К 1888 году фигура констебля в шлеме с брунсвикской звездой (форма полиции нарочно была продумана таким образом, чтобы она отличалась от военной) стала неотъемлемой частью британских улиц, но уважением у граждан империи ни эта фигура, ни полицейский аппарат в целом, увы, не пользуются. Честные лондонцы продолжают смотреть свысока на служителей закона и никогда не упускают случая позлословить по поводу нерасторопных и туповатых констеблей.
Впрочем, два года тому назад вступление сэра Чарльза Уоррена на пост главного комиссара сопровождалось хвалебными отзывами консервативной «Таймс». Чарльз Уоррен, сын генерал-майора Уоррена, соратника Веллингтона, был удостоен ряда высоких наград за службу в колониях. Он командовал кавалерией в Кафрской войне в Африке в 1878 году, а спустя четыре года расследовал в Египте исчезновение экспедиции профессора Палмера. Все члены экспедиции были убиты пустынными бандитами; восьмерых из них Уоррену удалось захватить и казнить, что принесло ему целую россыпь наград от английского и египетского правительств. Чарльз Уоррен вне очереди получает звание полковника, а в 1883 году посвящается в рыцари и становится рыцарем-командором орденов Святого Михаила и Святого Георгия. Наградами были отмечены и его заслуги по подавлению беспорядков в колониях, причем действия сэра Уоррена в этих случаях были не только эффективными, но и максимально гуманными. У министра внутренних дел Хью Чайлдерса, предложившего в 1886 Уоррену пост главного комиссара столичной полиции, не было никаких причин сомневаться в своем выборе.
Чарльз Уоррен сменил на этом посту сэра Эдмунда Хендерсона, который вынужден был уйти после уличных беспорядков в феврале восемьдесят шестого, когда демонстрация безработных переросла в настоящий погром. Проходит около двух лет, и воскресным утром 13 ноября 1887 года ситуация повторяется, демонстранты выходят на Трафальгарскую площадь, а сэр Уоррен выводит им навстречу войска. В тот день на площади было ранено около ста пятидесяти человек, один из которых скончался. Тринадцатое ноября остается в памяти лондонцев «Кровавым воскресеньем», популярность Уоррена резко снижается, несмотря на новые похвалы со стороны «Таймс». Что еще хуже, он теперь не пользуется любовью даже собственных подчиненных — сотрудников столичной полиции. И эта неприязнь многократно усилится после небольшого скандала, разразившегося в середине августа, вскоре после убийства Марты Табрам.
В тот же день, после разговора с Суонсоном, Чарльз Уоррен принимает у себя комиссара Джеймса Монро, представительного пятидесятилетнего шотландца, руководящего Департаментом уголовных расследований.
— Я рад, что вы наконец смогли уделить мне время…
Сарказм сэра Уоррена не смущает Монро, ничего другого не стоило ожидать. Противостояние между двумя офицерами длится не один день.
Комиссар Джеймс Монро, как и многие высокопоставленные лица Британской империи, начинал свою карьеру в Индии, где провел почти тридцать лет на различных должностях и, в конце концов, возглавил полицию в Бомбее. В 1884 году Монро возвращается в Лондон вместе с семьей и получает предложение встать во главе Департамента уголовных расследований Скотленд-Ярда. Этот департамент — один из трех, находящихся в ведении сэра Уоррена, был образован позднее остальных. Британцы с самого начала рассматривали создание полиции как угрозу своим правам, и тем сложнее было привыкнуть к мысли, что в ее составе теперь будут люди в штатском, способные смешаться с толпой и ничем не отличаться от обычных граждан.
Им пришлось смириться. При расследовании серьезных уголовных преступлений нельзя было обойтись без обученных детективов, отбиравшихся из наиболее способных к розыскной работе полицейских. Даже теперь, в 1888 году, полиция Лондона испытывает нехватку таких специалистов.
— Преступлений стало бы меньше, а работа полиции сделалась бы эффективнее, согласись вы с моим предложением увеличить число детективов в уголовных отделах полицейских дивизионов, — высказывает свое мнение Монро. — Я изложил свои соображения письменно.
— Я ознакомился с вашим докладом, — подтверждает Уоррен, — однако нахожу эту затею лишенной смысла. Если вам нужны люди в штатском, вы можете переодеть часть констеблей в гражданскую одежду.
Шеф Уголовного департамента склоняет голову. Нет, он не признает правоту Уоррена, но этому человеку, похоже, попросту невозможно объяснить разницу между констеблем в штатском и детективом. Полковник тем временем продолжает:
— Мне, в свою очередь, кажется вполне разумным требование, чтобы Департамент уголовных расследований начал отвечать своему названию и сосредоточился на преступлениях. Вместо этого вы все свое время, похоже, посвящаете поискам ирландских мятежников.
