Этими лекциями — доктора Соболевского — кажется, начались вообще лекции Вольно-Экономического общества; затем[474] «с мая же месяца по 1 сентября позволяется всем любителям земледелия и домостроительства смотреть модели, находящиеся в зале Вольно - Экономического общества по пятницам от 2 до 6 часов» и далее[475] «здешнее Вольно-Экономическое общество получило на сих днях от Парижского разные сочинения оного и в короткое время прибудут остальные. Любители домостроительства могут всякую пятницу при осмотре находящихся в зале собрания моделей, также и сии полезные экономические сочинения видеть», и наконец[476] «в доме Вольно-Экономического общества продаются свежие семена настоящего Аглинского экпарцета по сходной цене» или «в доме Вольно-Экономического общества у смотрителя продается настоящий аглинской клевер красной и белой» — все это были меры к поднятию отечественного земледелия.
Из остальных домов укажем на два, по обе стороны Гороховой улицы и Адмиралтейского проспекта. Первый, не переходя Гороховую, принадлежал графу Самойлову, у которого при Павле I был приобретен для губернских присутственных мест, а впоследствии долгое время служил местопребыванием петербургского градоначальника. О доме на другом углу Гороховой сохранился следующий именной указ Павла I от 16 декабря 1796 года[478]: «За купленный в казну дом купца Николая Щербакова в 1 Адмиралтейской части 110 тысяч рублей, а дом отдать нашему гардеробмейстеру Ивану Кутайцову» — в 1796 году брадобрей Павла еще не был бароном, но вскоре стал таковым. От него дом перешел полковнице Крюковской, и здесь был первый в Петербурге магазин резиновых изделий; они так еще тогда не звались, а назывались более замысловато: «гуммилистические изделия фабриканта Кирстена»[479] «Магазин г. Кирстена на Адмиралтейской площади № 90 обогатился новыми изобретениями. Многие жаловались и весьма справедливо, что резиновые калоши не греют ног и неудобны для ходьбы, когда на улицах слизко. Г-н Кирстен делает нынче калоши с кожаными подошвами и на меху, имеющие двойное удобство согревать ногу и не пропускать мокроты»[480]. Дом Щербакова — Кутайсова — Крюковской был построен в 1793 году[481] и сохранился с того времени без переделки, представляя хороший образец дома конца Екатерининского царствования.
Наконец, нужно сказать еще о последнем примечательном доме в этой местности,—это дом бывшего военного министерства, иначе известный под именем «дом со львами» и помещавшийся между Вознесенским проспектом и Исаакиевским собором. О постройке этого дома сохранилось следующее предание. Его построил князь Лобанов - Ростовский и вот по какому поводу. Будто бы Александр I вместе с князем, бывшим его флигель-адъютантом, ехал через Адмиралтейскую площадь. Конногвардейский манеж уже был построен, Адмиралтейство приняло свой новый Захаровский вид, воздвигался Исаакиевский собор, — а Адмиралтейская площадь не обстраивалась. Император Александр будто бы и высказал князю свое недоумение. Князь промолчал, но через год устроил так, чтобы вместе с императором снова проехать по этой площади, и царь мог любоваться новым домом Лобанова-Ростовского, построенного по проекту Монферана, того же самого архитектора, который строил и Исаакиевский собор.
Конечно, это анекдот, но анекдот, очень характерный, этими анекдотами подчеркивали, насколько мы, россияне, верноподданны: царь выразил лишь сожаление, а его верноподданный не жалеет средств и строит громадный дом, совершенно не нужный для личного употребления.
Надо помнить, что для пропагандирования той или иной идеи употребляли все средства, что трудно даже предположить, к чему прибегали, чтобы получить желаемые результаты, и, изучая прошлое, мы прежде всего должны отрешиться от наших современных взглядов и перейти в дух былого времени, и многое, что кажется на первый взгляд совершенно непонятным, оживет и станет вполне понимаемым.
