– А я знал? Боль адская была, кровища сразу хлещет. Из револьвера ли, из пистолета. С полуметра. Я рухнул сразу. Одна только мысль: как бы кишки не вывалились в пыль. Бывает такое.
– Это от ножа бывает, – подправил я его мысли. – Не от пули. Тем более никак не от резиновой.
– Да там уж, при такой-то боли, и не соображаешь ничего. Я крикнуть не мог, горло спазмом перехватило. Попробовал бы сам, – раненый явно требовал уважения к своим страданиям. Он теперь, похоже, долго будет от всех инстанций уважения требовать – есть такой сорт людей.
– Ладно, меня вот что больше всего интересует. Как себя спецназовец повел? Бравлинов. Что он сказал?
– Ничего не сказал. Только посмотрел удивленно. А сказать ничего и не успел бы. Эти четверо сразу подвалили.
– А с ними он как говорил?
– А мне до того было, чтобы слушать?
– Тогда, извини уж за прямоту, какого хрена ты рвался дать показания? Все это твои парни уже рассказали, а ты бы и завтра мог. Или надеялся, что я к тебе с бутылкой приеду?..
Старший лейтенант сделал значительную паузу. Настолько значительную, что невозможно было не догадаться – самое интересное он на закуску приготовил и не выложил бы второпях, даже если бы я в самом деле бутылку привез.
– Ну, – поторопил я.
– Я почему сам выстрелить не успел. Я на того парня смотрел, что ствол на меня направил. И узнал его. За час до этого я из отделения выхожу, сразу не остановился, и что-то толкнуло меня за машины зайти – там парень этот с нашим старшим прапорщиком Лисиным разговаривает. Я как-то сразу тогда заметил, что Лисин растерялся. А тот парень руку Лису пожал и ушел. Странно это как-то выглядело. Словно спугнул я их.
– Вот это уже интересно. – Мне даже захотелось руку об руку потереть.
Кажется, появилась ниточка.
* * *Из больницы я вышел уже с трубкой в руке. Около крыльца все так же курили три водителя с машин «Скорой помощи». Кажется, уже другие водители. Но мне не хотелось, чтобы они слушали разговор. Я сел в свою машину, выехал из двора больницы и только после этого остановился под фонарем и позвонил. Я не знал номер капитана Вахромеева, не знал номер старшего оперативной группы, что выехала на происшествие, и потому позвонил сначала Славе Щербакову. Лейтенант ответил сразу.
– Перезвони мне. А то у меня деньги «на трубке» кончаются.
Он перезвонил сразу же, как это делается одним нажатием клавиши.
– Что там у вас нового? Облава что-нибудь дала?
– Детский парк прочесывают, двор прочесали, сейчас во дворе опрашиваем свидетелей. Три посторонние машины, говорят, весь вечер стояли. Ищем, может, к кому из жителей приезжали. Больше ничего.
– Вахромеев где?
– Недалеко. С мужиком беседует. С собачником. Ох и псина. Ростом в полторы кошки, а ярость дикая. Всю следственную бригаду, можно сказать, по деревьям разогнал. Ягдтерьер.
Я с такой породой сталкивался еще в детстве. У нас во дворе у одного пацана отец охотник был и держал ягдтерьера, тогда еще редкую породу собак в России. Рассказывал, что этот маленький злобный и верткий псишка в одиночку кабана загоняет до разрыва сердца и медведя своей яростью держит на месте до подхода охотника. Кстати, всю семью охотника он тоже в страхе держал.
– Мобилу ему дай.
– Ягдтерьеру?
– Капитану. Или вы с ним на разных деревьях?..
Вахромеев отозвался через минуту.
– Есть новости? – сразу начал с конкретного вопроса.
– Есть. Ты куда старшего прапорщика Лисина дел?
– «До особого» в своей машине сидит. А что?
– Нацепи ему наручники и пересади в свою.
– Круто! Ты на полном серьезе?
– В старшего лейтенанта Соловьева стрелял парень, который за час до этого беседовал с Лисиным, и оба очень смутились, когда их увидел Соловьев. Думаю, это неспроста. Кроме того, Лисин должен был узнать среди нападавших своего знакомого, но не узнал. Это тоже повод для серьезной протокольной беседы.
– Сделаю, – согласился Вахромеев. – Сразу к тебе на допрос?
– Не сразу. Я тут еще с одним человеком встретиться хочу. От него уже приеду в управление. Тогда и старшего прапорщика за шиворот потрясу.
– Добро. Я помогу. – После побега Бравлинова Вахромеев не желал оставлять меня наедине с задержанным. – Ночевать, кажется, сегодня придется на службе.
Я не выразил ему сожаления, даже зная, что Вахромеев недавно в третий раз женился. А моя жена с детьми уехала в деревню отдыхать, поэтому сам я семейными заботами не загружен.