Монро бесстрастно выслушивает претензии главного комиссара. После реорганизации Уголовного департамента в феврале восемьдесят седьмого на одну из его секций было официально возложено наблюдение за ирландцами в Лондоне и предотвращение возможных террористических актов. Но причина негодования шефа полиции кроется не в ирландцах, а в Особом отделе, который после упомянутой реорганизации появился в департаменте Монро. Отдел состоит всего из четырех человек, финансируется отдельно от столичной полиции и неподотчетен главному комиссару. Глава отдела, старший инспектор Литтлчайлд, подавал рапорты непосредственно Джеймсу Монро, который, в свою очередь, давал отчет уже непосредственно министру внутренних дел Генри Мэтьюзу Прежний главный комиссар Хендерсон ничего не имел против такого положения дел, но для полковника Уоррена подобная ситуация выглядит неприемлемой.
Монро со своей стороны прекрасно понимает, что чувствует Чарльз Уоррен, но его это нисколько не волнует. Размолвка между ними обострилась еще весной, когда Монро впервые ходатайствовал перед Министерством внутренних дел о назначении помощника главного констебля, который должен был заниматься бумажной работой в Скотленд-Ярде. Камнем преткновения была не сама должность, а кандидатура, им предложенная. Речь идет о некоем Мелвилле Макнотене, с которым Монро познакомился в Индии, когда одна из местных банд совершила налет на плантации Макнотена. Сам плантатор был избит до бесчувствия и еле выкарабкался из лап смерти. Сэр Уоррен вспомнил об этом трагическом инциденте, когда отозвал подпись на документе, утверждавшем кандидатуру Макнотена, наложив тем самым свое вето.
— Поймите меня, Монро, я не хочу, чтобы в штате столичной полиции состоял человек… единственный известный мне человек, позволивший избить себя туземцам!
— Однако сначала вы поставили свою подпись на моем прошении! — напоминает Монро.
— Это было до того, как вы обратились с просьбой к министру, игнорируя меня. Вы никогда не состояли на военной службе, однако работа в полиции должна была приучить вас к необходимости четко соблюдать субординацию.
— Значит, истинная причина не в инциденте, о котором вы упомянули? — уточняет Монро.
— Найдите другого кандидата, — Уоррен делает вид, что не расслышал вопроса, — и я охотно утвержу его на должность, если, конечно, это будет достойный человек, а не потенциальная жертва…
Джеймс Монро на несколько лет старше полковника, но это не имеет никакого значения. Сейчас он оказался лицом к лицу с человеком, за внешним спокойствием которого кроется уязвленное самолюбие. Такие люди, как Уоррен, превращаются в заклятых врагов, если вы переходите им дорогу.
Оставляя кабинет главного комиссара, Монро вспоминает другого полковника — небезызвестного Себастьяна Морана, профессионального и высококлассного убийцу, созданного воображением сэра Артура Конан Дойла, томик произведений которого его недавно заставила прочитать супруга. По мнению Монро, приключения Холмса бесконечно далеки от расследования настоящих преступлений и поимки настоящих преступников, но это не имело никакого значения для миссис Монро. Она большая поклонница великого сыщика с Бейкер-стрит, и любые попытки развенчать в ее глазах образ этого героя заранее обречены на провал.
Тем же вечером за ужином Монро не преминет заметить, что прежний министр внутренних дел Хью Чайлдерс был не в пример решительнее Генри Мэтьюза, и на его поддержку в подобных ситуациях всегда можно было рассчитывать.
— Ты забываешь, — парирует супруга, — что он-то и назначил сэра Уоррена главным комиссаром!
— Да, конечно! — Монро раздраженно кивает. — Видимо, на него нашло временное затмение, однако я не знал, что ты в курсе всех этих назначений!
— Я вообще-то читаю не только о похождениях мистера Холмса.
Услышав ненавистное имя, Монро лишь качает головой.
— Что вы намерены предпринять теперь? — интересуется его старый друг секретарь Тюремной комиссии Роберт Андерсон, приглашенный в этот день на ужин. Ирландец Андерсон принадлежит к юнионистской партии Ольстера, которая противостоит ирландским националистам. После перевода в Лондон он некоторое время работал в Министерстве по делам Ирландии, а затем в «ирландском» отделе Скотленд-Ярда вместе с Джеймсом Монро. В начале восьмидесятых из-за внутриведомственных интриг Андерсон оказался отстранен от секретной работы, но затем ситуация изменилась, и теперь у него есть все шансы возглавить уголовный департамент вместо Монро, который намеревается подать в отставку.
— Ты забываешь, — парирует супруга, — что он-то и назначил сэра Уоррена главным комиссаром!
