— Благодарю за мягкий приговор.
Выйдя из здания суда, Каззиз увидел Мараену. На девочке было голубое платье, полагающееся членам касты Повинующихся, когда они отправлялись в общедоступную часть города. На руках она держала своего старого верного друга, кота Бероя.
— Наказали только Уэлдона, — сказал Каззиз, показав руку. — Ему велели отрубить себе палец. Вот этот! Думаю, без него можно жить. В принципе к чему он людям? Ведь все предметы мы держим остальными...
— Если Боги дали нам десять пальцев на руках, — сказала Мараена, — видимо, так мы и должны выглядеть. Что говорят твои родители?
— Сначала очень злились. Уже назначили мне искупление — два месяца буду чистить стены храма Каль-Абар. Выдержать можно. Но теперь они уже успокоились. Зато все время дрожат за меня и мое будущее. Сама знаешь: «Куда идешь, Каззиз? Что будешь делать вечером, Каззиз? Ты должен думать о будущем, Каззиз!»
— Ну точно как моя мать, — улыбнулась Мараена. — Неужели все взрослые одинаковые? А может, дети превращаются во взрослых людей так же, как личинки дромадеров во взрослых животных? У личинок исчезают усики и большие глаза, а у детей пропадает желание играть и чувство юмора? У дромадеров вырастают дополнительные ноги и густая шерсть, а у родителей появляется нудное причитание и прорезается страсть к поучениям?
— Это не все, — сказал Каззиз, глядя на кончики пальцев, выглядывающих из сандалий. — Это не все, Мараена. Родители хотят, чтобы я перестал встречаться с ребятами. И с тобой. Говорят, что мне уже почти четырнадцать лет, вскоре меня примут в касту. И тебя в твою тоже, и других ребят... Говорят, что я должен дружить только с Чистыми, потому что в будущем мне предстоит жить и работать среди них.
Он поднял голову, но не решился взглянуть ей в глаза. А может, не хотел? Может, предпочел смотреть на ее девичьи, пока еще угловатые, но уже приобретающие женственную округлость бедра? На руки с покрашенными в соответствии с законами ее касты красным ногтями. На выпуклости, намечающиеся под плотно охватывающей тело тканью. Может, он хотел так смотреть на нее и вспоминать свои первые сны о женщинах. А может, боялся взглянуть на ее губы, которые вот-вот проговорят, что он, конечно, прав. Ведь мама Мараены наверняка постоянно повторяла те же слова Свитков, что и его родители. Девочке тоже уже исполнилось тринадцать, и вскоре ее должны будут принять в касту. А это означало, что они смогут встречаться только здесь, в общей зоне, недолго и лишь в связи с занятиями, требующими сотрудничества. И разговаривать только так, как дозволяют Свитки представителям различных каст.
Коту Мараены, Берою, божеские законы не мешали. Он спрыгнул с рук хозяйки, подошел к Каззизу и, тихо мурлыча, потерся о его ногу.
2
Да, Оронк, старый, умирающий кот... Так говорят Свитки. Они учат нас, как достойно жить, как общаться с Богами, как познать цель и смысл существования. Они устанавливают табу, говорят о наказаниях за преступления, подсказывают, как выходить из трудных ситуаций. Определяют ритуалы и обычаи, описывают наше прошлое и говорят о будущем. Они — основа нашего бытия, без них мы не существовали бы. Но и они не выжили бы без нас, ибо что есть священная книга и Бог, у которого нет поклоняющихся ему? В такой взаимозависимости уже прожили сотни поколений с тех пор, как наш народ возник на старой Земле, а потом переправился сюда, в этот далекий мир.
Мы отрезаны от остальной человеческой цивилизации. Наши предки выкупили права на колонизацию Регелиса, обрели мир, в котором могли жить по законам, данным нам в Свитках. Эти законы заставили Уэлдона отсечь себе палец во искупление греха халатности. Эти законы велят пятнадцатилетним детям вступать в те касты, в которых пройдет их дальнейшая жизнь. Эти законы предписывают человеку, нашедшему тебя, кот, мертвым, совершить необходимые обряды, мумифицировать твое тело и захоронить в песках пустыни, окружающей наш город-колонию. Оронк, старый котище, этим человеком буду я.
Помнишь ли еще ты, когда она к тебе прикасалась? Сегодня, вчера, на прошлой неделе? Сколько времени тебе пришлось влачить сюда свое дряхлое тело, чтобы передать мне этот дар? Дар памяти...
