– Ирена… Не надо. ОН может услышать…
Его рука легла теперь уже ей на живот. Ирена замерла – прикосновение было приятным.
Проходили минуты.
Она не сопротивлялась. Опустилась на подушки, позволяя делать с собой все, что угодно…
Бесстыдно горели люстра, настольная лампа и торшер.
– Улыбаетесь, Ирена?
– Неприлично же… При ребенке…
Он коснулся ее губ. Впервые.
– Вы смеетесь, Ирена?
– Обычно начинают с поцелуев, а мы… заканчиваем…
– Ну, до завершения нам еще далеко…
Так что же, он понял? Все-таки ПОВЕРИЛ ей? Или…
Она закрыла глаза.
Пусть так. Не имеет значения.
* * *По утрам она боролась с тошнотой. Ничего не хотелось делать, повесть так и осталась – без конца…
Ник возился с ней, как нянька. Делал комплименты. Развлекал. Вытащил откуда-то подробный медицинский фильм о внутриутробной жизни плода; сперва Ирена морщилась – но любопытство победило, тем более что фильм оказался в чем-то даже эстетским.
Дни. Недели. Месяцы. Страшноватое с виду, непропорциональное существо плавало вниз головой внутри собственного красного космоса, росло, обзаводилось отпечатками пальцев, ресницами, мочками ушей, ногтями…
Ирена смотрела, время от времени недоверчиво касаясь собственного живота.
* * *Дни стояли солнечные, на ежедневную прогулку она выходила в темных очках на пол-лица.
Траурная ленточка на корявой сосне выцвела и стала бурой. Иногда к сосне, будто к могиле, приходила Эльза. Вот как сегодня.
Ирена сидела на стволе поваленного дерева, на четырех слоях пушистого пледа. Дальше идти было некуда – пришлось бы карабкаться по камням, против чего Ник категорически возражал…
Зато здесь, на каменной площадке, защищенной от ветра с двух сторон, было комфортно, как в парке.
Или как в прогулочном дворике хорошей тюрьмы…
Далеко внизу, у корявой сосны, стояла, задумавшись, Эльза.
– Ник…
– Да, я понимаю, о чем вы думаете… Да, бедняга. Самое печальное… Я скажу циничную вещь, но если бы нечто подобное случилось с Ситом – Эльза точно так же хранила бы его память. Ненавидела бы Троша… Да, Ирена. Она ужасно романтична, наша Эльза, хотя в жизни, наверное, не прочитала ни одного любовного романа… А главное, она все время пытается доказать себе, что умеет любить не хуже прочих – верно и преданно…
Ирена помолчала. Доктор привычно болтал, развлекая ее и провоцируя, но за словами его стояло невысказанное, просто стояло, не считая нужным даже спрятаться, в полной уверенности, что Ирена, увлеченная историей Эльзы, не обратит на него ни малейшего внимания…
– А вы как доктор вынесли вердикт: Эльза любить не умеет?
Вопрос получился по-идиотски серьезным. Ник вздохнул:
– Коров, зверят… очень любит. По-настоящему.
Ирена вспомнила Эльзин монолог в кладовой. Беседы о любви с киноактерами – занятие для десятилетней девочки, а не для…
– Ник… а у вас с ней что-то было?
Эльза шествовала к калитке. В последнее время она перестала по-старушечьи горбиться, держалась прямо и даже порой улыбалась, как раньше…
– Конечно, – отозвался врач после паузы. – Когда она только появилась здесь… я ее успокаивал, адаптировал и лечил. И она вообразила, что любит меня даже больше, чем своих телят. Нет, не извиняйтесь, Ирена… Вы ничего не спросили бестактного. В том, что Эльза нашла на ферме свое счастье – во многом моя заслуга. И не беспокойтесь, с Эльзой все будет в порядке… она придет в норму. Все перемелется… Время, Ирена. Идемте обедать…
Она смотрела, как он отряхивает плед. Сворачивает, прячет в сумку. Солнце склоняется за зубцы гор – возможно, где-то в Южных Монтаньерах кто-то точно так же смотрит на этот пейзаж, только там, наверное, куда теплее…
– Ник, а вы читали Эльзе стихи?
