Экспертиза Добантона была воспринята весьма иронично, но тот не стал полемизировать и «искрить». Он застенчиво улыбнулся и, снабдив кость рукописною биркой, спрятал ее в армариум.
Ровно через 30 лет Королевский кабинет (кунсткамера при Ботаническом саду) наконец получил полный скелет жирафа.
Добантон, прослышав о приобретении, вынул из армариума огромную кость, сунул ее под мышку и прошествовал к новоприбывшему экспонату.
Тот как раз заканчивали освобождать от дощатого фуляра.
Добантон терпеливо ждал, когда будут сняты самые последние доски.
Как только это произошло, он приложил «кость великана» к левой ноге скелета – и наглядно подтвердил свою правоту. Древняя «реликвия» действительно оказалась лучевой костью жирафа.
Напомню, что Андреас Везалиус еще в 1543 году утверждал, что никогда и ни в коем случае не следует проводить аналогию меж объемом черепа и объемом мозга. Тогда эта мысль показалась абсурдной.
Но сегодня мы знаем точно, что помимо рабочих анатомических структур мозга, в черепной коробке помещаются: твердая мозговая оболочка, серп большого мозга, намет мозжечка, серп мозжечка, диафрагма седла et cetera. И это только плотные образования. Не слишком значительные по весу и объему, они в совокупности дают весьма внушительные (в масштабе церебральных измерений) цифры.
К примеру, только твердая мозговая оболочка (полнорослого человека), полностью отпрепарированная от мозга и черепа, может весить от 30 до 60 граммов, то есть занимать от 30 до 60 см 3 общего объема. А вот латеральные и прочие желудочки мозга веса, естественно, не имеют никакого, будучи пустотами, но имеют собственный объем, который может варьироваться от 15 до 40 см 3, увеличиваясь с возрастом.
Puto, что в сумме все эти «вспомогательные» и пустотные структуры занимают не менее 5 % объема черепа (очень усредненно).
Помимо плотных и пустотных, пространство черепа занимают и жидкостные образования, то есть кровь и ликвор.
По догме нейроанатомии, ликвор (цереброспинальная жидкость) занимает не менее 10 % общего объема, и еще десять процентов занимает кровь.
(Процентовка объема ликвора и крови приводится по классическому труду «Неврология и нейрохирургия», глава 2.7 – «Внутричерепные объемные взаимоотношения и их нарушения», 2009).
Alias, для вычисления верного объема действующего мозгового вещества необходимо вычесть не менее 25 % внутреннего объема черепной коробки. Это будут очень примерные данные, но все же более верные, чем попытка исчисления объема мозга по общему объему мозгового черепа.
Здесь необходимо уточнение: согласно точке зрения академиков В. Сперанского и С. Блинкова, «разница между объемом мозга и объемом черепа увеличивается с возрастом; у новорожденного она составляет 5,7 % от объема черепа, а к 20 годам увеличивается до 20 %» (Сперанский В. Основы медицинской краниологии, 1988). «В пожилом и старческом возрасте эта разница возрастает до 25–27 %» (Блинков С., Глезер И. Мозг человека в цифрах и таблицах, 1964).
Примеров «пророчеств» такого рода в истории анатомии (и сравнительной тоже) множество.
Иными словами, для того чтобы занять в анатомическом пантеоне место рядом с Везалиусом, Бартоллини, Руэффом, Грубером, Эдингером, Пироговым, Добантоном, Евстахием, Сильвием, Шмальгаузеном, Сабботой, Рюйшем et cetera, необходимо на протяжении всей своей жизни демонстрировать исключительную точность оценок (разумеется, соотносительно со своим временем), предельную добросовестность и взвешенность всех суждений.
А. И. Таренецкий, бывший начальником кафедры анатомии Медико-хирургической академии в СПб. (а затем и начальником всей академии), ученик Грубера, друг В. М. Бехтерева, автор безупречных работ по анатомии и патанатомии – безусловно, один из «богов» этого пантеона.
Возможно, он не так знаменит, как Везалиус, Сильвиус или Фаллопий, но научная репутация его безукоризненна, а реальный вклад в классическую анатомию более чем существенен.
Это заставляет проявить величайшую осторожность при попытке переоценить препарат № 1045 фундаментального музея кафедры нормальной анатомии ВМА.
Дело в том, что № 1045, то есть женский скелет, размещенный в зале краниологической коллекции, именно А. И. Таренецким был признан и идентифицирован как «скелет мумии жрицы Озириса времен фараона Шешонка I». (Скелет был измерен и описан проф. А. И. Таренецким в труде Beitrage zur Skelet, und Schadelkunde der Aleuten, Konaegen, Kenai und Koljuschen, в сб. Записки Императорской Академии Наук в СПб., т. IX № 4.)