Князь Лобанов-Ростовский, богатейший человек в России, был к тому же женат на самой богатой невесте Петербурга на Безбородко, и, конечно, он мог удовлетворить свою прихоть — выстроить себе лишний дом, тем более, что он знал, что в случае ненадобности казна всегда приобретет у него этот дом. Заготовка материалов для этого дома князя началась осенью 1817 года[482], весною 1819 года дом уже штукатурился[483], а с осени дом стал заселяться; а в 1826 году в военном министерстве было заведено дело «о доме Лобаново-Ростовском, покупаемом в казну[484], таким образом князь владел этим домом всего 6 лет. Это обычное явление для Петербурга — вельможи строят дом, затем дом ему оказывается не нужным, или вельможа разоряется, и казна покупает его дом для какого-либо своего учреждения. Весьма понятно, что дом, который строился для частного лица, не подходит для казенного учреждения, учреждению приходится стесняться, ютиться не так, как нужно, особенно плохо было, если дом покупался для учебного заведения — классы были темны, неудобны, но на это не обращали внима ния, надо было поддержать того или другого вельможу... Отметим, что в доме Лобанова-Ростовского была одна из первых литографий Петербурга[485].
Теперь мы приступаем к изучению другой замечательной постройки этой местности Петербурга — Исаакиевскому собору и, сравнивая эту постройку с Адмиралтейством, мы сразу сможем понять разницу между высоко-художественной постройкою и просто художественной, разницу между эпохою развития архитектурного вкуса и его упадком... Повторяем уже не раз высказываемую нами мысль о некоторых особенностях Петербурга — в нем строения сконцентрированы в нескольких пунктах, и эта концентрация очень удобна для наглядного изучения памятников архитектуры. Ведь словами нельзя описать архитектурного сооружения, описание словами далеко не дает того эффекта, который достигается самим сооружением. Но подведя зрителя к сооружению, поместив его в такое место, откуда открывается особенно удачный вид на сооружение и — вследствие того обстоятельства, что рядом стоит другое сооружение — возможно сделать сравнение, так сказать, наглядное и вследствие этого получить вполне законченное цельное впечатление.
К 1706—1707 году[486] начались предварительные работы по устройству первой церкви во имя св. Исаакия в Петербурге— в день рождения императора Петра приходится память о святителе Исаакии — понятно, что в городе Петра должна быть церковь, посвященная этому святому, и вот в 1706—1707 году составили роспись, что надлежит построить при Адмиралтейском дворе церковной утвари в церковь св. Исаакия; вслед за этим появилось распоряжение об устройстве печей в этой вновь устраиваемой церкви[487], затем произошел ряд переделок в том здании, которое предполагалось отвести под новую церковь[488], и, наконец, 30 мая 1710 года произошло освящение первоначального Исаакиевского собора[489] — что же представляла из себя эта первоначальная церковь? Даем слово первому историку Петербурга Богданову[490]: «сперва сия церковь построена была из того, что при Адмиралтействе был большой чертежный анбар, в котором рисовали чертежи для корабельного строения, который тогда стоял на лугу против Адмиралтейских ворот, по когда вместо оного построен иной чертежный анбар, тогда Его Величество повелел в оном в 1710 году построить в нем церковь во имя преподобного Исаакия, в память дня рождения своего, в которой отправлялась Божия служба по 1727 год» — как видим, Петр поступил и скоро и просто — чертежный сарай сделался церковью — над входом устроили небольшую колокольню, в которую повесили один маленький колокол, а на противоположном конце воздвигли небольшую же главку с крестом над алтарем; помещалась эта церковь напротив Гороховой, приблизительно там, где теперь Александровский фонтан. Такое приспособление сарая к церкви говорит о том, что в это время Петр не считал еще положение Петербурга крепким и прочным, военное счастье могло повернуться, и шведы могли вернуть отнятую от них Ингерманландию. Но только положение окрепло, только Петербург мог назваться столичным городом, Петр вспоминает об этой скромной Исаакиевской церкви и 6 августа 1717 года[491] производит закладку уже каменной церкви во имя того же святого, причем церковь должна своим внешним видом соответствовать тому событию, в честь которого она строится. Проект церкви составляет значительный архитектор Петровского времени Маторнови, место выбирается за Адмиралтейством, на берегу Невы, ближе к последней, чем нынешний памятник Петра I. Как же производится постройка? Ответ на этот вопрос дает очень характерный рапорт подрядчика по постройке. Рапорт датирован 27 мая 1720 года[492], т.