланг.
Синее мельтешение экрана. Темнота…
– Извините, Ирена. Но вы сами…
Она проглотила горькую слюну:
– Что это?!
– Оперативная съемка… Неофициальное, приватное расследование. У меня есть такие возможности.
– Ее… это ОНА? Она под судом?
– Ирена. Обратите внимание на дату… Прошел почти месяц.
– Суд закончился?!
– Суда не было.
Ирена молчала. Мучила свои пальцы.
– Ирена… Она больше никого не убьет. Вам этого мало?
– Почему… меня… судили? А ее нет?!
Семироль снова прошелся по комнате. Перемотал кассету, вытащил ее из магнитофона, аккуратно водворил на место.
– Потому что уже спустя час после съемки эта женщина… – Ирене показалось, что Семироль замялся, – покончила с собой.
Они встретились глазами
– Ирена… Поезд ушел. Ваша реабилитация невозможна. Но и маньячки больше нет. Все.
Она молчала. Разглядывала свои ногти, и каждый из них казался ей равнодушным розовым лицом.
* * *Однажды утром Анджей выбрался из постели, сияющий, как елочная игрушка:
– Мне приснился сюжет! Для тебя! Отхватишь «Вулкан» не глядя, и всего-то за час работы, сюжет-то какой!
– Какой? – спросила она.
В халате, накинутом на голое тело, со следом от подушки на щеке, с вдохновенным огнем в глазах, Анджей источал запах сонного мужчины, колоритный, подернутый свежестью и одеколоном натуральный запах…
– Слушай… Представь – толстая рыбина глядит из глубины, со дна, как на тонком льду занимаются любовью двое… А лед совсем тонкий. Лед – как нежная кожа… Он прогибается согласно каждому движению. Рыба глядит изнутри – и ничего не может понять, хотя лед почти прозрачный…. Колеблется. Живое зеркало… Как подвижные стенки бокала. Как мягкая стеклянная простыня… Влюбленные доходят до экстаза – и он лопается, он же слишком тонкий, и оба проваливаются в воду, но не перестают любить друг друга…
Анджей сделал эффектную паузу.
– А где сюжет? – спросила она, помолчав.
Он демонстративно посмотрел на часы:
– Десяти минут тебе хватит? Чтобы сообразить?
Она помолчала еще. Вздохнула:
– Хорошенькие сны тебе снятся… Приготовлю на ужин рыбу. И, знаешь, давай ляжем спать пораньше…
Анджей ушел на работу, оскорбленный.
* * *Она не могла собрать разбегающиеся мысли. Она ждала ночи, чтобы методично все обдумать – но спокойно дожить до вечера ей не дали.
После ужина Семироль снова зазвал ее в кабинет; она интуитивно ощутила неприятность – и не ошиблась.
– Скажите мне, Ирена… А где вы все-таки были все эти десять месяцев?
Она не выдержала и села. Опустилась на край кресла; Семироль с удовольствием уселся тоже:
– Видите ли, Ирена… Я навел справки, а у меня достаточно разветвленная сеть осведомителей… Так вот вас ДЕЙСТВИТЕЛЬНО никто не засек. Нигде. Вот странное обстоятельство, и вы так настойчиво скрывали эту информацию от суда… МНЕ вы можете сказать?
Надо подумать, в панике соображала Ирена. Надо поразмыслить… Время…
– Это очень важно, Ирена. И никто, кроме меня, не узнает вашей тайны… Говорите.
Рука ее автоматически коснулась сонной артерии:
– Сейчас?