Спрэтлинг узнает об убийстве на Бакс-роу в половине пятого утра и немедленно отправляется на место преступления. В предрассветных сумерках возле конюшенного двора раздается плеск воды и слышно шарканье старой метлы. Какой-то молодой человек спокойно смывает кровь с мостовой в водосточную канаву.
— Что вы делаете? — Высокая фигура инспектора Спрэтлинга появляется перед ним из тумана.
Юноша даже не вздрагивает.
— Мне сказали убрать здесь все, сэр! — сообщает он меланхолично.
— Кто вам это сказал?
— Моя мать, сэр. Она работает на мистера Брауна, мистеру Брауну вряд ли понравится то, что здесь столько крови.
Инспектор знаком разрешает ему продолжить работу. Место преступления уже никого не интересует, и только случайные прохожие замедляют шаг возле деревянных ворот, вглядываясь в кровавые следы.
— Странно, что до сих пор нет газетчиков! — удивляется Спрэтлинг по дороге в морг Уайтчепелского работного дома. Тело на тележке все еще находится во дворе, поскольку двери морга закрыты на тяжелый висячий замок.
— В чем дело? — Спрэтлинг окидывает констеблей раздраженным взглядом.
— Мы послали за ключами, сэр! — рапортует Мейзен. — Но никто до сих пор так и не явился.
Сам работный дом находится неподалеку, на углу Бейкерс-роу и Томас-стрит. В пять часов утра, когда уже понемногу начинает светать, оттуда приходит пожилой смотритель Роберт Манн и отпирает морг. Тело, наконец, заносят внутрь, и Спрэтлинг возвращается к описанию убитой, которое начал составлять в ожидании ключей. Ему приходится приподнять нижние юбки, чтобы описать исподнее белье.
— О, Господи! — Спрэтлинг отрывается от своей работы, чтобы окликнуть Тейна, неотлучно находящегося при нем. — Живо за доктором Лльюэлином!!!
Лльюэлин не ложился спать после вызова на Бакс-роу так что инспектору Спрэтлингу не приходится ждать слишком долго. Доктору понадобится всего четверть часа, чтобы закончить осмотр, начатый на Бакс-роу
— Горло перерезано слева направо, два разреза на левой стороне. Трахея, глотка и спинной мозг рассечены, на нижней челюсти с правой стороны имеется синяк, надо думать, от большого пальца убийцы… другой синяк — на левой щеке… Вероятно, он схватил ее за горло, — предполагает Лльюэлин.
Спрэтлинг согласно кивает, продолжая быстро заносить в блокнот результаты осмотра.
— Брюшная полость вспорота от середины нижних ребер вдоль правого бока, в нижней части таза к левой стороне живота, рана неровная… Сальник прорезан в нескольких местах. Две небольшие колотые раны на интимных частях.
По мнению доктора Лльюэлина, раны были нанесены ножом с прочным лезвием; человек, который орудовал им, был левшой. Смерть женщины наступила почти мгновенно. Закончив свою работу, доктор отправляется домой — спать, а Спрэтлинг приказывает Роберту Манну запереть морг и никого не допускать до тела. Тот кивает в знак того, что все понял. К семи часам здесь появляется детектив-инспектор Джеймс Хелсон, возглавляющий уголовный розыск в J-дивизионе. Взглянув на труп, Хелсон повторяет смотрителю Манну, чтобы тот ничего не трогал, и немедленно связывается с Департаментом уголовных расследований Скотленд-Ярда.
В департаменте в последнее время воцарилась атмосфера уныния, связанная с уходом Джеймса Монро. Убийство на Бакс-роу совпало по времени с его официальной отставкой, и тридцать первого августа кабинет Монро занимает новый владелец Роберт Андерсон. Новоиспеченный руководитель Уголовного департамента ни минуты своего времени не посвящает убийству на Бакс-роу. Всю первую неделю пребывания на посту Андерсон знакомится с подчиненными и не занимается никакими делами. Расследование будет вести инспектор Скотленд-Ярда Фредерик Эбберлайн, который немало лет проработал в Уайтчепеле и пользуется доверием населения.
Спрэтлинг тем временем снова навещает морг на Олд-Монтагю-стрит и уже во дворе натыкается на кучу одежды, принадлежавшей покойной. Нахмурившись, он входит вовнутрь и останавливается возле нового гроба, в котором лежит убитая.
— Черт возьми, я ведь ясно сказал, чтобы все оставили как есть!