Он удивленно обернулся:
– Что?
Ирена усмехнулась:
– Интимная близость как-то ведь должна отличаться от рутинного приема пациентки? Вот я и подумала, что, наверное, стихи…
Некоторое время Ник смотрел на нее, разинув рот. Потом свирепо ухмыльнулся:
– Знаете, другой на моем месте обиделся бы… Что же, рассказать вам в подробностях, как я возвращал Эльзу к жизни?
– Не надо, – сказала Ирена поспешно. – Верю…
– Давайте руку, тут склон…
Она послушно положила ладонь на сгиб его локтя.
Прогулки с Ником дисциплинировали ее. Не давали опуститься. Не давали забыть о внешности, расслабиться, поглупеть…
– Я вас точно не обидела, Ник?
Он хохотнул:
– Отомщу… Хотите, почитаю вам стихи во время осмотра?
Она почему-то смутилась.
– Кстати, Ирена… чем вы озадачили Яна? Я вижу, вы чем-то его серьезно озадачили…
Она таинственно улыбнулась:
– Это сюрприз…
– Вы сообщили ему, что в вашей семье существует традиция рожать тройню? – радостно осведомился Ник.
Рванул ветер. Ник свободной рукой накрыл Иренину ладонь:
– Холодно? Идемте скорей…
Его рука была теплая, она ощутила это тепло сквозь тонкую перчатку.
– Ник, я давно хотела спросить…
Что это? Он насторожился?
– Ник… А кто будет ухаживать за… новорожденным? Что, Ян привезет приговоренного к смерти педиатра? Кормилицу? Няньку? Или… поручит ребенка Эльзе?!
Он укоризненно пожал плечами:
– Неужели вы думаете, что… мы не справимся? Да Ян что угодно сделает, вся ферма будет работать на этого ребенка… У меня будут справочники, учебные фильмы, любые лекарства, любое оборудование… Если понадобится, даже инкубатор…
– Да, – сказала Ирена, глядя в снег. – И первое его слово будет, наверное, не «мама», а «инкубатор»…
– Ирена?! – Ник взял ее за плечи и развернул к себе. – Что же вы?..
Она высвободилась.
– Ирена, – он снова взял ее за руку. – Я вас умоляю, не надо ЭТОГО… Обо всем договорились, все решено… Вы будете свободны, уедете… Мы будем вспоминать о вас – по-доброму… И у вас еще будут дети. Девочки, мальчики, сколько угодно, у вас очень благоприятное… строение…
– Специалист, – сказала она горько.
* * *Они с Семиролем старательно избегали разговоров об Анджее Кромаре, о его странностях, газетных вырезках и календаре. Иногда Ирене казалось, что Семироль мрачен – но причиной тому могли быть и обычные текущие дела. Вряд ли уравновешенный вампир подхватил бациллу безумия и теперь, подобно Трошу, теряет веру в непоколебимость мироздания…
Точно так же не принято было говорить о незаконченной повести. Ирена уверилась было, что Семироль благополучно вытеснил повесть из сознания – когда однажды он спросил ее, как бы между прочим:
– Это место, где ваша героиня вошла в ткань МОДЕЛИ… Вершина холма? Какого?
Перед удивленной Иреной легла на стол топографическая карта; она узнала свой дом, дома соседей, дорогу…
– Здесь, – она показала пальцем. – Именно здесь… Отсюда дорога видна как бы подковой… Там…
– И шли навстречу две машины, желтая и белая, – снова как бы невзначай проронил Семироль. – Именно туда вы приводили следственную группу, чтобы якобы показать тело еще одной жертвы… Зачем?
– Нервный срыв, – сказала она еле слышно.