-е. на третий год постройки: «Слушали подлинное доношение Ярославского уезда морского флота поручика Травина от крестьянина Якова Неупокоева, что он договорился в городовой канцелярии построить на Адмиралтейской стороне церковь Исаакия Далматского из государевых всех материалов своими мастеровыми и работными людьми и окончить оную в нынешнем 720 году; и в 719 году у оного строения было материалов малое число; и делая у того строения с мая но июль месяц с наемными 60-ю человеками, а с июля месяца за неимением материалов работы никакой не было, о чем де он в оной канцелярии подавал доношения, однако же по тем его доношениям материалов никаких к тому строению не отправлено. А в нынешнем де 720 году того строения за неимением материалов и делать не починал, а по договору де ежели оное строение в нынешнем 720 году не окончено, положен на нем штраф с наказанием и что того на нем не взыскалось»... Обычная история русской действительности, когда по бумаге все благополучно, а на деле совсем иначе. По заключенному контракту церковь должна была быть закончена в 1720 году, подрядчику за неоконченные работы грозили жестоким наказанием, а на самом деле работы производились всего-навсего лишь 2 месяца, май и июнь, и работало на этой постройке только 60 человек. Богданов дал[493] нам такое описание этой церкви: «начали строить каменным строением 6 августа 1717 (как видно из донесения подрядчика настоящей постройки не производилось), а совершенно 1727 года (в конце описания Богданов, как увидит читатель, сам себе противоречит, церковь никогда не была вполне закончена), строил каменных дел подрядчик Яков Нарпонов (Неупокоев, Богданов здесь допустил ошибку), а рисунок делал ей архитектор Маторнови. Длина церкви 281/2 сажени и 31/2 вершка, ширина 91/2 сажени и 3 вершка (любопытна эта точность в вершках!). Стены толщиною при окнах 3/4 аршина и 2 вершка, а с пилястрами, что промеж окон 1 аршин 5 вершков. Ширина поперек от южных дверей 153/4 сажени и 2 вершка. Внутри церкви 8 столпов, ширина 13/4 аршина, толщиною 1 аршин 5 вершков. Большие столпы, что под куполом в 21/2 арш. и 2 вер. толщины. Круглые столпы у двух папертей толщиною 1 аршин 5 вершков, вышиною до гзмызов 7 арш. 7 вершков. Колокольня вышиною 12 сажень 2 аршина и 21/2 вершка, ширины 5 сажень 81/2 вершков, в толщину стены 2 аршина и 2 вер. Еще к той же церкви придано с обеих сторон галлереи глухие со окошками для укрепления стен и сводов; до бывшего в 1735 году пожара в сей церкви были деревянные своды, кои сгорели, а оные побочные галлереи сделаны только для укрепления стен, дабы оные от тяжести сводов не повредились. Над оною колокольнею купол большой и один лантернин был, а сверх того маленький куполец и на нем поставлен был крест медный, вышиною до креста 6 сажень и колокольня вышиною была и со шпицем 18 сажень. Крест вышиною 7 футов и 8 дюймов, поперек 5 футов и имел 4 сияния, длины в 3 ф. и 4 д., вызолочен был червонным золотом, также и другой крест, который на церковном куполе. Яблоко, которое было на шпице колокольни, медное, позолоченное, мерою в округлости в 1 с. 5 ф. и 6 д. Купол большой над церковью, и над ним маленький, обитый белым железом, а прежде пожару обито было простым железом, также, как и кровля, покрыто все железом. При сей церкви на колокольне были преизрядные часы с курантами, такие ж, какие и на Петропавловской колокольне имеются, на которых били часы, полчаса, четверти и минуты. После 12-ти часов 1 час играли куранты. Оные часы с петропавловскими вывезены были вместе из Амстердама, даны 35 т. рублей. Иконостас в сию церковь сделан и поставлен, также и освящен в 1727 году. Галлереи около колокольни сделаны для подкрепления оной в 1742 г., и тако сия церковь и поныне (1753 г.) строением не окончена и колокольня стоит без шпица».
Таково единственное описание Петровского Исаакиевского собора, это описание поражает какой-то бессвязностью, бессистематичностью рассказа, свойства, которыми обыкновенно не отличался Богданов, наоборот, он всегда точен, лаконичен и ясен; в описании Исаакиевской церкви он хотя и щеголяет вершками в размерах, но общее впечатление от его рассказа более чем странное. Разгадка очень проста, — описывал Исаакиевскую церковь Богданов не с натуры, так как в натуре ее не было, а со слов и с проекта, который был составлен при Петре.
