Фитцледж отвел ее руки от лица. Ласково задержал ее ладонь в своей.
– Нет, дитя мое, вы не безумны. И Анатоль тоже. Я хотел, чтобы он поскорее рассказал вам правду, но он боялся, что вы поведете себя именно так, как повели сегодня.
– В панике убегу от него? Действительно, не самое подходящее поведение для выбранной невесты. А я еще собиралась убить дракона! - Медлин с горечью рассмеялась. - Я не справилась, мистер Фитцледж. Едва увидев настоящего дракона, я убежала прочь. Мне все еще не хочется верить, что…
– … «есть многое на свете, что вашей философии не снилось»? -мягко произнес Фитцледж.
– Конечно, Шекспир был прав. Как вы думаете, он знал Сентледжей?
– Вполне возможно, милая, - старик ободряюще улыбнулся ей.
Несмотря на отчаяние, Медлин все же сумела улыбнуться в ответ. Доброта и душевный покой, которые всегда исходили от Септимуса Фитцледжа, согревали ей сердце.
– Знаете, в детстве я поступала точно так же, - произнесла она печально. - Мой брат Джереми говорил нам, что в шкафу спрятались чудища, и мои сестры забирались с головой под одеяло. Но я всегда шла проверить. Я была уверена, что там ничего нет. Пожалуй, я уже слишком взрослая, чтобы начать бояться темноты.
– Вам и незачем. Просто думайте, что… что открываете свой ум для новых возможностей.
– И тогда мир становится черным и пугающим.
– Или чудесным и волшебным.
– Не думаю, что Анатолю он кажется чудесным.
– Да, верно. Бедный мальчик… -Печаль затуманила взгляд Фитцледжа. - Но ему слишком часто приходилось идти через свой странный мир в одиночестве.
В одиночестве… именно в одиночестве она его оставила. Медлин высвободила свою руку из ладони Фитцледжа. Она не заслужила утешения.
– Но почему в одиночестве? У Анатоля были и есть другие Сентленджи. - Она сама не знала, ищет ли она успокоения для Анатоля или для собственной растревоженной совести. - Они все такие, как он?
– В какой-то мере. Единственный, кто не обладает наследственным даром, - Роман. Такое случается в каждом поколении. Остальные наделены тем или иным даром Сентледжей: Калеб умеет разговаривать с лошадьми, Пакстон распознает драгоценные металлы, а наш бедный Мариус читает в сердцах и ощущает боль других, как свою собственную. - Взгляд Фитцледжа стал серьезным. - Но вы, Медлин, должно быть, сами заметили, что Анатоль стоит особняком в этом семействе, между ним и родственниками нет, и никогда не было близости.
Она заметила. Она слишком хорошо помнила тот чудовищный ужин, когда только все испортила.
– Но все они должны понимать Анатоля и принимать его таким, каков он есть, - сказала она. - Почему он так одинок, мистер Фитцледж?
С печальным вздохом старик откинулся на спинку кресла.
– Может быть, потому, что его никогда в жизни не принимали двое людей, которые значили для него больше других.
– Его родители, - пробормотала Медлин. - Анатоль так мало мне рассказывал. Он не любит говорить о них.
– Он слишком горд. А может быть, ему до сих пор слишком больно. - Фитцледж с сомнением взглянул на нее. - Милорд приказал мне помалкивать об этом, но боюсь, что, подчинившись, я причинил ему больший вред. Вы позволите мне рассказать вам остальную часть повести, Медлин? Может быть, тогда вы лучше поймете человека, от которого убежали сегодня.
Медлин кивнула, хотя боялась, что подробности семейной истории, которые поведает Фитцледж, не помогут ей постигнуть происходящее безумие. Она хотела услышать то, что помогло бы ей найти путь назад, к Анатолю, человеку, открывшему для нее возможность любви, какая ей и не снилась… ужас, какой она не могла и вообразить.
Фитцледж сцепил пальцы и нахмурился, прикидывая, с чего бы начать, Медлин устроилась поудобнее и приготовилась слушать. Ночные ветры стучали в окно, словно стремились задержать утро, пока старик не закончит свой рассказ.
– Сесили Вендхэм была достаточно красива, чтобы с первого взгляда очаровать любого мужчину, - заговорил Фитцледж. - Миниатюрная, изящная, с золотистыми волосами, она была переменчива, как весенняя погода. Только что исполненная радости жизни, миг спустя она разражалась рыданиями. Ее чувства напоминали непрочную нитку жемчуга, которая так легко рвется.
Искателю Невест не составило труда увидеть, что она именно та женщина, на какой ни в коем случае не следует жениться Сентледжу. Но Линдон решил заполучить ее, и, в конце концов, всем нам оставалось только пожелать им счастья и… молиться.