– Хорошо… А ваша героиня, приведи она следователей на холм, на что бы она рассчитывала?
Ирена проглотила слюну:
– Она хотела ВЫЙТИ. Здесь воротца, два прутика с тряпками… Но коридор оказался закрыт.
– Специально? Случайно? Кем? Для чего?
Ирена пожала плечами.
– Вы, автор, не знаете?!
– Автор вовсе не обязан все знать, – сообщила она гордо. – Автор имеет право предполагать… задавать вопросы…
Некоторое время Семироль пристально смотрел не нее. Потом отвернулся:
– Ладно… И что, вы видели дым из трубы? Пустого дома? И вы, как автор, не знаете, кто был у вас в гостях?
– Да какая теперь разница, – сказала она угрюмо. – Наверное, та маньячка. Ведь Анджей Кромар, по официальной версии, к тому времени был уже месяц как мертв…
– По официальной версии, – раздумчиво пробормотал Семироль.
* * *Незадолго до ужина Ник с профессионально мягкой улыбочкой пригласил ее на осмотр. Слабые попытки отвертеться не имели успеха; Ник позвенел ключами перед дверью медблока – и пропустил ее вперед. Ирена вошла, зажимая нос; у нее, вероятно, здорово обострился нюх. Во всяком случае на определенные запахи.
Ник пропустил ее за марлевую ширму. Мыл руки, облачался в стерильный халат, готовил инструменты; Ирена аккуратно складывала свои вещи на клеенчатой кушетке и вспоминала кадры из романтично-медицинского фильма. Конечно, тот, что живет внутри нее, пока похож скорее на ящерицу, чем на человека…
Возможно, она задумалась. Возможно, из задумчивости ее вывела тишина за ширмой…
Она обернулась, как на выстрел.
Ник смотрел на нее. Секунда, полсекунды – он тут же отвернулся, но ей хватило и этого мига.
Его взгляд не был взглядом врача. В такой степени не был, что Ирене сделалось жарко; взгляд коснулся ее, будто языком – и, секунду простояв столбом, она с плачем кинулась одеваться…
Его взгляд не был взглядом врача. В такой степени не был, что Ирене сделалось жарко; взгляд коснулся ее, будто языком – и, секунду простояв столбом, она с плачем кинулась одеваться…
Ник сидел за ширмой на кушетке. В халате, с маской, болтающейся на груди, положив на колени красные от горячей воды руки. Он сидел на пути к выходу – Ирена остановилась, закусив губу.
– Извините…
Она молчала.
– Извините, Ирена. Я скотина. Безоговорочно… Не знаю, что сказать.
Она прошла мимо него. Не оглядываясь, выскочила в коридор; запах больницы преследовал ее желтоватым навязчивым маревом.
* * *Возможно, инцидент удалось бы скрыть от Семироля. Даже наверняка удалось бы – если бы, выбежав из медблока, Ирена не налетела прямиком на упыря-адвоката.
– Ирена, погодите…
Она понимала, что необходимо немедленно взять себя в руки – иначе неприятность будет иметь продолжение.
– Что случилось?
– Ничего, – она старалась не смотреть ему в глаза.
– Вас кто-то обидел? Ник?!
– Нет! – ей мучительно трудно было соображать без пауз и отсрочек. – Нет… все в порядке… Ян, мне надо с вами поговорить…
Так птица, обнаружив хищника неподалеку от гнезда, срочно симулирует травму и, припадая на крыло, уводит от кладки опасного гостя.
– Ян, я хотела сказать вам… Где удобнее? Может быть, пойдем к вам?
Семироль помолчал. Неуклюжий Иренин прием не произвел на него впечатления – но в конце концов он решил, видимо, что разбирательство с Ником никуда не уйдет…
В полумраке кабинета Ирена почувствовала себя увереннее – пока не вспомнила, что Семироль видит в темноте.