* * *Выехала с территории больницы и мимо меня проехала «Скорая помощь». Водитель посмотрел на меня подозрительно – под светом фонаря это было заметно. Ментовская память сработала привычно легко, я узнал – он из тех парней, что стояли на крыльце и курили. Интересно, чем я ему так не понравился.
Но долго раздумывать над странным взглядом я не стал, не до того было. И быстро набрал нужный номер. Моему абоненту потребовалось много времени, чтобы трубку из чехла на поясе вытащить. Но все же он ответил, как обычно, вальяжно и чуть свысока. Обычно он и смотрит так же, как говорит. Это национальная черта.
– Я слушаю тебя.
– Здравствуй, Джабраил.
– Здравствуй, здравствуй. Ты вовремя объявился. Я сам хотел тебе позвонить. Заедешь?
– Для того и звоню.
– Давай. Со служебного хода. Я предупрежу охрану, тебя проводят.
– Еду.
Ехать мне предстояло через весь город, то есть возвращаться почти к месту, где ранили старшего лейтенанта Соловьева, только по другую сторону парка. Но по ночным улицам ездить – одно удовольствие. И добрался я быстро.
Машину поставил на большой служебной стоянке, предназначенной для работников казино «777» и боулинг-центра под этим же названием, принадлежащих Джабраилу. Охранник на стоянке тоже, видимо, был предупрежден и потому даже не поинтересовался, какого хрена понадобилось здесь постороннему. Мою неказистую машину он знал едва ли, потому что она и сама незапоминающаяся, и появлялся я здесь за последний год не больше двух раз. Правда, в последний раз не так и давно, но дежурившего тогда охранника не запомнил.
На двери звонок, но дверь оказалась приоткрытой.
Внутренний охранник меня остановил жестом и звонком по внутренней связи вызвал коллегу. Разговаривали они долго по-чеченски, и я ничего не понял. В заведении все охранники чечены и, надо полагать, бывшие боевики, как и сам хозяин. Он из леса по амнистии вышел, остальные не знаю как. Но наглости им не занимать, и в нашем городе они ведут себя обычно так, словно это город приехал к ним в Чечню вместе с полутора миллионами жителей и принес к ним свои порядки, которые чечен не устраивают. В ментовке куча заявлений лежит нерассмотренными, поскольку из Москвы было не очень громкое указание чечен не обижать и по возможности тихо гасить все конфликты. Насколько я знаю, в других городах ситуация такая же. Им, кажется, уже всю Россию на откуп отдают.
Наконец, внутренний охранник трубку от уха убрал и на меня посмотрел:
– Джабраил в зале. Подождешь?
– Сообщите ему.
Охранник сказал что-то в трубку, засмеялся, трубку на стену повесил и отвернулся. И только минут через пять пришел другой охранник, обменялся с первым парой фраз все так же на чеченском, и после этого сделал мне жест, приглашая идти за собой.
Мы поднялись сначала на второй этаж, потом по галерее прошли почти вокруг всего зала казино и только после этого по узкой металлической лестнице взобрались на третий. Там был большой полутемный кабинет Джабраила с широким, во всю стену, окном, из которого было видно каждую точку казино. Джабраил от этого окна и отошел, когда мы, после короткого стука, вошли к нему. Указующий жест сразу отослал охранника в коридор. Тот выполнил команду по-военному четко. А сам Джабраил, коренастый, толстоногий, танком проехал к себе за стол и мне показал на стул напротив. Взгляд был, как обычно, высокомерен.
– Расскажи, что там у тебя случилось. Как ты так на допросе уснул?
Он сразу показал, что информацией обладает в полной мере.
– Как уснул, – усмехнулся я. – Спать сильно захотелось, и уснул.
– Спать надо ночью дома, – он попытался объяснить мне, как стоит жить. – И что – поймать не можете?
– Если бы поймали, уже сняли бы проблему.
– Ладно, это твое дело – ловить или не ловить. Меня вот что интересует. Что в городе делает спецназ ГРУ? Почему вместе с ментами армия работает?
– Они прислали группу, которая знает этого старшего лейтенанта в лицо. Он может и бороду, и усы прицепить, наши могут не узнать и пропустить. Попросили армию.
– Нашего дела они как-то касаются?
– Как они могут коснуться. Дело в прокуратуре.
– В военной прокуратуре, – Джабраил сделал ударение.
– Разница только в том, что я к данным военной прокуратуры добраться не могу, а так – это точно такая же прокуратура. Наверное, точно так же покупается, как обычная.
– Мне не нравится присутствие в городе спецназа ГРУ. «Летучие мыши» нас еще дома достали. Здесь им тоже не место.
– Это не нам с тобой решать.