* * *Спустя два года после случившегося в порту Каззиз стал полноправным членом касты Чистых. Ушел в пустыню, где многие дни предавался размышлениям, отказавшись от пищи и принимая лишь чистую воду. Потом прошли торжества, в которых участвовали все священники Каль-Абара, самого большого храма города, и гости из других номов.
Колонизация планеты началась тридцатью годами раньше. С того времени количество жителей выросло с двадцати тысяч до двухсот. Сразу же по прибытии колонисты активировали в инкубаторах свои плоды, а в настоящее время на свет являлись уже родившиеся естественным путем дети первых искусственно зачатых регелиан. Планета была суровой и безжизненной — летом стояла жара, доходящая до восьмидесяти градусов Цельсия, зимой, даже на экваторе, морозы достигали минус пятидесяти. Однако планета была богата сырьем. Солнечная, химическая и ядерная энергии помогали возводить дома, изолирующие людей от враждебного климата. Автоматы-исследователи отыскали несколько районов с приемлемым микроклиматом. Другие параметры тоже благоприятствовали колонизации. Тяготение на Регелисе составляло четыре пятых земного. Несколько неглубоких морей — зимой промерзающих не до дна, а летом испаряющихся почти целиком — смягчали климат. Собственная живность Регелиса не перешагнула порога колоний одноклеточных. Континенты на огромных пространствах были покрыты зелеными кожухами органической материи, проходящей годовой цикл развития. Весной они разрастались, набухали, образуя слизистую, склеивающую песок пленку. Летом странные поля высыхали, превращаясь в рваную тонкую темно-зеленую пленку. Осенью сильные ветры разрывали пену на лохмы и разносили по поверхности планеты. Рассеявшиеся таким образом споры ухитрялись перезимовать и дождаться очередной весны. Во временных морях и подземных реках тоже ютились различные формы водорослеподобной жизни. Эти несложные организмы за несколько миллиардов лет существования сумели в ходе фотосинтеза наработать столько кислорода, что он составлял десять процентов атмосферы Регелиса.
Люди Свитков заселяли одну за другой провинции — номы: возводили города и фабрики пищи, строили шахты. На орбите удерживался сателлитарный центр связи с гиперпространственным проходом. Проход по меркам человеческой цивилизации находился очень далеко от планеты — на расстоянии более четырех парсеков. Регелис практически был отрезан от остальной части человеческой цивилизации и ее крупнейшего средоточия — Солярной Доминии.
Для церемонии принятия в касту, уже после испытания голодом, Каззиза поставили перед первосвященником храма Каль-Абар. Аудиенц-зал был небольшой, невысокий, освещенный не компакт-лампами, а горящей в углу лампадой. В комнате клубился дым, выжимающий из глаз Каззиза слезы. Одетый в черные одежды старец сидел на своем престоле. На голове у него была тиара, а ноздри, уши и глаза прикрывали золотые бляшки. В углах комнаты стояли четыре аколита могучего сложения. Лысые, в набедренных повязках. Первосвященник жестом подозвал мальчика. Растопыренной пятерней коснулся его лба, губ и подбородка. Потом острым ногтем процарапал на груди слева знак змеи, а справа — птицы. Обмакнул палец в кровь и нарисовал на животе символ глаза — знак касты Чистых.
Два аколита подошли к юноше, взяли его под руки и ввели в храмовый зал, где ожидали родители, семьи старших братьев, соседи и друзья. Теперь он стал одним из них. Началось торжество. Пестрая процессия двинулась к родительскому дому Каззиза, где предстояло начаться двухсуточному празднеству. Ошеломленный, он безвольно проделывал все, чего требовали близкие, — пел, танцевал, пожимал руки мужчинам, целовал в щеки женщин.
Неожиданно ему показалось, что вдалеке, за поворотом улицы, он видит маленькую фигурку. Эта фигурка наблюдала за шествием, но когда процессия приблизилась — убежала. Уже через минуту одурманенный алкоголем и наркотиками Каззиз не мог бы сказать, действительно ли видел ее. Неужели Мараена решилась прийти сюда, в центр запретного для нее района проживания касты Чистых?
Они встретились через два дня. Он уже начал работать — выполнять обязанности, связанные со взрослением. Дети приверженцев Свитков учились до двадцати лет, однако последние годы учебы у них сочетались с трудом. Каззиз специализировался на программировании исследовательских автоматов. Сотни таких машин изучали планету. Несмотря на тридцатилетие присутствия человека, огромные пространства Регелиса, в основном особо удаленные от столицы, еще были малоизучены. Автоматы пересекали пустыни в поисках благоприятных климатических ниш, источников сырья, новых разновидностей регелианской флоры. Машины обладали большой степенью автономности, работали по самообучающимся программам и с поддержкой стационарных экспертных систем, однако временами наталкивались на препятствия и явления, разобщаться с которыми не могли. Тогда в дело вступал человек.
