У нее вырвался возбужденный смешок.
― Это я буду. Я всегда готова, скажешь, нет?
― Всегда. За что и отмечена мною среди прочих.
― Я тебя люблю, ― сказала она. ― Ты можешь произнести вслух то же самое?
Майкл покосился на четверку громил, сидящих на кухне.
― Не могу, ― сказал он. ― Так до вечера, ладно?
― Ладно.
Майкл повесил трубку.
Наконец вернулся с задания Клеменца и теперь орудовал на кухне, творя в огромной кастрюле томатную подливку. Майкл кивнул ему и пошел в угловой кабинет, где его уже заждались Хейген и Санни.
― Это Клеменца там шурует? ― спросил Санни.
Майкл фыркнул:
― Спагетти готовит на все войско, поневоле вспомнишь армию.
Санни сказал нетерпеливо:
― Зови его, пускай кончает с этой мурой. Есть дела поважнее. И Тессио тоже давай сюда.
Через несколько минут все они собрались в кабинете. Санни коротко спросил Клеменцу:
― Ну как, управился?
Клеменца кивнул:
― Больше с ним не увидитесь.
Майкла током пронзила догадка, что они говорят о Поли Гатто ― что маленький Поли убит, и убил его этот самый Клеменца, который так весело отплясывал недавно на свадьбе...
Санни спросил Хейгена:
― С Солоццо получается что-нибудь?
Хейген покачал головой:
― Похоже, он охладел к идее начать переговоры. Во всяком случае, не рвется. Либо, возможно, попросту осторожничает из опасения, как бы его не замели наши боевики. Так или иначе, мои старания раздобыть экстра-классного посредника, которому он бы доверял, не увенчались ничем. Но он же знает, что переговоров не избежать. Он упустил дона, а с ним упустил и свой шанс.
Санни сказал:
― Ловкий, бестия, с таким ловкачом семейство еще не сталкивалось. Может быть, вычислил, что мы только тянем время, пока отцу не получшает или к нам не поступят сведения о нем самом.
Хейген пожал плечами:
― Вычислил, будь уверен. А в переговоры вступить ему все же придется. У него нет выбора. Завтра вопрос с посредником будет решен. Это точно.
В дверь постучался один из людей Клеменцы. Вошел, доложил ему:
― Только что сообщили по радио ― полиция обнаружила труп Поли Гатто. В его машине.
Клеменца покивал головой:
― Ладно, пусть это тебя не волнует.
Парень с удивлением взглянул на своего caporegime, понял и вышел из комнаты.
Совещание продолжалось, как если бы этого маленького эпизода не было.
Санни спросил у Хейгена:
― Как дон, не лучше?
Хейген покачал головой:
― Состояние нормальное, но разговаривать денька два не сможет. Совсем нет сил. Не оправился еще после операции. Твоя мать сидит у него почти целый день, Конни тоже. В больнице полно полицейских, да и люди Тессио поблизости держатся, на всякий случай. Через пару дней окрепнет немного, тогда и узнаем, каких действий он от нас ждет. Пока же надо удерживать Солоццо от крайностей. Вот почему я настаиваю, чтобы ты начинал с ним договариваться.
― А до тех пор Клеменца и Тессио будут его искать, ― проворчал Санни. ― Вдруг повезет, тогда одним махом и решим всю проблему.
― Не повезет, ― сказал Хейген. ― Солоццо слишком башковит. ― Он помолчал. ― Он знает, что, как только сядет за стол переговоров, ему придется большей частью уступать нам. Потому-то и волынит. Подозреваю, старается заручиться поддержкой других семейств Нью-Йорка, чтобы мы не стали гнать его, как зверя, когда дон даст на это добро.
Санни нахмурился:
― С какой им радости его поддерживать? Хейген терпеливо объяснил:
― Чтобы не было общей бойни ― от нее пострадают все, ввяжутся газеты, правительство. К тому же от Солоццо им перепадет доля в торговле наркотиками. А это бешеные деньги, сам знаешь. Семья Корлеоне обойдется без них ― у нас в руках игорный бизнес ― лучший из всех, какие существуют. Но другие семейства спят и видят, как бы дорваться до денег. Солоццо человек проверенный, они знают, что он сумеет повести дело с размахом. Живой Солоццо для них ― живые денежки, мертвый ― неприятности.
Такого лица, какое сделалось у Санни, Майкл еще не видел. Толстые купидоньи губы и медная кожа побледнели, сделались серыми.
― Начхать мне, чего они там спят и видят. Пускай лучше не встревают в эту сшибку.