— Да, конечно! — Монро раздраженно кивает. — Видимо, на него нашло временное затмение, однако я не знал, что ты в курсе всех этих назначений!
— Я вообще-то читаю не только о похождениях мистера Холмса.
Услышав ненавистное имя, Монро лишь качает головой.
— Что вы намерены предпринять теперь? — интересуется его старый друг секретарь Тюремной комиссии Роберт Андерсон, приглашенный в этот день на ужин. Ирландец Андерсон принадлежит к юнионистской партии Ольстера, которая противостоит ирландским националистам. После перевода в Лондон он некоторое время работал в Министерстве по делам Ирландии, а затем в «ирландском» отделе Скотленд-Ярда вместе с Джеймсом Монро. В начале восьмидесятых из-за внутриведомственных интриг Андерсон оказался отстранен от секретной работы, но затем ситуация изменилась, и теперь у него есть все шансы возглавить уголовный департамент вместо Монро, который намеревается подать в отставку.
— Неужели вы сдаетесь?
— Это уже решено. Я разговаривал с Мэтьюзом, и он заявил, что не в восторге от решимости полковника подмять под себя всю полицию, но при этом дал понять, что не займет ничью сторону. Он слизняк, Андерсон. Министерством внутренних дел руководит обычный мягкотелый бюрократ, в то время как в кресле шефа полиции сидит солдафон. Я не хочу быть заложником настроения сэра Уоррена, так я и сказал министру.
— И что же он ответил?
— Предложил мне новый пост в министерстве, пост главы детективной службы. Кроме того, за мной остается Особый отдел.
— Это хорошо! — энергично кивает Андерсон.
— Я не ждал ничего другого, — улыбается Джеймс Монро.
Он действительно не сомневался, что Генри Мэтьюз постарается найти приемлемый компромисс, — Джеймс Монро и его Особый отдел оказывают короне слишком важные услуги. Такими людьми, как он, не разбрасываются.
Но, вместе с тем, не следовало и надеяться, что Мэтьюз займет жесткую позицию в отношении Уоррена. Генри Мэтьюз действительно слишком мягок и чересчур деликатен. Сэр Уоррен формально был его подчиненным, но как поступить с ним — Мэтьюз не знал. Оставалось только ждать, что полковник допустит еще один просчет, подобный прошлогоднему, когда призванные им войска подавили выступление безработных. Еще одно такое происшествие, еще один повод усомниться в компетентности полковника — и его службу в полиции можно будет считать законченной.
— Вы и впрямь полагаете, что он допустит какой-либо промах? — интересуется Андерсон, когда в конце ужина мужчины остаются одни и переходят к сигарам.
Монро улыбается, это улыбка уверенного в себе человека.
— Думаю, что это вопрос времени. Ближайшего времени, Андерсон. Да, я говорил о вас с Генри Мэтьюзом и уверен, что он рекомендует вас Уоррену.
— Благодарю вас.
— Не стоит, боюсь, вы еще не раз проклянете меня за это. Чарльз Уоррен знает о нашем близком знакомстве и совместной работе в прошлом, так что ваша лояльность всегда будет под подозрением. С другой стороны, ему не на кого опереться, поэтому думаю, что он постарается вести себя с вами осмотрительнее.
— Я с радостью приму это назначение с вашего благословения, — говорит Андерсон. — Жаль, мое здоровье в последнее время оставляет желать лучшего.
— Не сообщайте об этом Мэтьюзу прежде чем получите назначение. После того как приказ будет подписан, вы вправе потребовать отпуск, и он не сможет вам отказать.
Двадцать девятого августа министр внутренних дел Генри Мэтьюз выделяет час в своем расписании, чтобы встретиться с Джеймсом Монро в неофициальной обстановке. Чарльз Уоррен, полагавший, что избавился от Монро навсегда, отбыл на днях в кратковременный заграничный отпуск, чтобы успокоить нервы. Разговор не касается ни его, ни отставки Монро — этот вопрос решен, и никто из участников встречи не желает снова поднимать неприятную тему.
— Я встречался с Ее Величеством, — начинает министр. — Мы говорили о том небольшом вопросе, которым вы занимались в последнее время.
Уточнений не требуется — речь идет о бедной девушке по имени Энни Крук, возлюбленной принца Альберта Виктора. Руководитель Особого отдела взялся за урегулирование этого «небольшого вопроса», правда, скрепя сердце, — то, что его немногочисленный отдел вынужден тратить время на подобные вещи, представляется ему унизительным.
— Ее Величество хочет, чтобы мы решили все как можно скорее, — продолжает Генри Мэтьюз. — Ее Величество огорчают сплетни, касающиеся принца. В конце концов, речь идет о будущем монархе, и любые слухи, независимо от того, насколько они обоснованны, подрывают авторитет королевской власти, а следовательно — угрожают империи.
