На Сулеймане были желтые шаровары, красные сафьяновые сапоги, белая рубашка, расшитая зеленым шелком руками матери, и зеленый шерстяной халат. Из-за широкого кушака выглядывал небольшой кинжал в золотых ножнах, украшенных полудрагоценными камнями. Юноша приветствовал султана низким поклоном:
— Да продлит Аллах твои годы на десять тысячелетий, великий султан всего мира!
Видя, что внук нравится деду, Селим тут же заговорил:
— Я приехал с приглашением, мой господин. До сих пор ты так ни разу и не побывал у нас в гостях. У меня шестеро сыновей, но только один из них пока получил возможность увидеть своего великого деда. Жены жалуются на то, что мое гостеприимство, мол, напоминает гостеприимство скорее нищего, чем принца. И им очень хочется, чтобы мой отец наконец откушал со мной горячий плов под крышей моего дома. Неужели империя не может отпустить тебя, мой господин, в гости к младшему сыну на несколько дней?
— О да, дедушка! — взволнованно воскликнул Сулейман. — Приезжай! Я возьму тебя с собой на охоту!
— Так ты уже охотишься, сорванец? И что тебе удалось поймать?
— Вот, мой господин. — Он разложил перед Баязетом шесть безупречных шкурок белого горностая. — Отец брал меня с собой на охоту в горы прошлой зимой. Я сам расставил на них силки. Это мой подарок тебе, дедушка.
Султан мягко тронул рукой мех, но не увидел следов капкана.
Он улыбнулся своему внуку:
— Значит, ты хочешь, Сулейман, чтобы я приехал к вам в гости?
— — Да! Да! — энергично закивал головой юный принц.
— Ну, будь по-твоему, — сказал Баязет. — Я поеду с вами сегодня же.
Спустившись с возвышения, султан взял внука под руку и удалился с ним из тронного зала.
Поначалу султан думал погостить во дворце Лунного света с неделю, но в самом конце этого срока Сарина, которой за девять месяцев до этого наконец удалось зачать ребенка, родила крепкого мальчугана. С позволения гордого деда младенца назвали Баязетом, и султан по этому случаю решил задержаться у младшего сыча.
Однажды Селим повстречался с отцом, когда тот выходил из покоев новой кадины сына:
— Пойдем погуляем в саду, отец. Я хочу поговорить с тобой, а там нас никто не сможет подслушать.
— Что беспокоит тебя, сын мой?
— Я хотел посоветоваться насчет Сулеймана и тех его братьев, которым уже больше шести. По нашим законам, как наследники твоего престола, они должны переехать в столицу под султанскую опеку. Я думаю, нам стоит решить этот вопрос до твоего возвращения в Константинополь.
Баязет оглянулся по сторонам. Под тенистыми деревьями сидели три кадины Селима. Возле них возились шесть внуков Баязета, и тут же играли внучки Хале и Гузель. Бас-кадина Сайра качала люльку со своей девятимесячной дочерью Нилюфер. И хотя султану очень хотелось бы видеть старших внуков возле себя, он прекрасно осознавал всю степень риска, которому они подвергнутся, переехав жить в столицу.
— Нет, — проговорил он, — они не поедут в Константинополь. Султанская опека придумана не зря, и это очень разумная вещь, но я вижу, что здесь твои дети счастливы и здоровы. Они живут на лоне природы и словно повторяют образ существования наших предков, которые кочевали по азиатским степям. Чем дальше они будут находиться от города, тем более сильными и крепкими мужчинами вырастут. С помощью всемогущего Аллаха я надеюсь еще долго править империей и не собираюсь в ближайшие годы уступать трон своим преемникам. Так что давай подождем, пока твои сыновья еще подрастут, а потом, может быть, вернемся к этому вопросу.
— Прости, что противоречу тебе, отец. Твои слова исполнены душевной щедрости и великодушия, но наши обычаи требуют, чтобы Сулейман, Мухаммед, Омар и Казим покинули отчий дом. Что скажут люди, если этого не произойдет? Вся критика обрушится на тебя за твою же доброту, а я не могу допустить этого.
Баязет пристально взглянул на сына. Этот разговор был чем-то вроде игры между ними. Селим, естественно, не хотел отпускать своих сыновей в Константинополь, и султану это было хорошо видно. Просто принц лишний раз хотел доказать отцу свою преданность. Поэтому Баязет сказал, прокашлявшись:
— Люди могут говорить, что я старый сентиментальный болван и что годы подточили мой разум. Пожалуйста. Но никто не посмеет сказать, что я уже не султан. Согласно нашим законам престолонаследования, твои сыновья получат преимущество перед любыми сыновьями этого дурака Ахмеда, если, конечно, у него родится хоть один сын. В любом случае пороки, которым вовсю предается этот развратник, разрушают его здоровье, и я не думаю, что он будет сидеть на троне долго. Если вообще когда-нибудь на него сядет.