Клеменца и Тессио беспокойно задвигались на стульях ― пехотные генералы, которые слышат, как их командующий очертя голову решает брать штурмом неприступную высоту, чего бы это ни стоило. В голосе Хейгена послышался оттенок нетерпения:
― Брось, Санни, твой отец тебя не похвалил бы за подобные мысли. Ты ведь знаешь, что он всегда говорит ― это напрасная трата сил. Естественно, если дон напустит нас на Солоццо, мы никому не позволим нас останавливать. Но суть в данном случае ― не сведение личных счетов, а интересы дела. Если мы двинемся по душу Солоццо, а Пять семейств захотят вмешаться, значит, будем договариваться с ними по этому поводу. Если Пятерка увидит, что мы все равно не отступимся от Солоццо, они не станут мешать. Значит, дон в виде возмещения пойдет им на уступки в чем-то другом. Но нельзя же в подобных случаях жаждать крови. Это бизнес. Даже покушение на твоего отца ― деловая мера, а не личный выпад. Пора бы тебе понимать.
Взгляд Санни после этих слов не смягчился.
― Ладно, я все это готов понять. Но с тем условием, что никто не заступит дорогу, когда мы пойдем брать Солоццо. ― Он оглянулся на Тессио: ― С Люкой что-нибудь прояснилось?
Тессио покачал головой:
― Ничего. Должно быть, достался Турку.
Хейген сказал негромко:
― То-то мне показалось странным, что Солоццо в ус не дует насчет Люки. С чего бы ему, продувной шельме, недооценивать такого человека. Допускаю, что он действительно неким способом исхитрился его убрать.
Санни пробормотал:
― Ох, только бы Люка не пошел против нас! Это единственное, что меня бы испугало. Клеменца, Тессио, ваше какое мнение?
Клеменца с расстановкой заговорил:
― Сбиться с пути может каждый ― возьмите хотя бы Поли. Но Люка не тот человек, он не умеет сворачивать в сторону. У него была единая вера ― в Крестного отца, его одного он страшился. Но не только это, Санни, он уважал твоего отца, как никто больше, а ты знаешь, Крестного уважают все, и по заслугам. Нет, Люка никогда нас не предаст. И даже такому хитровану, как Солоццо, думаю, не застигнуть его врасплох. Люка подозревал всех и каждого, он всегда был готов к самому худшему. Скорее всего, полагаю, подался куда-нибудь на пару дней. С минуты на минуту объявится.
Санни взглянул на Тессио. Caporegime из Бруклина передернул плечами.
― Предать может любой. Люка ― человек обидчивый. Возможно, дон задел его чем-то. Вполне могло быть. Но мне все-таки думается, Солоццо подловил его. На это наводят и слова consigliori. Надо ждать дурных вестей.
Санни сказал, обращаясь ко всем:
― Солоццо скоро узнает про Поли Гатто. Как он это примет?
Клеменца угрюмо отозвался:
― Призадумается. Поймет, что в семействе Корлеоне не лопухи собрались. Сообразит, что ему очень повезло вчера.
Санни резко сказал:
― При чем тут «повезло»? Солоццо готовил покушение не одну неделю. Наверняка установил за отцом ежедневную слежку по дороге в контору, в подробностях изучил его распорядок дня. Подкупил Поли, а может быть, и Люку. Точно в нужный момент сгреб Тома. Словом, выполнил всю программу. Так что ему как раз не повезло. Доверил исполнение растяпам, а отец у нас вострый. Если бы дона убили, я был бы вынужден пойти на соглашение с Солоццо, и он одержал бы верх. На сегодняшний день то есть. Потому что, пусть через пять лет или десять, я все равно убил бы его. Но говорить, что ему повезло, Пит, значит его недооценивать, не делай этой ошибки. У нас их и без того за последнее время до черта.
Кто-то принес из кухни миску спагетти, тарелки, вилки, вино. Еда не помешала разговору. Майкл вчуже подивился, наблюдая. Сам он есть не стал, Том ― тоже, зато Санни, Клеменца и Тессио налегали за милую душу, собирая с тарелки томатный соус хлебной коркой. Довольно занятное зрелище. Обмен мнениями между тем продолжался.
Тессио считал, что Солоццо не будет горевать об утрате Поли Гатто, и, более того, высказал предположение, что Турок, возможно, ее предвидел, а может статься, и воспринял с облегчением. Лишним ртом меньше в платежном списке. И напуган ею тоже не будет ― в конце концов, они-то сами неужели струхнули бы в похожей ситуации?
Вставил слово и Майкл, с приличествующим смирением:
― Я среди вас, конечно, непрофессионал, однако из всего, что вы говорили о Солоццо, ― и плюс то, что он неожиданно уходит от контактов с Томом, я бы сделал вывод, что у него имеется в запасе козырь. Что он, возможно, готовит каверзу, которая вернет ему перевес. Если бы разгадать, что именно, тогда мы бы оказались на коне.