Поначалу все шло хорошо. Молодая чета много путешествовала, и Линдон потакал всем прихотям новобрачной. Но настало время, когда смерть отца вынудила Линдона вернуться в Корнуолл и стать новым хозяином.
Лицо Фитцледжа исказила гримаса:
– Замок Ледж - не место для слабых натур.
– Да уж, - не без содрогания подтвердила Медлин. - Сесили знала правду о семействе Сентледжей.
– О да, Линдон все ей рассказал. Но Сесили с легкостью выбрасывала из головы все, что могло ее обеспокоить. Но потом родился Анатоль, и она уже не могла притворяться перед собой.
Фитцледж умолк, чтобы подкрепить силы глотком чая.
– Анатоль никогда не был хорошеньким, милым ребенком вроде Романа. Всегда слишком крупный для своего возраста, неуклюжий. И он никогда не плакал тихо. Даже в младенчестве голос у него был оглушительный.
– Я знаю. - Губы Медлин дрогнули в слабой улыбке. - Не раз слышала собственными ушами.
Фитцледж тоже улыбнулся в ответ, но, продолжая рассказ, снова погрустнел.
– Думаю, Сесили с самого начала боялась своего сына… но, когда Анатоль стал проявлять необычные таланты, доставшиеся в наследство от Сентледжей, она его возненавидела. Впервые это произошло вскоре после того, как мальчику исполнилось два года. Зимним утром, когда Линдон, к несчастью» уехал по делам поместья, Анатоль заставил своих игрушечных солдатиков летать по детской, как снежинки в метель. У Сесили случилась истерика. Она… она выволокла малыша из комнаты и заперла в привратницкой.
– В привратницкой? -Медлин была потрясена. - Зимой? Это ведь просто старая каменная башенка.
– В том-то и дело. Когда я обнаружил Анатоля, он сидел там в углу, скорчившись от холода и с закрытыми глазами. Мне пришлось долго уговаривать его, прежде чем он решился открыть глаза. Он думал, что если откроет, то опять сделает что-то плохое.
– Он, должно быть, и сам испугался.
– Конечно, но Сесили невозможно было убедить в этом. Она вела себя так, словно Анатоль - сам дьявол. Мальчика навсегда изгнали в привратницкую, и только Люциус Тригхорн присматривал за ним.
– И его отец допустил такое? - нахмурилась Медлин. - Сам Сентледж, он должен был знать, что мальчик ни в чем не виноват.
– Он знал. Линдон любил сына, но жену любил больше. Он надеялся, что Сесили научится принимать ребенка таким, каков он есть. Но примерно в это время Роман лишился матери. Сесили часто брала мальчика в замок Ледж, баловала его, портила, потворствуя в мелочах, что никак не улучшало характер Романа. Думаю, она старалась убедить себя, что злая колдунья подменила ей ребенка, что Роман - ее настоящий сын.
Губы Фитцледжа горестно сжались.
– Линдон не пытался прекратить весь этот вздор. Во многих отношениях он был слабым человеком. Единственное решение, какое он нашел, - пригласить меня в качестве наставника Анатоля, чтобы я научил его быть Сентледжем.
– И вы стали для Анатоля Мерлином.
– Очень плохим Мерлином, - Фитцледж печально покачал головой. - Я Искатель Невест, это предел моих небольших возможностей. Я сделал все, что было в моих силах, но не мог научить мальчика управлять своими необычными способностями.
Слава богу, он как-то научился этому сам. Он был такой живой, такой умный и, несмотря ни что, обожал мать. Когда ее карета проезжала мимо, он бросался к окну, чтобы взглянуть на нее, и, видя тоску на его лице, я чувствовал, что мое сердце рвется на части.
Глаза Фитцледжа подозрительно заблестели. Он остановился, нащупывая носовой платок, и долго сморкался, прежде чем смог продолжать:
– Анатоль пользовался любой возможностью убежать от меня и спрятаться в саду, чтобы увидеть ее. И пока он только смотрел, все шло неплохо, но однажды…
Старик уставился в огонь, предавшись воспоминаниям. Медлин некоторое время хранила молчание, но потом потихоньку подвинулась на краешек дивана.
– Что случилось однажды? - она осторожно коснулась руки Фитцледжа.
– Анатоль хотел подарить ей цветы. Мать отшатнулась от него, и он… он послал ей цветы по воздуху через комнату. От страха она пришла в неистовство и бросила ему в голову хрустальную вазу.
– О боже! - пробормотала Медлин. - Его шрам… боевой шрам.
– Полученный на войне, в которой не должен участвовать ни один ребенок. В битве за любовь собственной матери. В тот день Сесили чуть не убила своего сына.