Оказалось, что служащие работного двора — смотритель Манн и его товарищ Джеймс Хатфилд — не только раздели убитую, но и обмыли, положили затем в гроб. Они считают, что исполнили свой христианский долг, разъяснять им процедуры полицейского расследования уже поздно. А все платье убитой теперь принадлежит работному дому, таковы порядки. И можно не сомневаться, что кое-что из этой одежды — немного запачканного кровью коричневого пальто-ольстер, шерстяных чулок и тяжелых мужских ботинок — очень скоро обретет новых хозяев. Публика в работных домах по большей части нетребовательна и несуеверна.
Спрэтлинг еще раз осматривает всю одежду, обращая внимание на соломенную шляпу-капор без полей, отделанную черным бархатом. На поясах фланелевой и шерстяной нижних юбок стоят штампы Ламбетского работного дома. Спрэтлинг приказывает вырезать их, он собирается приобщить штампы к делу — в этом доме, возможно, найдутся те, кто поможет с опознанием.
У дверей морга он сталкивается с двумя молодыми людьми, похожими на журналистов. Слухи об убийстве, как и следовало ожидать, уже достигли газетчиков. По дороге инспектор встретил нескольких из них, назойливо пытавшихся получить хоть какие-нибудь сведения. Неудовлетворенные скупыми ответами Спрэтлинга и его констеблей, репортеры толпятся во дворе морга, опрашивают окрестных жителей и обследуют Бакс-роу в поисках следов, которые могла пропустить полиция.
— Господа, здесь мертвое тело, мы не намерены пока что демонстрировать его публике. Это не анатомический театр, в конце концов!
— Послушайте, я не зевака и не газетчик! — перебивает его возмущенный джентльмен. — Вчера пропала моя подруга, я хочу знать, что с ней произошло. Покажите мне тело!
Второй посетитель в более изысканных выражениях поясняет, что он уже несколько дней разыскивает свою двоюродную сестру. Спрэтлинг пропускает их в морг, ожидая результатов. Ни тот ни другой убитую не опознают, и тогда инспектор посылает одного из своих подчиненных в фотоателье на Кэннон-стрит-роуд.
В 1888 году использование фотографий для опознания преступников и их жертв является обычной практикой. Однако собственных фотографов в полиции нет, и поэтому Спрэтлинг обращается за помощью к владельцу ателье, бывшему актеру мюзик-холла Джозефу Мартину, который уже не раз фотографировал неопознанные тела для полиции. Мартин является с аппаратом, и магниевая вспышка несколько раз освещает убогое помещение морга и лежащую в гробу женщину.
Констебль, захватив с собой фотографии и штампы, вырезанные из юбок, навещает Ламбетский работный дом в южном Лондоне, чтобы допросить кастеляншу. Последняя ничего не может сказать по поводу юбок и убитую на снимке не опознает.
Пока полиция пытается выяснить личность жертвы, коронер Уинн Бакстер снова занимает свое место в Институте трудящихся на Уайтчепел-роуд.
— Как следует из вашего рапорта, инспектор, доктор Лльюэлин полагает, что женщина была убита в другом месте. Он считает, что ей были нанесены раны в области живота, когда она была раздета, а затем ее одели и перенесли в место, где она была найдена. Из рапорта также следует, что вы не разделяете эту точку зрения.
— Да, сэр, — подтверждает Спрэтлинг. — Ее одежда была только слегка в беспорядке. Что же касается ран на животе, то они были нанесены сквозь корсет, так что снимать его не было никакой необходимости. И ничто не указывает на то, что тело было принесено туда. Доктор считает, что там, где мы ее нашли, было слишком мало крови, но думаю, что это не так. Ее оставалось порядком на мостовой, хотя мальчик, живущий рядом, успел смыть большую часть еще до моего прихода.
— Вы подвергаете сомнению квалификацию доктора Лльюэлина?
— Нет, но полагаю, что в данном случае он ошибся. Доктор Лльюэлин проводил осмотр дважды, сначала ночью на Бакс-роу при недостаточном освещении, затем ранним утром в морге, где света также не хватало. Думаю, он несколько поспешил с выводами.
— Что ж, вполне может быть… — Бакстер задумывается. — Вы понимаете, что полиция выглядит сейчас нелучшим образом, ваши люди до сих пор не выяснили, кто эта женщина.
— Мы не обнаружили при убитой никаких документов, но нашли осколок зеркала и кусок мыла. Скорее всего, она жила на улице — такие женщины носят с собой все, что у них есть. Кроме того, на ее юбках был штамп Ламбетского работного дома, сейчас мы опрашиваем его постояльцев — возможно, кто-то из них знал ее.
— Будем надеяться, что такие найдутся и что они захотят говорить, — кивает Бакстер. — Что там, по-вашему, произошло?
— Я не думаю, что это было случайное убийство в ходе ссоры или ограбления. Я не нашел следов борьбы, на пальцах нет ссадин, которые бывают, когда срывают кольца. Правда, на лице было несколько кровоподтеков.