Мы уже видели, что до 1720 года церковь почти не строилась, а в 1733 году[494] был дан указ об окончании постройки собора Исаакия Далматского — следовательно в 1733 году постройка собора была не закончена, а 21 апреля 1735 года была «гроза, во время которой Исаакиевская колокольня зажглась»[495], а 26 июля 1735 года «разбиты молнией часы Исаакиевского собора»[496], все это, вместе с указом 18 июня 1736 года «о бытии в церкви св. Исаакия Далматского только 1 пределу, о писании образов таким же мастерством, как в Петропавловской церкви и о достройке каменной ее колокольни»[497], позволяет чуть ли не категорически утверждать, что ранее конца 30-х и начала 40-х годов XVIII века церковь не была готова, но этот законченный вид дал ей П. Трезини, который был назначен 4 июня 1735 года быть при строении[498]. Но и эта постройка велась, видимо, плохо, так что 29 октября 1753 года[499] пришлось назначить освидетельствование собора; во време этого освидетельствования было высказано предположение, что церковь следует перенести, но с этим предложением не согласилась высочайшая власть —17 декабря 1757 года[500] состоялось «Высочайшее повеление о непереносе соборной Исаакиевской церкви на другое место, но о поправлении, укреплении и отстройке таковой на прежнем». Высочайшее повеление нужно было исполнить, но в данном случае устроили так, что 10 апреля 1759 года[501] появилось новое высочайшее повеление об освидетельствовании фундамента Исаакиевской церкви для определения возможности продолжения работы по постройке колокольни» — ясно, что колокольня как она была не достроена после пожара, так и оставалась. Это освидетельствование хотя и вызвало новое высочайшее повеление от 16 марта 1760 года «о поновлении Исаакиевской церкви с постройкою колокольни»[502], но к концу года призвали архитектора Чевакинского[503], который подтвердил необходимость разобрать церковь — и это решение было уже бесповоротное: 3 июля 1761 года появилось первое объявление[504]: «Исаакиевскую соборную церковь желающим разобрать совсем и с фундаментом явиться в дом бывшего канцлера у определенного к строению той церкви полковника Шамшева», торги на разборку назначались несколько раз, но уже 30 ноября 1761 года[505] «сим объявляется, что хотящие на возвышение улиц брать находящийся от разломки старой Исаакиевской соборной церкви щебень» должны были обращаться к тому же полковнику Шамшеву».
Все несчастие со вторичною постройкою Исаакиевского собора заключалось в том, что недостаточно позаботились об основании. Строили церковь чуть ли не на самом берегу Невы, где было сплошное болото, и не укрепили достаточно фундамент и не возвысили почву от постоянных наводнений. Вследствие слабого фундамента происходила неравномерная осадка здания, пытались этому горю помочь устройством контрфорсов, галлерей вокруг здания, но все эти паллиативы не достигали и не могли достигнуть цели — церковь была обреченною. Но когда ее начали разбирать, то не оставили мысли построить её на том же месте, для этого повелели «укрепить берег Невы у Исаакиевской церкви»[506], но Елизавета Петровна умерла, новый император Петр III относился довольно индифферентно к православным церквам, считая их одною тяжелою формальностью и с легким сердцем издал «высочайшее повеление о строении вновь Исакиев ской церкви на площади против Адмиралтейского луга»[507]. Это повеление датировано 28 марта 1762 года и является, таким образом, основною датою для третьей Исаакиевской церкви, которую должны были соорудить по проекту Ринальди. 2 марта 1764 года Екатерина II распорядилась «об устройстве модели Исаакиевского собора под наблюдением архитектора Виста и об отпуске ему 68 р. на покупку инструмента для исполнения порученного дела[508] — модель исполнялась значительный промежуток времени, и только 20 апреля 1770 года, т.-е. через 6 лет, публика Петербурга была оповещена[509], что с 20 числа сего месяца от 10 до 2 часов показываема будет публике новостроящейся Исаакиевской соборной церкви модель. Так же и вновь найденные на Ладожском и Онежском озерах разные российские мраморы и модели же тех гор с натуральным изображением, из коих оные мраморы достаются, желающие оное видеть, являться могут при конторе строения Исаакиевской соборной церкви». — Это известие, насколько нам известно, нами впервые извлеченное, имеет большое значение, так как им устанавливается точно дата начала разработки российского мрамора. Приказав сделать модель церкви по проекту Ринальди, Екатерина II назначила 21 февраля 1765 года[510] срок для начала строения на апрель 1765 года, затем 8 марта того же года[511] архитектор Вист был назначен в помощь «архитектору Ринальдио» при строении Исаакиевской церкви и наконец 19 марта[512] «о препоручении находящегося при строении Исакиевской церкви полковника Шамшева со всею при нем командою под главную дирекцию генерал-полицмейстера Чичерина» — этими распоряжениями Екатерина II установила как административный, так и технический надзор — а 19 января 1768 года появилось распоряжение «об изготовлении мрамора и дикого камня для Исакиевской церкви»[513]. Этим узаконением генерал-поручик граф Брюс должен был взять на себя заведывание добычею мрамора в Кексгольмском уезде в погосте Сердобольском и Русколеском; при каменоломнях должно было устроить шлифовальные мельницы[514].