Они встретились через два дня. Он уже начал работать — выполнять обязанности, связанные со взрослением. Дети приверженцев Свитков учились до двадцати лет, однако последние годы учебы у них сочетались с трудом. Каззиз специализировался на программировании исследовательских автоматов. Сотни таких машин изучали планету. Несмотря на тридцатилетие присутствия человека, огромные пространства Регелиса, в основном особо удаленные от столицы, еще были малоизучены. Автоматы пересекали пустыни в поисках благоприятных климатических ниш, источников сырья, новых разновидностей регелианской флоры. Машины обладали большой степенью автономности, работали по самообучающимся программам и с поддержкой стационарных экспертных систем, однако временами наталкивались на препятствия и явления, разобщаться с которыми не могли. Тогда в дело вступал человек.
Каззиз работал дома, необходимые данные поступали к нему по Сети. В принципе первые месяцы работы тоже были обучающими — он просто наблюдал за деятельностью автоматов и анализировал решения опытных, высококвалифицированных программистов. Ему часто поручали разобраться в такой же проблеме, которая стояла перед его более опытными коллегами. Он принимал самостоятельные решения, а затем сравнивал их с реальными действиями, осуществленными в конкретной ситуации.
На третий день после торжественной инициации его направили на техническую базу по проектированию и ремонту разведывательных автоматов, помещавшуюся в центральном районе, доступном для представителей всех каст.
Транспортная капсула доставила Каззиза на самую просторную площадь города, окружающую храм Каль-Абар. Там он увидел Мараену.
Ей было пятнадцать лет, и уже начинала проявляться ее красота. За прошедшие месяцы исчезла угловатость, тело приобрело стройность и гибкость.
Мараена стояла у памятника первосвященнику Хатху, первому на этой планете пастырю народа Свитков. На руках у нее был кот Берой. Теперь и она увидела Каззиза, однако не двинулась с места и не окликнула его, прекрасно зная, что допускают обычаи и законы, а чего нет. Он знал тоже.
Он шел к ней. Ноги в сандалиях мягко ступали по брусчатке, покрытой тонким слоем белого песка. У Каззиза сильнее забилось сердце — а вдруг да кто-то за ними наблюдает? Вдруг донесет священникам?
«Успокойся, — мысленно приказал он себе. — Успокойся, глупец. Ты прошел инициацию, но она-то еще ребенок. Ты можешь к ней подойти и поговорить. Умеренно, как велят Свитки. Но можешь. Пока еще — можешь!»
Десять дней назад, до обряда, они расстались детьми. Сидели на земле рядом с товарным дебаркадером. Мараена поглаживала дряхлого Бероя, а Каззиз рассказывал ей о намеченных торжествах, о подготовке и обрядах. Она слушала, слегка улыбаясь, и внимательно, как всегда. Десять дней назад...
Теперь все изменилось: он — взрослый, она — ребенок. Он — член касты Чистых, она через девять месяцев вступит в касту Повинующихся. Сейчас к ней еще можно подойти и поговорить. Почти коснуться ее кожи. Осталось совсем мало.
Он шел к девочке и вдруг ощутил неодолимую уверенность в том, что она стоит здесь с утра, что была здесь и вчера, и позавчера. Он почувствовал укор совести за то, что торжества и новая работа настолько увлекли его, что оттеснили в памяти образ Мараены. И в то же время поступок девочки доставил ему радость, принес ощущение покоя и безопасности.
— Привет, Мараена. — Он старался говорить нормально, как всегда. Она почувствовала, что он напряжен, что новые социальные отношения, возникшие между ними, лишают его свободы. Она всегда умела угадать его чувства, колебания и сомнения.
— Здравствуй, Каззи, — тихо ответила она. — Как хорошо, что ты пришел.
— Мы должны придерживаться установленного порядка.
— Я помню, — грустно улыбнулась она. — Знаешь, Берой опять болеет.
Каззиз посмотрел на кота. Животное неподвижно лежало на руках у девочки, прикрыв глаза и поджав хвост.
— Он просто сладко спит, по крайней мере так кажется, --- попытался успокоить Мараену Каззиз.
— Я дала ему лекарство, у него что-то с желудком, кажется, опухоль...