– Я опасаюсь, что они имеют отношение к нашему делу.
– Нет. Никакого интереса. Я сегодня общался с их командиром. Его город мало касается, ждет не дождется, когда отзовут. У него жена родила, и сама в критическом состоянии, со здоровьем, говорят, нелады. А он здесь застрял и потому психует. А я к тебе тоже по нашему делу, кстати.
Джабраил поморщился, словно только он имеет право решать, кто может делами заниматься. Он все еще себя командиром чувствует, тем – полевым.
– В самом деле?.. Слушаю. Есть новые интересные предложения?
– Может, и появятся. Пока есть только просьба. Я куда-то засунул кошелек с pin-кодом от карточки. Помнишь, я на клапане записал. Боюсь, что жена его с собой забрала. У нее кошелек маленький, могла взять мой. Сообщи повторно.
Джабраил думал целую минуту. И всем видом недоумение показывал.
– Ты помнишь условия? – Он посмотрел прямо и сердито. – В течение трех месяцев ты снимаешь все деньги. В разных банкоматах. Через три месяца счет будет ликвидирован. Про pin-код я тебе говорил особо. Тебе следовало довериться памяти, а не записи. Я же, запомни, никогда не держу в памяти данные на чужие банковские карточки. Не в моих правилах интересоваться чужими деньгами. Я в чем-то обманул тебя?
– Нет. Но и не выручил. Я не могу восстановить pin-код, потому что он на чужое имя.
– Я тоже не могу восстановить его, потому что человека, на которого выписана карточка, уже не существует в природе. Он поторопился оставить нас. А все документы по карточке, если помнишь, я сжег прямо при тебе, чтобы ты не думал, будто я захочу тебя «кинуть». Ищи кошелек, мне будет обидно, если ты не найдешь его. Пропадут не только твои деньги, пропадут и деньги, которые были когда-то моими.
Он смотрел мне в глаза прямо и говорил твердо и внушительно. Я ответил таким же твердым взглядом.
– Ты что, гипнотизируешь меня?
– К сожалению, не обучен, – ответил я вдруг растерянно.
Только тут, после вопроса Джабраила, меня словно током ударило – я понял, что со мной произошло во время допроса старшего лейтенанта Бравлинова. Он меня элементарно загипнотизировал. Я и раньше удивлялся. Лежал я на полу. Следовательно, я должен был упасть с кресла. Но как-то я умудрился ничего себе не отбить. Нет даже намека на маленький ушиб. А пол-то жесткий. Такое впечатление, что я аккуратно сам встал с кресла и лег, или меня с кресла сняли и положили, когда я невменяемый был.
– Ладно, если помочь не можешь, буду искать кошелек. – Я не подал вида, какое отчаяние меня охватило. Из-за пустяка, из-за нежелания выучить четыре цифры, я теряю пятьдесят тысяч долларов. Более того, я мечту свою теряю. Давнюю, выношенную мечту. – Жена будет на днях звонить, спрошу. И дома все переверну. Может, в куртку сунул, может, в мундир, может, вообще в ящик стола. Дерьмово, когда память подводит.
Джабраил молча кивал, но смотрел на меня без сочувствия.
Отчаяние было, конечно, сильно, но я вида подать не желал. И не сломать меня никаким отчаянием. Я не из тех, кто сдается. Такое положение только мобилизует меня. Я найду Бравлинова. Найду во что бы то ни стало. Только ради своего кошелька найду.
Я встал, показывая, что разговор закончен, и тут из темного угла раздался голос. Там, оказывается, кто-то сидел и слушал наш разговор. Голос был явно с акцентом, но акцент был не кавказский.
– А у тебя нет возможности еще больше обострить состояние жены того командира спецназовцев?
– Кто там? – спросил я с естественным недовольством.
– Мой друг, – сказал Джабраил. – Он в курсе всех наших дел, не бойся.
– У меня нет такой возможности.
– А ты поищи. Впрочем, я сам поищу. Как фамилия этого командира?
– Рустаев, кажется. Да, капитан Рустаев.
* * *Что бы ни говорили отъявленные и закостенелые материалисты, но предчувствие существует и работает, вне зависимости от философских извращений ученых. Сколько людей прошло через мой кабинет, скольких я допрашивал – и никогда такого не было. А тут привели парня, и я сразу почувствовал, что именно от него зависит поворот моей судьбы, причем поворот кардинальный. Павел Михайлович Сакурский, двадцати трех лет от роду, парень залетный, из Подмосковья, хотя когда-то служил срочную службу в нашем городе. Зачем-то сюда вернулся. И дело-то вроде бы банальное – ограбил киоск, избил до полусмерти продавщицу, а взял всего две сотни рублей, сотовый телефон, бутылку пива и пачку сигарет с зажигалкой. Были в кассе другие деньги, он не взял.