После этого родственники попытались вмешаться в судьбу будущего хозяина замка. Адриан потребовал, чтобы брат отдал ему мальчика, позволил ему взять Анатоля в море. Из-за этого у них с Линдоном дело едва не дошло до рукопашной, но, в конце концов, Линдон сделал по-своему. Он не мог вынести разлуки с сыном и нашел в себе мужество настоять на том, чтобы Анатолю разрешили покинуть привратницкую и вернуться в свою комнату.
– Это были черные дни, - вздохнул Фитцледж. - Анатоль передвигался по дому как тень, пробирался вдоль стен, боясь снова напугать мать. Несмотря на все его старания, истерические припадки и приступы меланхолии у Сесили случались все чаще, пока не наступил конец. Все, кроме Линдона, видели, что он неминуем. Миледи погибла.
– Она умерла от горя и страха, - задумчиво проговорила Медлин. - Именно так сказал мне Анатоль. Тогда я не поняла. Но теперь…
– Вы и сейчас еще не понимаете, милая Медлин. Сесили Сентледж сама лишила себя жизни. Медлин в ужасе устремила взор на Фитцледжа.
– Однажды ночью она выскользнула из постели и исчезла в саду, направляясь к скалам, что за замком Ледж. И там бросилась в море.
Медлин содрогнулась. Перед ее мысленным взором предстали красота и сила холодных воли, зазубренные обломки скал, усеивающие берег. Но она видела их лишь издали.
Даже сидя здесь, в теплом доме священника, она вдруг чувствовала, как ветер треплет ей волосы, как сильные руки Анатоля обвивают ее, не давая приблизиться к этим коварным высотам.
Только теперь она поняла, почему он запретил ей гулять по саду в одиночестве.
Усталым голосом Фитцледж продолжал:
– Настоящая трагедия состоит в том, что Анатоль увидел смерть матери заранее в одном из своих ужасных видений. Бедный мальчик день и ночь терзался страхом за нее, но не мог заставить отца выслушать себя. Линдон просто отказывался верить. Он был убежден, что Сесили слишком сильно любит его, чтобы покинуть.
После ее смерти Линдон отгородился от всех. И, прежде всего от Анатоля, обвинив мальчика в том, что случилось.
Фитцледж бессильно откинулся на спинку кресла. Впрочем, Медлин и так хорошо знала конец этой истории. Анатоль взвалил на свои юношеские плечи ответственность за замок Ледж и нес ее, пока жизнь его отца медленно угасала. Одинокий мальчик исчез, превратившись в одинокого мужчину.
Медлин знала, что рассказ Фитцледжа долго будет жить в ее памяти, но не повесть о Линдоне и Сесили, об их разрушительной любви друг к другу. О сыне, которого принесли в жертву этой любви.
Фитцледжу не было нужды рассказывать ей о неотступной печали, о пустоте жизни Анатоля. Она впервые увидела это воочию, вглядываясь в нарисованный им портрет, и с тех пор видела множество раз в исполненной печали глубине его глаз. Но никогда прежде она не понимала этого во всей полноте.
Отчуждение, отверженность… Должно быть, этого Анатоль страшился больше всего. Со стыдом и ужасом Медлин поняла, что именно так она и поступила с ним этой ночью. О боже, что она натворила? Она оказалась ничуть не лучше полубезумной Сесили Сентледж.
Медлин отбросила покрывало.
– Мистер Фитцледж, я… Я должна отправиться домой.
Услышав ее слова, старик вздрогнул и побледнел.
– В Лондон? Но, Медлин, конечно, после всего, что я вам рассказал…
– Нет, не в Лондон. Я возвращаюсь в замок Ледж. - При мысли об этом сердце у нее затрепетало, но она решительно поднялась.
И покачнулась, но Фитцледж вскочил и поддержал ее.
– Милое дитя, не надо! Вы еще не оправились, да и на дворе совсем темно.
– Но я должна видеть Анатоля!
– Едва ли вы его найдете.
Медлин поняла, что старик прав. И раньше в тяжелые минуты Анатоль всегда скрывался в каком-то тайном убежище. Она не знала, где оно, но внезапно у нее возникло чувство, что Фитцледж знает. Маленький священник старательно прятал от нее глаза.
– Куда мог пойти Анатоль? - мягко спросила она. - Я уверена, что вы знаете, мистер Фитцледж. Скажите мне, прошу вас.
Фитцледж отступил, пропуская ее.
– Не думаю, что это разумно, - пробормотал он.
– Почему? Вы сами сказали, что он не причинит мне никакого вреда. Не стоит без нужды защищать меня.
Фитцледж наконец поднял глаза, и Медлин увидела в них сожаление и печаль.
– Я пытаюсь защитить вовсе не вас. Моему молодому хозяину выпало в жизни предостаточно боли. Вы можете обещать, что, встретившись с ним, снова не обратитесь в бегство?
