Я сел за стол, но строго, даже руки на столешницу не положил.
– Давай обсудим твое сегодняшнее положение. Я понимаю, что тебе, старлей, надо выпутываться, и верю, что ты выпутаешься. Не в таких мы положениях бывали. И менты тебе в этом деле не помощники. Их сыскари ищут самый простой путь, а тебе предстоит пройти путь гораздо более сложный, с преодолением препятствий и сопротивления. И это при том, что у тебя нет навыков сыскаря и нет поддержки государственной машины управления. Так что готовься к работе в тылу врага. Так, по сути дела, получается... Но на то мы с тобой и спецназ ГРУ, чтобы в тылу врага работать. Кроме нас, этому никто не обучен.
Он признал родство, и это радовало. Значит, мои усилия в мелком подхалимаже увенчались успехом, и я могу рассчитывать на большее.
– Я готов, товарищ подполковник, и в тылу врага.
– Вот и отлично. Я привез тебе одного человека из парней Мамоны. Сам он не из крутых. Только юрист, специалист по экономическим делам. Но Мамона ему доверял, и он был в курсе всего. Сам Мамона в последнее время рейдерством занялся. И этот юристишка ему материалы готовил. Но он не только в отношении рейдерства в курсе. Генрих Юзефович Иванов, хитрый жук. Рядышком с Мамоной шесть лет работал, значит, в курсе других дел должен быть. Но тут есть одно большое «но». Это не наш человек и быть нашим не желает. Этот парень вообще не желает при мне разговаривать. Будете беседовать с ним наедине. Я в машине подожду. Потом с тобой побеседуем дополнительно. Но есть к тебе еще просьба. Даже две.
Он выдержал впечатляющую паузу.
– Слушаю, товарищ подполковник, – неназойливо поторопил я, понимая, что Владимир Викторович именно такого вопроса ждет.
– Первое. Олега Юрьевича интересуют взаимоотношения Мамоны и капитана Севастьянова из уголовного розыска. Открыто об этом, понятно, спрашивать нельзя. Только наводящими вопросами.
– Вы думаете... – начал было я.
– Пока мы ничего не думаем, но у нас есть основания думать, что в этом вопросе не все так просто. Нас интересуют их взаимоотношения. Это только, повторяю, пока.
– Я постараюсь узнать. У меня у самого есть подозрения, что меня пытались подставить именно менты, – я продолжал играть в ту самую игру, которую начал в первую нашу встречу. Может быть, и Изот в эту игру включился только потому, что я дал направление его мысли, а какие-то собственные маленькие подозрения мысль развили.
– Второе. Олега Юрьевича интересуют отношения Мамоны с одним из парней местной чеченской мафии. Некий Алиахмет Садоев. Вот эта информация очень важна для тебя лично. Потому что и Олег Юрьевич, и я тоже склоняемся к мысли, что Садоев имеет какое-то отношение к смерти Мамоны.
Я, естественно, вида не подал, что мне эта фамилия нечто говорит.
– Алиахмет Садоев, – повторил я, словно постарался запомнить.
– А теперь я приведу тебе юриста. Представлю и уйду. Работай, старлей. Потом я отвезу его и вернусь к тебе для уточнения деталей.
– Понял, товарищ подполковник.
ГЛАВА 2
1. КАПИТАН МИЛИЦИИ АНАТОЛИЙ СЕВАСТЬЯНОВ, ГОРОДСКОЙ УГОЛОВНЫЙ РОЗЫСК
Для меня сейчас важно было, чтобы ни капитан Вахромеев, ни лейтенант Щербаков, хотя они и кажутся внешне надежными парнями, все же лишнего где-то не сболтнули. Даже просто так, мимоходом, без умысла. Появление в деле имени Олега Юрьевича Изотова может взбудоражить многие силы, которые помешают мне добиваться своего результата. Впрочем, я хорошо знал, что Изот поддерживает приятельские отношения с нашим начальником городского уголовного розыска полковником Пиксиным, то есть с моим непосредственным руководителем, перед которым я и должен отчитываться во всех своих действиях. Поэтому, если что-то и сболтнут, полковник меня прикроет только из-за своих приятельских отношений.