Она перевела дыхание. Собственно, этот разговор все равно произошел бы. Другое дело, что Ирена не скоро бы не него решилась – но вот, обстоятельства подстегнули…
– Я вас слушаю, – да, именно с эти выражением лица Семироль обращается к потенциальным клиентам.
– Ян, – пробормотала она, будто оправдываясь. – Между нами, в общем-то, все оговорено… Вы не удивляйтесь, но…
Она вздохнула, глубоко и тяжко, как лошадь на водопое.
– Я согласна… стать вашей женой.
Маска профессионального спокойствия чуть дрогнула:
– Что?!
– Я согласна стать вашей женой, – она обезоруживающе улыбнулась. – Ну не все ли равно, где мне жить с фальшивыми документами? Вы мне, – тут она слегка поперхнулась, – нравитесь, симпатичны, и…
Она замолчала.
Холст, масло, «Ирена Хмель предлагает вампиру Семиролю сделаться ее мужем»… До чего же рады будут родственники. Выберем самый модный салон и закажем свадебное платье… Приглашать ли на свадьбу прокурора?..
– Я говорю серьезно, Ян… С вашей стороны не требуется никаких обязательств. Я буду жить здесь и… ребенку нужна мать, разве это нужно доказывать?
Семироль молчал. Теперь полутьма была врагом Ирене – она не видела лица собеседника, в то время как он никаких неудобств не испытывал…
Она набрала в грудь новую порцию воздуха и начала как бы заново:
– Я буду работать по хозяйству… Эльзе трудно одной. Я буду… любить вас… как положено жене. Ребенка надо кормить грудью… Ребенок, он… Вы же сами говорили! «В обстановке, максимально приближенной к семейной»… Так создайте ему эту семейную обстановку, я же согласна, более того – я хочу этого…
Настольная лампа привычно смотрела через плечо. Она была похожа на птичий скелет, который прыгал-прыгал по краю письменного стола, а потом его окликнули – и он обернулся, бросив луч света к Ирениным ногам…
– Не молчите, Ян…
Она с ужасом обнаружила вдруг, что юбка надета на ней задом наперед. В смятении убегая из медблока, она и не подумала заглянуть в зеркало…
– Не молчите, Ян! Это молчание… в конце концов, оскорбительно…
Семироль усмехнулся:
– Увы… Ведь не каждый день делают подобные предложения, надо же осознать, обдумать, черт возьми…
Она перевела дыхание:
– И долго… как долго вы будете обдумывать?
Семироль задумчиво потер подбородок:
– Собственно говоря… Ирена. А что, если бы я предложил вам остаться на ферме… на общих основаниях?
За окном проплыла тусклая тень фонаря. Кто-то прошел вдоль забора, увязая в сугробах, спотыкаясь…
– На общих основаниях, Ирена – это значит просто остаться. Без обещанных фальшивых документов. Без прав… Ухаживать за ребенком, помогать Эльзе по хозяйству и так далее. И раз в несколько месяцев поддерживать меня гемоглобином. Потому как Троша нет, я должен искать ему замену, чтобы не злоупотреблять здоровьем Сита, Ника и Эльзы… Я не слишком цинично выражаюсь?
– В самый раз, – сказала она медленно.
Щеки онемели. Плохо, что Семироль видит ее отвращение и страх. Ясно ведь, что ее внезапная бледность – не от нечаянной радости…
– Ирена… как вы себя чувствуете?
Семироль оказался рядом. Присел на подлокотник, положил руку ей на плечо:
– Ирена… Вы же прекрасно знаете, кто я. Зачем вы обманываете себя, говоря мне о любви?
– О любви к ребенку, – сказала она механически.
– Штамп, Ирена. Мать не любит ребенка, пока не увидит его, пока не намучается с ним, пока не привыкнет. Но в обществе так принято – мать должна любить свое дитя прямо-таки с момента зачатия… Это правильно. Это вызывает полезные для ребенка эмоции. Но не мучьте себя – после родов вам будет глубоко на него наплевать… Спросите у Ника. Он этих рожениц видел-перевидел…
– Я согласна, Ян.
