— Знаю. Иди давай, работай. Чтоб завтра же был в Твери!
Дождавшись, когда за оперативником закроется дверь, Селуянов с горестным вздохом обернулся к гостю.
— Вот я ору на них, изображаю из себя крутого босса, а чем я лучше? Когда опером бегал, так тоже разрывался между десятком дел, одно делаю — другое провисает, об одном помню — другое напрочь забуду, одно мне интересно, а другое — скучно, вот хоть стреляй меня, не могу себя заставить, пока следак мне уши не надерет. А у следака-то еще хуже ситуация, мы-то, опера, хоть какую-никакую специализацию имели: у одних кражи, у других грабежи с разбоями, у нас убийства были и тяжкие телесные, то есть хочешь не хочешь — а мозги в определенном направлении настраивались, и работать было полегче. А следаки все подряд дела волокли, у них специализация чисто номинальная была, а разве в голове все удержишь? Следак замотается и забудет, а я и рад, что не спрашивают. Хреново быть начальником, когда с самых низов начинал, все время помнишь, как сам работал, и ругать просто язык не поворачивается.
Они еще посудачили о трудностях работы в уголовном розыске, и Хан начал прощаться.
— Подружке своей привет передавай, — сказал он.
— Подружке? Это кому же?
— Каменской. Давно мы что-то с ней не сталкивались.
— Так она в отставку вышла, — сообщил Селуянов. — Зимой еще.
— Да что ты? — удивился Хан. — Что так? Надоело? Устала? Или денежная работа привалила?
— Возраст ей вышел.
— Да брось ты! — не поверил Алекперов. — Какой такой возраст? Сколько ей?
— Пятьдесят через месяц будем праздновать.
— Быть не может! — ахнул Хан. — Я был уверен, что ей не больше сорока. Она же как девочка выглядит, худенькая такая, с хвостиком, в джинсиках. Ну, если пятьдесят, тогда понятно, сейчас сроки всем без разбора не продлевают, не то что раньше. Это раньше полковник мог до шестидесяти лет служить без головной боли. Меня тоже скоро попросят выйти вон. А у тебя как с этим делом?
— Мне продлили, — почему-то грустно ответил Николай. — Так что еще пару лет оттрублю на своем месте, а там придется что-то искать.
Информация, полученная в кабинете Селуянова, обескуражила Хана. Сомнений нет, убийство Стеценко мало похоже на случайное, уж очень предусмотрительным и хладнокровным оказался преступник. Но это как раз занимало Ханлара Алекперова в самой малой степени. Его интересовало другое: если Стеценко уже три недели как покойник, то кто же шлет Борису Кротову загадочные письма? Может быть, все дело в плохой работе почты? Стеценко отправил оба письма с интервалом в несколько дней еще перед смертью, а шли они долго, сейчас это бывает куда чаще, чем прежде. Надо повнимательнее посмотреть конверты и изучить штемпели, на которых проставляется дата, когда письмо обработали в почтовом отделении.
Он сел в машину, включил свет в салоне и достал оба конверта. На первом письме стояла дата 18 апреля, на втором — 24 апреля. То есть к тому моменту, как первое письмо было извлечено из почтового ящика и прошло обработку, Стеценко уже неделю как был мертв. Хан еще раз внимательно изучил штемпели. Первое письмо было отправлено из подмосковной Дубны, второе — из Малоярославца, что в Калужской области. И никаких образцов почерка, и адрес в окошечке конверта, и тексты писем напечатаны на лазерном принтере. Очень современно и крайне неудобно для расследования.
Итак, он оказался в той же точке, с которой начал: в момент убийства Ларисы Кротовой в квартире находились три человека, двое из них мертвы, а третий получает письма с предложениями рассказать, как все было, как будто он сам этого не знает. Чушь несусветная.
* * *В первый после праздников рабочий день Настя и Алексей с самого утра отправились на набережную искать Галину Симонян, но ее киоск по-прежнему был закрыт.
— Да тетя Галя никогда так рано не открывается, — весело заявила девушка, та самая, которая накануне вручила Чистякову чудовищную мышь в качестве приза за «лопнутые» шарики.
— Но она сегодня будет? — спросила Настя.
Девушка пожала печами:
— Должна быть. Она каждый день работает.
— А вчера вечером ее не было, — заметил Чистяков.
— Пораньше закрылась.
По мнению девушки, объяснение было исчерпывающим, она отвернулась от них и снова принялась зазывать редких прохожих на свой аттракцион.
Набережная с утра была еще более безлюдной, чем вечером, однако пляж оказался битком забит отдыхающими, лежащими на подстилках и полотенцах. Вдоль берега стояли девственно-пустые белоснежные шезлонги, за которые никто не хотел платить.
— Ну что, будем гулять и ждать, когда откроется киоск? — спросил Алексей.