Кот Берой был спутником их забав всегда, сколько помнил Каззи. Он постоянно следовал за Мараеной. Когда набиралось слишком много шумливых ребятишек, он незаметно исчезал в ближайших кустах или в подвалах. Но стоило Мараене отправиться в свой район, и Берой появлялся снова. Внезапно и беззвучно, как положено всякому коту. Он тут же требовал, чтобы его взяли на руки и отнесли домой. Каззиза он полюбил, разрешал себя гладить и ласкать. Даже охотнее, чем кошка Каззиза — Бреда. На других детей — любителей понежничать — он фыркал, спокойно, но с явной решительностью: «Не подходи, если не хочешь снимать с руки кожу, как шкурку с помидора!» Обычно этого было достаточно.
Берой явно постарел. May — священные кошки приверженцев Свитков, окруженные почетом и уважением, — это генетически укрепленная раса. Бывало, они доживали и до тридцати лет, однако время, а зачастую и болезни брали свое. Берой уже давно распрощался с молодостью.
— Я люблю тебя, — сказал Каззиз, чувствуя в горле шершавый ком страха. Любовь к девушке из другой касты. Признание в любви. Это не умещалось в дозволенные границы поведения. Становилось опасным. И все-таки он сказал.
— Я тоже люблю тебя, Каззи. Но ты уходишь. — Мараена указала на кота: — И он тоже покидает меня.
С того дня они встречались почти ежедневно. Он искал повода выбраться из дома в центральный район города. Посещал конструкторские бюро, наблюдал за погрузкой и отправкой модулей с новыми или отремонтированными исследовательскими автоматами, работал одновременно в нескольких проблемных лабораториях. Такая активность вызывала к нему уважение руководителей и старших коллег. Он разбирался в своем деле, и вскоре на него перестали смотреть как просто на способного юношу. Хотя ему еще не исполнилось семнадцати, он стал полноправным членом коллектива программистов. Благодаря этому появлялись новые предлоги покидать районы касты Чистых. Он занимался не только исследовательской работой. Как члену ночной гильдии ему доводилось участвовать в религиозных требах и торжествах, а также обычных дружеских встречах, которые устраивали члены коллектива. Каззиз посещал центральный район по четыре-пять раз в неделю.
И там его неизменно ожидала Мараена.
Иногда они разговаривали не скрываясь — в парке или на центральной площади города. Кодекс не запрещал случайных встреч, хотя они вроде бы несколько противоречили хорошему тону. Однако позволять себе такое слишком часто они не могли. Поэтому изобрели множество способов, чтобы встречаться хотя бы на минутку, увидеться издали, перекинуться несколькими словами. Договаривались о встрече то в большом торговом зале, то на верблюжьих бегах, то в толпе людей, совершающих религиозные церемонии, вообще там, где было много народу, а встреча казалась случайной. Несмотря на все предосторожности, Каззиз не сомневался, что множество глаз слишком часто видело их вместе. Да и вообще, разве возможно укрыться в городе, насчитывающем всего сто тысяч жителей? Тем более если это происходит на территории, занимающей едва десятую часть агломерации — а ведь примерно такова была площадь центрального района.
Время шло, принося ежедневные порции работы, радости и забот. Бреда была сукотая. Приближался день, когда юноша должен был получить самостоятельную должность оператора. Надвигалась регелианская зима, а с ней и большие морозы и бураны. Но — что самое важное и самое страшное — каждый день приближал Мараену к шестнадцатой годовщине рождения, дню кастовой инициации.
Касте Повинующихся предстояло пополниться новой женщиной, здоровой, красивой и умной, работающей биологом на станции по производству пищи. Каззиз, программист из касты Чистых, должен был потерять ее навсегда.
3
Каззиз поднялся с подстилки, на которой лежал старый кот. Из стенного шкафчика достал тюбик с красными надписями. Подошел к Оронку. Выдавил на палец немного зеленой массы. Правой рукой погладил голову кота, потом смазал ему шерстку на щеке.
Оронк раскрыл глаза, вздрогнул. Хвост у него напрягся, потом выгнулся мягко и красиво, как в былые времена. Аромат мази явно возбудил его. Побелевшим язычком он облизал губу, чтобы в рот попало как можно больше живительного вещества.
«Это наркотик, кот, обман. Он дает лживое ощущение вкуса и силы, приносит удовольствие и временное забвение. Позволяет почувствовать сытость, хотя в действительности ты подыхаешь от голода. Приносит радость, хотя в реальности тебя должно съедать отчаяние. Обман. Однако сколь же мизерна эта биохимическая ложь в сравнении с тем обманом, который создают наши собственные здоровые и нормальные органы чувств.