Медлин принялась было уверять его, что, конечно же, сможет, но ее обеты захлебнулись и иссякли под проницательным взглядом старика. Все свои сомнения она увидела отраженными и увеличенными тысячекратно в голубых глазах Фитцледжа.
Хотя он смотрел на нее с обычной добротой и мягкостью во взгляде, ясно было, что Искатель Невест утратил веру в нее.
Медлин снова откинулась на подушки. Фитцледж укутал ей ноги одеялом.
– Медлин, пока вы не почувствуете, что полностью отвечаете за себя и уверены в себе, вам лучше остаться здесь. Я пойду и поищу Анатоля. Мне не раз приходилось это делать, когда он был ребенком. А вы… постарайтесь отдохнуть, а там, если богу будет угодно, я найду способ поправить дело.
Он коснулся губами ее лба, неловко потрепал по плечу. Оставив Медлин, он накинул плащ, но, как только закрылась дверь, священник удрученно опустил голову, и на лице появилось выражение безнадежности, которая никак не могла бы утешить Медлин.
Пытаясь следовать его совету, она улеглась на диване, но сон не шел. Она не сводила глаз с окон и увидела, как пробиваются сквозь тьму первые проблески рассвета.
Где Анатоль? О чем он думает, что чувствует? Презирает ее за трусость? Ненавидит за то, что она убежала?
Нет, подумала Медлин, он бы никогда не позволил себе этого. Судорога сжала ей горло. Анатоль боялся, что она отвергнет его, обречено ждал этого, но никогда не станет ее винить. Наверное, и сейчас он, обезумев от тревоги, гадает, куда она девалась.
Она понимала, что, даже умирая, Анатоль полз бы за ней, пока не убедился бы, что она вне опасности. Сентледжи заботились о своей собственности.
А Медлин принадлежит ему. Разве не сказал он, что чувствует каждый ее вздох, каждое биение сердца, постоянно ощущает ее присутствие? Где бы он сейчас ни был, ему известно: она в безопасности.
Когда он впервые рассказал об этой способности, Медлин стало страшно, она почувствовала себя оскорбленной, словно самое сокровенное оказалось под угрозой. Теперь же сознание того, что Анатолю всегда известно, где она и что с ней, странным образом успокаивало, словно Медлин укрывала теплая пола мужнина плаща. Их разделяло расстояние - ну и пусть, она никогда больше не будет одинока.
Но все невыносимей было думать, что он сейчас страдает - один, без помощи. Она слишком сильно любит его… Любит.
У Медлин замерло сердце. Никогда прежде эти слова не слетали с ее губ, даже мысленно она не произносила их. Даже там, на холме, у подножия волшебного камня.
И все же это слово давно жило в ее душе, было частью ее самой, тем, что она знала всегда. Каков бы ни был Анатоль - нет, именно потому, что он был таков, она любит его. И если бы хоть раз она прислушалась к голосу не разума, а сердца - поняла бы это гораздо раньше.
Медлин выпрямилась и пробормотала:
– Вы не ошиблись, мистер Фитцледж. Может быть, я глупо себя вела, но я и вправду та женщина, которой суждено любить Анатоля Сентледжа. И сейчас я нужна ему.
Но что она могла сделать? Как найти Анатоля без помощи Фитцледжа, который давно уже ушел? Если бы у нее была хоть частица способности мужа простирать разум и ощущать чужое присутствие! Если бы она только могла получить часть его силы…
И тут же чей-то тихий голос напомнил, что однажды это уже случилось.
Меч.
Нет! Медлин содрогнулась при одной мысли о том, чтобы снова испытать на себе таинственную магию древнего оружия. И все же… Ее трусость и так дорого стоила и ей самой, и Анатолю.
Заставив себя подняться, она, с трудом передвигая ноги, стала искать меч. Нетрудная задача в таком крошечном домике. Мистер Фитцледж прислонил меч Сентледжей к столу в прихожей и попытался замаскировать сверкающий кристалл на рукояти, надев на нее розовую с оборками шляпку Эффи.
Несколько мгновений, которые показались Медлин вечностью, она смотрела на оружие, собираясь с духом. Наконец она приблизилась к мечу с душевным трепетом, какой, должно быть, испытывал король Артур, когда брал в руки Эскалибур. Вытерев о юбку вспотевшие ладони, она взялась за рукоять дрожащими пальцами, трепеща, словно ожидала, что оружие вспыхнет, как молния. Она была готова выпустить меч в любое мгновение, как только заметит малейший признак опасности.
Она осторожно подтащила меч к камину, держа его так, чтобы рукоять, увенчанная кристаллом, оставалась в ее ладони. Хотя в доме больше никого не было, Медлин бросила опасливый взгляд через плечо, и сама подивилась собственной глупости.