Таким образом, между тобой и троном фактически стоит только принц Коркут. Пока это никому не известно, но я скажу тебе по секрету, сын мой, что он никогда не будет править империей. Коркут не хочет взваливать на себя такую ответственность. Итак, ты. Селим, однажды станешь султаном и поднимешься на трон, который по праву принадлежал твоему старшему брату Мустафс. Ты будешь сильным правителем, я знаю. А после тебя султаном станет Сулейман, который, возможно, добьется на этом поприще еще большего. Живя при дворе, он не будет знать той свободы, какую имеет здесь.
Юноша затоскует, и это подточит его силы, чего мы не можем допустить. Поэтому я хочу, чтобы он остался во дворце Лунного света, и это — мое последнее слово.
Селим упал на колени перед отцом и, склонив голову, коснулся лбом султанского сапога;
— Я твой вечный и преданный раб, мой господин. И я люблю тебя всем сердцем. Спасибо.
Слезы навернулись на глаза Баязету. Быстро смахнув их рукавом, он заставил сына подняться. С минуту они молча смотрели друг на друга. Затем султан проговорил;
— Не Ахмед, а ты должен бы быть моим наследником. С этими словами он резко развернулся и ушел в дом, оставив ошарашенного этим признанием Селима в одиночестве.
Спустя несколько дней султан Баязет неохотно попрощался с младшим сыном и всем его семейством и тронулся в путь. Дела звали в столицу. Едва он вернулся в Константинополь, как к нему тут же пробилась Бесма.
— Как тебе понравилось во дворце Лунного света, мой господин? — спросила она, удобно устроившись на низком диванчике. — Ты задержался там дольше, чем предполагал поначалу, и мы успели соскучиться по тебе.
— Я прекрасно провел время.
— Как принц Селим? Как его родные?
— Все в порядке. У него родился еще один сын, пока я был там, и его назвали в мою честь Баязетом. Бесма скрежетнула зубами:
— А старшему уже девять, не так ли? Султан утвердительно кивнул.
— По-моему, уже все сроки прошли, как он и кое-кто из его братьев должны были поступить под султанскую опеку. Когда нам ждать их приезда?
— Можешь не ждать вообще. Я не разрешил Селиму присылать их сюда. Пусть живут в Крыму. Там воздух чище.
— Что?! — Бесма вспорхнула с дивана и стала нервно расхаживать по комнате. — Ты с ума сошел? Они же наследники! Их необходимо перевезти сюда и не спускать с них глаз! Ахмеда нужно защитить!
— От четырех мальчишек? Скорее они нуждаются в защите!
— Что ты хочешь этим сказать, мой господин? Они нуждаются в защите? От кого?
— Не будем об этом, — буркнул султан.
— Что?! — взвизгнула Бесма.
— То, что слышала. И не смей кричать на меня, женщина. Пока что я еще султан здесь, а ты моя раба. Не забывайся! Иначе мне придется освежить твою память при помощи нескольких хороших плетей!
Но Бесма не унималась:
— Ты что, думаешь, что я что-то сделаю с этими детьми?! За кого ты меня принимаешь? Я женщина в конце концов и мать, которая подарила тебе наследника!
— Я прекрасно знаю, кто ты такая, — холодно ответил Баязет. — А наследника мне подарила Киюзем. Его звали Мустафа, и, если ты еще помнишь, в возрасте двух с половиной лет он умер. Причем поговаривали, что ты отравила его!
— Бред безумной женщины! Киюзем повредилась рассудком после гибели своего первенца.
— Это был не бред, а серьезное обвинение. И прозвучало оно со стороны отнюдь не сумасшедшей, а просто убитой горем женщины. И мне известно, что обвинение имело под собой основания. Знай, что Киюзем никогда не была безумной, равно как и ее дети никогда не были умалишенными.
У Бесмы отвисла челюсть. Придя чуть-чуть в себя, она проговорила:
— Раз тебе казалось, что я отравила Мустафу, почему же ты меня не казнил?
Баязет вздохнул:
— Я сам постоянно задаю себе этот вопрос на протяжении тридцати двух лет. Я не казнил тебя, наверное, потому, что Ахмед тогда был еще ребенком и нуждался в матери. А может, оттого, что я понимал: твоя смерть не вернет мне моего любимого сына. Но берегись, женщина! Ты все еще вполне можешь окончить свою жизнь в зашитом мешке на дне морском! Ахмеду больше не нужна мать. Равно как и мне!
Умная женщина промолчала бы, но гнев затмил Бесме разум.
— Как ты смеешь называть меня убийцей?
— Как ты смеешь называть меня убийцей?