Вместе с тем закономерны сомнения в том, что данный препарат вообще является древне-египетским артефактом.
Присмотримся к скелету.
Он, безусловно, очень хорош и великолепно связан, что, впрочем, не удивительно: мы узнаем руку знаменитого препаратора Ендрихинского, этого «Страдивари скелетных вязок». Ендрихинский обладал даром придавать костным останкам удивительную грацию и осанистость одновременно.
Экспонат № 1045 избыточно женственен и даже несколько сентиментален. Но это вполне в духе Ендрихинского.
Скелеты его работы, как правило, весьма драматичны; в позу и пластику остова всегда заложен намек на судьбу того человека, чье тело послужило сырьем для анатомического препарата.
Сильно пьющий и, соответственно, очень впечатлительный Ендрихинский, разумеется, сразу подпал под обаяние туманной легенды, связанной с № 1045.
По крайней мере, прозектор Шавловский, принимавший участие в идентификации и описании препарата, утверждал, что бедолага Ендрихинский, обвязывая костные конструкции «мумии», порой не мог сдержать слез.
Теперь мы присмотримся к скелету «жрицы храма Озириса» еще чуть внимательнее. (И постараемся сохранять независимость от лаконичного описания его А. И. Таренецким.)
Мы увидим, что скелет имеет повреждения: частично разрушены правая лобковая кость и горизонтальные пластинки небных костей. Утрачены: кончик мечевидного отростка, шиловидные отростки височных костей, семь зубов и две фаланги пальцев стопы.
Утрата зубов, разумеется, посмертная. Следует отметить и полидактилию, но эта особенность препарата уже неоднократно обсуждалась в специальной литературе.
Емкость мозгового черепа «жрицы» – 1388 см 3.
Поскольку череп был крайне хрупок и иссушен, А. Таренецким, И. Шавловским и Ендрихинским было принято (спорное) решение измерять его при помощи не дроби, а конопляного семени, которое, что называется, «играет в объеме и весе» (в зависимости от влажности и других факторов) и по природе своей не может дать точных цифр.
Так что полученный результат в 1388 см 3, molliter dictu, приблизителен. Но именно этой спорной цифрой мы вынуждены руководствоваться для вычисления объема головного мозга нашей «древней египтянки».
Вычисление производилось простейшим способом, практикуемым, opportune, и по сей день. Через большую затылочную форамину в черепную полость засыпалась песчаная или дробовая субстанция, имеющая соотношение 1 грамм = 1 см 3, которая затем высыпалась и взвешивалась.
(От цифры 1388 см 3 следует вычесть примерно 22–27 %, но, с учетом предполагаемого возраста барышни (27–30 лет), мы вычитаем средний показатель масс ликвора, крови, твердой мозговой оболочки, намета мозжечка, серпа et cetera, то есть 23 %, – и получаем чуть больше 1000 см 3.)
Чем еще примечателен череп?
Безусловно, значительной величиной горизонтальной окружности – 518 мм.
Поль Брока, проводивший измерения женских древнеегипетских черепов из коллекции Мариетта, предлагает гораздо более скромные цифры таких окружностей у примерных современниц нашей египтянки: 500, 490, 491 мм.
«В общем и целом мозговой череп мезоцефален, т. е. имеет краниологически усредненные параметры, а лицевая его часть ортогнатна, т. е. при европеоидной вертикальности лицевого угла она имеет очень стандартную высоту» (Таренецкий). Здесь к наблюдениям Александра Ивановича трудно что-либо добавить, но имеет смысл присмотреться к тому, на что Таренецкий почти не обратил внимания.
Обратим внимание на швы черепа. Они, что называется, «открыты»: извив крайне отчетливый, не «сплавленный», что типично для черепов грацильного (изящного) типа и свидетельствует о том, что его владелица своего тридцатилетия, по всей вероятности, так и не достигла.
Все места прикрепления мышц на данном черепе одинаково слабо выражены, что на височных линиях, что на гребешках или на бугре затылочной области. Это говорит о тонкости и деликатности ее мышечных масок. Как мимической, так и жевательной.
Иными словами, она была явно миловидна, чем, вероятно, и «расчувствовала» Ендрихинского, всегда нетрезвого, да и утомленного вязкой грубых солдатских костяков.