После допроса старшего прапорщика Лисина, принесшего нам такие интересные результаты, я все же решил домой съездить и отоспаться, потому что сонное состояние всего организма вызывает такое же сонное движение мыслей, а мне следовало бы мыслить не просто быстро, но и нестандартно, ибо при стандартном мышлении мне трудно будет добиться того результата, что устроил бы меня во всех аспектах, в служебных и личных. Убрав в сейф пистолет, я подумал и положил под пистолет и банковскую пластиковую карточку. Зачем ее с собой таскать. Конечно, карточка сейчас значения не имеет, потому что я не знаю pin-код, с помощью которого можно снять с карточки деньги. Тем не менее, потеряв pin-код, я еще не потерял надежду его найти, а вот потеряв саму карточку, открытую на чужое имя, я уже потеряю все бесповоротно.
На этом рабочий день мой закончился.
– Запиши там, – на выходе предупредил я дежурного по управлению, полусонного капитана Устьянцева, – во сколько я с работы удалился. Соответственно, постараюсь завтра на столько же опоздать.
– Вали отсюда, – посоветовал мне Валентин на дорогу. – А то от тебя одно беспокойство.
– Сильно спать мешаю? – спросил я не без удовольствия.
– Нет, серьезно, много раз уже замечал, как я дежурю, у тебя повышенная активность пробуждается. И у всех твоих проходящих по делам тоже.
– Ты везунчик.
– Вали, вали.
– Я «повалил».
Я «повалил», но уже ехал не спеша, не как два часа назад, когда на допрос торопился. И даже на пустынных ночных перекрестках спокойно останавливался на красный свет светофора. У меня платная стоянка через дорогу, и место там есть постоянное, с помесячной оплатой. Поставив туда машину, я перешел дорогу, пересек двор и своим ключом открыл подъездную дверь. Света на первом этаже привычно не было. У нас там никогда света не бывает, и даже днем, когда в подъезд входишь и дверь за собой закрываешь, в темноту попадаешь, потому что до ближайших окон целый этаж, да и то эти окна узкие, заляпанные побелкой и свет почти не пропускают.
Темноту, как всякий человек, работающий с криминальной средой, но не в криминальной среде, я не люблю. А в этот раз она в первый момент спасла меня. Я почувствовал какое-то движение впереди слишком поздно, хотя и почувствовал, но посторониться не успел. Из-за темноты тот, кто нападал на меня, промахнулся, только чуть задел ухо. Однако боль в ухе сразу дала понять, что били меня не голой рукой. Но я не зря двенадцать лет, с девяти лет начиная, занимался дзюдо. Не успев ничего подумать, я уже сделал захват и проводил прием. Причем прием не спортивный, который заставляет вовремя остановить движение собственного тела. Я бросил через себя неизвестного противника, оставляя в захвате его руку, ударил человека о металлическую подъездную дверь головой, и сам, все еще не отпуская захвата, упал на него и услышал, как треснула кость и разорвались суставы. Только вот стона не услышал, потому что уже после удара о дверь мой противник потерял сознание. Кастет я нащупал быстро. Снял его со сломанной руки, понимая, что противник может быть и должен быть не один, но в это время мне в лицо сбоку ударил луч фонарика и властный голос с откровенным кавказским акцентом сказал:
– Одно движение, поганый, и я стреляю. Я нервный.
В последнее время стало модно звать ментов «погаными», что им и мне, кстати сказать, не слишком нравится, и я сразу понял, что это не случайные грабители-«гопники» и я не случайная жертва дуроломов. Я был в гражданском костюме, который даже при слабом свете фонарика с мундиром не спутаешь. Следовательно, они знали, кого ждали, и пришли явно по мою душу. Но пистолет и в Африке остается пистолетом, свой я необдуманно оставил в сейфе, а с кастетом переть на поднятый ствол глупо.