— Смею, смею. Между прочим, добрые люди на улице еще не так тебя называют. Берегись, кадина! Селим и его семейство находятся под моей личной защитой. И если что-нибудь вдруг приключится с ними, я вот этими руками задушу тебя н скормлю голодным псам.
Женщина побледнела как смерть и только тут, кажется, сумела взять себя в руки. Бросив на султана ядовитый взгляд, она выбежала из комнаты.
Глава 24
Весна 1509 года, которая началась так многообещающе, в мае вдруг подарила Турции весьма необычную погоду. Утро девятого числа выдалось хмурым и неприглядным. Желтоватое небо отражалось в серо-буром море, стоял мертвый штиль и тишина, ничем не нарушаемая в течение нескольких часов. Даже птицы притихли и попрятались в свои гнезда. Так было вплоть до полудня.
Рабы во дворце Лунного света с испуганными лицами суетились, выполняя обычную поденную работу. Природа вот уже несколько последних дней вела себя очень странно, причем по ночам было не лучше. После наступления сумерек в распахнутые настежь для проветривания душных комнат окна не залетал ни единый порыв ветерка, злая луна хмуро висела в черном небе, и под ее неестественным светом белый мрамор дворца словно багровел…
Вдруг из-за холмов со стороны Константинополя донесся какой-то низкий зловещий гул. Все нарастая и нарастая, он наконец обратился в дикий шквал ветра, который пролетел над дворцом, пригибая к земле крепкие деревья, и устремился в море. Земля задрожала и застонала, словно раненый зверь. Страшной силы удар до основания потряс дворец и прилегающие постройки.
Рабы, кто где был, все как один повалились на землю, тихонько завывая от ужаса. Тем временем в земле начали открываться трещины и расщелины, утягивая в адскую глубину все, что бы ни было над ними. Потом они так же неожиданно закрывались и раздавливали свою добычу.
Сайра сидела в гостиной и играла в шахматы с Сулейманом, когда округу потряс первый удар. Вскочив с подушек, она вскрикнула:
— Сулейман! Скорее! Дети! Веди их сюда!
Юноша бросился из комнаты, но на пороге едва не столкнулся с Мариан. На руках у верной служанки кричала полуторагодовалая дочь Сарины Михри-хан, а из-за спины англичанки выглядывали семеро других детей. Причем старшие держали младших за руки.
— Мариан, слава Аллаху! Ты привела их сюда!
— А куда еще я могла их привести, мадам? Разве можно положиться на ваших никчемных, жалких рабов? Они расползаются по норам, как крысы!
Дворец вновь сильно встряхнуло, и младшие дети заревели. В комнату вбежали госпожа Рефет, Сарина, Зулейка и Фирузи. Дети, которые до этого жались друг к дружке, бросились к своим матерям.
Нилюфер, шестилетняя дочь Сайры, выбежала в личный сад матери и крикнула оттуда:
— Мама! А почему море уходит?
Бросившись к дочери. Сайра посмотрела туда, куда показывала девочка, и увидела, что вода и вправду медленно отступала назад. Сайра, зачарованная зрелищем, опомнилась, лишь когда услышала рядом голос Зулейки:
— Я видела такое однажды в Китае. Сейчас море выплеснется на дворец огромной волной.
— Неужели у нее хватит силы накрыть нас?
— Мне что-то подсказывает, что хватит. Бежим! Надо успеть подняться в башню-обсерваторию Селима!
Взяв маленькую Нилюфер за руки, Зулейка и Сайра бросились из сада обратно в гостиную, а оттуда все семейство принца, включая и тех рабов, которых удалось разыскать, спотыкаясь от страха, помчалось через лужайку к башне. Они позволили себе отдышаться, лишь когда взобрались на самый верх. Дети и кое-кто из рабов повалились без сил прямо на пол, а кадины принца и старшие мальчики подошли к высокому парапету башни и с ужасом взирали на открывшуюся им страшную сцену.
Море перестало отступать и после паузы огромной массой воды двинулось в обратную сторону. Волна с легкостью взлетела на холм, где стоял дворец, и хлынула на его обширную территорию.
— Мои сады! — застонала Сарина. — Соль уничтожит все, а розы только-только зацвели!
Сайра с трудом удержалась от смеха. Они едва спаслись от землетрясения и штормовой волны, а Сарина беспокоится за свои цветочки…
— Волна быстро спадет, и тогда мы оросим поля и сады свежей водой, — ободряюще проговорила Зулейка.
Волна действительно перекинулась обратно в море, рухнув с холма мощным водопадом и оставив позади себя несколько центнеров живой рыбы и ракообразных, которые стали шустро расползаться по саду. Землю вновь сильно тряхнуло, затем по черному будто вороново крыло небосводу прокатился раскат оглушительного грома, и в следующее мгновение хлынули потоки ливня.