— Поехали в налоговую, — решительно сказала Настя. — Во второй половине дня повторим попытку с Симонян, а сейчас не будем терять времени.
— А ты знаешь, где здесь налоговая?
— Понятия не имею, но Интернет знает все. Пока ты с утра пораньше плавал в бассейне, я посмотрела официальный сайт и выписала адрес. Будем надеяться, что местные водилы нас доставят.
— И что, вот ты так просто придешь в налоговую инспекцию, спросишь про своего Евтеева, и тебе сразу все расскажут? — недоверчиво прищурился Чистяков. — Ты меня заранее предупреди, в какой кабинет пойдешь, я буду стоять на улице под окном и ловить тебя, когда тебя будут выкидывать оттуда под фанфары.
— Не дождешься, — фыркнула Настя. — На работе у Стасова я за три месяца приобрела некоторые весьма полезные навыки и совершенно перестала стесняться совать «котлеты».
— Совать котлеты? Это что, жаргон?
— Жаргон, Лешенька, жаргон. «Котлета» — это свернутая в трубочку пачка денег, иногда еще так называют конверт с деньгами. Запомни, пригодится.
Они довольно быстро поймали машину и через десять минут выходили у здания налоговой инспекции.
— А откуда ты знаешь, кому надо совать эту самую «котлету»? — не унимался Чистяков, пока они поднимались по лестнице.
— Сейчас увидишь, — пообещала она.
Они медленно пошли вдоль длинного коридора, и Настя внимательно изучала таблички с именами сотрудников инспекции.
— Ты ищешь конкретного человека?
— Нет, я ищу конкретный кабинет, в котором сидят двое сотрудников.
— Почему двое? — удивился Чистяков.
— Потому что если один, то это какой-нибудь руководитель. А если трое и больше — трудно улучить момент. Два человека — самое оно.
— Для чего? — продолжал не понимать Леша.
— Долго объяснять, — отмахнулась Настя. — Проще показать. Который час?
— Одиннадцать, точнее — без семи минут.
— Отлично. Рабочий день начался в девять, сейчас самое время чайку попить. Вот смотри, в семнадцатом и двадцатом кабинетах сидят по двое. Занимаем позицию и глаз не спускаем с обеих дверей.
Ожидающих в коридоре было немного, сроки подачи деклараций уже закончились, и Настя легко нашла два свободных стула. Из двадцатого кабинета вышел мужчина, Настя слегка напряглась, но тут же расслабилась: мужчина принялся торопливо складывать бумаги в папку, из чего стало понятно, что это не сотрудник, а посетитель, тем более из очереди сразу же вышла женщина и прошла в кабинет.
Они терпеливо ждали, прошло минут тридцать, и из семнадцатого кабинета вышла полная дородная дама с «халой» на голове и в блузке с блестками. В руках у дамы был небольшой кошелек. Настя легонько ткнула мужа локтем: внимание!
Дама вышла было окончательно, но потом приоткрыла дверь и громко спросила:
— Ты точно не пойдешь? Может, все-таки передумаешь? У Кисловой день рождения, она торт выставляет.
— Не соблазняй меня, — донеслось из кабинета, — у меня разгрузочный день, я и так растолстела. И с бумагами полный завал.
— Ну, как знаешь.
Дама аккуратно прикрыла за собой дверь, при этом лицо ее выражало не то обиду, не то досаду.
— Я пошла, — шепнула Настя. — Пожелай мне удачи.
Все получилось быстро и несложно. Сидящая на диете инспектор согласилась за деньги предоставить сведения о финансовом положении фирмы Евгения Евтеева. Она пообещала сразу же посмотреть документы и встретиться с Настей во время обеденного перерыва.
— Но я вам и без документов скажу: Евгения Дмитриевича весь город знает, у него хорошая репутация, он человек очень аккуратный и осторожный, не любит рискованных авантюр, в азартных играх замечен не был, и долгов у его фирмы нет. Он очень обеспеченный и благополучный, — сказала инспектор.
— А кто у него «крыша»? — поинтересовалась Настя.
— Милиция, — равнодушно сообщила инспектор.
Похоже, ее нисколько не смущало ни то обстоятельство, что она торгует служебной информацией, ни то, какие деликатные вопросы ей задают. «Привыкла, наверное, — решила Настя, — не я у нее первая, не я последняя».
Они с Чистяковым прошлись по городу, поинтересовались ассортиментом товаров в магазинах, съели по чебуреку, сидя на лавочке, и к часу дня подошли к кафе, где назначена была встреча с инспектором из налоговой. Инспектор действительно сидела на диете, от угощения отказалась, пила только воду. Ничего интересного Настя от нее не услышала: в финансовых делах фирмы Евтеева царит идеальный порядок, нет даже намека на какие-то сомнительные ситуации, невыполненные контракты или невозвращенные задолженности.