– И что дальше? – спросил я, впрочем, не шевелясь, как и было приказано.
– Медленно поднимайся. Медленно, без резких движений. Кастет на полу оставь. Вот так. Положи, положи. Теперь топай.
– Куда?
– Домой. Мы к тебе в гости пришли. А ты так неласково нас встречаешь. Завгат, помоги ему пройти. Куда?! Отойди в сторону, дурак!
Кто-то третий, как я понял по звукам, выполнил команду и посторонился, пропуская меня и не давая возможности толкнуть себя на пистолет, с тем чтобы мне успеть вооруженную руку захватить. Опытный кто-то командует, варианты просчитывает.
Я громко усмехнулся и неторопливо двинулся по короткому пролету лестницы на первый этаж. И не слышал, как кто-то кошкой-невидимкой за мной пошел, только почувствовал, что уже на лестничной площадке мне в спину ствол уткнулся. Потом луч фонарика приблизился, и в спину уткнулся второй ствол.
– Завгат, я справлюсь без тебя. Помоги Мусе встать, потом поднимайтесь к нам. Мы оставим дверь открытой.
Первый ствол ушел вместе с Завгатом.
– Лифт вызывай, – приказал властный голос. – Кнопка, если помнишь, слева. И помни, что я стреляю быстро.
А я как раз раздумывал над тем, успеет он выстрелить или нет, если я резко с отбивом руки развернусь. Это только в глупых кинофильмах преступник захватывает заложника, приставляет пистолет к его виску, а те, кто на его голову наставил оружие, выстрелить не решаются. Глупости это, хотя смотрится, как и положено в кино, эффектно. Если кто-то первый в этот момент нажмет на спусковой крючок, преступник нажать на свой не успеет. С пулей в голове трудно сделать такое, казалось бы, короткое движение пальцем. А пуля летит гораздо быстрее, чем успеет развернуться процесс формирования мысли, обязанный дать команду пальцу. Кто нажмет первым, тот и победил. Другое дело, если пистолет наставлен не в голову, а в туловище. Там и смерть не мгновенна, и может сработать судорога. Но в моем положении размышлять стоит не о скорости полета пули в сравнении с мыслью, а о скорости разворота туловища в сравнении с реакцией человека. И здесь все зависело от нервной системы моего противника, от быстроты его реакции и от профессиональных навыков убийцы. И я не рискнул.
– Лифт вызывай, – приказал властный голос. – Кнопка, если помнишь, слева. И помни, что я стреляю быстро.
А я как раз раздумывал над тем, успеет он выстрелить или нет, если я резко с отбивом руки развернусь. Это только в глупых кинофильмах преступник захватывает заложника, приставляет пистолет к его виску, а те, кто на его голову наставил оружие, выстрелить не решаются. Глупости это, хотя смотрится, как и положено в кино, эффектно. Если кто-то первый в этот момент нажмет на спусковой крючок, преступник нажать на свой не успеет. С пулей в голове трудно сделать такое, казалось бы, короткое движение пальцем. А пуля летит гораздо быстрее, чем успеет развернуться процесс формирования мысли, обязанный дать команду пальцу. Кто нажмет первым, тот и победил. Другое дело, если пистолет наставлен не в голову, а в туловище. Там и смерть не мгновенна, и может сработать судорога. Но в моем положении размышлять стоит не о скорости полета пули в сравнении с мыслью, а о скорости разворота туловища в сравнении с реакцией человека. И здесь все зависело от нервной системы моего противника, от быстроты его реакции и от профессиональных навыков убийцы. И я не рискнул.
Впрочем, я не рискнул еще и по другой причине. Если бы меня хотели убить, то наверняка уже убили бы здесь же, в подъезде. Со мной хотели просто поговорить, но справедливо решили, что разговаривать меня можно заставить только под принуждением. Потому и последовал первоначальный удар кастетом в лицо. Удар, разорвавший мне ухо, но не нанесший мне тяжелых повреждений. Значит, попробуем поговорить. А там видно будет. Вдруг представится другая возможность, более удобная... Даже там, на седьмом этаже, когда мы один на один останемся.