— Зала, — сказала госпожа Рефет, — зажги лампы. Ни зги не видно, Дрожащая от ужаса девушка повиновалась. При неровном свете ламп картина бедствия предстала в еще более страшном виде. Подземные толчки продолжались, правда, уже не такие сильные, но все еще наводившие на людей ужас. Рабыня зажгла последнюю лампу и вдруг истерически разрыдалась.
Молодые принцы покосились на нее с отвращением, а их младшие братья и сестры только смотрели вокруг, выпучив от ужаса глазенки. Заметив это. Сайра быстро приблизилась к рабыне и отвесила ей хлесткую пощечину:
— Прекрати сейчас же! Это всего-навсего землетрясение, пусть и довольно сильное!
Бас-кадина произнесла это твердым тоном, но в душе отнюдь не чувствовала уверенности. Сердце ее испуганно стучало в груди, а в голову настойчиво лезли тревожные мысли…
Где сейчас Селим? Он уже целую неделю находится в Константинополе. Успел ли выехать оттуда? В безопасности ли он? Какой силы удар потряс столицу?
Впрочем, Сайра понимала, что нет смысла терзаться сейчас вопросами, на которые не было ответа. Зато необходимо, как только позволит обстановка, заняться делом. То есть восстановлением порушенного разгулом стихии хозяйства.
Небо постепенно начало светлеть, и ливень прекратился. Погода стала быстро меняться к лучшему, с гор задул свежий ветер, показалось солнце.
Сайра повалилась на колени, и ее примеру тут же последовали все остальные.
— Нет других богов, кроме Аллаха и Пророка Его Магомета! Молитесь им! О Аллах, хвала тебе за то, что ты спас нас в минуту смертельной опасности! — исступленно произнесла она, затем поднялась на ноги и обратилась к присутствующим:
— Думаю, теперь нам ничто не угрожает и худшее осталось позади. Давайте возвращаться домой.
На дрожащих ногах люди спустились по витой лестнице с башни-обсерватории и медленно побрели по превратившейся в болото лужайке ко дворцу.
Парадное крыльцо было расколото широкой трещиной. Нагнувшись, Сайра внимательно осмотрела ее.
— Трещина не так глубока, — заметила она, — ее можно заделать.
Оказавшись на центральном дворе, Сайра взяла в руки обтянутый овечьей кожей позолоченный молоток и несколько раз сильно ударила в гонг. Земля содрогнулась словно в ответ. Люди молча ждали. Наконец отовсюду стали стекаться испуганные рабы, выбиравшиеся из своих импровизированных укрытий, где они благополучно переждали землетрясение и шквал.
Бас-кадина быстро пересчитала их и обнаружила, что не хватает всего двух человек.
— Никто не ранен? — спросила она. — А где Шем и Латифе? Вперед вылез, как всегда, исполненный ложного чувства собственной значимости, старший евнух. Сайра встретила появление этого надутого индюка суровой отповедью:
— Где ты был, когда нам угрожала смертельная опасность? Мм, женщины, вынуждены были спасать рабов, пока ты прятал где-то свои жирные телеса. Не удивлюсь, если узнаю, что ты отсиделся в пищевом погребе. Я не вижу двоих рабов. Что тебе известно о них?
Старший евнух насупился:
— Как глава гарема нашего господина Селима…
— Как глава гарема нашего господина Селима, ты обязан был позаботиться о нашей безопасности! — резко перебила его Сайра. — Ты этого не сделал. Убирайся!
Невысокий от природы евнух даже приподнялся на цыпочках, дабы придать себе более грозный вид.
— Замолчи, несчастная! — взвизгнул он. — Кто ты такая, чтобы так разговаривать со мной?
У сгрудившихся вокруг рабов поотвисали от изумления челюсти. В общей тишине раздался негромкий и спокойный голос Сайры, которая медленно, выговаривая каждое слово, произнесла:
— Я бас-кадина нашего господина и мать султанского наследника. А теперь ступай, Али. Ты очень устал, выглядишь измученным и явно не понимаешь, что говоришь.
Удовлетворившись вежливостью тона Сайры, толстяк коротышка гордо прошествовал сквозь толпу слуг. Когда он ушел, вперед нерешительно вышел один из рабов, работавших на ферме:
— Когда началось землетрясение, моя госпожа, я видел, как Шем бросился к загону, чтобы освободить лошадей нашего хозяина. Что с ним сталось потом, я не знаю.
— Я видел! — подал голос другой раб. — Он успел отворить калитку и выпустить лошадей, но в ту же минуту земля разверзлась у него под ногами, и он провалился в гигантскую трещину. Я бросился ему на помощь, да было уже поздно: земля сомкнулась над ним.