Они с Чистяковым прошлись по городу, поинтересовались ассортиментом товаров в магазинах, съели по чебуреку, сидя на лавочке, и к часу дня подошли к кафе, где назначена была встреча с инспектором из налоговой. Инспектор действительно сидела на диете, от угощения отказалась, пила только воду. Ничего интересного Настя от нее не услышала: в финансовых делах фирмы Евтеева царит идеальный порядок, нет даже намека на какие-то сомнительные ситуации, невыполненные контракты или невозвращенные задолженности.
— Придется звонить Заточному, — вздохнула Настя. — Он обещал дать контакт с местными обэповцами.
Иван Алексеевич Заточный связал ее с неким Вадимом Уваровым, который согласился помочь, чем сможет, но, сославшись на занятость, встречу назначил только на завтра.
— Опять полдня пустые, — пожаловалась Настя Чистякову. — Одна надежда — на Галину Симонян. Поехали на набережную.
Но надежде не суждено было сбыться, киоск с сувенирами и ракушками по-прежнему стоял запертый.
— Она сегодня не приходила, — сказала девушка Лопни-шарик. — Может, заболела.
— А где она живет, не знаете?
— Да откуда же?
Настя снова начала нервничать, она не привыкла так работать: сделать что-то за час и потом несколько часов бездельничать. Хотя, как выяснилось, бездельничать оказалось довольно приятно. А может быть, дело в том, что она так редко бывает где-то вместе с мужем и проводит с ним так преступно мало времени?
Они отправились гулять по городу, изучали местность, запоминали расположение улиц, рассматривали дома, не уставая удивляться причудливости застройки: новые коттеджи и гостиницы соседствовали со старыми, порой разваливающимися домишками, а то и откровенными хибарами. В одном месте рядом с навороченным домом в итальянском стиле за белым кружевным забором стояла лачуга за покосившейся изгородью, а перед ней — старый ржавый «Москвич-402», на котором, судя по всему, уже давно никто не ездил. Этому «Москвичу» лет было столько же, сколько самой Насте, и она была уверена, что таких машин уже в природе-то не осталось. Почти на каждой калитке висели таблички «Сдаются комнаты», на всех гостиницах такие же таблички извещали о наличии свободных номеров. Валентина Евтеева права, места в гостиницах в этом городе не проблема.
— Аська, я на карте нашел парк имени Пушкина, — заявил Чистяков. — Давай его найдем, по парку погуляем.
Парк они нашли довольно быстро, но на деле это оказались два отдельно стоящих небольших сквера, правда, очень ухоженные, с фонтаном, скамеечками и выложенными красивой плиткой дорожками.
— Какой странный парк, — удивилась Настя. — Два сквера, да еще на расстоянии друг от друга. Ты где-нибудь такое видел?
— Я — нет, — ответил Алексей. — А вот мы сейчас спросим у старожилов, что это за фокус.
Он обратился к пожилой паре, мирно сидящей на скамеечке. Те живо откликнулись на вопрос и с удовольствием поведали о том, каким большим и красивым был когда-то парк имени Пушкина, но потом, при новом строе, центральную часть парка стали вырубать, погубили старинные платаны, земля здесь очень дорогая, и городские власти продали ее под строительство коттеджей и гостиниц.
— Здесь же и море рядом, и центр города, — говорила пожилая женщина, — здесь стоимость земли доходит до двухсот тысяч евро за сотку.
От таких цифр у Насти голова закружилась. Да, Рублевка, пожалуй, может отдохнуть. Но если в этом городе земля такая дорогая и все-таки ее кто-то покупает, значит, бизнес здесь развивается и богатые люди есть. А значит, есть мощные криминальные структуры. Может, не так все гладко с Евгением Евтеевым?
— Леш, давай мороженого купим, — попросила она.
Они купили в палатке, расположившейся на краю сквера, мороженое, съели его на ходу и вернулись в гостиницу. Переодевшись, спустились к бассейну, выпили кофе, поплавали, поужинали, и Настя вдруг поняла, что почему-то ужасно устала. Вроде и не делала ничего сложного из того, что нужно для работы, только два визита в палатку Симонян, встреча с инспектором налоговой и разговор с Уваровым, который можно вообще не считать — полторы минуты, двадцать слов, — а усталость такая, словно отработала полноценный рабочий день.
— Просто ты отвыкла ходить пешком, — с улыбкой объяснил ей Чистяков. — Ты же в основном в машине теперь передвигаешься. И потом, от впечатлений тоже устаешь. Ты столько времени проводишь в Москве, что там тебя уже ничто впечатлить не может, ты и так все знаешь, а здесь новое место, новые улицы, новые дома, и люди другие, и воздух другой, и еда другая. От этого тоже очень устаешь.