Санни неохотно проговорил:
― Да, я тоже об этом думал, и единственное, что приходит в голову, ― Люка. Я уже спустил распоряжение доставить его сюда, и до тех пор права, закрепленные за ним в организации, приостановлены. Единственный другой вариант ― что Солоццо договорился-таки с Пятью семействами Нью-Йорка, и завтра мы узнаем, что в случае объявления войны они воюют против нас. Что нам все же навяжут условия Турка. Верно, Том?
Хейген кивнул:
― Да, похоже. А такую оппозицию нам без твоего отца не одолеть. Только дон в силах противостоять Пяти семействам. У него есть политические связи, которых им всегда недостает, и он сможет пустить их в ход при переговорах. Если сочтет необходимым.
Клеменца, с самоуверенностью, не очень уместной для человека, которого только что заложил с потрохами главный из его приближенных, объявил:
― Сюда, к этому дому, Солоццо ни в жизнь не подобраться. Уж это, босс, не беспокойся.
Санни окинул его задумчивым взглядом, потом спросил у Тессио:
― Как там в больнице ― прикрывают ее твои люди?
Впервые за время совещания Тессио отвечал твердо и без тени сомнения.
― И внутри, и снаружи, ― сказал он. ― Круглые сутки. Да и полиция тоже не отстает. Сыскные агенты у дверей палаты ― дожидаются, когда смогут взять показания у дона. Смех один... Насчет кухни можно не тревожиться, питание к дону еще поступает через трубки, а то была бы забота с пищей, ведь турки, они не побрезгуют и к яду прибегнуть. Нет, дона им не достать ― никоим образом.
Санни откинулся назад вместе со стулом.
― В меня они метить не могут, со мной им вести дела, им нужна наша организация. ― Он подмигнул Майклу. ― Уж не на тебя ли зарятся? Может, Солоццо надумал сцапать тебя и держать заложником, пока мы не примем его условия?
Майкл с огорчением подумал, ну, прощай свидание с Кей. Теперь Санни не выпустит его из дому. Но Хейген сказал нетерпеливо:
― Нет, если б Солоццо хотел подстраховаться, он мог бы взять Майка в любое время. Но все знают, что Майк не участвует в семейном бизнесе. Он ― мирное население, стоит Солоццо его тронуть, и он теряет союзников в лице всех нью-йоркских семейств. Даже Татталья будут вынуждены включиться в охоту на него. Нет, я думаю, все проще. Завтра к нам явится представитель Пяти семейств и возвестит, что мы должны войти в дело, которое предлагает Турок. Этого он и ждет. Это и есть его козырь.
Майкл вздохнул с облегчением:
― Вот и ладно. А сегодня мне надо в город.
― Зачем? ― резко спросил Санни.
Майкл улыбнулся:
― Заеду в больницу проведать отца, повидаюсь с мамой и Конни. Есть и еще делишки.
Подобно дону, Майкл всегда умалчивал о своих истинных целях и сейчас не собирался говорить брату, что едет к Кей Адамс. Без особых причин ― так, по привычке.
Из кухни послышался громкий говор. Клеменца вышел взглянуть, что происходит. Он вернулся, держа в руках бронежилет Люки Брази. В жилет была завернута большая дохлая рыба.
Клеменца сухо сказал:
― Вот Турок и узнал про своего осведомителя Поли Гатто.
Тессио так же сухо отозвался:
― А мы теперь знаем про нашего Люку Брази.
Санни закурил сигару и отхлебнул виски. Майкл, ничего не понимая, спросил:
― Почему рыба, что это означает, елки зеленые?
Ему ответил consigliori, ирландец Хейген:
― Это означает, что Люка Брази спит на дне океана. Так издавна сообщают о подобных вещах на Сицилии.
ГЛАВА 9
В тот вечер Майкл Корлеоне ехал в город с тяжелым сердцем. Его насильно втягивали в семейные дела ― он возмущался даже тем, что Санни посадил его отвечать на телефонные звонки. Ему было не по себе на семейных советах, где, с общего молчаливого согласия, его спокойно посвящали в подробности убийства. Притом сейчас, когда ему предстояла встреча с Кей, он чувствовал, что виноват перед нею. Он никогда не говорил ей всей правды о своей семье. Отделывался шуточками и живописными историями, в которых его близкие выглядели скорее героями приключенческих фильмов, нежели теми, кем были в действительности. И вот его отца подстрелили на улице, а старший брат его замышляет ответные убийства. Но никогда он не мог бы признаться в этом Кей, как признавался себе ― прямо и откровенно. Он ведь уже сказал ей, что это покушение скорее случайность и все беды позади. А похоже, черт подери, что это только начало. Санни и Том дали маху с этим Солоццо ― и даже сейчас не способны оценить его по достоинству, хотя Санни достаточно опытен и чует опасность. Майкл задумался, силясь разгадать, что за козырь в запасе у Турка. Очевидно, что это смелый человек, далеко не глупый, исключительно сильная личность. Такой свободно может преподнести нечто непредсказуемое. Хоть, впрочем, Санни, Том, Клеменца, Тессио в один голос твердят, что полностью владеют ситуацией, а ведь у каждого из них больше опыта, чем у него. Он «мирное население» в этой войне, хмуро подумал Майкл. И чтобы заставить его в нее ввязаться, им бы понадобилось посулить ему награды, какие затмили бы собой блеск его боевых медалей.