– А мне много пока не надо, – заявлял парень. – Понадобятся деньги, мне заплатят. Так заплатят, что хватит на всю жизнь.
– Разбегутся и добавят, – отреагировал я привычно, хотя прислушался. Это все то же предчувствие заставило меня прислушаться и слегка напрячься. Я много подобного слышал, но обычно мимо ушей бахвальство пропускал. Сейчас не пропустил.
Он продолжил:
– В нынешнем мире кто богатым стал? Кто информацией обладал. А я ей обладаю.
С этим трудно было спорить, тем не менее мне сразу показалось, что парень не совсем в здравом рассудке. Но привычка опять свое взяла, и я спросил:
– Ты что, дурак?
– Не-а. Меня проверяли. Тоже думали, что я дурак. Еще в армии думали, что свихнулся. А комиссия решила, что я просто нестандартно мыслящий человек.
На столе лежало все, что изъяли из его карманов при задержании.
– Ты того, капитан. Вот эту бумажку мне верни. Тебе она без надобности, – кивнул он на свернутую, обветшалую от времени газетную страничку. Я страничку развернул. Просмотрел, ничего интересного не нашел.
– Зачем она тебе?
– Подтверждение моей информации. Серьезности моей информации.
Я еще раз мельком просмотрел страничку. Международная информация, какая-то статья о войне в Ираке, фотография ядерного гриба.
– Когда ты освободишься, вся твоя информация устареет, можешь не переживать раньше времени, – так я его на более откровенный разговор вызывал.
– Не-а. Ты ж меня сажать не будешь, – в его голосе абсолютная уверенность слышалась. Такая уверенность, против которой бороться было трудно.
– Почему ты так решил?
– Потому что я тебе пятьдесят тысяч баксов заплачу. И ты отпустишь меня уже через пару дней.
Скажу честно, идея о пятидесяти тысячах баксов мне откровенно понравилась, но мне опять показалось, что я имею дело с дураком. Хотя о крупном взяткодателе я, можно сказать, с детства мечтал. Многие мои коллеги внезапно увольнялись из ментовки и обзаводились шикарными машинами, и жизнь свою круто меняли. Мне пока не везло.
– Не отпущу, потому что у тебя нет пятидесяти тысяч, – я не говорил высоких слов о том, что преступник должен сидеть за «колючкой», я, как мне самому тогда показалось, играл. Что-то чувствовал, но в серьезный разговор еще не включился, хотя мысленно давно был к такому предложению готов.
– Так я их получу. За информацию. И ты, капитан, мне поможешь.
– За что ты, интересно, собираешься большие бабки получить? – При всей его придурковатости он мог в самом деле что-то знать. Я чувствовал это. Я сразу почувствовал, как только он вошел в мой кабинет.
Он руку протянул и ткнул пальцем в газетную страницу. Туда, где на фотографии был изображен ядерный гриб. У меня настроение слегка ухудшилось, потому что я не верил в принципиальную возможность заиметь и продать атомную бомбу.
– Ядерное оружие меня не интересует. Забудь, дружище, и готовься к «зоне».
– Это не ядерное оружие. Это авиабомба с боеприпасом объемного взрыва. Самое мощное оружие из всех существующих, кроме ядерного. И я знаю склады, где эти авиабомбы хранят. Я сам эти склады охранял и знаю там каждый проход и подход. Я даже подземный ход знаю. Мы через него выбирались и с поста к бабам в общежитие бегали. Там колодец в кустах есть. Через колодец можно вчетвером и саму бомбу протащить. Склады зэки строили, «бесконвойные»[14], они проход и сделали, чтобы в магазин бегать. Нам по наследству досталось.
О таких проходах, подземных и прочих хитрых я много раз слышал. Они существуют практически на каждом объекте, который строили заключенные с облегченным режимом содержания. Меня в этом рассказе другое смутило.
– Я, конечно, понимаю, что командование каждому часовому рассказывает, что и где хранится. Но не слишком ли много рассказывает?
Сакурский довольно ухмыльнулся.
– Привозили при мне, размещали. А потом. Капитан. Начальник склада. Перепился, приехал, похмелился и рассказывать начал.
Это прозвучало убедительно. Я сам с пьяными кладовщиками в армии дело имел. Прихвастнуть они любят. За неимением боевых заслуг придумывают себе другие и в собственных глазах свою значимость ощущать начинают. Значит, этому верить можно.
– И кому ты эту бомбу продать надумал?
– Чеченам.
– У тебя есть покупатель?
– Ты мне его найдешь. Ты наверняка знаешь чечен, которым такая бомба позарез нужна.
– Болтовня все это. Но я подумаю, ты не отчаивайся. А пока давай займемся допросом.