Это вступление было, в общем-то, необязательно. Джеймс Монро прекрасно представляет себе ситуацию, но министр Мэтьюз — деликатный человек, неспособный сразу перейти к сути поручения королевы.
— Нам нужно предотвратить скандал любой ценой, и при этом, разумеется, вы должны действовать со всей возможной осторожностью. Дайте ей понять, что любая ее просьба (конечно же, в пределах разумного!) будет удовлетворена, если она согласится покинуть Британию. Я оставляю это дело целиком на вас. Помните, что от его успеха зависит ваша дальнейшая карьера. Эта миссия, позвольте вам заметить, не менее серьезна, чем борьба с ирландскими террористами. Женщина, о которой идет речь, способна погубить страну, устоявшую перед всеми армиями мира!
Монро оставляет на совести министра это преувеличение. Впрочем, он уверен, что договорится с Энни Крук.
— Вы видели ее? — интересуется министр. — Думаете, трудностей не возникнет?
Да, Джеймс Монро заглянул в лавку, где работала Энни Крук. Он хотел лично составить мнение об этой особе, чтобы решить, как действовать дальше. Энни Крук производила впечатление неглупой девушки. Она, несомненно, должна понимать, что у нее нет выхода. Она в самом деле очаровательна, но, как заметил своим друзьям Уолтер Сикерт, принцы женятся на прекрасных пастушках только в сказках. Правительство не потерпит огласки этой связи, и, если у нее родится ребенок, он никогда не будет признан законным наследником. С другой стороны, деньги, которые Энни Крук получит за молчание, будут для нее шансом изменить свою жизнь. Возможно — единственным шансом. Если же Монро ошибается, и Энни Крук проявит упрямство, то придется прибегнуть к средствам иного рода.
Покинув Уайтхолл, шеф Особого отдела решает пройти немного пешком, чтобы обдумать ситуацию. С каждым днем становится холоднее. Дым тысяч каминов и печей устремляется в небо, которое кажется вечером иссиня-черным. Но, несмотря на прохладную погоду, на улицах все еще много людей. Степенным шагом следуют домой заслуженные чиновники, клерки, биржевые маклеры, коммерсанты. Их обгоняет шустрая молодежь, спешащая в клубы и театры; лавочники закрывают ставнями свои витрины и отправляются в ближайший паб, чтобы пропустить стаканчик-другой.
И нигде, пожалуй, жизнь не кипит так, как в Ист-Энде. У Ист-Энда нет формальных границ, это неофициальное название области к востоку от Сити и к северу от Темзы. Название появилось в 1880 году и быстро вошло в обиход, благодаря прессе. В это время приток эмигрантов, в основном из Европы, значительно увеличил население Лондона, и вся эта масса людей сосредоточилась в восточных районах столицы, где жилье было дешевле и где было больше шансов раздобыть средства к пропитанию.
Вместе с количеством людей на улицах Ист-Энда росло и количество преступлений, на этих улицах совершаемых. Товары, скапливающиеся в здешних доках и складах, всегда были желанным объектом для грабителей. Поэтому стены складов строились высокими и глухими, и улицы, где они находятся, погружены в тень даже в самый солнечный день.
Согласно статистике, население Ист-Энда составляет около миллиона жителей. Эти люди живут сегодняшним днем, они нередко спят на улице, если позволяет погода или если иного не позволяет кошелек. Им нечего терять, они знают, что их жизнь ничего не стоит и может в любой момент оборваться в пьяной драке или вследствие болезни (в последний раз, в 1866 году, эпидемия холеры унесла жизни трех тысяч здешних обитателей).
Всего десять лет тому назад именно в Уайтчепеле была создана знаменитая Армия спасения, но большинству здешних обитателей нет никакого дела до спасения. Все что им нужно — это выпивка и постель на ночь, здесь процветают мелкое воровство, карточные игры и проституция. В теплое время года многие из бродяг покидают город, чтобы подработать в садах и на фермах. Те же, кто остается, предпочитают пропить последние гроши и переночевать в каком-нибудь закоулке, благо их организм привык к подобным испытаниям. Но наступает осень, и в ночлежках, что все лето стояли полупустыми, уже не хватает мест. Переночевать в них стоит четыре пенни за обычную кровать и восемь — за двойную. Те счастливцы, у кого есть еще хоть какие-то деньги, тратят их в многочисленных пабах. И везде на улицах Ист-Энда можно встретить женщин, готовых предоставить свое тело любому желающему. В газетах и светском обществе за ними закрепилось сочувственно-лицемерное определение — «несчастные».