Носовые костные формации дают право предположить некоторую (не избыточную) крупноносость нашей героини. Ее глазные орбиты велики, круговые мышцы глаз явно не отличались массивностью, а вот ризориус (m. risorius) был развит вполне убедительно, что дает некоторое право предположить, что жрица была глазастенькой и смешливой.
Иными словами, она была явно миловидна, чем, вероятно, и «расчувствовала» Ендрихинского, всегда нетрезвого, да и утомленного вязкой грубых солдатских костяков.
Носовые костные формации дают право предположить некоторую (не избыточную) крупноносость нашей героини. Ее глазные орбиты велики, круговые мышцы глаз явно не отличались массивностью, а вот ризориус (m. risorius) был развит вполне убедительно, что дает некоторое право предположить, что жрица была глазастенькой и смешливой.
Судя по сочетанию молодости и основательной стертости зубов, барышня, мягко говоря, не голодала. Она любила поесть – и имела такую возможность, но набрать вес (судя по состоянию суставных поверхностей таза и задних конечностей) не успела и скончалась, не утратив стройности.
Степень ее «фигуристости» определить, увы, уже нереально, но то, что скелет принадлежал даме, несомненно. Наилучшим и (в высокой степени) точным признаком пола является форма схождения нижних ветвей лобковых костей. У мужчин она напоминает угол (angulus pubis), у дам – арку (arcus pubis).
(Отметим, с какой трогательной заботой знаток загробной женской красоты Ендрихинский восстановил частичный вылом на лобковой кости.)
Каков был рост этой красавицы?
Таренецкий и Шавловский в своих работах предлагают вычислить его по длине позвоночника (от верхнего края передней дуги атланта до верхушки копчика 67 см), но с моей точки зрения, старый метод Лангера здесь будет уместнее: «Рост равняется длине бедра, от верхушки большого вертела до самой выпуклой точки латерального мыщелка, взятой четыре раза». Применив его, мы получим рост, несколько превышающий 160 см.
В качестве финальных штрихов добавим, что жрицы Исиды каждые два дня сбривали все волосы на теле и голове, а по храму дефилировали в весьма живописном головном уборе, имитирующем птичью голову с коровьими рогами.
Итак.
Мы произвели краткий осмотр препарата, набросали его анатомический портрет – и подошли к самому любопытному.
К вопросу: имеет ли этот скелет какое-нибудь отношение к Древнему Египту?
Таренецкий был убежден, что имеет. Свое мнение он весьма категорично зафиксировал в авторитетном издании «Записки Императорской Академии Наук в СПб., т. IX № 4».
Мы вправе предположить, что Александр Иванович ошибся и что данному скелету не более чем 200–300 лет, что он не имеет никакого отношения к Древнему Египту, культу Исиды и мумификациям.
Конечно, есть современные способы датировки костных останков, в частности, метод ускорительной масс-спектрометрии, с помощью которого этот спор можно было бы решить раз и навсегда.
УМС прекрасно зарекомендовал себя при датировке именно костного материала. С помощью установки ANTARES была сделана фантастически точная временная идентификация костяных шахматных фигурок из Венафро.
Но!
У Таренецкого не было ANTARESа. Свои заключения он основывал только на анатомии и, отчасти, на исторической репутации препарата.
Посему данный спор будет увлекательнее, если и с нашей стороны мы тоже представим только анатомические и исторические доводы.
Вкратце – история появления препарата № 1045 в фундаментальном музее кафедры нормальной анатомии ВМА.
Ergo, sceletus.
16 ноября 1898 года скелет был подарен (или передан) МХА княгиней М. В. Волконской, купившей его в музее города Гиза непосредственно у г-на Бурриана (Bourriant), директора музея.
Предположительно (по косвенным и на данный момент непроверяемым данным), что в Санкт-Петербург скелет прибыл в саркофаге.
Никакая специальная документация, к примеру таможенная, этого не подтверждает. Впрочем, это ни о чем не говорит: саркофаг мог быть оформлен как частный багаж княгини. Здесь надо отрешиться от стереотипа о саркофаге как о чем-то «базальтовом и невероятно огромном». Это мог быть легчайший клееный папирусный или деревянный саркофаг, подобный тому, что мы видим в музеях цивилизации Милана или Комо.
Если мы принимаем версию наличия саркофага (а источник – мало склонная к фантазиям М. В. Волконская), то вместе с ней мы принимаем и очень высокую вероятность интактности мумии, пересекшей границу Российской империи. То есть мы говорим о теле, оформленном по всем правилам древнеегипетского похоронного ритуала: саркофаг, льняные пелены, осмоление, амулеты, которые по погребальному обряду размещались под слоями пеленальных бинтов, и т. д.