— Точно? — засомневалась Настя.
— Поверь мне, как опытному путешественнику, — заверил ее Чистяков, который объехал и Европу, и Америку. — Любая перемена, даже в положительную сторону, — это стресс для организма. Ложись-ка ты спать, дружочек.
Этому совету она последовала с огромным удовольствием и уже через несколько минут спала как сурок.
* * *Встреча с оперативником Вадимом Уваровым ничего нового не принесла. Имя Евгения Евтеева было ему знакомо, вероятно, инспектор из налоговой не ошиблась, когда сказала, что Евгения Дмитриевича в городе хорошо знают, но ничего компрометирующего о сыне убитого доктора Уваров рассказать не смог. То, что было ему известно, лишний раз доказывало, что к убийству своего отца Евтеев вряд ли причастен.
— Мне нужны сутки, чтобы собрать более подробную информацию, — сказал Уваров.
Ладно, еще день Настя может подождать. Может быть, все-таки что-нибудь выплывет…
* * *Во второй половине того же дня капитан Уваров, подходя к зданию городского Управления внутренних дел, столкнулся со следователем Неделько, который вел дело об убийстве доктора Евтеева.
— Привет, как дела? — мимоходом спросил Уваров.
— Все пучком, — широко улыбнулся следователь.
— Слушай, Неделько, ты с убийством доктора накосячил, что ли?
— Почему ты решил? — нахмурился Неделько. — Там все чисто, все, что могли, сделали, из-под себя выпрыгивали, чтобы этого гастролера установить. Дело приостановили, все чин чинарем. А в чем дело? Почему ты спросил? Опять дочка доктора воду мутит? По инстанциям, что ли, пошла? Вот ведь неугомонная!
— Да тут из Москвы приехали какие-то частные сыщики, младшим Евтеевым интересуются, сыном доктора. Не знаешь, к чему бы это?
— Понятия не имею, — пожал плечами следователь. — Может, у Евгения Дмитриевича по бизнесу проблемы?
Уваров следователя не любил и с удовольствием заметил некую тень беспокойства на его сытом округлом лице.
— Ну, может, может… — согласился он, всем своим видом давая понять: «Может, так, а может, и не так вовсе».
* * *Следователь Неделько долго смотрел вслед Уварову, скрывшемуся за дверью управления, потом сел в свою машину, завел двигатель, но с места не тронулся. Подумал немного, достал телефон и позвонил.
— Это Неделько из Южноморска, — представился он. — Тут по делу доктора оживление намечается, москвичи какие-то нагрянули. Чего им надо — не знаю, на меня пока не выходили… Нет, мне сказали… Вадим Уваров из розыска… Но мне неудобно спрашивать, я же не могу демонстрировать свою заинтересованность… Нет, он мне не дружбан, у нас отношения прохладные… Ладно, я понял… Хорошо. Если что — еще позвоню. Буду держать вас в курсе.
* * *Наконец-то им удалось застать на набережной Галину Симонян, которая оказалась крепко сбитой моложавой женщиной в коротких брючках-«капри» и свободной рубашке в клеточку. Она долго удивлялась тому, что Валентина Евтеева все-таки добралась до Москвы и даже добилась, чтобы люди специально приехали в Южноморск разбираться. И конечно же, выразила полную готовность рассказать все, что знает.
Отношения у ее мужа и Дмитрия Васильевича сложились не сразу. Герман Георгиевич был очень хорошим и знающим хирургом, и, когда прежний завотделением стал собираться на пенсию, ни у кого даже сомнений не было в том, что его место займет Симонян. И вдруг, как гром среди ясного неба, появился Дмитрий Васильевич Евтеев, которого в больнице знать никто не знал и которого перевели указанием сверху из какого-то Руновска. Все отделение тогда возмущалось, все окрысились на нового заведующего. И Герман очень переживал, он чувствовал себя оскорбленным. Тем паче Евтеев плохо обращался с персоналом, часто повышал голос, говорил резко и даже грубо, обижал людей. Настроены к нему были крайне враждебно и даже поговаривали о том, чтобы написать петицию в горздравотдел.
Но спустя какое-то время Герману Георгиевичу пришлось оперировать вместе с Евтеевым, и в тот день он сказал жене:
— Правильно, что он стал завотделением. Я — очень хороший хирург, а Евтеев — талантливый. Это гораздо больше.
А спустя еще какое-то время Гера стал рассказывать, что Дмитрий Васильевич очень хорошо общается с больными детьми и их родственниками, находит нужные слова и правильную интонацию, чтобы, с одной стороны, все объяснить, а с другой — не напугать сверх меры и не лишить надежды. С детьми он ласков, весел и внимателен, с родителями — спокоен, терпелив и уважителен. И те и другие его просто обожают. А вот персонал больницы продолжал доктора Евтеева не любить.