Лифт заскрипел, заскрежетал. В ночной тишине такой скрежет, казалось, способен весь дом разбудить. Но не разбудил, к сожалению. Двери автоматически разошлись в разные стороны, приглашая нас войти.
– Входишь, сразу вперед, лицом к стене. И не шевелиться. Я нервный.
Я спокойно шагнул в лифт, и даже руки на разрисованную надписями стену перед собой положил, хотя меня никто об этом не просил. Привычка. Обычно я сам даю команду: «Руки на стену». Сейчас, когда мне никто такой команды не давал, сработал рефлекс, как у собаки Павлова, и я сам себя поставил в неудобное положение. Впрочем, оно не такое уж неудобное, потому что руки я не задрал к потолку, как следовало бы заставить меня сделать для соблюдения мер безопасности. Я их просто так положил, ладони чуть выше уровня плеча. В таком положении всегда может подвернуться возможность ударить локтем в голову, а потом уже руку с пистолетом захватить. Мне бы только захват сделать, остальное все само собой пойдет, автоматически – и бросок, и обеспеченный перелом. И я ловил момент, когда противник будет искать кнопку седьмого этажа. Для этого только чуть-чуть голову повернул, желая воспользоваться периферийным зрением. И увидел, что противник в самом деле оказался опытным и осторожным. Он кнопку на ощупь искал. Пальцами просчитывал, чтобы седьмую после промежутка найти. Промежуток между кнопками «Вызов» и «Стоп» и кнопками этажей. Мой противник с управлением лифтом справился ничуть не хуже, чем космонавт со своим космическим кораблем справляется. А жаль. Иначе ему пришлось бы на пару секунд отвлечься. Мне бы половины из этой пары секунд хватило. Но он не отвлекся. И мы поехали.
* * *Меня запустили в квартиру, естественно, первым. Я открывал дверь своим ключом и не оборачивался, хотя на лестничной площадке было светло. Трудно заставить себя обернуться, когда пистолетный ствол упирается тебе в спину. Не то чтобы я испугался. Я бывал в серьезных переделках. Хотя неприятное чувство было и сейчас. В замкнутом пространстве квартиры я становился более беспомощным, чем в подъезде или на лестничной площадке. В квартире и помощи ждать было неоткуда. Но удобного момента для выхода из ситуации я не увидел, потому что спиной чувствовал нервное, чуть подрагивающее напряжение ствола, готового выбросить из себя пулю. И одновременно с этим я пытался понять, чего хотят от меня. Не убили сразу, значит, убивать не собираются? Или хотят что-то узнать, а потом убить? И кто они такие?
Мысль почему-то возвращалась к Джабраилу и к тому человеку в темном углу его кабинета, к человеку со странным, не кавказским акцентом. Это могло быть и не так, потому что кавказцев, причем совершенно разных по национальности, у нас в городе, как и во всех городах России, полно, они как жадные крысы лезут в каждый угол, везде поганят и вызывают недовольство. Даже в нашем доме живут азербайджанцы, которым лень до мусоропровода дойти, и весь мусор они выбрасывают в окно. Да и дел, касающихся кавказцев, я вел немало. Это могли быть отголоски какого-то старого дела. Трудно гадать, но мысль все равно к Джабраилу и к его гостю возвращалась. Опять, что ли, интуиция работала.
– Свет зажги. Я темноту только в лесу люблю.
Голос насмешливый и уверенный в себе. Даже самоуверенный. Самоуверенность особенно чеченцам свойственна. Они в свою избранность верят. Только я в нее не верю. И постараюсь доказать при первом удобном случае, что мое неверие имеет под собой основание.
Я привычным движением включил свет в прихожей.
– Вперед!