– Что?
– Я согласна, если вы меня оставите «на общих основаниях»…
Он заглянул ей в лицо. Осторожно убрал руку; поднялся, прошелся по комнате, Ирене показалось, что он разочарован.
– По рукам, Ян?
Он покосился на нее почти с жалостью.
– По рукам?..
Семироль остановился напротив. Некоторое время смотрел на нее, и она, не видя в полумраке его глаз, ощущала этот взгляд, как упершийся в лицо бильярдный кий.
– Нет, Ирена. Меня огорчает… хотя одновременно и радует ваша готовность к самопожертвованию, но ребенок будет МОЙ. Я ни с кем не могу его делить, вы уж извините…
Ирена смотрела на стеллаж с книгами. Корешки темные, светлые, в суперобложках, с позолотой; ей показалось, на нее глядит из темноты переполненный, затаивший дыхание партер, а она на сцене – и забыла все слова…
– …И он будет гемоглобинозависимый, Ирена. Одного этого… должно хватить, чтобы ваша материнская привязанность не переродилась в патологию, ведь так?..
* * *Прежде она никогда не бывала во флигеле. Некоторое время ушло на колебания – двери были одинаковые, она никак не могла решить, в которую из них постучаться; потом, мысленно плюнув, стукнула в первую попавшуюся – и не ошиблась.
– Что? – Ник, вероятно, не ждал гостей. И, более того, не желал никого видеть.
– Это я, – сказала она как можно небрежнее.
– Что?!
Дверь открылась – после некоторого колебания, и Ирена без спросу переступила порог.
Нечто вроде комнаты в студенческом общежитии. Девственно чистый стол, и только на краю его – ровная стопка книг, на стопка даже – башня, упругая и подвижная, будто сейсмостойкий небоскреб…
Ирена повернула голову.
Смятая постель. Белый язык простыни, выглядывающий из-под небрежно накинутого пледа.
Над кроватью тонкая рамка. Два детских лица – мальчики, неуловимо похожие друг на друга, широкоскулые и светлокожие, одному лет восемь, другому лет пять…
Она быстро отвела глаза – разглядывать фотографию показалось ей неприличным.
– Вы говорили с Семиролем? – негромко спросил Ник. Здесь, в комнате, он казался совсем другим – она поймала себя на мысли, что никогда прежде не видела его в мятой рубашке…
Она погладила шершавую спинку стула:
– Какова вероятность того, что мой ребенок НЕ БУДЕТ вампиром?
Ник вздохнул, вытащил из кармана свой шелковый шарф, изящно накинул на шею:
– Думаю, от этого Ян не перестанет его любить… Видите ли. Они очень внимательно относятся к потомству. Гемоглобинозависимый ребенок нуждается в специальном… присмотре… питании…
– Он будет давать моему ребенку… поить его…
– Ирена, вам нельзя волноваться… Сядьте. Сюда, на стул.
Даже не глядя на фотографию, она ощущала взгляды мальчиков – старший улыбался, младший был серьезен.
– Ник. Я НЕ МОГУ больше здесь оставаться.
– Я дам вам таблетку… Только успокойтесь. Осталось чуть больше полугода…
– Ник, я НЕ ОСТАВЛЮ здесь своего ребенка! Или вы поможете мне бежать – или я пожалуюсь Семиролю на ваши… посягательства. Я сумею сделать это так, что он поверит… Тем более что…
Он улыбнулся – через силу, как бы извиняясь. Развел руками:
– Ирена, я ничего не боюсь… Свою смерть я давно пережил. Чужую видел во многих обличьях. Терять мне больше некого… Ян знает про меня все. Вы напрасно пришли…
Она повернула голову. Мальчики на фотографии радостно поймали ее взгляд.
Старший был болтун, как папа. Баловник и болтун. Но младший больше походил на Ника – на того Ника, который серьезен…