Именно в таком виде его должен был «проводить» из Гизы продавец (Бурриан), по мнению которого скелет относится к временам XXII династии и «принадлежал» жрице Исиды.
Бурриан, кстати, приложил к саркофагу записку, в которой кратко изложил переводы иероглифических текстов на его фронтальной и латеральных поверхностях.
Переводы не содержат никакой существенной информации: посвящения Озирису, признание Исиды «хозяйкой неба» и пр. Их точность, напомню, остается всецело на совести г-на Бурриана.
Но!
«При развертывании мумии, уже здесь, не было найдено ни скарабея, ни какой-либо надписи» (И. Шавловский).
Для справки:
XXII (ливийская) династия начала свое царствование около 1000 лет до н. э., то есть значительно позже Эхнатона, Тутанхамона, Хоремхеба, Рамзеса Великого (II), Херхора и других знаменитых фараонов. Мумификационные процедуры уже не новация, а совершенно обыденное дело. Все технологии мумификации давно отработаны и конвейеризированы.
С учетом того факта, что именно Исида считалась родоначальницей и покровительницей мумификации, жрицы ее храма никак не могли избегнуть множества обязательных посмертных процедур: отделения внутренностей и подошвенных апоневрозов, вымачивания тела в натро-солевом растворе, смоления, пеленания и т. д.
Известна древнеегипетская пунктуальность в сохранении почти всех внутренних органов покойника (кроме головного мозга), а также в следовании методикам их консервирования, сушки и сбережения в канопах (специальных сосудах) или в полостях тела.
Менее известно, что даже ногти на руках и ногах были обязательным компонентом целостности трупа.
Кропотливейший и, вероятно, самый авторитетный исследователь способов и видов мумификации Уоррен Даусон пишет следующее: «За время продолжительного пребывания в содовой ванне эпидерма сходила, а вместе с ней и волосы. Именно по этой причине принимались особые меры для укрепления на месте ногтей так, чтобы они не сошли с вымоченной кожей. Для достижения этой цели бальзамировщики надрезали кожу вокруг основания ногтя каждого пальца рук и ног так, чтобы образовался естественный наперсток. Чтобы удержать ноготь на месте, каждый такой наперсток обматывали ниткой или обвивали проволокой. У мумий царей и богатых людей наперстки кожи вместе с ногтями закрепляются при помощи специальных металлических напалечников» (Dawson W. R. Making a Mummy, Journal of Egyptian Archaeology, XIII (1927)).
Судьбу отошедшей от тела эпидермы и волос уточняет Дж. Эллиот: «При мумиях обычно находилась отпавшая от них в соляной или содовой ванне эпидерма, преимущественно в виде свертка» (Elliot Smith G. and Wood Jones F., Arch. Survey of Nubia, report for 1907–1908).
Известны случаи отдельного и специального (пакетированного или в канопах) сохранения даже внутренних жировых тканей, что могло произойти по анатомической наивности парасхитов, принявших жировые разросты за отдельный орган (мумии Тутмоса III из XVIII династии; Мернепта из XIX династии; женская мумия в гробнице Аменхотенепа II из XVIII династии).
Срезанные с ног подошвы засаливались и в период XXI–XXVI династий почти обязательно прилагались к телу (Лукас А. Материалы и ремесленные производства Древнего Египта, М., 1958).
Следует отметить, что никакой культивации эстетики смерти в ее сегодняшнем «хэллоуинском» понимании у древних египтян не было.
Напротив. Покойник (-ца) должен был выглядеть бодрым и симпатичным. Тело умащалось благовониями, корицей и кедровым маслом, подкрашивалось хной, а его формам придавалась естественная анатомическая полноценность и даже некоторая пухлость.
Чаще всего это делалось путем набивки мумии лишайниками (мумии Сипта из XIX династии, Рамзеса IV из XX династии, Джедптахефонху из XXI династии).
Эллиот Смит, впрочем, предлагает и многочисленные примеры набивки мумий резаной соломой, чистыми опилками или опилками в смеси со смолой и песком.
Отдельным, но важным в контексте обсуждаемого нами вопроса стоит и откровенный культ глаз, апофеоз которого приходится на XX династию. Для создания искусственных глаз в глазнице самой мумии использовался обсидиан, слоновая кость, хрусталь, синее, белое и прозрачное стекло, а для более парадных образцов на накладных масках – и полосатый алебастр, яшма, обсидиан. Подвижные (шарнирные) веки могли быть сделаны из бронзы, меди или золота, для их закрепления в скуловом отростке лобной кости и в ее глазничной части высверливалось 3–4 отверстия.