В течение 4 лет на этих каменоломнях должно быть добыто достаточное количество мрамора, расход выражался в 240.760 р. — но все эти предположения так и остались предположениями, добывание мрамора затянулось, причем особенно затруднительна была перевозка его через Ладожское озеро; нередко случались аварии — 31 января 1783 года вызывались желающие взять на себя работы по подъему в Ладожском озере галиота с мрамором для Исаакиевской церкви[516].
Торжественная закладка церкви произошла 8 августа 1768 года[517], и затем потянулись бесконечные ассигнования и доасснгнования средств на постройку этой церкви, причем значительны ассигнования, производимые из кабинета. Вот далеко не полный перечень их: 11 сентября 1772 года[518] — 10 т. р., 15 мая 1773 года тоже 10 т. р.[519]; 15 января 1774 года — 40 т. р.[520]; 30 октября 1774 года — 10.655 р.
43 коп.[521]; 24 августа 1783 года[522] — 30 т. р.; 17 июля 1786 года[523] — на продолжение строения церкви 50 т. р., но несмотря на обилие средств, постройка шла очень медленно, и к концу жизни Екатерины II[524] было построено только основание здания, ни купол ни колокольня еще не начинались. Одним из первых распоряжений Павла I было «упразднение конторы Исаакиевской церкви[525] и приказание доделать верх собора кирпичем». Постройка пошла усиленным темпом, и 30 мая 1802 года[526] произошло освящение Исаакиевской церкви, про которую современники составили эпиграмму:
Двух царствований памятник приличный
Низ мраморный, а верх кирпичный.
Весьма понятно, что такая постройка не могла удовлетворить императора Александра I, и 26 июля 1819 года была сделана закладка нового Исаакиевского собора по проекту Монферана на месте ранее построенного при императрице Екатерине II архитектором Ринальди собора, части стен которого вошли в план нынешнего собора[527]. Постройке собора предшествовала, как это было и с Екатерининской Исаакиевской церковью, выставка модели. Сохранилось очень любопытное современное описание этой модели[528]. «Любопытство публики обращено теперь на модель новой Исаакиевской церкви, показываемую каждую среду в доме Шмита, что у Семеновского моста на Фонтанке. В день сей и сам архитектор г. Монферан бывает притом для объяснения подробностей г-м посетителям». Модель поставлена на огромном столе из красного дерева, который раздвигается помощью пружины на две равные половины и дает возможность любопытствующим видеть самую внутренность храма. Церковь представляет огромное четырехугольное здание, украшенное сверху пятью главами, а с двух сторон портиками наподобие знаменитого Римского Пантеона. Она будет иметь в длину 234 ф. 6д., в ширину 177 ф.. 4 д., в вышину 207 ф. 8 д. Сверх того, средняя глава будет иметь 84 ф. 4 д., что составит с церковью 295 ф., а с крестом, который сам по себе 18 ф. — 313 ф., следовательно, вышина средней главы будет почти равна колокольне Ивана Великого. По совершению сего здания только два храма в Европе — св. Петра в Риме и св. Павла в Лондоне будут превышать его огромностью.