— Будем надеяться, что такие найдутся и что они захотят говорить, — кивает Бакстер. — Что там, по-вашему, произошло?
— Я не думаю, что это было случайное убийство в ходе ссоры или ограбления. Я не нашел следов борьбы, на пальцах нет ссадин, которые бывают, когда срывают кольца. Правда, на лице было несколько кровоподтеков.
— Да и эти два синяка на нижней челюсти, которые упомянуты в отчете. По ним создается впечатление, что ее держали за подбородок — возможно, душили.
— Может быть, но мы не могли этого установить, поскольку рана на шее была очень глубокой.
— Но если доктор Лльюэлин ошибается, и ее убили на Бакс-роу, то почему никто ничего не слышал? Неужели все просто не хотят говорить?
Инспектор Спрэтлинг так не считает. Его люди уже опросили жильцов ближайших домов — небольшого домика под названием «Новый коттедж», стоящего рядом с конюшенным двором, напротив Эссекского причала, что на другой стороне улицы. [8]
В Эссекском причале с детективами разговаривал Уолтер Паркисс, управляющий складом, проживающий там вместе с женой, детьми и служанкой. Мистер Паркисс, как и его супруга страдали бессонницей, и, если бы на улице раздавались крики или звуки борьбы, они бы их услышали.
В «Новом коттедже» живет вдова по имени Эмма Грин вместе с двумя сыновьями и дочерью. Как и Паркиссы, миссис Грин неважно спала, и любой шум на улице непременно привлек бы ее внимание. Но она узнала об убийстве только в четыре часа, когда в ее дом позвонила полиция. Были опрошены сторожа шерстяного склада и из школы, стоящей рядом с местом убийства, а также констебль, дежуривший в будке во дворе Большой Восточной железной дороги в пятидесяти ярдах [9] от Бакс-роу Никто из них ровным счетом ничего не слышал.
— Доктор Лльюэлин утверждает, что она умерла сразу, и мне достаточно было взглянуть на рану, чтобы с ним согласиться. Я думаю, она просто не успела закричать. Кроме того, мы не нашли на соседних улицах следов крови, которые свидетельствовали бы о том, что тело тащили. Правда, на Брейди-роуд и Коммершл-стрит было найдено несколько подозрительных пятен, но, откровенно говоря, мы не можем сказать, что это такое.
В поисках констеблям Спрэтлинга помогали коллеги из Н-дивизиона, и, помимо жителей Бакс-роу, были опрошены содержатели кофейных палаток на Уайтчепел-роуд, торговавшие ночь напролет, а также местные трактирщики, проститутки и ночные сторожа. Правда, без какого бы то ни было результата… Никто не видел эту женщину ни в ночь убийства, ни раньше.
Впрочем, спустя сутки несколько посетительниц морга заявили, что встречали ее в ночлежке на Трол-стрит. Обитательницы ночлежки опознали ее как некую Полли, которая три недели в августе, со 2-го по 24-е число, проживала там в одной комнате с тремя женщинами. Оставшуюся неделю до убийства, как выяснится позднее, она провела в другой ночлежке под названием «Белый дом», что на Флауэр-энд-Дин-стрит. В этой ночлежке мужчинам и женщинам разрешается спать в одной постели (!), чем, естественно, пользуются проститутки вроде Полли.
Вечером накануне убийства она снова появилась в «Белом доме» и, хотя денег у нее не было, попросила оставить для нее кровать, сказав, что скоро раздобудет нужную сумму. Управляющий, разговаривавший с ней, мог сообщить только, что в тот момент она была уже пьяна:
— Нет, я не знаю ее фамилии, здесь очень много народа, мы не спрашиваем их фамилии, нам это ни к чему!
Эмилия Холланд, сорокалетняя женщина, одна из соседок Полли по ночлежке на Трол-стрит, сообщает, что встретилась с ней вечером накануне убийства:
— Я видела ее на углу, недалеко от церкви Святой Марии… Она шла по Осборн-стрит, сказала, что ее не пустили в ночлежку, потому что денег не было. Я хотела, чтобы она пошла со мной, у меня хватило бы для нас двоих.
— Она была пьяна?
— Да, я уговаривала ее пойти со мной, но Полли сказала, что сама добудет денег, и ушла.
— Куда она пошла?
Холланд видела, как Полли повернула на Уайтчепел-роуд и нетрезвой походкой поковыляла в сторону Лондонской больницы. Больше ничего она сказать не могла, кроме того, что покойная отличалась очень тихим и скромным нравом. К ее показаниям присоединяются показания нескольких завсегдатаев трактиров, которые видели Полли на Уайтчепел-роуд и в трактире «Сковорода» на Брик-Лейн. Ни в том, ни в другом случае с ней не было никого. Эмилия Холланд была последней из свидетелей, кто видел Полли живой. Между их встречей и убийством прошло немало времени, и как именно Полли провела его, все еще неясно. Кроме того, до сих пор неизвестно ее настоящее имя — Эмилия Холланд не знает фамилии своей знакомой; однако вскоре у полиции появляется более надежная свидетельница.