Я прошел вперед, в комнату, а ствол остался в прихожей.
– Свет зажги, – последовала очередная команда.
Вот он, момент, которым я мог бы воспользоваться, если бы не оставил в сейфе пистолет. Дистанция разорвана, шаг в темноту комнаты, пистолет из кобуры, и – стреляй в свое удовольствие. Но сослагательное наклонение в нашей службе хорошего не несет. Нет пистолета, значит, следует ждать момента. А до этого придется приказаниям подчиняться. И я включил свет в комнате. И сам остановился, дожидаясь дальнейших приказаний.
По идее, меня должны были положить на пол и за спиной руки связать или в наручники сунуть, если у них наручники есть. Но команда последовала другая.
– Проходи. Кресло на середину комнаты поставь. И садись, «базар» есть. И не дрожи так, будешь себя хорошо вести, будешь жить...
Надо же, он уверен, что я дрожу. Это все от его самоуверенности идет. От глупой самоуверенности он думает, что все его бояться обязаны. Только я не боюсь, хотя утверждать этого не буду. Мне только момент подвернется, и я докажу обратное. А пока я прошел к стене, приподнял кресло и с креслом обернулся. И только тогда увидел лицо своего противника.
– Тебя, Алиахмет, здороваться не учили?.. – спросил я и вынес кресло на середину комнаты. И понял, как хорошо я поступил, когда вместе с пистолетом положил в сейф и банковскую пластиковую карточку. Всегда, все эти последние дни, таскал ее с собой, а тут что-то вдруг заставило положить ее в сейф. Опять, похоже, сработала интуиция. Правда, она не сработала, когда я пистолет убирал. Но так часто бывает – срабатывает в одном и допускает провал в другом.
– Узнал? – спросил он. – Мы же, кажется, не часто виделись.
Мы виделись только один раз в кабинете Джабраила. Джабраил представил мне Алиахмета Садоева, на имя которого была выписана банковская кредитная карточка. На его же имя был открыт субсчет при банковском счете ночного клуба Джабраила. При этом просто снять деньги со счета Алиахмет не мог, мог только пользоваться пластиковой карточкой. Но эту карточку Джабраил передал мне вместе с договором на обслуживание, с которого я переписал на клапан карманчика своего кошелька pin-код карточки. В присутствии Алиахмета. Потом, когда Садоев уже ушел, Джабраил словно бы между делом сообщил мне, что Алиахмет завтра отправляется на родину, но до дома не доедет. Джабраил не любил рядом с собой людей, которые имели собственное мнение на какие-то вопросы. Он часто говорил, что в одной норе нет места для двух волков. Значит, Джабраил прокололся или обманул меня. Скорее первое, потому что обычно он слово держит. А Садоев представляет для него такую же угрозу, как и для меня. Но в этих двух угрозах есть промежуток, в котором можно успешно лавировать с пользой для себя. И я постараюсь это сделать.
– У меня профессиональная память сыскаря, – сказал я и даже улыбнулся. – Если я один раз видел человека, я его узнаю и через десять лет.
Снова заскрипел, заработав, лифт в подъезде. Наверное, Муса пришел в себя после удара головой о металлическую дверь. Я хорошо его стукнул. И бросил резко, и еще собственным весом в удар вложился. Если он не почувствовал боли от перелома руки и разрыва связок в плечевом суставе, то отключка была полная и Завгату пришлось сильно потрудиться, чтобы привести Мусу в сознание и заставить не реветь кастрированным быком от боли.
Я сел в кресло, как и приказывал Алиахмет, и попытался вспомнить все, что я знал об этом чеченце. Я узнавал специально по картотеке МВД. Хотя Джабраил и пообещал, что Садоев не доедет до дома, я на всякий случай поинтересовался прошлым человека, на которого выписана банковская карточка. Кроме того, буквально накануне своей смерти Мамона, не объясняя мне причину интереса, просил меня навести справки об этом же человеке. Я тогда не успел. Но успел на следующий день. По собственному желанию.