От этих мыслей он ощутил свою вину теперь уже перед отцом ― что недостаточно сочувствует ему. Его родного отца изрешетили пулями, а между тем Майкл, странное дело, как никто другой понимал справедливость слов Хейгена, что это был не личный выпад, а всего-навсего деловая мера. Что это плата за власть, которую его отец всю жизнь держал в руках, за уважение, которое он неизменно вызывал у окружающих.
Больше всего Майклу хотелось быть вне всего этого, держаться поодаль, жить своей собственной жизнью. Но не мог он отсечь себя от семьи в этот острый момент. Обязан был в меру сил помогать ― как «мирное население». И ему стало ясно вдруг, что его злит отведенная ему роль тыловой крысы, привилегированного наблюдателя, отказника от воинской повинности. Вот почему так назойливо маячили в его сознании эти два слова: «мирное население».
Когда он вошел в гостиницу, Кей ждала его в вестибюле. (В город его привезли двое подчиненных Клеменцы и, убедясь предварительно, что никого не приволокли на хвосте, высадили на ближайшем углу.)
Они пообедали вместе, выпили.
― Когда ты поедешь в больницу к отцу? ― спросила Кей.
Майкл взглянул на часы.
― Свидания до половины девятого. Подъеду, пожалуй, когда все уйдут. Меня впустят. Он там в отдельной палате, при нем личные медсестры ― я просто посижу с ним немного. Разговаривать он еще как будто не может и вряд ли даже узнает меня. Но я должен оказать ему уважение.
Кей негромко сказала:
― Ужасно жалко твоего отца, он так мне понравился тогда, на свадьбе. Как-то не верится тому, что пишут о нем газеты. Я думаю, там больше вранье.
Майкл отозвался вежливо:
― И я так думаю. ― И сам удивился собственной скрытности по отношению к Кей. Он любил ее, он ей верил, но он никогда не сможет рассказать ей об отце, о семействе Корлеоне. В этом смысле она останется посторонней.
― Ну, а ты? ― спросила Кей. ― Ты тоже примешь участие в войне гангстеров, о которой с таким смаком пишут в газетах?
Майкл усмехнулся и, расстегнув пиджак, развел полы в стороны.
― Видишь ― не вооружен, ― сказал он. Кей засмеялась.
Становилось поздно, и они поднялись к себе в номер. Кей приготовила коктейли, присела со стаканом к нему на колени. Его рука под платьем запуталась в шелку, потом ощутила под собою горячую кожу ее бедра. Они упали на кровать, не прерывая поцелуя, и как были, не раздеваясь, предались любви. Потом лежали очень тихо, чувствуя, как проходит сквозь одежду жар их разгоряченных тел. Кей промурлыкала:
― Не это у вас, военных, называется «скорострел»?
― Оно, ― отозвался Майкл.
― А что, недурно, ― вынесла она суждение тоном знатока.
Опять полежали в полудреме, как вдруг Майкл очнулся и тревожно посмотрел на часы.
― Елки зеленые. ― Он крякнул. ― Уж скоро десять, мне пора в больницу.
Он пошел в ванную, помылся, причесался. Кей подошла сзади и обняла его.
― Когда мы поженимся?
― Когда скажешь, ― отвечал Майкл. ― Вот только утрясется семейная неурядица и отцу станет получше. Но все же тебе, по-моему, лучше бы кое-что объяснить твоим родителям.
― Что же? ― спросила Кей спокойно.
Майкл провел гребенкой по волосам.
― Скажи им, что познакомилась с бравым парнем, итальянцем по происхождению, ― недурен собой. С блеском учится в Дартмутском университете. Имеет крест «За боевые заслуги» плюс медаль «Пурпурное сердце». Честный. Работящий. Вот только папаша у него ― главарь-мафиозо, убивает нехороших людей, иногда дает взятки высоким чинам, и случается, его, по роду занятий, тоже нет-нет да и продырявят пулями. Что, однако, никоим образом не затрагивает его честного и работящего сына. Ну как, запомнишь?