Ее зовут Мэри Энн Монк. Полиция привозит Мэри Монк из Ламбетского работного дома в половине восьмого вечера, и та опознает убитую как Мэри Энн Николе, или Полли Николе, как ее чаще звали на улицах. Весной того года они жили вместе в работном доме, пока Николе не устроилась в качестве прислуги в семью респектабельного клерка. Место было найдено для нее работным домом, который по возможности трудоустраивает своих подопечных.
— Я знала, что она не задержится там надолго! — добавляет Монк с грустной усмешкой. — Так что нисколько не удивилась, когда встретила ее снова.
— Когда это произошло?
— Месяц с половиной тому назад, — уверенно заявляет Монк. — Как раз была середина июля, помните, как было холодно? Вот я и сидела в трактире на Нью-Кент, согревалась, а тут вижу — Полли идет. Она сказала, что ничего не крала, и будто ее напрасно оговорили, но я ей, конечно, не поверила.
Монк переступает с ноги на ногу и смотрит на инспектора слезящимися глазами — в последнее время у нее ухудшилось зрение. Поэтому Спрэтлинг просит ее еще раз посмотреть на убитую, чтобы не оставалось сомнений.
— Я понимаю, что это неприятно…
— Да что вы, сэр! — тараторит Монк. — Я видела мертвых, хотя с такими ужасными ранами, конечно, никогда… Но я вас уверяю, сэр, — это она, Полли!
К утру первого сентября в полицию являются еще несколько свидетелей. Один из них — владелец кофейной палатки на Кембридж-роуд — сообщает, что в три часа ночи к нему зашла женщина, похожая по описанию на убитую. По его словам, с ней был мужчина в пальто и котелке; он вел себя слегка суетливо, заплатил за кофе для спутницы, но себе ничего не попросил. Торговцу запомнились черные усы и бакенбарды незнакомца, которому он давал лет тридцать пять.
Спрэтлинг приободряется — дело, кажется, сдвинулось с мертвой точки, но надежда оказывается напрасной. В морге владелец кофейни заявляет, что женщина в гробу не его посетительница — у той было гораздо более худое лицо.
Следующий посетитель, Джеймс Скорер, — торговец с рынка Смитфилд — пришел в морг, потому что накануне в вечернем выпуске «Стар» было выдвинуто предположение (без особых на то причин), что фамилия убитой могла быть Скорер. Жена мистера Скорера оставила его одиннадцать лет назад и, насколько он знал, время от времени бывала в Ламбетском работном доме. Он также знал подругу последней по имени Полли Николе.
Отношения между Скорером и бывшей супругой, по всей видимости, никогда не были теплыми — он даже не смог сказать полицейским, какого цвета были ее глаза. Тем не менее мысль, что именно она стала жертвой преступления, повергает Джеймса Скорера в трепет.
Констебль сопровождает его к гробу.
— Нет, это не она.
— Вы уверены?
— Вы что, смеетесь? Конечно, я знаю, как выглядит моя жена! Это не она и не Полли Николе, во всяком случае, не та Полли Николе, которую я знаю!
Инспектор Спрэтлинг не слишком разочарован — полиция уже навела справки о родственниках Полли Николе. У этой женщины, уличной проститутки и бродяги, как оказалось, есть муж и пятеро детей. Из них четверо живут со своим отцом Уильямом Николсом, в то время как старший сын проживает вместе с дедом — кузнецом Эдуардом Уокером по адресу: Мейдсвуд-роуд, 16, Камберуэлл.
Уокер прибыл в морг утром, вместе с констеблями, пригласившими его на опознание. Это невысокий седой мужчина с широкими плечами, он крепок и степенен, как и полагается тому, кто посвятил себя кузнечному делу. Спрэтлинг подводит его к мертвой дочери. Старик бросает на нее взгляд и делает шаг назад. Ему не хочется показывать свои чувства перед полицейскими, но, пересилив себя, он снова смотрит в бледное лицо покойницы.
— Да, это моя дочь, Мэри Энн. Ей сорок четыре, джентльмены, но никто никогда не давал ей ее лет. Так странно. Я хочу сказать, что ее мать рано состарилась, но наша дочь выглядела так, словно всегда будет вечно молодой. Я помню, что сказал об этом ее матери, и она попросила меня больше так не говорить, поскольку была очень суеверная. Ей казалось, что я могу накликать беду на девочку, и вот как оно вышло на самом деле…